Кукловод. Кровь Солнца

12

— Что вы на это скажете, Халиф? — Отзвуки недавнего веселья еще бурлили в голосе Сергея Прокофьевича и, к удивлению Халифа, веселье было искренним. Он поднял глаза на шефа и тот вдруг понял, что в комнате, где только что на разные лады заливались смехом самые разные люди, Халиф даже не улыбнулся. Сергей Прокофьевич моментально настроился на серьезный лад.

— Я скажу, Сергей Прокофьевич, вот что, — начал Халиф.

Предшествовало этому разговору следующее. Ровно за неделю до первого захода Рамон взял телефон, позаимствованный у искалеченного негра, и позвонил по самому, как он выяснил тогда, главному номеру в списке чернокожего Сильвера.

Телефон в кармане Сергея Прокофьевича, любившего неопасный юмор и неопасные для него шутки, заиграл в кармане известную мелодию из старого сериала «Рабыня Изаура» — именно она стояла у него на номере чернокожего торговца кокаином. В комнате, где он и сидел в кресле, во главе длинного темного стола натурального дерева, находилось еще пять человек, родственных ему по профессии, а проще говоря, руководители среднего звена, совершенно седой и необычайно бледный человек, сидевший не за столом, а в углу, сбоку от кресла хозяина, а также Халиф, спокойно сидевший от Сергей Прокофьевича справа и пивший чай.

Встреча носила рабочий характер, а на повестке стоял и вопрос, разумеется, о странном мордобойстве, внезапно обрушившимся на их подчиненных. Странная эпидемия, казалось, стихла, о чем не преминул упомянуть Сергей Прокофьевич Халифу, а тот лишь отрицательно покачал в ответ головой, не сказав ни слова. Он мог себе такое позволить, так как среди людей недалеких слыл человеком, хоть и не от мира сего, но вызывающим некоторый подсознательный страх, а у людей сведущих, которые, собственно, тут и пребывали, пользовался слишком большим уважением, и ценность его была неоспорима.

Тут-то и запела трель благородная «мобилка» Сергей Прокофьевича, тот досадливо, знаком, попросил людей помолчать и нажал на кнопку.

— Включите громкую связь, — внезапно сказала трубка незнакомым голосом. — Я не собираюсь обзванивать всех ваших ублюдков, что сейчас сидят рядом с вами.

— Ты, Лумумба, не рехнулся ли там, часом? — Зло спросил Сергей Прокофьевич, — мы тебя не в больницу «Красного креста» свезли, кажется, там должен быть нормальный уход?

— Включите громкую связь, или я и в самом деле, обзвоню каждого по отдельности. А чтобы лучше дошло, сообщаю, что я звоню со двора привилегированного учебного заведения. Дальше объяснять, или вы все же не зря там пока за главного?

Сергей Прокофьевич соображал, разумеется, моментально. Учебное заведение значило одно — дочь. Его единственную дочь. Он нажал на кнопку и дал громкую связь. Пока он будет слушать, а потом решит, что делать. Чтобы не хотел сказать этот странный человек, он уже знал достаточно много.

— Я бы сказал «Привет по кругу всем достойным», но достойных там нет. Громкая связь включена? Пусть каждый подаст голос. Я знаю, сколько вас там. Быстро. — Приказала трубка. Сергей Прокофьевич кивнул головой и люди в комнате, каждый на свой лад, отозвались, в основном, ограничившись междометиями.

— То, что я скажу, вас рассмешит. Я уверен в этом. Я, скажем так, для того и звоню — дать вам возможность от души посмеяться в последний раз, — голос был спокойный, ровный, слышался в нем некий неуловимый не то акцент, не то легкий дефект речи, пока понять было сложно.

— Говори, — велел Сергей Прокофьевич, — а заодно имей в виду…

— Тихо, тихо, я знаю весь набор про «упавший волос с головы», оставьте его при себе. И усвойте, если еще раз позволите себе обратиться ко мне на «ты», я обижусь и повешу трубку. Совсем. Вам доступна моя мысль?

— Говорите, говорите. Послушаем, — благодушно усмехнулся Сергей Прокофьевич. Но мозг его работал в этот момент в аварийном режиме, главное, что следовало сделать сейчас — не дать вырвать лидерство в этом разговоре даже на миг. Даже при таком сучьем, гнилом раскладе, потом можно будет разобраться. Итак, это он разрешил говорить.

— Прекрасно. Так вот. Ваши тринадцать уродцев получили по заслугам, — гордо сказала трубка.

И тут комната взорвалась тем самым смехом, о котором уже упоминал звонивший, который спокойно пережидал веселье.

— Все хорошо, не стесняйтесь, я разрешил вам посмеяться. Дальше. Я звоню сообщить, что я решил удалить из города весь организованный и особенно опасный криминал. Совсем. Сюда войдут наркотики, работорговля, проституция, торговля оружием, детьми, органами, коррупция в госаппарате и в органах правопорядка. Мне надоело ваше присутствие в этом городе, — отчеканила трубка. — Если опять не все ясно, уточню — я начал войну.

Снова грохнул хохот, смеялись от души, а заодно, что греха таить, давали выход напряжению, поневоле возникшему в начале разговора.

— Прекрасно, нервы у всех в порядке, то есть, шалят. Вам кажется, что это смешно? — Спросила трубка.

— Я думаю, что избиения наших торговцев мы как-нибудь переживем, — снова усмехнулся в комнату Сергей Прокофьевич. — А в чем смысл войны?

— Странно. Я думал, что за угодливость и кумовство продвигают только в госаппарате и в правоохранительных органах. У вас, бандитов, я думал, для того, чтобы занять ваше место, Сергей Прокофьевич, нужен еще и ум. Я же сказал, что мне нужно. Я начал. А вы решайте.

— Но, милый мой… — начал было Сергей Прокофьевич, но его перебил голос в трубке: «Не знаете, как ко мне обратиться? Хорошо. Отвечайте, какой самый плохой день в неделе? В викторине могут участвовать все. Кстати, не старайтесь пробить номер телефона, это телефон вашего Пятницы, который сейчас, как вы только что мне сообщили, пребывает в больнице, а теперь я даже знаю, в какой. Так какой самый плохой день?»

— Понедельник, — негромко сказал сидевший слева от Сергея Прокофьевича пожилой человек, который, хоть и смеялся, но быстрее всех взял себя в руки.

— Папа Понедельник. Так меня зовут. Запомните, — величаво молвила трубка, а в комнате началось уже что-то похожее на истерику, люди смеялись, издавая уже животного характера звуки, махали руками, кашляли, утирали бегущие слезы.

— Папа Понедельник, а вы, мил человек, чего хотите сами в результате войны? — Сергею Прокофьевичу было действительно весело. Учебное заведение? Ради Бога, если разобраться. В помещение просто так не пройти, а дочь он всегда забирает сам. С охраной, разумеется. Дело о битье торговцев сдвинулось — автором этого действа был явно душевнобольной. Стоило посмеяться.

— Мне нужен чистый город. Это мой город, хотя я не люблю его. Здесь останутся воры, проститутки без крыши, хулиганы, торговцы алкоголем без акциза, прочие мелкие деятели в вашей области, но организациям придется уйти. Я даю вам шанс, последний. Вы сворачиваете все свои дела, сдаете товар властям, их же сдаете тем, кого они еще не купили, информация идет в СМИ. Деньги, которые вы нажили и вложили, можете пожертвовать хоть на детские дома, хоть на больницы, хоть на церкви. Не пытайтесь бежать. Не мечтайте меня найти. Не мечтайте, скоро вы начнете это делать, меня купить. Меня нельзя найти, купить или сломать. Вам — нельзя. Или, я вам обещаю, я превращу жизнь каждого из вас в его персональный ад на земле. Да, не льстите себе, я позвонил вам не потому, что вы самая серьезная фигура в городе, просто у вашего маркитанта мавританского происхождения не было других номеров серьезных людей. Слушать ваше гоготание мне наскучило, у меня все.

— Тогда вали на х…! — Искренне закричал Сергей Прокофьевич и трубка коротко запикала.

— Что вы на это скажете, Халиф? — Отзвуки недавнего веселья еще бурлили в голосе Сергея Прокофьевича и, к удивлению Халифа, веселье было искренним. Он поднял глаза на шефа и тот вдруг понял, что в комнате, где только что на разные лады заливались смехом самые разные люди, Халиф даже не улыбнулся. Сергей Прокофьевич моментально настроился на серьезный лад.

— Я скажу, Сергей Прокофьевич, вот что, — начал Халиф. — Это начало войны.

— А я скажу, что мне кажется, вы недовольны своими гонорарами, — строго сказал Сергей Прокофьевич.

— Нет, они меня устраивают. И намеки ваши, Сергей Прокофьевич, просто ни к чему. Я не смелся потому, что он не сказал ничего смешного.

— Да он откровенный псих, — коротко выдавил из себя самый смешливый, некий Алексей Сергеевич, который по сию пору боролся со смехом. Любил он посмеяться, любил поесть и выпить, а еще любил себя самого, на чем его любовь к людям и кончалась. Совсем.

— Вы позволите мне изложить суть проблемы? — Сухо спросил Халиф, обращаясь к Сергею Прокофьевичу.

Тот кивнул. Слово «проблема» Халиф произносил очень редко.

— Так вот. Этот человек совершенно нормален психически, это я говорю, как доктор психологии. Как специалист. Все, что он сказал — чистая правда. И о войне, и о том, что хочет. Кстати, это очень скверно, что он нормален. Будь он психически нездоров, найти его было бы проще — люди с поврежденной психикой живут в своем мире и, совершая свои ходы, которые им самим кажутся тайными и непостижимыми, зачастую сами себя преподносят на блюде. Этот человек живет в мире реальном. Акцент — фальшивка. Он просто отвлек на него внимание. Это человек или коренной горожанин, или из ближайшего региона, во всяком случае — русский или обрусевший с рождения. Ему было совершенно все равно, что вы поднимите его на смех — его цель была оповестить вас, а через вас и всех остальных, что и случится, кто-то сделает это из осторожности, кто-то — чтобы позабавить собеседника. Это тоже факт и его он тоже учел. Далее. Этот человек, как я уже докладывал вам, Сергей Прокофьевич, или от рождения обладает ослабленным инстинктом самосохранения, что вряд ли, как я сейчас убедился, или же способен полностью подавить свой страх. То, что он испытывает к вам — это самая настоящая ненависть, которой он, наконец, сумел приделать лица. Пока что ваше, уважаемый шеф, а также ваши, господа. Далее. Он вряд ли прошел физическую спецподготовку, его боевые навыки в вопросах рукопашной, думаю, не заходят за рамки просто хорошо тренированного человека, не более. Далее. Он амбидекстр, то есть, у него одинаково работают оба полушария головного мозга, способен мыслить как компьютер и одновременно оценить тонкую прелесть чайной церемонии. Он работает по составленному плану, которому следует скрупулезно. Ему свойственен артистизм, скорее всего, он как-то связан с искусством — любым, но вряд ли с боевыми искусствами. У него жесткая установка на самодостаточность, он не претендует на лидерство, но не способен ходить под кем-то. Далее. Скорее всего, в какой-то отрасли он уже преуспел, так что это не отчаянный рывок неудачника. Далее. Он склонен к менторству, но лишь преследуя цель максимально доступно подать материал собеседнику. Еще он предан какой-то неистовой страсти. Цели. На ее алтарь он положит, что угодно. С криминальным миром он не связан, судя лексикону. Он жестокий человек и способен на что угодно, если этого требует ситуация. По его мнению, она требует — началась война. Из того, что я изложил, и из того, что он сказал, я заключаю, что у этого человека есть какое-то средство. Оружие, если угодно, одинаково хорошо работающее как среди вас, так и среди чиновников, правоохранительных органов и вообще, полагаю, кого угодно. Это не снайперская винтовка и не компромат — на каждого, из здесь присутствующих, компромата столько, сколько у каждого, из здесь же присутствующих на тех, кто должен с ними бороться. Я просил вас, Сергей Прокофьевич, чтобы вы распорядились по цепи организовать наблюдение за потерпевшими торговцами. У меня пока все.

— Опий, — негромко обратился Сергей Прокофьевич к седому и бледному человеку, который тоже не смеялся, пока остальные развлекались с позвонившим юродивым.

— Ничего. Друзья, женщины, родня — это те, кто навещает находящихся в больницах. Клиенты, приятели, покупатели случайные, разовые, проститутки, полиция, что состоит на окладе у вас и попутно собирает с них на хлеб с маслом, те же друзья, женщины, родня, — тихо, бесцветно процедил тот, кого назвали Опием. — Прослушка ничего не дала, никого, кто был бы нам интересен. Я провел опрос по вашему приказу — никто из них не видел в последнее время возле себя кого-то слишком любознательного или часто появляющегося, или просто одного и того же человека.

Сергей Прокофьевич прикрыл тонкие веки, молча задумался, машинально достал из пачки сигарету, сидевший слева Алексей Сергеевич любезно щелкнул зажигалкой, шеф кивнул, благодаря, и глубоко затянулся. В комнате воцарилась тишина. Как ни были эти люди сильны в своей сфере, которую сами и создали, борьба с человеком, который преследовал столь непостижимые и нереальные цели, их озадачила. Не напугала, нет. Трусов среди них не было. Озадачила.

— Если вы уверены, Халиф, в вами сказанном, то что вы посоветуете, как специалист по загадкам? — Сухо спросил Сергей Прокофьевич.

— Или вступать в войну с человеком, обладающим неведомым нам оружием, неведомо на что способным, или же принять его условия, — ответил Халиф, ждавший этого вопроса.

— Это исключено, — так же сухо ответил Сергей Прокофьевич, слегка пожалев, что вообще пришлось это произносить. — Исключен второй вариант, я имею в виду. Меры?

— Пока что не снимать наблюдения с потерпевших торговцев, вот все, что можно предложить. Если вы не намерены капитулировать сразу, а этого я не ждал, то смысла даже временно прекращать ваш бизнес, нет никакого, — отвечал Халиф.

— Очень хорошо. Будем ждать. Работаем по-прежнему, ждем, смотрим. Расход, — завершил вече Сергей Прокофьевич и отпустил собравшихся, махнув рукой.