Король Неверленда

Глава 7

Уинни Дарлинг

Я задыхаюсь. Совершенно не умею бегать.

Песок под ногами неровный, и каждый шаг кажется вдвое тяжелее предыдущего. Слёзы текут по лицу.

Я ненавижу плакать.

Я не плачу.

Сколько я ещё продержусь?

И почему вообще бегу?

Разве они не предупреждали меня раз за разом даже не думать об этом?

Паника возвращается, и сейчас это моё собственное чувство. Возможно, из нынешнего сложного положения я не смогу выпутаться болтовнёй.

Вдалеке в лунном сиянии виднеется скала. Над волнами стелется туман, ночной воздух кажется плотным.

Внезапно Питер Пэн оказывается передо мной, и от ужаса у меня пресекается дыхание.

Я резко торможу, чтобы не врезаться в него. Он с лёгкостью ловит меня, грубо хватает за руки и спрашивает жёстко, зло:

– Что, мать твою, тебе было сказано, Дарлинг?

– Я не знаю… я… – не могу отдышаться. И не понимаю, что происходит. – Мне стало страшно, – выпаливаю я, хотя не помню сам момент испуга.

Просто внезапно меня поразил ужас – точно так же было, когда я впервые проснулась в этом доме и Вейн вошёл в комнату.

На долю секунды Пэн смягчается.

Я чувствую, как из его тела вытекает напряжение.

– Это из-за Вейна, – поясняет он. – У него есть способность заставлять людей чувствовать ужас.

– У него… что?

– Если тебя это утешит, он не нарочно.

Я смеюсь и на мгновение слышу в своём голосе мамины интонации. Этот смех буквально сочится безумием.

– Меня это не утешит, – говорю я. Стираю слезу со щеки. – Это какая-то… магия или что-то в этом роде?

– Что-то в этом роде. Ну всё, пойдём. – Пэн указывает назад, на дерево.

– Нет. Я хочу вернуться домой.

– Почему?

– Потому что… потому что вы все мудаки.

– И что?

– И… и я не хочу, чтобы меня ломали.

Я говорю чересчур эмоционально. Я не хотела показывать, что чувствую, но интонация выдаёт меня с головой, и с этим ничего уже не сделать.

Пэн хмурится.

– Только от тебя зависит, до какой степени ты сломаешься, – говорит он. – Чем больше ты сопротивляешься, тем тяжелее будет.

Я фыркаю.

– И правда. Нет простого пути. Я помню.

Он снова тянется ко мне. Я отпрыгиваю.

– Дарлинг, – говорит он с нажимом. – Если понадобится, я перекину тебя через плечо и отнесу обратно.

– Когда я смогу вернуться домой?

– Как только я узнаю, сумеешь ли ты мне помочь.

Ветер усиливается, и волны шумно бьются о берег, поэтому мне приходится кричать, чтобы убедиться, что Пэн меня слышит.

– А когда это будет?

– Ты всегда задаёшь такую грёбаную уйму вопросов?

– Когда меня похищают – да!

– Господи. – Он проводит рукой по волосам и отворачивается. – Я уже думаю, что это какое-то проклятие.

– Просто скажи мне…

– Нет. – Подойдя вплотную, Пэн хватает меня за руку, подставляет плечо к моей груди и закидывает меня себе за спину.

– Эй!

– Будешь вырываться – оттащу тебя обратно в дом связанной.

Он придерживает меня за бёдра сзади, и хватка у него крепкая. На мне всё ещё короткое платье-футболка, оно задирается, и любую секунду я могу остаться практически в чём мать родила.

Но если я начну барахтаться, подол поползёт ещё выше.

Пэн идёт обратно вдоль пляжа, я мешком свисаю с его плеча, болтаясь вдоль широкой спины.

– Рискни сбежать ещё раз, Дарлинг, – говорит он, – и я позволю Вейну догнать тебя.

Сердце громко стучит в ушах. Мне кажется, что я вот-вот задохнусь от ужаса. И вообразить невозможно, каково это, когда тебя преследует Вейн, пока его… магия… вот так на тебя воздействует.

Я что, правда начинаю во всё это верить?

Питер Пэн появился в мой восемнадцатый день рождения, как и предсказывала мама.

Пришёл и забрал меня.

Я больше не могу отрицать, что всё это реально. Чем раньше я приму это как факт, тем быстрее пойму, как мне сбежать отсюда.

Пэн тащит меня обратно к дому, минуя толпу мальчишек, собравшихся у костра. Я чувствую, как все они смотрят на меня – я вишу на плече, словно добыча охотника.

Пэн не говорит им ни слова, и как только мы поднимаемся на балкон, внизу снова начинает играть гитара.

В доме меня бесцеремонно бросают на диван, и платье задирается до талии.

Близнецы, конечно, это замечают.

Я не слишком тороплюсь поправлять одежду.

Двинувшись к барной стойке, Пэн наливает себе ещё выпить. Возвращается со стаканом в руке, опускается в одно из шикарных кожаных кресел напротив меня. Если там такая же обивка, как и на диване, то на ощупь она гладкая и мягкая.

В этом доме нет ничего нарочито претенциозного, но некоторые признаки явственно указывают на богатство. Та же мебель, барная стойка, бутылки спиртного, выстроившиеся в ряд, как трофеи.

Местами дом рассыпается от времени, но в нём чувствуется красота, будто в потрескавшейся мраморной статуе какой-нибудь древнегреческой богини.

Пэн опускает стакан с выпивкой на подлокотник, откидывает голову на спинку кресла и закрывает глаза.

Во взглядах близнецов явственно читается вопрос: «Что ты натворила?»

Это всё Вейн. Не я. Я почти уверена, что не побежала бы, если бы он не обратил против меня свою силу.

Баш достаёт сигарету, закуривает, затягивается – затем, поднявшись, пересекает комнату и передаёт Пэну.

Тот, открыв глаза, берёт подношение, зажимает между большим и указательным пальцами и тоже делает глубокую затяжку.

Дым от его выдоха клубится над нами и дробится в лучах света.

Слева от меня дерево, растущее прямо в центре дома, роняет ещё несколько листьев, и они падают на пол, как перья.

– Вот что тебе нужно знать, Дарлинг… – начинает Пэн, так и не опустив голову и глядя в потолок. – Вы, Дарлинги, кое-что забрали у меня давным-давно и спрятали, и теперь я хочу это вернуть. Ты поможешь мне найти то, что мне нужно.

– Я не знаю, где…

– Помолчи. – Он переводит взгляд на меня. Теперь, при ярком свете и в помещении, я вдруг замечаю, что глаза у него светло-светло-голубые, почти белые, обведённые тёмными кругами.

По телу пробегает дрожь, и я плотнее кутаюсь в кофту.

– Мне не нужно разрешение, чтобы копаться в твоей голове, и я не прошу об этом. – Он садится ровно. – Но если ты пойдёшь нам навстречу, мы все гораздо раньше получим то, что хотим.

Пэн делает ещё одну затяжку, вокруг его лица струится дым.

Я думаю, что сейчас впервые вижу его по-настоящему. Когда он появился у нас дома, я слишком упорно отрицала происходящее, чтобы действительно разглядеть, кто передо мной.

На берегу его окутывала тьма.

Закатанные до локтей рукава рубашки обнажают чёрную вязь татуировок на предплечьях и кистях. Когда Пэн сжимает стакан, серебряные кольца на пальцах блестят на свету.

На татуировки можно отвлечься, и это радует. Трудно смотреть прямо в лицо существу из сказок.

При виде него у меня что-то обрывается в животе.

Есть в Пэне нечто обезоруживающее. Неестественное. Призрачное. Так выглядело бы бесплодное дерево, растущее посреди тёмного озера.

Исключительное, редкое явление – но вот же оно, оно существует.

Подобный вид словно говорит невольным зрителям: я несокрушим. Непреклонен.

Смотреть на Пэна тяжело, но отвести глаза труднее.

– Ты меня поняла, Дарлинг? – уточняет он.

Я сглатываю ком в горле.

– Да.

– Хорошая девочка. – Он встаёт с кресла. – Отведите её обратно в комнату.

Близнецы переглядываются.

– Сейчас же.

Они подчиняются, и Пэн исчезает из виду.

– Давай, Дарлинг. – Кас поднимает меня, а Баш уходит в коридор. – Мы уложим тебя спать и будем добрее, чем Пэн, честное слово. – На последних словах он смеётся, но смех кажется саркастическим.

Близнецы ведут меня по коридору назад в спальню и снова приковывают к кровати. Кас действует очень осторожно, но я подмечаю его взгляд, задержавшийся на моём теле.

Это странное чувство – внезапно оказаться пленницей в доме, полном парней.

Год назад я назвала бы это праздником.

Теперь это представляется закономерным следствием того, что всю жизнь я провела в страхе и заблуждениях.

– Для первого дня в Неверленде, – говорит Баш, – у тебя всё очень даже неплохо, Дарлинг.

– Я прикована к кровати. Как будто у меня вообще был выбор.

Кас двигает челюстью.

– Выбор есть всегда.

– Если мы понадобимся, Дарлинг, кричи. Мы будем неподалёку, – напутствует Баш. Затем дверь за ними закрывается со щелчком, а я остаюсь лежать при мерцающем свете фонаря.