Мы, русские, очень часто употребляем такие выражения, которые в благоустроенных странах уже давно вышли из употребления… Так, например, сплошь и рядом случается в нашем домашнем быту слышать: такой-то «выскочил», а следом за тем: такой-то «полетел»; или: такой-то «пролез», и потом — такой-то «шарахнулся».
И это говорится в применении не к грибам или клопам, а в применении к так называемым «баловням фортуны».
Прием протаскивания своих клевретов в большие начальники применялся всеми временщиками испокон веку. Использовал его, как мог, и Лысенко. Когда в 1948 году готовился Сталинский план преобразования природы — гигантский проект посадки лесов на территории европейской части СССР (так и не оправдавший сталинских надежд на спасение от засух с помощью закладки лесов), Лысенко использовал некоего Е. М. Чекменева для пропаганды и внедрения приказным путем предложенного им метода «гнездовых посадок леса». Лысенко удалось тогда протолкнуть его на должность начальника Главного управления полезащитного лесоразведения при Совете Министров СССР. Должность эта была равноценна посту министра.
Теперь, спустя два года, Лысенко снова прибег к тому же нехитрому приему: для насильственного утверждения правоты идеи о порождении одних видов другими был возведен в высокую должность еще один лысенкоист — В. С. Дмитриев. Он был продвинут на высокий пост начальника Управления планирования сельского хозяйства Госплана СССР.
В распространении лысенковских нововведений Дмитриев в конце 40-х — начале 50-х годов играл решающую роль. Его должность была исключительно важной. По рангу своему она превосходила ранг министра, так как начальник отдела Госплана СССР курировал сразу несколько министерств и они зависели от него, а не наоборот. Было известно, что даже в тех случаях, когда против каких-либо деталей планов Лысенко робко возражали другие руководители сельского хозяйства, Дмитриев неизменно приходил к нему на выручку. Поэтому сам Лысенко без помощи Дмитриева и подобных ему мало что мог бы сделать, а значит, ответственность за все промахи в сельском хозяйстве ложилась на них в еще большей мере, чем на Лысенко — президента ВАСХНИЛ (данный пост по «табелю о рангах» приравнивался лишь к заместителю министра).
Дмитриев был связан с лысенковским кланом много лет. На Августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года он выступил с речью, в которой под аплодисменты вновь назначенных академиков клеймил и генетиков (в особенности И. А. Рапопорта), и эволюционистов (И. И. Шмальгаузена), и почвоведов (А. А. Роде и В. А. Ковду), и лесоводов (противников гнездового способа посадки леса), и картофелеводов (возражавших против летних посадок по методу Лысенко), и противников травопольной системы земледелия Вильямса, и тех, кто возражал против подзимних посевов зерновых по стерне в Сибири, и даже тех, кто не понимал «преимуществ» ветвистой пшеницы по сравнению с обычными пшеницами и замены озимых пшениц яровыми на Украине и яровых озимыми в Сибири, где, впрочем, последние дружно вымерзали116.
Дмитриев призывал к тому, чтобы Академия сельхознаук обратилась к «Академии наук СССР с просьбой посмотреть на свои институты, освежить явно затхлую и реакционную атмосферу, которая образовалась в некоторых институтах Академии наук»117, что и было претворено в жизнь и, как известно, закончилось массовым террором в биологии.
В годы, когда в СССР повсеместно ощущались последствия страшного голода военных лет и послевоенных неурожаев. Дмитриев, знавший лучше, чем кто-либо, положение дел с продовольствием, говорил с трибуны Августовской сессии ВАСХНИЛ:
«Несмотря на огромные трудности, связанные с большими потерями сельского хозяйства во время войны и сильной засухой 1946 года, сельское хозяйство добилось больших успехов; достигнуты огромные успехи в послевоенном восстановлении сельского хозяйства. Это убедительно говорит о том, что социалистический строй нашего современного земледелия, созданный Лениным и Сталиным, — это самый передовой и прогрессивный строй из всех, которые когда-нибудь знала история мирового земледелия…
…Перед нами, как указывал товарищ Сталин, в перспективе ближайших пятилеток стоит задача создания изобилия предметов потребления в нашей стране, необходимого для перехода от социализма к коммунизму. Эта величественная задача налагает на деятелей сельскохозяйственной науки особую ответственность»118.
Свою собственную особую ответственность большевик и крупный советский начальник Дмитриев реализовал вполне оригинально: через год после Августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года он был принят (по совместительству, то есть не отрываясь от важного начальственного кресла в Госплане СССР) в докторантуру лысенковского Института генетики АН СССР. Докторантам по положению создавались условия для планомерного и быстрого выполнения исследований, необходимых для написания диссертации на степень доктора наук и защиты этой диссертации. Нелепость зачисления экономиста по образованию и кандидата наук, защитившегося по экономике, в докторантуру для получения степени доктора биологических наук понятна и неспециалисту. Но делалось это неспроста. Судя по рассказам нескольких руководителей ВАСХНИЛ, которые я слышал в 70-е годы, когда работал в Президиуме ВАСХНИЛ ученым секретарем Научного Совета по молекулярной биологии и генетике, Лысенко старательно выдвигал экономиста по образованию Дмитриева по «научной» части, нисколько не тяготясь тем, что в биологии Дмитриев — совершенный профан[15].
Рассказ о том, как Лысенко попытался приспособить Дмитриева к решению собственных задач важен по ряду соображений. Два обстоятельства выдвигают фигуру Дмитриева на передний план и заставляют изучить его деятельность внимательно. Во-первых, случай Дмитриева важен тем, что он позволяет выполнить редчайшую операцию: познакомиться на документальном материале с процессом внедрения в высшие эшелоны научной олигархии человека из «коридоров власти». Во-вторых, работа, выполнявшаяся для Дмитриева[16], касалась сердцевины лично лысенковских построений — возникновения сорняков в «недрах культурных видов». Отнюдь не случайно Лысенко давал задания своим сотрудникам, чтобы они быстрее делали за Дмитриева эксперименты, необходимые для написания диссертации, писали за него статьи, а затем саму диссертацию. Закономерно, что Трофим Денисович сам стал официальным научным руководителем работы Дмитриева, то есть собственноручно стремился вывести его на первые роли.
Мы часто встречаемся с упоминанием о том, что тот или иной высший чиновник отягощен не только титулом из табели о рангах, но и еще научными степенями и званиями. О реальном вкладе в науку «коридорщиков» никогда и речи не идет, а вот регалии часто присутствуют. Как удается их раздобыть? Какова механика обретения высоких титулов номенклатурными чинами, получающими степени кандидатов и докторов с такой же легкостью, с какой «Милый друг» Мопассана заработал (заслужил?) орден Почетного Легиона? Ведь заслужил же!
Характерологическая сущность истории Дмитриева тем и ценна, что на примере этого высшего клерка можно познакомиться с тем, как система номенклатуры удерживает попавших в нее людей разными способами, в том числе и с помощью «остепенения». История Дмитриева помогает также познакомиться с реальным уровнем компетенции «высших клерков» и понять, почему исходящие от них распоряжения, многочисленные инструкции, имеющие силу закона, столь часто непродуманны, безлики и инертны, несмотря на все потуги их авторов выглядеть реформаторами и радетелями о благе народном.
Вся история с зачислением госплановского начальника в докторантуру была чистым надувательством, так как сам докторант для выполнения исследований по докторской диссертации палец о палец не ударил. Осенью 1950 года для Дмитриевской диссертации руками сотрудников Горок Ленинских был заложен опыт по доказательству реальности перерождения видов. Весь опытный участок занимал 700 квадратных метров, и для того, чтобы поставить растения в неудобные для роста условия (Лысенко считал, что в этом случае один вид будет принужден переходить в другой вид), участок разместили в «нижней части склона, прилегающего к перелеску, где грунтовые воды выступают на поверхность почвы»119. Через два года после закладки первого опыта Дмитриеву уже заканчивали писать диссертацию, готовили таблицы, печатали текст.
В 1952–1953 годах от его имени были опубликованы статьи о порождении рожью растений другого ботанического вида — костра ржаного120. В подписанных им единолично статьях говорилось и о якобы имевшем место порождении овсюга овсом, возможно, и пшеницей, полбой и рожью, а также плоскосеменной вики — чечевицей121. В целом Дмитриев пытался подвести базу под будто бы неспровоцированное лысенкоистами засорение посевов93.
Столь действительно ответственный вывод подкреплялся никудышными данными. Согласно описаниям в статье, подписанной Дмитриевым, делянки засевались «чистосортными семенами, перебранными по одному зерну, затем весь урожай просматривался».
«Схема опыта была построена таким образом, чтобы резко ухудшить условия жизни для ржи. С этой целью применялись поздние сроки посева, избыточное увлажнение, ухудшение плодородия почвы, загущенный посев, посев щуплыми семенами и т. д. Никакого ухода за посевами, ПО УСЛОВИЯМ ОПЫТА, не велось123 (выделено мной. — В. С).
В указанных посевах, ухода за которыми не было никакого, «наряду с растениями ржи получено 12 растений костра ржаного. Все эти растения появились на делянках, где было создано избыточное увлажнение»124.
Этими нехитрыми фразами исчерпывались доказательства появления растений иного рода из ржи. Вовсе не упоминалась возможность заноса двенадцати щуплых семечек костра ветром, птицами, мелкими животными. Детальный анализ ботанических. физиологических, биохимических и прочих свойств растений, выращенных из «экзотических» семян, даже не планировался, В трех предложениях, как будто само собой разумеется, говорилось, что в клетках ржи иногда находили «как бы в виде вкраплений крахмальные зерна, характерные для костра ржаного», что у части семян ржи заметили «пленчатый тип прорастания», а в корешках 150 растений ржи обнаружили два раза клетки с 28 хромосомами вместо 14 хромосом, присущих ржи125. Явление самопроизвольного увеличения числа хромосом (спонтанной полиплоидизации) не упоминалось, да и вряд ли автор статьи знал что-либо об этом элементарном генетическом процессе. Никаких методик исследований не приводилось, данные статистически не обрабатывались. И это публиковалось в научном издании Академии наук СССР — «Журнале общей биологии» (редактировавшемся, правда, в основном лысенкоистами: главный редактор А. И. Опарин, заместитель главного редактора Н. И. Нуждин, в составе редколлегии — Д. А. Долгушин, X. ф. Кушнер, В. Н. Столетов; не из их компании был лишь эколог из МГУ А. П. Шенников).
Конечно, не один Дмитриев был готов подписаться под статьями, якобы доказывающими правоту Лысенко в этом вопросе. Список тех, кто «прославился» таким способом, был опубликован в 1954 году в «Ботаническом журнале»126. Ранее много имен было названо. Дополним список «видопередельщиков». Среди них были и самый старый сотрудник Лысенко, переехавший вместе с ним из Ганджи в 1927 году в Одессу, Д. А. Долгушин, который теперь «открыл» образование ржи овсом, Б. М. Смирнов, «подтвердивший» порождение овсюга овсом и овса — овсюгом, Н. В. Мягков (порождение пшеницей ржи), А. К. Фейцаренко (ячменем пшеницы), Е. И. Чиркова (пшеницей ржи), М. М. Кислюк (очередное подтверждение того, что овес порождает овсюг). П. К. Кузьмин «открыл», что щетинник порождается просом посевным, так же как куриное просо возникает обязательно в посевах проса посевного и засоряет эти посевы. С. А. Котт обнаружил такие порождения: овсом ржи, горохом вики, плоскосеменной викой вики мелкосеменной и так далее, и тому подобное.
«Замечательный» закон находил подтверждение в работах все новых и новых «замечательных» ученых!