Уинни Дарлинг
Боль вгрызается в меня. Я всю жизнь прожила с постоянным ощущением тупого непреходящего страдания, но сейчас всё гораздо хуже. Лезвия, вырезающие на моей коже фальшивые магические символы, – ничто по сравнению с этой агонией.
У меня болит абсолютно всё. Тилли будто терзает когтями и жжёт огнём саму мою душу. Разрывает основы моего существа.
Я не могу шевельнуться от мучительных ощущений. Яркий белый свет и невыносимо острая боль – и ничего больше.
Я держусь изо всех сил.
Пытаюсь убеждать себя, что справлюсь.
Мне столько всего довелось пережить.
Но больше не могу.
У меня не получается.
Я хочу, чтобы всё это прекратилось.
Хочу утечь прочь, как река, исчезнуть за горизонтом.
Просто отпустить себя.
Ты нужна Питеру Пэну.
Потерянным Мальчишкам.
Острову.
Я чувствую, что обязана спасти их всех, даже если я им никто.
Вытерпеть. Вытерпеть.
Ещё чуть-чуть.
Смутно чувствую, как меня трясёт под руками Тилли. Ног я не ощущаю вообще, а ногтями впиваюсь в подлокотники кресла.
Держаться.
Терпеть.
Да, может быть, эти мальчишки жестоки и порочны, может быть, они подло меня использовали, но с ними я наконец почувствовала себя свободной.
Живой.
Это они освободили меня – Питер Пэн и Потерянные Мальчишки.
И теперь я справлюсь.
И вот тогда, когда что-то во мне смиряется с этой мыслью, и я решаю, что буду терпеть ради них, а не по их вине, с почти слышным щелчком будто встаёт на место важная деталь.
А потом свет гаснет, боль утихает, и я падаю в руки Вейна.
– Хватит, – говорит он веско. Его голос над моей головой звучит как отдалённый гул. Я отчётливо ощущаю, как парень поднимает меня и прижимает к груди.
– Вейн! – властно рявкает Пэн.
– Нет. С меня довольно этой херни. – Вейн разворачивается, чтобы уйти.
– Я ещё не закончила! – кричит Тилли.
– А я говорю, что закончила. – Он направляется прочь, тяжело печатая шаг по паркету.
– Куда ты её несёшь? – Затем, после паузы: – Вейн, ради бога.
Дверь открывается, затем захлопывается. Лязгает задвижка.
– Вейн!
– Дарлинг, – хрипло зовёт он откуда-то сверху. – Ты здесь?
– Ну, вроде… – сонно и невнятно бормочу я.
Вейн укладывает меня на кровать. В комнате темно и тепло, вокруг его запах: мгла летних ночей и толчёный янтарь.
Спаситель делает движение, чтобы отстраниться, но я хватаю его за рубашку.
– Не уходи.
В первое мгновение кажется, что он всё равно уйдёт. В конце концов, раньше я думала, что он меня ненавидит. Но это не объясняет, почему сейчас я лежу в его постели, почему он бросил вызов Питеру Пэну.
– Подвинься, – наконец говорит он, и я слушаюсь, хотя у меня болит всё тело.
Матрас прогибается под его тяжестью, Вейн обхватывает меня и притягивает к себе.
Прижавшись ухом к его груди, я слышу ровный стук сердца.
Сейчас рядом с ним я чувствую себя в полной безопасности – не знаю, как к этому относиться.
Хочется разрыдаться.
– Почему ты так поступил? – шепчу я срывающимся голосом.
– Оставь вопросы на потом и отдыхай, – говорит Вейн.
– Почему?
Он так и не убрал руку, пальцы уверенно лежат у меня на талии.
– Потому что мне так хотелось и потому что я мог.
– Это не ответ.
Вейн вздыхает.
– Там, откуда я родом, таких девчонок, как ты, ломают изо дня в день только для того, чтобы посмотреть, как они сломаются окончательно. И мне это осточертело.
Череп пульсирует от боли, но я чувствую макушкой его тёплое дыхание.
– Я сильнее, чем ты думаешь, – возражаю.
– И могучий дуб считает себя сильным – а потом его приходит срубить дровосек.
– Это ты о себе?
– Все мальчишки буквально рождаются с топором в руках, Дарлинг. Хочешь оценить мужчину – обрати внимание на то, как он им владеет.
Я вздыхаю в грудь Вейну.
– А теперь спи. – Он тянется к моему виску, и от прикосновения по коже разливается тепло.
Через несколько секунд я вырубаюсь.