Константин. Аландская Звезда

Глава 9

Странное дело — дворцовый этикет. С одной стороны, все четко расписано и регламентировано, с другой, если государь-император чего возжелает, возражать не принято. В общем, так получилось, что наша встреча с августейшим братом весьма затянулась, и на домашний обед в Мраморном дворце я безнадежно опоздал. Как, впрочем, и на совещание Адмиралтейств-совета, которое сам же, не подумав, назначил на послеобеденное время.

— Все собрались? — вопросительно посмотрел я на заждавшегося меня Юшкова.

— Так точно, — кивнул адъютант. — Вас ждут!

— Передай, что сейчас буду. Вот только переоденусь.

Увы, обильно изукрашенный золотым шитьем, эполетами и орденами парадный полукафтан — не самое удобное одеяние. Так что, покинув Зимний, я первым делом постарался переодеться во что-нибудь более практичное. К слову сказать, мундиры такого покроя только что введены. Унаследовав трон, император Александр, как, к сожалению, принято в нашей семье, тут же занялся введением новой формы. Не то чтобы мне сильно нравился прежний фасон вицмундира фрачного типа, но вот ей богу, именно с этими нововведениями можно было и подождать!

Но стоило мне накинуть сюртук с эполетами и одиноким орденом святого Георгия на шее, как в меня с громким буханьем врезался мальчишка, в котором я не без труда признал своего сына и наследника Николая.

— Бабах! — громко заявил он, с победным видом поглядывая на меня снизу вверх.

— Что? — удивился я.

— Его императорское высочество изволили вас таранить! — с легкой усмешкой поведал мне камердинер.

— Озорничает? — усмехнулся я, подхватывая сорванца на руки.

— С вашего позволения, еще как!

— На абодаж! — завопил он, размахивая руками.

— Ну, брат, это никуда не годится. Команды надо подавать, четко выговаривая каждую букву. Ты, кстати, у нас кто? «Не тронь меня»?

— Нет! «Певенец»!

— Ах, да. Таранами же у нас Голенко развлекается… а вы, молодой человек, недурно осведомлены для своего нежного возраста!

— Это ваши матросы из охраны, — поморщился камердинер, происходивший из потомственных дворцовых служителей и потому относящийся ко всем, кто не принадлежал к этой касте, с толикой пренебрежения. — Уж я им, аспидам, говорил — негоже дитя такому учить, да куда там, кто же меня, старика, послушает?

— Понятно, — засмеялся я, глядя на удобно устроившегося у меня на руках «абордажника».

Странное дело, Коленька для меня, если подумать, совсем чужой. Но при этом я искренне люблю этого сорванца. Хотя вижу, конечно, не так часто как хотелось бы.

— Сейчас хоть так нападает, — продолжал увлеченно ябедничать камердинер. — А сначала пытался стул приспособить. Наклонит его, значит, и вперед!

— Он же тяжелый? — удивился я, припомнив громоздкие стулья из красного дерева с латунными накладками и сиденьями, обитыми полосатым ситцем в стиле «Жакоб». К слову сказать, работы мастерской того самого Гамбса, в которых спрячет драгоценности теща Кисы Воробьянинова.

— Так ведь паркет воском натерт, стало быть, скользкий!

— Вот что, юнкер! — строго посмотрел я на юного правонарушителя. — Предлагаю немедленно прекратить нарушения правил мореплавания и таранить впредь только неприятельские суда!

— Слусаюсь! — приложил тот растопыренную ладонь к виску.

— А за это обещаю, что возьму тебя на «Первенец» и представлю команде!

— Ула!!!

Насчет юнкерства я нисколько не шутил. Все великие князья с детских лет приписаны к разным полкам и считаются находящимися на действительной военной службе. Мой Коля, например, числится Конногвардейцем. Правда, дисциплина пока что не самое сильное его качество, а потому слезать у меня с рук он не пожелал. Так мы вместе с ним и вышли, чтобы тут же наткнуться на жену.

На первый взгляд, великая княгиня Александра Иосифовна выглядела вполне нормально, и только лихорадочный блеск глаз выдавал крайнее ее возбуждение.

— Ну вот ты где! — выпалила она, увидев сидящего у меня на руках сына. — Николас, еще немного, и ты сведешь меня с ума.

— Привет! — ляпнул я и тут же пожалел об этом. Ведь прежний Костя никогда не говорил так с женой.

Решительно подойдя ко мне, она ухватилась за Колю обеими руками и буквально силой отобрала его у меня.

— Иди к маме, малыш, — только и успел сказать я.

— Ты… ты слишком балуешь его, — после краткой заминки заявила мне жена.

— Интересно когда? Я ведь его почти не вижу!

— С ним совершенно не стало сладу, — продолжила, не слушая меня, Александра. — Няня его совсем обыскалась…

— Чему ты удивляешься? Он уже совсем большой. Мне кажется, пора убрать его с женской половины и отдать на попечение дядьки.

— Дядьки? — с ужасом посмотрела на меня Александра.

— Ну да. Какого-нибудь заслуженного матроса или казака. Мальчики, знаешь ли, взрослеют и им нужно мужское воспитание. Сашенька, милая, что с тобой?

— Знаешь, — как-то затравленно взглянув на меня, ответила супруга. — Я иногда совсем тебя не узнаю. Как будто передо мной совсем чужой человек.

— Господи Боже, что за странные идеи?

— Ты никогда прежде не называл меня «Сашенькой»!

— Разве? Хотя да, я звал тебя «жинкой» и сколько помню, это всегда жутко тебя бесило.

— Вовсе нет. То есть, да, мне не нравилось, но лучше бы ты звал меня по-прежнему!

— Здравствуйте-пожалуйста! Вот она женская логика во всей красе…

— И вот опять. Ты говоришь, как чужой!

— Скорее как «хищник», — буркнул я про себя.

В самом деле, возможно, с логикой у Александры Иосифовны и впрямь не хорошо, зато с женской интуицией все в полном порядке. Как говаривал один киногерой — «бабу не обманешь, она сердцем чует!»

— Дорогая, не стану скрывать, ты очень меня беспокоишь. Быть может, тебе следует немного отдохнуть или развеяться? Выйти в свет или съездить на курорт….

— Ты хочешь избавиться от меня?

— С чего вдруг такие вздорные идеи?

— Ответь мне прямо.

— Хорошо, если ты так желаешь, скажу. Я не желаю избавляться от тебя и очень хочу, чтобы ты взялась за ум, успокоилась и стала прежней Санни.

— Но ты не станешь прежним Костей…

Я не сразу нашелся, что ответить, потом вспомнил про время и резко свернул этот бестолковый разговор.

— Мне сейчас некогда, дела зовут. А когда вернусь, обязательно поговорим. Хочешь, прокатимся вечерком на двуколке?

Жинка ничего не ответила и, резко развернувшись, молча ушла.

Увы. Как-то так получилось, что чем лучше у меня идут дела на войне, тем хуже все обстоит на семейном фронте. И самое главное, помощи попросить не у кого. До семейных психологов еще лет двести, почему к слову и процветают мошенники вроде Анненковой. Ведь наверняка без этой гадины не обошлось! Ей богу, иногда хочется ее просто придушить. Только вот самому не комильфо, а поручить столь деликатное дело и некому. Тоже мне, императорская фамилия, а у самих даже штатного киллера нет!

— Юшков! — обернулся я к адъютанту.

— Да.

— Найди мне Беклемишева!

— Слушаюсь, — невозмутимо отозвался тот, но я буквально почуял, как он поморщился. Как же-с. Его, офицера флота, белую, можно сказать, кость, отправляют на поиски какого-то жандарма! Да бог бы с ним, просто жандарма, но тот ведь еще и сыском занимается…

Хреново, кстати, занимается. Что-то давно я никаких отчетов не получал. Любопытно, как там идут расследования странной кончины отца-императора, а также появления лже-медиума и прочих непонятностей вокруг моего семейства. И вообще, был бы он порасторопней, эту проклятую фрейлину давно бы на тот свет спровадил, чтобы голову Александре дурным не забивала…

Но нет. Он ведь тоже офицер и никогда на подобное не пойдет. Тут разве что к Дубельту обратиться, но это еще хуже. Давать старому жандарму такое оружие против себя нельзя. Так что все сам, все сам…

Занятый столь оригинальными мыслями, я вошел в кабинет, где уже который час маялись мои соратники.

— Прошу прощения, господа, — изобразил я легкий поклон в сторону подскочивших офицеров, инженеров и предпринимателей с чиновниками. — Задержался у государя. Надеюсь, вам хотя бы чаю предложили?

— Благодарим за заботу, Константин Николаевич, — ответил за всех Путилов. — Все хорошо!

— Ну вот и славно. Тогда предлагаю сразу перейти к делу. У меня для вас, как это часто бывает, две новости. Одна хорошая, другая плохая. С какой начнем?

— Полагаю, все-таки с плохой, — ухмыльнулся в бородку Николай Иванович.

— Как скажешь. Итак, плохая новость заключается в том, что противник, несмотря на все поражения, а быть может и благодаря им, к мирным переговорам пока не готов. Так что нас ожидает, по меньшей мере, еще одна кампания на море.

— Что ж, известие, конечно, не из приятных, однако новостью его не назовешь. Мы в ваше отсутствие тут некоторым образом посовещались и пришли ровно к тому же выводу. Союзники пока не готовы признать поражение и попытаются нанести нам новый удар. Вопрос лишь только в том, где это случится?

— Ну, это как раз понятно. Здесь на Балтике. Еще раз соберут корабли, благо, их у англичан с французами, как у дурака махорки.

— Как вы сказали? — округлил глаза Путилов.

— Что? Ах, не обращай внимания, Николай Иванович. Еще в Севастополе у каких-то матросов услышал, и вот, пожалуйста, привязалась дурная пословица. Не поверите, с утра в голове вертится, слава Богу, хоть при государе не ляпнул!

— Ну почему же дурная? — ухмыльнулся в бородку тот. — Кораблей у них и впрямь более чем достаточно. Кстати, а хорошая новость заключается в том, что кампания будет на Балтике?

— Нет. Хорошая новость в том, что его величество вполне понимает, что первенствующая роль в отражении агрессии будет принадлежать флоту и готов одобрить любое финансирование.

— Прямо-таки любое?

— В любых разумных пределах, господа. Поскольку денег в казне не так чтобы много!

— Ну, это уж у нас обычное дело. А о каких проектах идет речь?

— Нужно построить еще несколько броненосцев. Причем в самые короткие сроки. У наших визави, если верить разведке, в более или менее готовом состоянии находятся девять броненосных батарей. У нас две. Сами понимаете, при таком соотношении сил говорить об активных действиях не приходится. Поэтому нужно еще хотя бы три корабля. Какие будут предложения?

— Впятером против девяти? — покачал головой адмирал Мофет, — так себе пропорция.

— Никто не говорил, что будет легко, — пожал я плечами. — Но есть ведь еще мины, береговая артиллерия, канонерки, наконец. В общем, появляются хоть какие-то возможности…

— Это понятно. Как, впрочем, и то, что новые корабли в столь короткий срок не построить. Значит, будем переоборудовать старые, благо, такой опыт уже имеется.

— Кто послужит донором?

— Вариантов, собственно говоря, только два. Либо наши из числа наиболее побитых, либо трофеи.

— Я против наших! Останемся без кораблей, — весьма резко возразил командир Гвардейского экипажа.

— Помилуйте-с, да какой же в них смысл, если все перейдут на броню? — неожиданно поддержал меня фон Шанц.

— Это когда еще будет! А до той поры как воевать прикажете? Я, господа, вполне ознакомлен с конструкцией новейших батарей и могу сказать, что как вынесенный в море крепостной форт, они, может, и не дурны, а вот как корабли не стоят доброго слова. Медлительные, дурно управляющиеся, со слабой артиллерией, для их размеров, разумеется. Ну и дальность плавания вкупе с мореходностью решительно не хороши! Слава Богу, хоть осадка маленькая, отчего можно действовать на мелководьях

— А может, на них парусную оснастку поставить?

— Не стоит! — поспешил я вмешаться. — Большого толка от рангоута не будет, а вот верхний вес и связанные с этим проблемы увеличатся совершенно точно. Что касается недостатков наших броненосцев, то я знаю о них лучше вас всех вместе взятых. Но давайте все же решать проблемы по мере их поступления. Сейчас нам нужно отбиться от вражеской эскадры. Батареи вроде «Первенца» и «Не тронь меня», несмотря на свой неказистый вид, вполне подходят для этой цели. К тому же предстоящий бой в любом случае будет происходить вблизи наших берегов и при поддержке легких сил. Так что дальностью плавания и мореходностью пока вполне можно пренебречь. Итак, спрашиваю еще раз, какие предложения?

— Если ваше императорское высочество позволит, — начал руководивший постройкой первых наших броненосцев подполковник Чернявский [1], — я бы все-таки ознакомился сначала с состоянием трофеев. Во-первых, они, насколько мне известно, и без того сильно пострадали, так что разбирать их все равно придется. А во-вторых, «блокшипы» они ведь, мягко говоря, не новые. Долго в любом случае не прослужат…

— Не выйдет, — пробурчал Мофет, — Побиты сильно. На одном котлы взорвались, на другом машины покалечило…

— Так что с того? Соберем с двух одного. К тому же помимо приведенных в порт кораблей есть затонувшие на плесе перед Моонзундом. Может, стоит попытаться их поднять?

— Непременно стоит, — поддержал я его. — Там в любом случае найдется немало ценного, а глубины не велики. Я, кстати, думаю, что надо будет озаботиться созданием специальной службы на нашем флоте. Как раз для подобных целей. Все же на море случается всякое, корабли и суда тонут, а вместе с ними и содержимое трюмов. Назовем организацию просто — Экспедиция подводных работ особого назначения. Сокращенно — ЭПРОН. Но это дело будущего, а пока займемся подъемом с прицелом на последующую перестройку.

— Разумно, — закивали собравшиеся.

— Далее, — продолжил я. — Нужно определиться с объемами и стоимостью предстоящих работ. До копейки считать не надо, но порядок цифр мне нужен как можно скорее.

— Тут такой вопрос, Константин Николаевич, — задумчиво протянул Путилов. — Три корабля для предстоящей переделки мы в любом случае найдем. Машины с котлами тоже соберем, благо за прошедший год кое-чему научились. И даже с вооружением проблем не будет. Как показала практика, против деревянных кораблей достаточно и старых пушек, а по паре нарезных уж как-нибудь сыщем. Остается только один вопрос, где брать броню? Мы ведь и без того на «Первенце» большую ее часть из рельсов сделали.

— Хороший вопрос, Николай Иванович. И ты сам дал на него ответ!

— Из рельсов⁈

— Ну а почему бы и нет? Видишь ли, после прихода эскадры в Ригу я лично побывал на «Первенце» и осмотрел его. В общем, можно сказать, что импровизированная из рельсов защита со своей задачей справилась. Не без огрехов, разумеется, но тем не менее.

— Даже носовой каземат?

— Понимаю, не самый лучший вариант, но другого выхода все равно нет. Сделаем толще деревянную часть, укрепим, сколько возможно. В общем, как-то так…

— Но ведь рельсы где-то брать надо.

— Ну, это как раз не проблема. Если понадобится, с Царскосельской дороги снимем. Благо, ее все равно рано или поздно переделывать придется.

— Зачем? — удивленно посмотрел на нас контр-адмирал фон Шанц.

— Затем, Иван Иванович, — усмехнулся я. — Что ее изначально сделали слишком широкой. Целых шесть футов [2]

— На Николаевской дороге хватило пяти, — пояснил адмиралу мгновенно сообразивший, о чем речь, Путилов. — Но ее нам никто разбирать не даст, а вот… кстати, есть и другой вариант.

— О чем ты?

— Я про Варшавскую дорогу. Ее ведь только Гатчины довели.

— И что? Все равно какие-то грузы, наверное, возят. А в Царское село только без… праздная публика катается!

— Это верно. Только Варшавскую дорогу с самого начала стали делать двухпутной. Если один путь снять, перемещению поездов это особо не помешает.

— А ведь и верно, — кивнул я, — сколько до Гатчины расстояния?

— Сорок две версты. Одна сажень, сколько я помню, весит около четырёх пудов. Стало быть, две нитки рельсов — это грубо 168 тысяч пудов кованого железа. С учетом неизбежных потерь при перековке… в общем, должно хватить, причем с запасом.

— А сколько надобно на один броненосец? — уточнил фон Шанц.

— Порядка шестисот тонн. [3] Или почти 38 тысяч пудов.

Увы, я так быстро считать, используя традиционные для России меры, так пока и не научился. Поэтому когда это делают умные люди, предпочитаю с многозначительным видом помалкивать, в надежде, что и сам сойду за такого. И лишь потом, оставшись один, быстренько перевожу в привычные тонны, килограммы и метры.

[1] В исторической реальности Чернявский в 1855 году был откомандирован из Николаева в Санкт-Петербург для постройки 125-пушечного корабля «Император Николай I» и 10 броненосных плавучих батарей. За успешное выполнение этих задач получил чин полковника.

[2] Колея Царскосельской железной дороги действительно изначально была целых шесть футов или 1829 мм. Затем она была уменьшена до общепринятых в России 1524 мм или 5 футов.

[3] Применяемые в кораблестроении английские тонны составляют 1016 кг.