Игнат
У нее черные глаза, бездонные и тягучие как сам мрак. Как же часто смотря в них, я тонул, как в самой пожирающей тьме. В них нет ничего особенного, они простые, как и она, но взгляд цепляется.
В ней есть что-то такое, что заставляет сердце ускорить темп.
– Почему? – спрашивает она, но я тоже хочу задать себе этот вопрос.
Почему я не могу спокойно на нее смотреть? Почему не могу просто оставить в покое и отпустить? Почему она попыталась меня убить на самом деле? Дело ведь не в Самородке и Вальтере, ради них она бы так не поступила. Почему, когда я попытался открыть ей сердце, она меня просто отшила? Может она и правда не любила? Если так, то, что это за взгляд, которого я раньше не видел?
Поджимаю губы, не в силах оторвать от нее глаза. Страшная, как и в нашу первую встречу. Волосы спутаные, грязные, в них даже застряла паутина и какое-то пёрышко. Платье не по размеру, висит на груди. Под платьем штаны и широкие сапоги, в которых блестит семейное добро Трутов.
Она обворовала меня. Снова. Только в этот раз ей понадобилось всего лишб одно тихое «почему», чтобы своровать у меня чуть больше, чем семейные ценности.
Чувствую себя таким дураком, каких свет не видывал. Когда она закричала, я этого не ожидал, настолько, что даже на мгновение испугался. Серьёзно, я испугался за великаншу, которой все нипочем. Сомневаюсь, что с ее наследственностью она хоть раз была на грани жизни и смерти. Великанша беззаботная, одуревшая от своей силы и полной безнаказанности чертовка, возможно именно поэтому она мне так нравится. Но, честное слово, когда она закричала, а затем ударила меня, я впал в ступор. В этот раз от ее пощечины мне даже голову не снесло, просто обычная женская пощечина. Максимум от нее до сих пор жжет щеку, и это все. Зная великаншу, я ожидал не такого, видимо поэтому хотел поскорее закончить ее общение с матерью. Она удивила меня, снова, как на балу. Ее слова, поступки и чувства так отличаются от того, что она нож мне в сердце всадила. Одно «почему» и почти зажившие раны открыла, я ведь не собирался снова вестись на любые её слова и поступки. Пусть не все из ран нанесла она, но некоторые из них почти заживила. Упираю руками в бока, мне казалось она моё лекарство, спасение от проклятия, но, похоже, излечение не стоило своей цены. Она новое проклятие, которое я просто не могу отпустить, потому что от него совершенно точно нет лекарства.
Говорю то, что должен, даже зная, что так только раззадорю ее. Даже не думаю, что мои слова о казни вызовут у нее что-то кроме смеха. Она все ещё считает себя сильнее всех на свете, и мне хочется обратное доказать.
– Игнарешнар! – влезла мать, как это она обычно делает. – Ты что такое говоришь? Сын, ты что такое говоришь? Что вообще здесь происходит?
Не хочу ей отвечать, она, как и Серафима, лишние здесь. Мне нужно поговорить с великаншей, но не уверен, что наш разговор не разрушит этот дом до основания. Да какое мне дело до этой клетки, это место давно перестало значить для меня хоть что-то.
– Мама, не лезь, – прошу у матери, при этом знаю, что это бесполезно.
Матушка очень хочет разобраться, что здесь происходит, но правда в том, что я и сам не знаю. Раньше думал, что как только увижу, сразу пойму, что с ней делать, но это не так, я не знаю. Единственное, в чем уверен – я не могу ее просто так отпустить.
– Ну, давай, – вдруг говорит великанша, совсем другим голосом и нечитаемым взглядом.
Она делает шаг ко мне, улыбается так, что замирает сердце. Улыбка все та же, жуткая от зубов-клыков, но вот глаза. Глаза грустного клоуна, полны боли и печали. От этого взгляда не по себе куда больше, а потом она прижимается ко мне и говорит, чтобы я убил ее и сестру Скота. Не могу понять, что это за взгляд, он отвлекает от слов, отчего смысл доходит до меня не сразу. Убить? Она вонзила мне нож в сердце, за такое убивают, а не бросаются в погоню, забыв обо всем на свете. На что я рассчитывал, оставляя ее в тюрьме, из которой она все равно бы сбежала? Почему просто не убил ее?
Она заставляет меня наклониться, в который раз прогнуться под ее желания, и я слушаюсь, точно ее раб. Великого последнего некроманта обманула мнимым поцелуем какая-то сумасбродная великанша и отбила мне колокольчики вместе с гордостью. Странно, что мама не хохочет надо мной, а спрашивает, как я. Хотя это же моя мать, даже в этом вопросе звучат нотки «я же тебя предупреждала».
– КЛАРА!!! – полный ярости, гнева и боли крик заставляет горло болеть.
Как же больно-то, чёрт! Не помню ни одного противника, который опустился до такого, но все равно понимаю, что это я ещё легко отделался. Мне даже силы некроманта не нужны, чтобы исцелиться. Странно, почему она не бьет меня со всей силы? Да и дом до сих пор цел, а ведь зная мою матушку, сложно поверить, чтобы она не оскорбляла вспыльчивую великаншу. Иногда мне даже казалось, что матушка не может и минуты протянуть, чтобы кого-то не оскорблять и не поучать как ребенка.
Она убегает, моя великанша просто убегает от меня снова, вместо того, чтобы сражаться со мной, как раньше. Чувствую ярость от того, что она все равно пытается убежать, но знаю – не отпущу, но только до того момента, когда пламя обвивает моё тело, а она выглядывает из-за дверей и улыбается.
Я заколдован, опьянен ею. Несколько раз моргаю, пока она не исчезает с виду, вытянув Скот на улицу.
– Сын, огонь не слушается тебя, – слегка шокировано выдает мать, пока я смотрю на свою руку.
– Я знаю!
Пальцы подрагивают, как и огонь, от той каши, что сейчас в моей голове. Эта ее улыбка напомнила мне нашу первую встречу, как и ее самоуверенное поведение, и удар по моему самолюбию. Вот только в этот раз что-то не так, словно я чувствую что-то ещё. Затыкаю странную мысль, что появилась у меня в голове и иду за ней следом. На моих губах злорадная ухмылка, она не сможет убежать от меня здесь, в самом сердце владений некромантов. Мои предки, слуги, восстают из могил и тормозят великаншу точно так же как обычный снег во дворе. Вот никогда бы не подумал, что суровую и сильную великаншу может остановить какой-то снег. Выхожу во двор, где моя армия уже наставляет оружие на великаншу. Есть чувство, что она выкинет что-то эдакое, разнесёт все здесь.
– Великанша, – зову ее, почти физически ощущая ненормальную тягу к ней.
Рассвет начинается на горизонте за ее спиной, заставляет грязные волосы блестеть точно живые змеи. Кожа на лице ещё более бледная, а круги кажутся ещё темнее. Из нее будто бы высосали всю жизнь, но она все равно осталась такой же восхитительно обворожительной великаншей.
– Надо же – цел, сейчас исправлю!
Усмехается с ироничной ухмылкой, вызывая желание спалить ее к чертям, что я и делаю, назвав ее по имени. В который раз убеждаюсь в том, что пламя не палит ее, просто не может причинить ей вред. Даже огонь не может причинить ей зло, а она может и причиняет его мне. В этих глазах что-то есть, они притягивают меня, как и тонкие пересохшие губы. Я хотел их поцеловать с первого же мгновения, как она заговорила, то ли, чтобы заткнуть, то ли потому, что соскучился по нашим поцелуям.
Единственное, что меня останавливает – это гордость, которую она растоптала. Уговариваю себя, что так я тоже ее наказываю, когда касаюсь ее губ своими. В зеленом цвете она прекрасна, в моем огне, в моих объятиях и ни в чьих больше. Меня как будто засасывает в прошлое, и я не в силах оторваться, мне хочется большего. И так не одному мне, когда поцелуй заканчивается, она тянется за ещё одним, даже не замечая этого. Моя, даже если ее противный язычок говорит обратное, тело-то не обманывает. Хочу доказать, что ей некуда бежать, потому забираю огонь, позволяя ощутить холод этого морозного утра.
– Ну и куда ты уйдешь от меня, – прижимаю к себе, любуясь ее растерянным взглядом, – голая?
Моя очередь удивлять ее, вот только знал бы я сам, что творю. Я назвал ее своей невестой, чтобы потом растоптать, наказать за то, что вообще посмела назваться моей женщиной. На таких как она, не женятся маги из древних родов, впрочем сомневаюсь, что подобные ей ещё где-либо существуют. Она уникальна, как экземпляр для коллекции, но просто закрыть ее в банку – полное безумие. Но если это единственный способ удержать ее рядом ...
– Я как-то так Яришяра встретила, – влезает в разговор матушка, отчего заставляет закатить глаза. – Ничем хорошим это не кончилось.
Тоже мне сравнила, то, что происходит у меня с великаншей, и свой роман на одну ночь с эльфийским принцем. Какой позор, она наверняка рассказала им о моем постыдном родстве с эльфами. Попробуй теперь закрой рот великанше, Серафиму же всегда можно на тот свет отправить. Хотя зачем нам сейчас вообще разговаривать о моем так называемом «отце»? Разговоры нам с великаншей всегда только мешали, как и лишние мысли.
– Игнаришнар, ты ещё долго собираешься светить своим голым задом? – уперла руки в бока мама.
– Сколько понадобится матушка, – говорю ей в ответ, даже не оборачиваясь.
Графиня сказала что-то неразборчивое, не смог расслышать что, да и не хотел. Сложно оторвать от великанши взгляд, ей холодно, она дрожит в моих объятиях. Кажется, такой ранимой и беззащитной, как никогда раньше.
Прохожусь рукой по ее плечу и шее и касаюсь щеки, заставляя посмотреть на себя. Она все еще растеряна и будто ждет чего-то от меня. Позволяю огню согреть ее, защитить от холода и частично от меня самого.
– Все ещё хочешь уйти? – немного ухмыляюсь, смотря на ее удивленное лицо.
– А ты хочешь дать мне повод остаться? – слабым голосом спрашивает она в ответ, и моя улыбка исчезает.
– Игнаришнар!!! Живо в дом! Нечего голышом под снегопадом стоять! – кричит матушка с порога так, чтобы я почувствовал себя как в детстве.
– Отсутствие одежды для тебя не повод? – стараюсь не замечать ее серьёзность.
Она смотрит на меня долгим изучающим взглядом, а затем словно что-то решает для себя и через силу улыбается. Что происходит в ее не очень сообразительной голове, даже знать не хочу, но что-то меня это волнует. Такое чувство, что сейчас будет что-то не хорошее, но нет, ничего не происходит.
– Когда это меня останавливало? – улыбается она с такой грустью в глазах, что я не знаю, как ее понимать.
– Действительно, – улыбаюсь ей в ответ, – остановить тебя могу только я.
Она встает на носки, тянется к моему уху, слегка наклоняюсь, чтобы она дотянулась. Знаю, что глупо вот так снова подставляться, но я, похоже, люблю играть с огнем. От нее мурашки по коже и стояк, так что даже немного стыдно. Великанша будоражит только легким касанием груди к моему торсу, когда тянется ко мне и опирается на мои плечи. Чувствую себя глупо, прикрыв глаза от ее шепота.
– Ты ещё ни разу не смог меня остановить, – улыбается она, а затем нагло проводит языком по мочке моего уха.
Сейчас она мне лицо разобьёт или в землю втопчет. А, нет, так сделала бы прежняя великанша. Эта же с легкой улыбкой медленно отклоняется назад и смотрит на меня все теми же грустными глазами. Делаю вид, что не замечаю этого взгляда, потому что на самом деле не готов с ней разговаривать серьёзно.
– Может быть раньше я просто недостаточно сильно хотел это сделать? – улыбаюсь ей, прижимая к себе крепче за пятую точку.
Она вскрикивает, а затем ее щеки покрываются румянцем. Теперь не только мне стыдно стоять голышом на морозе в десяти метрах от своей родительницы. Великанша улыбается, в этот раз, похоже, по-настоящему. В глазах отражаются зеленые огоньки.
– Думаю, твоей маме не понравится, если ты трахнешь меня прямо здесь и сейчас, – довольно грубо говорит она, вызвав у меня улыбку и смех.
О как, вот эта ее перемена действительно неожиданная. Между нами будто исчезла напряженность последнего разговора на балу. Жаль, мы оттягиваем неизбежный разговор, но мне плевать, пока ее все устраивает.
– Это можно принимать за призыв к действиям? – смеюсь, не в силах оторвать от нее взгляд.
Провожу рукой по ее спине, еле ощутимо надавливаю на шею, чтобы поцеловать снова. Она не вырывается, позволяет мне почувствовать, как сильно скучала. Сжимает мои плечи так, что ногти вонзаются в кожу, клыки слегка прикусывают язык у нее во рту. Грудь щекочет мой живот, еще немного и слова про секс прямо здесь и сейчас будут правдой.
– Эй вы, бесстыдники! – кричит, недовольно топнув ногой, матушка. – Живо в дом! Не хватало, чтобы моего внука зачали на морозе!
Ей не стоило этого говорить, она все испортила. Великанша дернулась в моих объятиях, будто бы получив удар в спину. Я не хотел ее отпускать, не так, не сейчас, никогда! Меня остановил ее взгляд, на мгновение в нем я увидел вину, но затем она отвернулась и вырвалась из моих ослабевших объятий. Что за бред, за что ей чувствовать вину? Это же великанша, у нее совести сроду не было!
– Милочка, что ты делаешь? – взвизгнула мама так, вроде мы и правда непристойностями начали здесь заниматься.
Оглянулся на матушку, та несется с какой-то тряпкой наперевес, даже обгоняет слуг с кипой старой одежды. Понимаю, чего она так всполошилась, только когда замечаю, как великанша оступается в снегу. Она же голышом и босиком от меня сбежать надумала! Далеко ей матушка уйти не дала, чуть шубой не прибила.
– Чего ты по снегу голышом носишься? – вопит зло графиня, одевая Клару, как куклу, в дорогую шубу. – Я же говорила, что нечего голышом здесь стоять! Девочка ещё простудится, у нее и так здоровье плохое. Это все ты виноват, мертвецами ее впечатлить захотел, вместо того чтобы магией дверь запереть!
Мама все бубнила, пока я старался задавить желание накричать на нее. Мне понятен ход мыслей матушки, и он вполне логичен для ее целей: не важно, кто мать – главное наследник рода. Но какое ещё плохое здоровье? Да на великанше пахать можно! Снова окинул ее взглядом, от холода дрожит так, что в груди что-то сжимается. Поправка, на ней пахать раньше можно было, сейчас же больше на руках носить хочется. Похоже, не только я так думаю, мать кивнула на дрожащую в одной шубе великаншу.
– Что ты на меня смотришь? – зло уперла руки в бока матушка. – Бери свою невесту на руки, пока я тебя самолично лопатой не прикопала!
Вздохнул, со всей силы давя ухмылку, почему-то меня очень веселит эта ситуация. Один из слуг накинул мне на спину хилое пальто, явно намекая, кто для матушки сейчас важнее. Скрипя зубами, подхватил великаншу на руки, куда бережнее, чем, когда на плечо закидывал.
– Все в дом! – щелкнула пальцами матушка, отзывая армию нежити под землю.
– Знаешь, она начинает мне нравиться, – издевается великанша с улыбкой, держась за мою шею.
Скосил на нее «теплый» взгляд, от которого она только засмеялась. Чуть не вздохнул с облегчением, когда наконец-то увидел ее счастливую улыбку. Странно, даже спина не болит, когда несу ее.
– Ты что, похудела? – поудобнее подхватываю ее, стараясь не замечать, что иду босиком по промерзшей земле.
– Нет, это ты подкачался, – не скрывает сарказма эта язва, снова заставляя меня давить улыбку.
– Похудела? – уловила матушка фразу у самых дверей. – Так это нужно срочно исправлять! Жозе, Рикардо, а ну тащите все что есть! Девочка хочет кушать!
У меня нервно дёрнулся глаз только от того, что представил, что после такого приказа могут притащить в дар великанше эти два тупых трупа.
– Эй, – с тоской произносит великанша, коснувшись моей щеки, – я тоже хочу такую маму.
Закатил глаза, думая: «За что мне все это?». Похоже, на фоне любви к детишкам, эти двое быстро спелись, причем против меня!
Войдя в замок, поймал себя на мысли, что отпускать свою ношу мне совсем хочется. Так у нее шансов убежать поменьше будет, да и сама ноша, словно издеваясь, поудобнее у меня на руках устроилась и улыбается так довольно, что у самого дёргаются уголки губ.Нет, у нее не получится обмануть меня снова! Закашлялся, отвернувшись, чтобы прийти в себя. Она, точно крепкий алкоголь, меня пьянит, заставляет забыть обо всем на свете. Великанша убить меня пыталась, а теперь я ее на руках ношу. Я вообще в своем уме?
– Чего вы там стоите? – мать машет с гостиной, попутно очень плотоядно глядя на Серафиму.
Она что опять не ела? От моей матушки одни проблемы. Закатываю глаза, подхватываю великаншу под пятую точку крепче так, что она даже вскрикивает.
– Ты что ее носишь, как мешок с картошкой? – лезет снова не в свое дело матушка. – Неси ее сюда осторожно.
Приказной тон матушки бесит, но не так сильно, как одна единственная фраза от великанши: «Подкаблучник!». Разжимаю руки резко, чтобы опустить эту наглую великаншу на землю, но она не падает, в последний момент хватается за мою шею. Вижу, как искажается ее лицо от гнева, а затем почти снова получаю по лицу, но в последний момент останавливаю ее руку. Поджимает губы, смотрит на меня с ненавистью, вот такие наши настоящие отношения, а не то, что было раньше.
– Игнаришнар! – вскрикивает матушка. – Ты чего ее на пол холодный поставил! Она же так простудится!
У меня сдают нервы, не от слов матери, а от взгляда великанши. Она смотрит на меня так, будто я смертельный грех сотворил.
– Да что с ней случиться может? – обращаюсь к матери, но смотрю на великаншу. – С ее-то наследственностью.
Окидываю ее презрительным взглядом, но в конце забываюсь, заглядевшись на ее ножки. Кажется, шуба коротковата, всего не скрывает.
– Кто бы о наследственности мычал, – с таким же презрением отдергивает свою руку великанша.
Жду от нее чего-то ещё, попытки снести мне голову или хотя бы колкой фразочки, но она снова меня удивляет. Развернулась и пошла к дивану, точно я пустое место и интерес свой ко мне она потеряла. Сжимаю зубы так, что они скрипят.
– Тащите ее на кухню, – приказывает матушка двум скелетам, что притащили Скот к камину.
Гарниром будет.
Скелеты обрадовались, пока я картинно закатил глаза, застегивая несколько пуговиц на пальто. Великанша никак не отреагировала на последнюю фразу, только с тем же выражением презрения уселась на диван.
– Я так понимаю, от меня вы тоже собирались избавиться таким способом? – обращается она к матушке с презрением.
– Просьбы сына надо выполнять, – несколько надменно обращается к ней графиня, присаживаясь в кресло.
– Своего мнения, как и мозгов, нет? – улыбается великанша холодно, закинув ногу на ногу.
Быстро же их дружба закончилась, впрочем с матушкой это вполне закономерно. Единственное, чем моя «невеста» может ее устроить, так это желанием иметь детишек от меня. Кривлюсь от одной мысли об этом, присаживаясь на диван.
– Что случилось с диваном? – с удивлением замечаю торчащие из него пружины.
– Я случилась, – самодовольно улыбается моя великанша, и я почти забываю, почему на нее злился.
Это нечестно, ей нельзя так улыбаться. Отворачиваюсь, поджимая губы и сжимая руку в кулак. Зачем она это сделала? Просто из вредности или клад искала? Зачем она улыбается так, что я превращаюсь в тряпку.
– Думаю, что над твоими манерами я поработаю, – невинным голоском заявляет матушка.
– Только после того, как я поработаю над вашим личиком, – тем же голоском отвечает великанша, и у меня вырывается смешок.
Похоже матушка наконец-то встретила достойного противника, мне даже интересно, кто одержит победу? Матушка натужно вздыхает, а затем переводит на меня осуждающий взгляд. О нет, нет! Меня они в свои разборки не втянут, я даже не знаю, кто страшнее в гневе, она или великанша.
– Жозе, Рикардо, где еда? – решает применить свой гнев на ничего не подозревающих слуг матушка.
Двух скелетов, что уже добрую сотню лет служат в замке, нельзя назвать сообразительными. Они Скот даже до кухни не успели затащить, уронили ее на пол, оглянулись на матушку и взялись тащить ее обратно к нам.
– Да не ее, идиоты! – резко поднялась в кресле матушка. – Нормальную еду несите!
Скелеты под криками матушки засуетились, выронили Скот снова, столкнулись, потеряли по челюсти и ещё несколько минут искали их на полу, прежде чем, наконец, скрылись на кухне. Смотрю на все это безобразие, на злую матушку и понимаю, ни черта я не скучал по этому месту. Возвращаюсь взглядом к великанше, она специально на меня не смотрит, только перед собой, и всё с тем же пренебрежительным выражением лица. Ее нога еле заметно подергивается в такт мыслям и, почему-то это небольшое движением заставляет не отрывать от нее взгляда. Понимаю, что засмотрелся, только когда начал склоняться к ней, а она отодвигаться подальше.
– Сын, может ты расскажешь мне поподробнее о своей невесте? – старательно не смотрит на объект разговора матушка.
– Да, Игнат, может расскажешь нам, с чего я вдруг стала твоей невестой? – резко поворачивается ко мне великанша, гневно сверкая глазами.
– Ты сама ею назвалась, – рычу сквозь зубы, придвигаясь к ней ближе.
– Она не называлась, – отвечает матушка.
– Я и не называлась, – подтверждает великанша со злобой, а затем вдруг хлопает меня по плечу. – Это Серафима себя так называла, вы вообще так друг другу подходите!
От ее улыбки у меня сводит скулы, но она вонзается ногтями в моё плечо. Ее ревность вызывает улыбку, которая бесит ее ещё больше.
– Правда? – немного поднимаю бровь, пока пытаюсь схватить ее за подбородок. – Уверена?
– У вас есть одно общее желание – она тоже от тебя детей не хочет, – взбесилась великанша. – Совет да любовь!
Хватаю ее за талию, прежде чем сбегает, и перетягиваю себе на колени. Упирается, но слабо, словно нехотя. На моих губах улыбка, прячу ее, крепко обняв великаншу за плечи. Она злится, отвернулась, сморщив свой носик и поджав губы. Вздыхаю, мне нечего на это сказать, да и не хочу снова поднимать эту тему.
– Жозе, Рикардо! – зовет матушка. – Отнесите эту мерзавку на кухню! Суп из нее сварите! Вот же дрянь!
Слегка удивленно приподнимаю бровь, пока мать зло топает ногой в элегантной туфельке и рукой указывает на лежащее без сознания тело Серафимы. Как же они с великаншей похожи, для обеих - дети весьма болезненная тема.
– Да как она посмела…
– Что? – злобно ухмыльнулась великанша, ерзая у меня на коленях. – Не хотеть рожать некромантов?
Матушка нехорошо сощурилась, а затем успокоилась, поняв, что великанша совсем не против сей почетной обязанности – нарожать ей внуков. Резко вздыхаю, закрыв глаза. Эти двое меня живьем съедят!
– Игнарешнар, а ты снова за свое взялся? – запричитала матушка в своём репертуаре. – Что ещё за слова о том, что ты не хочешь детей? Мы же с тобой договорились!
– Это был не договор, а проклятие на кольце! – зло вскрикнул так, что великанша вздрогнула.
Что это с ней? Как будто испугалась, но это же глупо, великанша ничего не боится. Давлю давно бушующий во мне гнев, и позволяю Кларе слезть с моих колен обратно на диван, но она остается там же, даже уйти не пытается. Потупила взгляд, прикрыв рукой живот, странное движение и реакция.
– Если оно помогло тебе найти мать будущему наследнику рода, пусть и такую, то я поступила правильно! – выдает мать с таким видом, точно великанша ее и моя последняя надежда.
– Мама! – зло рычу на нее, в этот раз почти не сдерживаясь.
– Игнаришнар, ты натворил дел из-за своей глупой влюбленности в ту ведьму! Я должна была тебя остановить! – начала заводиться матушка.
Вот зачем она вспомнила о ней? Сейчас великанша как взорвётся от своей ревности и устроит мне допрос с пристрастием, все кости мне переломает. Но она не взрывается, ее взгляд пуст, вроде она вообще не слушала, о чем мы говорили.
– Ты должен выполнить долг перед родом, вы оба должны! – не замечает, что ее никто не слушает матушка.
– Клара, – тихо зову ее, но она не реагирует.
Даже матушка резко замолкла и уставилась на великаншу. Этот ее взгляд, он меня пугает. Накрываю ее руку на животе своей, и только после этого она вздрагивает и смотрит на меня осмысленно.
– Эй, а ты меня любишь? – спрашивает это чудо застав меня врасплох.
Кто она? Вот эта девушка, нет, женщина, что сидит у меня на коленях. Она не дурачится, спрашивая, люблю ли я ее. В ее черных глазах надежда, ее вопрос не шутка, но я превращаю его в шутку.
Накрываю рукой ее лоб, чуть-чуть насмехаясь.
– Великанша что с тобой, простудилась? – спрашиваю у нее с иронией, а затем с напускной серьёзностью обращаюсь к матушке. – Да у нее жар, уже и бредит! Как ты это допустила?
– Что? Жар? – взлетела на ноги матушка, перепугавшись так, точно за нами инквизиторы явились. – Жозе, Рикардо! Несите все лекарства, которые есть! Немедленно!
Матушка даже, плюнув на этикет и воспитание, присела на столик рядом, взгляда от Клары отвести не может. Беру свои слова назад, даже инквизиторы не заставили бы ее вести себя так. Страшно подумать, как она будет носиться с великаншей, если та и правда забеременеет. Что-то в груди сжалось, никогда не допущу этого.
– Милочка, а я же вам говорила: такое поведение до добра не доведет! – шикнула она злобно на оторопевшую великаншу. – Вы ставите под угрозу будущее появление на свет наследников древнего рода Зеленого Огня!
Сколько пафоса, меня сейчас вырвет. Сомневаюсь, что вообще стоит кому-либо продлевать мой поганый род. Лучше я останусь последним графом Зеленого Огня, и никто больше не пострадает от нашего проклятия. Так будет безопаснее всего в первую очередь для этой дуры, что смотрит на меня с гневом.
– Ты что издеваешься? – шипит великанша, сбивая мою руку с ее лба. – Отвечай!
Что мне ей ответить? Я ее совсем не знаю, она совсем не такая, как мне казалось раньше. Слабая и хрупкая, а не сильная и сумасшедшая. И меня она не знает, но уже успела влюбиться и соврать, что разлюбила. Как у нее все легко получается: захотел – люблю, расхотел – разлюбил. У меня не так, и если я скажу то, что она, безусловно, хочет сейчас услышать, придётся отвечать за свои слова. Придётся ей объяснять, почему я не хочу детей, а это уж точно не то, чем хочу с ней делиться. Хватает и того, что всем своим слугам и Жизель по пьяни разболтал.
– Мам, похоже, все очень плохо, – немного прищурился, давя ухмылку.
– В смысле? – испуганно икнула матушка и принялась махать перед лицом великанши руками, будто так может снять ее жар.
– Жар сильный, надо срочно принять меры! От шубы надо избавиться! – трагичным голосом произношу, дергая за ворот единственной одежды великанши.
– Игнат! – взвизгнула она, ибо, оголив ее плечи меня потянуло не в ту степь.
– У тебя что, грудь стала больше? – скосил взгляд на эту прежде не особо выдающуюся чпсть ее тела.
Определенно стала больше, но проверить никогда не помешает. Потянулся чтобы пощупать, и получил две пощечины: сначала от матушки потом от великанши.
– Да сколько можно?! – потираю ушибленные щеки.
Даже удар графини Зеленого Огня сильнее великанши. Может Кларка просто сдерживается? Вот только не пойму зачем, на нее это не похоже.
– Решила взять не силой удара, а количеством? – раздраженно бурчу, пока она натягивает шубу обратно.
– Ответь на вопрос! – бесится дальше.
– Игнаришнар! Соблюдай правила приличия! – шипит матушка.
Поняв, что с великаншей все в порядке, она поднялась со столика с видом воспитанной дамы. Как же часто она меня поучает, а я за все годы передышки совсем забыл, что значит быть ее сыном.
– Если я буду их соблюдать, внук у тебя точно не появится, – вырывается у меня с ухмылкой, за что получаю локтем в ребро от великанши.
Кашлянул, и чего ей в этот раз не понравилось? Эта великанша, почему от нее всегда одни проблемы? Не понимаю, почему не могу просто избавиться от нее? Что в ней такого особенного, кроме родословной, способностей, характера, этих двух родинок за левым ухом, тонких, но соблазнительных губ…
– То есть теперь ты хочешь от меня детей? – задает она опять вопрос, на который я не знаю, как ответить.
Чёрт! Ее вопрос отрезвил, не хуже ведра холодной воды. Не надо! Не смотри на меня так, словно я какой-то монстр. Если бы она только могла меня понять…
– А что раньше не хотел? – влезает в разговор матушка, чем спасает от взгляда черных глаз.
– Мама, по-моему, ты здесь лишняя, – пытаюсь ее выпроводить.
– Лишняя? В своем доме? – еле заметно приподняла бровь графиня, чем заставила меня устало вздохнуть. – Тебе стоит подумать над ответом, я приму любую женщину, что родит мне внука. Если эта тебе не подойдет, думаю, что уговорить младшую Скот труда не составит. Поторопись и сделай мне внуков. Твой долг перед родом Трут…
– В гробу я видел это долг! – перебиваю ее, подхватив великаншу на руки и поднявшись с ней с дивана. – Не уйдешь ты, мы уйдем.
Сделал шаг к двери, но мама преградила мне путь.
– Не пущу! – расставила она руки в стороны, будто это может меня остановить. – Я уже раз позволила тебе делать, что вздумается! Ничем хорошим это не закончилось!
Мне стоит только отдать приказ, и она послушается, пропустит нас, но я не хочу. Не хочу избавлять ни себя, ни великаншу от той иллюзии прошлого, в которой жил всю свою жизнь. Закрываю глаза, чтобы перевести дух перед приказом.
– Я устала, спать хочу, – сообщает великанша, смотря на свои руки и слегка безвольно развалившись в моих руках.
Матушка несколько раз моргнула, а затем опустила руки и успокоилась. Мне начинает казаться, они телепатией владеют и что-то уже решили за моей спиной.
– Ты слышал, что она сказала? – недовольно подняла бровь матушка. – Отнеси ее в спальню, а я пока потороплю этих идиотов с завтраком.
Я хотел отдать ей приказ, а в итоге получил его от нее. Притом хитрая графиня сразу же ушла, не дав и шанса с ней поспорить.
– Эй, Серафиму не трогайте, а то будете иметь дело со мной! – бросила ей в спину великанша.
Вздохнул, странно, что она вообще ее защищает. Зачем Скот ей? Подхватываю великаншу поудобнее, обходя диван, направляюсь к лестнице.
– Ну, и где здесь твоя лаборатория с камерой для меня? – спросила она, хватаясь за мою шею руками. – Неужели не в подвале с огромными крысами и костями твоих предков некромантов?
Останавливаюсь на середине лестницы, замечая, как она старательно не смотрит на меня.
– А разве есть клетка, которая может тебя удержать? – спрашиваю с улыбкой и вздрагиваю, наткнувшись на ее взгляд.
Глаза блестят, я даже не заметил, как ломался ее голос, когда она до этого заговорила. Она вот-вот расплачется. Веселая и одуревшая от своей силы великанша сейчас заплачет, а я даже не знаю почему.
– Ты всегда была такой…
– Какой? – перебивает она, шмыгнув носом и поджав губы, пока одинокая молочная слеза стекла по ее щеке к шее.
– Хрупкой? – вырывается у меня с запинкой.
– У тебя не получится меня сломать! – неожиданно злится, пытается слезть, но я ее крепко держу.
– А я и не хочу, – продолжаю подниматься, немного отвернувшись, – сломать.
Дверь перед лестницей в комнату матери – хозяйскую спальню. Моя комната совмещена с лабораторией, поворачиваю туда. Двустворчатая дверь открывается после моего пинка, но вот закрываю ее магией. Затхлый воздух ударил в нос, здесь не было никого живого уже двенадцать лет. Великанша принялась чихать, прикрывая рот рукой. Она делает это странно, умудряясь каждый раз заехать мне локтем в ребро. Непонятно специально ли, но вполне в свойственном ей духе. Страдальчески кряхчу от очередного удара, а она все не перестает чихать. Воспользовался заклятием, чтобы по крайней мере немного убрать пыль, дышать стало легче. Шторы на окнах плотно закрыты, в комнате темно и пахнет крепкими настойками.
– Отпусти меня! – дернулась на моих руках.
– Да запросто, – слегка издеваюсь, разжав руки, но хватаю ее снова, прежде чем она успеет упасть.
– Ты в своем уме?! – кричит она испугано и зло, избивая меня кулаком в грудь.
Не могу отреагировать ни на ее действия, ни на слова. Великанша испугалась? Как я вообще мог о таком подумать? Чего может бояться такая, как она? Она даже убить меня не боится, ничего святого у нее нет. Игнорирую ее вопрос, как и взгляд, что последовал за ним. Прохожу дальше в комнату и зажигаю огонь в камине. Мягкий свет освещает укрытые пылью столы, здесь невозможный бардак.
– Что, решил сразу на мне опыты свои провести? – складывает руки под грудью моя вредная ноша.
– Сказала та, что почти убила меня, – огрызаюсь в ответ, поворачиваясь к двери в спальню.
– Но ты же не умер, – буркнуло это чудо в ответ, так что я даже остановился перед дверью.
– Ты пыталась УБИТЬ МЕНЯ! – кричу на нее зло, давя желание зашвырнуть ее куда подальше.
– Ну, так не убила же! – отвечает мне в том же тоне эта бессовестная особа.
Смотрю в ее черные глаза долгое мгновение, а затем сжимаю зубы до скрипа, толкая очередную дверь ногой.
– Ты неисправима, – рычу сквозь зубы, занося ее в спальню.
Здесь чисто, воздух свежий. Распалён камин, шторы отодвинуты, в окне красивый горный пейзаж. Все такое же, каким я помню. Даже на прикроватном столике те же самые книги, которые читал много лет назад. Жизнь здесь остановилась, как только я ушёл.
Опускаю великаншу на кровать и собираюсь уйти, но она хватает за ворот пальто, не давая сдвинуться с места. Не вырываюсь, только поднимаю на нее усталый взгляд. С того момента как она всадила мне нож в сердце, я все время чувствовал себя каким-то загнанным зверем. Все давалось через силу, до того как она сбежала. И после этого у меня будто бы снова появилась цель, смысл жизни, которого она меня лишила своим поступком. Теперь же, когда я ее нашёл, не знаю, что с ней сделать. Мне надо подумать, но близость с этой плутовкой не дает здраво мыслить.
– И что же такого ты хочешь во мне исправить? – спрашивает она ломким голосом, сжимая со всей силы ворот моего пальто.
Ее глаза блестят, губы подрагивают, улыбка кривая и горькая настолько, что я вроде бы тоже чувствую горечь во рту. В груди больно, мне хочется ляпнуть, что она для меня совершенна, но я не настолько сентиментален. Не хочу заковывать себя в оковы собственных слов и чувств.
– Лицо, может быть грудь, хотя нет, она стала больше, так что сойдет. Когти эти страшные, зубы тоже. Характер ещё у тебя ужасный, ответственности за свои поступки – ноль. Для тебя жизнь – словно игра, делаешь только то, что тебе хочется и плевать на последствия. Да и вообще вся ты – самое настоящее недоразумение природы.
Она отпускает меня, после этих жестоких слов, садится на кровати и просто смотрит на меня. Ни тебе удара, ни истерики, это уже не просто совпадение. Заношу руку для удара, специально медленно, чтобы она успела увернуться, но она и не думает этого делать. В последнее мгновение хватаю ее за шею вместо того, чтобы ударить и притягиваю к себе. Смотреть так близко в ее глаза невыносимо, как и видеть в них слишком много того, чего не просил, но тайно желал.
– Знаешь, что я хочу в тебе исправить? – она даже не пытается сдержать ломающийся голос, в которм нет и капли злости.
– Что? – играю в иронию, даже не сомневаясь в объёмности ее списка.
– Ничего, – просто говорит она, чем заставляет замереть.
Великанша наклоняется вперед, отворачиваюсь от поцелуя, чувствую ее руки на своих плечах. Она держится за меня, заставляет наклониться, но я не хочу. Если сейчас сдамся, дороги назад не будет. Они с матушкой точно меня доконают, мне надо ее остановить.
– Ты ведь любишь меня, – шепчет она с такой нежностью, что я прикрываю глаза, – я же знаю.
Ее холодные губы укрывают поцелуями щеки, шею, подбородок, щекочут и до одури возбуждают. Я должен возразить, рассмеяться ей в лицо. Но как же трудно сказать «нет» самому себе, как после каждого ее поцелуя хочется шептать, даже кричать во все горло «да». Она прекращает все, когда я уже почти готов сдаться. Отклоняется назад, насколько это позволяют мои руки на ее заднице. Щеки красные, натерла о мою щетину, дышит тяжело, как и я, хотя мы даже не целовались. В этом чертовом пальто жарко, впрочем, она его и так почти с меня сняла.
– Если не любишь, то зачем тебе я? – спрашивает тихо дрожащим голосом.
Что с ней? Даже когда я Отто в труп на ее глазах превратил, не было столько эмоций. Вся ее сила, беззаботность и дурацкие шуточки – просто маска, за которой прячется вот эта простая и слабая женщина. У нее даже мечта обычная, несмотря на весь ее внешний маскарад и эксцентричность. Раньше бы ее слова меня отпугнули, заставили потерять интерес, но сейчас уже слишком поздно.
Вздыхаю, заправляя выбившуюся прядь ей за ухо. Чувствую себя просто отвратительно, собираюсь сказать ей, что она ошибается, но ее холодные пальцы закрывают мой рот прежде, чем выдавливаю из себя хоть слово.
– Я просто уникальный экземпляр для твоей коллекции? – горько улыбается она, медленно убирая руку от моего лица.
Похоже, та фраза, однажды брошенная мною небрежно, вклинилась в ее больной мозг и осталась там на постоянное жительство. Какая к чёрту коллекция? Я ее всю уничтожил в пьяном угаре. Но кое в чем она все-таки права.
– Ты точно совершенно уникальна, – улыбаюсь, поднимая руку повыше, на талию, чтобы не смела отодвигаться. – Нет женщины на свете, сильнее тебя великанша. Поэтому вряд ли найдется тюрьма, темница или колба, которая сможет тебя удержать, если ты действительно захочешь уйти.
Слегка улыбаюсь, впервые поняв, что если бы она хотела, то давно уже сбежала, я бы не смог ее остановить. Она хочет остаться, проблема в том, что я не могу позволить ей остаться. Это все заходит слишком далеко, я не наступаю на те же самые грабли дважды. Ее глупая и наивная мечта о ребёнке куда важнее для нее, чем я. Ирония в том, что она хочет то единственное, что не могу ей дать.
Отпускаю ее со вздохом и отворачиваюсь, чтобы уйти.
– Если устала, отдыхай, я поговорю с тобой, когда решу, что с тобой делать, – сообщаю ей, отходя от кровати.
Только вот уйти я так и не смог, ее единственная фраза остановила меня.
– Я уже исполнила свою мечту.