Это был обычный и ничем не примечательный двор в обычном и ничем не примечательном спальном районе, и все вокруг было привычно по-питерски серым. Кристина припарковала машину на свободном месте, между двумя такими же китайскими консервными банками с непроизносимыми для обычного русского человека названиями, заглушила двигатель и открыла водительскую дверь.
— Вы идете, Георгий?
— Конечно.
Она ввела цифровую комбинацию, отпирающую тяжелую металлическую дверь подъезда, которые принято устанавливать в неблагополучных районах, и мне в нос ударил резкий запах сырости и кошачьей мочи, причем второй ингредиент в этой смеси явно доминировал. Под лестницей стояла и пропитывалась этими запахами новенькая детская коляска, судя по розовому цвету, для девочки. Сомнительное решение, но, наверное, лучшее из возможных, если у молодой матери нет физической возможности поднять коляску в свою квартиру в отсутствии лифта. Снаружи-то ее точно украдут.
Ступени лестницы стали покатыми из-за времени и бесчисленного количества шагов. Мы поднялись на третий этаж и Кристина остановилась перед обычной дверью из обитой дрянным дерматином фанеры. Звонок отсутствовал, так что она просто постучала по двери миниатюрным кулачком, и если это и был кодовый стук, то какой-то очень уж примитивный.
За дверью послышались шаги, не сказать, чтобы очень тихие, а я задумался о том, как могло бы выглядеть сопротивление в моем родном мире. Неужели так же убого?
И могло ли в моем родном мире вообще возникнуть подобное сопротивление?
Разумеется, я не говорю о всевозможных тайных обществах, в которых в то или иное время состояло, наверное, все аристократическое сословие. Я и сам побывал на паре тайных собраний, когда волочился за девицей из дома Шереметьевых, и только прискорбная скоротечность нашего романа помешала мне стать полноценным членом организации. Молодых аристократов скорее привлекал романтический образ, этакий ореол бунтаря и мятежника, и никакого истинного желания перемен за всем этим, разумеется, никогда не стояло. Дань моде и ничего более.
Про заговоры в среде старших аристократов мне ничего неизвестно, потому что меня в те круги не приглашали. Наверняка там существует что-то подобное, какие-нибудь скрытые от посторонних взглядов союзы, но что там происходит на самом деле, знают только участники этих союзов и руководство императорской службы безопасности, которая, как известно, всегда на страже. Самой нашумевшей историей был так называемый «заговор князей», случившийся во времена молодости моего папеньки и чуть не стоивший нам всем дедушки, но до сих пор доподлинно неизвестно, был ли это реальный заговор или провокация и постановка спецслужб, решающих при этом совершенно другие задачи, большая часть которых вообще могла находиться за пределами страны.
Что же касается низовых организаций, то, я полагаю, шансов у них не было. Политическая система в моем родном мире сложилась достаточно давно и с тех пор продемонстрировала свою крайнюю устойчивость. Военная аристократия, существование которой вызывало недовольство плебса в мирные времена, во времена неспокойные превращалась в щит империи, принимающий на себя удары внешних врагов, и даже самые пламенные революционеры называли ее «необходимым злом», призывая к реформам, порой даже чрезмерно радикальным, но никак не к полному ее упразднению.
Кроме того, я думаю, что если господствующий класс возник задолго до рождения очередного поколения революционеров, то им гораздо труднее увлечь за собой народные массы, которые по большей части просто привыкли к существующему положению вещей. К тоже же, господствующий класс моей родной империи принадлежал к тому же этносу, что и весь остальной народ, и даже в худшие времена не воспринимался, как иностранные оккупанты, зачастую даже и по-русски не говорящие.
Так что, наверное, в этом мире сопротивление, несмотря на свою жалкость и ничтожность, именно сейчас переживало свой расцвет, находилось на пике своей формы. Дальше будет только хуже, массы будут становиться все более инертными по мере того, как будет уходить поколение людей, которые застали другие времена и реально знающих, что все может быть иначе.
Но если доверять полученной от Сэма информации о грядущем конце света, то мы вряд ли узнаем, как оно там могло бы сложиться, просто потому что человечество столько не проживет.
Это не говоря уже о том, что конкретно этой ячейке сопротивления уже явился вестник смерти.
Дверь открылась. На пороге возник худощавый мужчина средних лет, одетый в довольно потрепанный коричневый костюм-двойку. Узел галстука был ослаблен, воротник расстегнут, на щеках виднелась двухдневная щетина, туфли давно нуждались в чистке… Одним словом, вид у человека был довольно непрезентабельный.
Еще у него был пистолет в плохо скрытой пиджаком кобуре, но даже это не делало его опасным в моих глазах. Он не был похож на человека, который может принимать решения, но, может быть, он окажется тем человеком, который хотя бы способен озвучить условия сделки.
Иначе все это вообще не имеет смысла.
— Входите, Георгий, прошу вас, — сказал он. — Или, может быть, мне лучше говорить «поручик»?
— Если вы не готовы обращаться ко мне «ваше благородие», то давайте остановимся на именах, — сухо сказал я. — Имя вы можете использовать любое, какое пожелаете.
— Тогда я буду использовать имя, данное вам при рождении, — он натянуто улыбнулся и еще раз махнул рукой, приглашая меня войти.
— А вас как зовут? — спросил я.
— Глеб, — соврал он.
Я шагнул вперед и оказался в тесной прихожей, причем стала она такой отнюдь не из-за обилия мебели. Конспиративная квартира сопротивления была обставлена в стиле необходимого минимализма, из которого выделялся, разве что, огромный вычурный шкаф, стоящий в полуметре от входной двери.
«Там сканер», — сообщил Сэм. «Они проверяют нас на наличие „жучков“».
Выходит, шкаф тоже был необходим и являлся частью защитного периметра, хотя, на мой взгляд, с поисками следящих устройств они немного запоздали. Это надо было раньше делать, еще в автомобиле.
А сейчас это так же несвоевременно, как и бесполезно, метку Ван Хенга они своими приборами обнаружить не в состоянии. Да и какой смысл проверять меня сейчас, когда я уже здесь?
Разве что отсюда мы должны отправиться на какой-то более засекреченный объект.
«Кристина» осталась в подъезде, поскольку внутрь ее никто не приглашал. Видимо, она была курьером и ее функции на сегодня уже были выполнены.
Мы прошли в комнату, где стояли стол и два оставшихся от предыдущей эпохи кресла. Глеб сел в одно из них и положил себе на колени планшет. Я устроился во втором.
Окна комнаты выходили во двор, но светлее от их наличия не становилось. Разве что серость, просматривающаяся через запыленное стекло, была несколько другого оттенка.
— Что ж, я рад нашему знакомству, Георгий, — сказал Глеб. — Позвольте мне задать вам несколько вопросов.
Я промолчал. Это его территория, пусть он и делает первые ходы.
— Чем вы занимались последний год, Георгий? Как его провели?
— Нет, — сказал я.
— Нет? Что именно «нет»? Против чего вы протестуете?
— У меня нет ни желания ни потребности вести с вами светские беседы, — сказал я. — Вам что-то от меня нужно, так расскажите, что именно и огласите цену. Играть в лучших друзей нужно было год назад. Теперь сугубо деловые отношения.
— Понимаю ваши чувства и не могу выразить, как я сожалею, что год назад наши московские коллеги приняли это жестокое и несправедливое решение, — заявил Глеб. — Более того, хочу вам сообщить, что несмотря на то, что все мы уважаем нашего коллегу, которому пришлось решать в жесткой стрессовой ситуации, даже не весь московский офис разделяет его позицию…
Офис, коллега, жесткая стрессовая ситуация… Мы не проговорили и двух минут, а я меня уже появилось ощущение, что они пытаются превратить партизанское движение в новомодный стартап. Интересно, пьют ли они на своих сходках лавандовый раф?
Детский сад, короткие штанишки. Если это и есть средний уровень сопротивления, то кроме напророченного Сэмом апокалипсиса империи цинтов ничего не угрожает.
— Я понимаю, что вам пришлось пройти через многое, — продолжал Глеб. — И не ставлю цели лезть вам в душу. Просто… мы пытались найти вас уже довольно долгое время, около полугода, наверное, а обнаружили только вчера, и то благодаря счастливой случайности. Поэтому и хочу понять, что мы делали не так.
«Держу пари, Ван Хенг несколько месяцев потратил на подготовку этой счастливой случайности», — сказал Сэм.
— Допустим, — сказал я им обоим. — Как там Нурлан поживает?
— Он перешел на работу в другой город, — сказал Глеб и многозначительно подмигнул, давая понять, что это был не личный выбор бросившего меня в канализации казаха. Впрочем, мне было не особенно интересно. Я спросил лишь потому, что Глеб мог ждать этого вопроса.
— Рад слышать, что у него все хорошо, — безразлично сказал я. — Зачем вы меня искали?
— Нам нужна ваша помощь. Взамен мы готовы помочь вам, чем только сможем.
— Какого рода помощь? — спросил я. — И, предупреждаю сразу. Если вы начнете отвечать общими фразами, я встану и уйду отсюда, и вам потребуется еще около полугода или больше, чтобы снова меня найти.
— Не хотелось бы рассчитывать на очередную случайность, — сказал Глеб, выдавив некое подобие улыбки.
Было заметно, что он нервничает. Он боялся провалить свою миссию, в чем бы она ни заключалась, и еще он боялся меня. И правильно делал.
Я мог бы убить его еще до того, как он сообразит, что происходит, даже не используя энергетическое оружие, предоставленное мне демоном из другого мира.
«Здесь есть кто-нибудь еще?» — спросил я Сэма.
«Два человека в квартире сверху, один — сбоку. Полагаю, что это не группа поддержки, а просто соседи. Снизу никого. Девица, которая нас привезла, ждет в подъезде».
Глеб истолковал мое молчание по-своему и стал нервничать еще больше.
— Боюсь, что от некоторого количества общих фраз все равно не обойтись, — сказал он. — Мне придется их использовать, потому что я не владею технической стороной вопроса, и я прошу вас отнестись к этому с пониманием.
— Я постараюсь, — пообещал я, размышляя, какое место мог занимать Глеб в иерархии местного повстанческого движения. Если бы речь шла о моем родном мире, то он вне всяких сомнений проходил бы по разряду «кого не жалко». Но здесь, раз уж ему доверили столь важную миссию, он должен был принадлежать к звену не ниже среднего.
— Мы отдаем себе отчет, что в текущей ситуации не обладаем силами и средствами нанести империи цинтов стратегическое поражение, — сказал он, сильно преувеличив их силы и средства, которых и для противостояния на тактическом уровне было явно недостаточно. — Поэтому мы решили пойти другим путем. Несколько последних лет наш питерский филиал посвятил себя одному весьма перспективному проекту, который столкнулся с определенными сложностями уже на завершающей стадии, и для преодоления этих сложностей нам и нужна ваша помощь.
Мне стало скучно, и развлечения ради я попытался угадать «мирную» профессию Глеба. Точнее, его профессию, не имеющею отношения к организации, которую он здесь представлял.
Военный? Сразу нет. Выправка, внешний вид и некая общая расхлябанность его движений свидетельствовали против. Ученый? Слишком много общих фраз и расплывчатых формулировок. По той же причине он не учитель, если он возьмется что-то кому-то объяснять, то с его манерой излагать мысли в академический час он точно не уложится.
Чиновник? Конторский клерк средней руки? Может быть, что-то по коммерческой линии?
— Именно моя помощь? — уточнил я.
— Именно ваша, — сказал он. — Видите ли, наши специалисты построили некий механизм, и для того, чтобы перейти в стадию решающих испытаний, этим нашим специалистом нужно запитать его энергией ци, а вы — единственный носитель такой энергии, который может согласиться на подобное сотрудничество.
Здесь он был чертовски прав. Вряд ли кто-то из цинтов согласился бы им помочь в нелегком деле борьбы с собственной империей. Но что же это за механизм, требующий подпитки ци? И как, черт побери, они умудрились его построить?
«Тебе что-нибудь известно о подробных механизмах?» — спросил у я Сэма. «Что они могут делать?»
«Я мог бы набросать сотню вариантов, но пока мы не окажемся вблизи, чтобы оценить его характеристики и масштабы, все это будет гаданиями на кофейной гуще, не более».
«Так уж и сотни?»
«Ты вообще помнишь, кто я такой? Наш народ успел забыть больше технологий, чем вы успели изучить. И когда я говорю „вы“, я имею в виду оба ваших мира, и может быть, еще несколько в придачу».
Демоны бывают довольно заносчивы.
— Что делает этот механизм? — спросил я, надеясь получить ответ хотя бы здесь.
Разумеется, надежды мои остались тщетными. Глеб смущенно улыбнулся и завел руками.
— Боюсь, что я не обладаю необходимыми компетенциями, чтобы правильно это сформулировать, — сказал он. — Но если вы позволите мне некоторую вольность, то я скажу, что он создает мосты. Метафизические, разумеется. Перемычки, соединяющие это место и время с другим… Но, как вы понимаете, это только теория, потому что на практике нам нужны вы, чтобы узнать точный ответ.
«Похоже, они пытаются создать идеальную штуку, чтобы ускорить конец света», — заметил Сэм.
«Хочешь сказать, что наш долг — их остановить?»
«Нет, просто констатирую факт. Решение все равно принимать не нам, а Ван Хенгу».
Которому об угрозе конца света вообще ничего неизвестно. И если он узнает об этой штуковине и захочет сыграть в свою игру… То мне все равно останется только стоять в стороне и наблюдать, как все летит к черту. Потому что на данной стадии розыгрыша я ему не соперник.
Неужели местный филиал сопротивления пытается построить портал, который сможет связать этот мир и мир Сэма, из которого цинты черпают свое могущество? С военной точки зрения, это не лишено логики. Использовать против цинтов их же оружие и, может быть, попробовать отсечь их от источника.
Проблема только в том, что заточка этого меча требует много времени, и у цинтов огромная фора. Даже если с моей помощью этот механизм и заработает, создать армию, сравнимую с армией цинтов, нам все равно не успеть.
Да и невозможно создать такую армию втайне, а значит, цинты разгромят сопротивление еще на первом этапе. Как только о нем узнают.
Но даже этот сценарий совершенно не реален, потому что не учитывает Ван Хенга, который может вмешаться в него в любой момент.
— Вижу, что вы удивлены, — сказал Глеб. — И вполне понимаю ваши чувства, потому что и сам испытал нечто подобное, когда меня посвятили в суть этого проекта. Что скажете, Георгий? Вы заинтересованы? Вы в деле?
— Это зависит от цены, — сказал я.
Его улыбка несколько поблекла, словно он не ожидал, что я стану торговаться. Видимо, по их замыслу, я должен был вызваться добровольцем, как только услышу их предложение.
Ведь они считали, что я должен разделять их взгляды. Но даже если бы в этом уравнении не было Ван Хенга и обязательств, которыми я с ним связан, я бы все равно не согласился выступать на их стороне из чистого альтруизма.
Бесплатных завтраков не бывает.
— Что ж, давайте поговорим об оплате, — сказал Глеб — Мы готовы предоставить вам безопасность. Новую личность, новые документы, пластическую операцию, если потребуется. Мы готовы предоставить вам надежное убежище, где никто не сможет вам угрожать, мы можем обеспечить вам стабильность и уверенность в завтрашнем дне…
— Нет, — сказал я.