Константин. Аландская Звезда

Глава 16

Осматривая после боя «Бомарзунд», Поклонский с Бутаковым никак не могли поверить своим глазам. Судя по отметинам на бруствере, всего броненосец получил никак не менее полутора сотен попаданий. Тем не менее, собранная из расплющенных рельсов броня с честью выдержала выпавшее ей испытание, сохранив жизни экипажу и работоспособность механизмов.

Без потерь, впрочем, не обошлось. Трое матросов получили ранения от залетевших в порты осколков. Еще двоих контузило, от беспрестанного грохота. Трое кочегаров едва не угорели во время работы. И еще несколько человек получили разной тяжести ушибы, что, принимая во внимание тесноту внутренних помещений их корабля, было совсем неудивительно.

Зато все, что не было защищено броней, то есть труба, поручни и даже один из чугунных кнехтов, оказалось разбито, исковеркано или вовсе снесено артиллерийским ураганом.

— Третий десяток лет служу, — вздохнул Поклонский, прикидывая, что здесь творилось во время боя, — а ничего подобного видеть не приходилось. Вам, полагаю, тоже?

— Такого нет, — согласился Бутаков. — Хотя всякое случалось…

— Вы, верно, про бой с «Перваз-Бахри»?

— Нет. Там как раз все происходило обычным порядком. Разве что машины позволили нам держаться под кормой у турка. Мне больше другое помнится…

— Не расскажете?

— Отчего же. Я в том году только эполеты надел, совсем еще мальчишка. Сначала служил на «Силистрии», при его превосходительстве Михаиле Петровиче Лазареве, а потом перевели на маленький тендер под названием «Луч», командовал которым бывший в ту пору еще лейтенантом Александр Иванович Панфилов. Высаживали мы десант у речки Туапсе, а тут шторм, непогода. В общем, вынесло нас на мель. Вообразите, кораблик наш вот-вот развалится, волны высотой с его мачту, надобно спасаться, и берег вроде недалеко, да только на нем целые толпы черкесов только что зубами от радости не щелкают… Вот тогда, признаюсь, мне небо с овчинку показалось!

— Как же вы выбрались?

— Сам ума не приложу. Порох вымок, пушки еще раньше за борт выбросили, чтобы судно облегчить. Пришлось драться всем, что под руку попало. Кто тесаком, кто вымбовкой, я вот кортиком махал. Слава Богу, пехота выручила.

— Тяжко вам пришлось.

— Да уж, я бы сказал, волнительно. Ладно, вы занимайтесь «Бомарзундом». Тщательнейшим образом проверьте все плиты и составьте подробный отчет. Его высочество, помяните мое слово, его непременно потребует.

— Будет исполнено, господин капитан первого ранга.

— А я тем временем, — не обратив внимания на иронию равного с ним в чине и старшего по возрасту офицера, продолжил Бутаков, — наведаюсь на канонерские лодки. Да заодно узнаю, как там на бастионах. Сдается мне, у них там не столь гладко.

— Разузнайте заодно, как там мои?

— Конечно.

Вскоре выяснилось, что предчувствия нисколько не обманули молодого комбрига. Но если «константиновки» хоть и потеряли убитыми и ранеными всего двенадцать человек, то береговым укреплениям и превращенным в плавучие батареи линкорам пришлось гораздо хуже. Больше всего пострадал бывший корабль Поклонского — «Россия». В бортах лишенного возможности двигаться линкора насчитали почти два десятка пробоин. Потери составили 6 человек убитыми и 32 раненых. Два других линейных корабля получили всего десяток попаданий на двоих.

Каменные укрепления крепости, в основном, неплохо выдержали выпавшие на их долю испытания. Но деревянные постройки были уничтожены практически полностью. Так же взорвался один из пороховых погребов, и была разрушена временная батарея, укомплектованная моряками. Общие потери на берегу составили 18 человек убитыми и 96 ранеными.

Для видевшего своими глазами осаду главной базы Черноморского флота Бутакова все это было, разумеется, не в новинку. Удивляло другое. В Севастополе работы не прекращались ни днем, ни ночью. Стоило замолчать орудиям осаждающих, как на полуразрушенные укрепления устремлялся поток работников.

Саперы, гарнизонные солдаты вместе с матросами и добровольные помощники из числа местных жителей исправляли повреждения, рыли траншеи, вели подкопы и контр-подкопы. В общем, все были при деле, и никто, за исключением, быть может, стрелявших весь день артиллеристов, не оставался праздным.

Здесь же, в Свеаборге, едва отгремели залпы, и неприятель отошел дальше в море, очень многие решили, что на сегодня их долг исполнен и можно позволить себе отдых. И если в крепости какие-то работы все-таки шли, его подчиненные явно собрались немножко расслабиться.

— Господа, — сухо обратился к пришедшим ему на доклад командирам канонерских лодок. — Готовьтесь к выходу. В первую очередь это касается «шанцевок». Вам надлежит снять орудия и установить на их место шестовые мины. «Константиновкам» быть в готовности их прикрыть.

— Но позвольте, — попытался возразить командовавший отрядом капитан-лейтенант Аксель Бойе.

— Не позволю! Вы, верно, забыли, что у нас идет война? Ничего, я напомню. Что же касается остальных. Всем кораблям и фрегатам, за исключением «Бомарзунда», выделить для ночного поиска по два баркаса с экипажами.

— Но зачем?

— Затем, что я так приказал! — отрезал Бутаков.

— Есть, — вынуждены были ответить явно поскучневшие офицеры. Ибо попытка проверить на прочность не слишком хорошо известного протеже великого князя сорвалась.

Впрочем, некоторые из них не успокоились и попытались пожаловаться на самоуправство Бутакова начальнику 2-й флотской дивизии контр-адмиралу Шихманову. Однако получивший исчерпывающие инструкции от великого князя адмирал и не подумал поддержать их.

— Кто не желает служить на флоте, — рявкнул он на побледневших подчиненных, — может хоть сейчас подавать рапорт о списании! Распустились, мать вашу!

— Благодарю за поддержку, ваше превосходительство, — поблагодарил Бутаков, оставшись наедине с начдивом.

— Полноте, я не сделал ничего, помимо того, что должно. И давайте без чинов.

— Как угодно, Яков Ананьевич.

— Не расскажете, что собираетесь предпринять? Вас, конечно, его императорское высочество лично назначил, но я все же пока ваш начальник.

— Разумеется. Мне, право, очень неловко, что я не посвятил вас ранее, просто совершенно нет времени.

— Оставьте прелюдию и переходите сразу к увертюре. Тем паче, что ни малейшего раскаяния все одно не испытываете.

— Дело в том, что союзники перед началом сражения провели разведку и отметили наши минные поля буйками.

— Хотите их снять? — глаза адмирала хитро блеснули.

— Не совсем. Думаю, лучше переставить их ближе к берегу.

— Однако… впрочем, европейцы все равно считают нас византийцами, а это — кунштюк, вполне в духе жителей древнего Константинополя. А мины на канонерках зачем? Неужто думаете, что подобное нападение может иметь успех? Союзники стали гораздо осторожнее, чем прежде…

— На успех не надеюсь, однако полагаю, что ночная атака отвлечет их и поможет нам осуществить задуманное.

— Резонно. Что ж, действуйте. А что до господ офицеров, гоняйте их в хвост и в гриву, не стесняясь! Сами, небось, знаете, если молодежь не кроет втихомолку своего командира последними словами, его пора списывать!

— Сия премудрость мне хорошо известна, но, говоря по совести, никак не ожидал подобного отношения, — признался Бутаков.

— Ну а что вы хотели? Изначально на канонерки шли самые отчаянные офицеры. Многих из них Константин Николаевич отобрал лично и отнюдь не за склонность к дисциплине и чинопочитанию. А потом вместе с ними будто вымел союзников с Балтики! За что его протеже получили повышения, а их места заняли вот такие — приглаженные и надушенные. Ничего, немного послужат, пороху понюхают, будет и из них толк!

В это же самое время на флагмане союзной эскадры «Викторе-Эммануиле» разворачивались ничуть не менее драматические события. Сказать, что командовавший соединением Кокрейн был зол, значило бы серьезно погрешить против истины, ибо на самом деле прославленного адмирала душило бешенство.

— Что, черт возьми, здесь творится⁈ — едва сдерживаясь, рычал он. — Неужели в Англии разучились строить корабли и отливать пушки? Я вас спрашиваю, сэр!

— Полагаю, этот вопрос следует задать лордам адмиралтейства, — флегматично отозвался Мак-Кинли.

— Если вы не заметили, их здесь нет! Зато есть мы на негодных кораблях, с дурными орудиями.

— В таком случае, быть может, нам лучше отступить?

— Вы верно лишились разума, если предлагаете мне такое! Мои враги только и ждут, чтобы я оступился. Нет уж, я не брошу дело на половине, и не побегу, поджав хвост, от этого заносчивого молокососа!

«Возможно, вам не следовало дразнить этого молокососа в газетах?» — подумал про себя флаг-офицер, но вслух сказал совсем другое.

— Для того, чтобы удовлетворить королеву и парламент, нужно предъявить им что-то реальное. И если ваша милость позволит высказать мне мое мнение, Свеаборг подходит для этого как нельзя лучше. Разрушенная крепость, сгоревший город, уничтоженные корабли. Такие вещи понятны любому тупице в лондонском пабе и профессиональному крикуну в Гайд-Парке.

— Вы предлагаете продолжать?

— Вне всякого сомнения! К тому же нам хорошо известны наши повреждения, но мы понятия не имеем, как выдержала бой эта плавучая пирамида Хеопса? Вполне может статься, что эта неуклюжая посудина пострадала куда больше нашего. Что же касается русской нарезной артиллерии, то это, разумеется, весьма неприятный сюрприз. Однако если оценить нанесенные нам повреждения беспристрастно, так ли уж они велики? Как по мне, вовсе нет!

— Возможно, это потому, что у русских не так много таких пушек? — позволил себе вмешаться Филдинг.

— Совершенно верно, молодой человек, — неожиданно согласился с ним обычно не переваривающий этого сноба Мак-Кинли. — Поэтому нам определенно не стоит ждать, пока их станет больше.

— Хорошо, — кивнул после недолгого молчания Кокрейн. — Передайте капитанам броненосных батарей, чтобы они внимательно осмотрели свою защиту и, если понадобится, укрепили ее…

— Но…

— Не знаю как! Пусть проверят нагели, закрепят плиты канатами, или еще чем. Но завтра утром они должны быть готовы.

— Вообще-то я хотел спросить, почему бы вам не послать в бой французов? — ничуть не смущаясь, продолжил Филдинг. — Они раньше нас начали строить броненосцы, и вполне может статься, что их инженеры наделали меньше ошибок.

— Возможно, вы правы, — процедил в ответ адмирал, для которого сама мысль о том, что лягушатники могли в чем-то превзойти Великобританию, была невыносимой.

— Кстати, а почему вы не сделали это вчера?

— Потому, дорогой сэр, что я не хотел оказаться в том же положении, что и Дандас в Рижском заливе. Возможно, вы забыли, но где-то совсем рядом находится Черный принц, у которого еще два таких же броненосца. При том, что мы вчера не сумели сладить и с одним… И я вовсе не хочу, чтобы этот мальчишка подловил нас, когда мы увязнем в русской обороне!

Окончив свою речь, адмирал задумался на секунду о том, как хорошо бы мистер Филдинг выглядел, качаясь на рее, повешенный благодаря своему длинному языку непременно за шею, и да сжалится всемогущий Господь над его грешной и весьма глупой душой. Мысль эта, как ни странно, быстро его успокоила, и он даже немного повеселел. Несмотря на то, что Принц Константин проигнорировал его вызов, он, все же, оказался достойным противником. Умеющим не только внедрять технические новинки, но и пользоваться ими наилучшим образом. Впрочем, скоро этот выскочка узнает, что он такой не один…

Приятные мысли прервали звуки внезапно начавшейся канонады, после чего в адмиральский салон ворвался один из мичманов, сообщивший, что эскадра подверглась минной атаке.

— Русские напали, сэр! — кричал он необычайно тонким даже для мальчишки голоском. — Русские напали…

— Не стоит так кричать, молодой человек! — ледяным голосом отозвался Кокрейн. — Вы не на восточном базаре. Ведите себя, как подобает джентльмену.

— Простите, сэр, виноват.

— Тогда доложите еще раз. И как следует.

— Сэр, докладываю. Наши корабли атакуют русские канонерки.

И словно в подтверждение его слов невдалеке грянул мощный взрыв, на миг осветив ночную тьму яркой вспышкой.

— Что ж, мистер Вилкокс, — обратился он к командиру своего флагмана, — будьте так любезны, прикажите передать приказ по эскадре «К бою». И приступите к разведению паров. Ветра совсем нет, почти полный штиль. Паруса нам сейчас бесполезны. Остается положиться на мощь наших британских машин!

Как известно, если генералы подчиненных в бой посылают, то адмиралы ведут. И хотя до адмиральского чина Бутаков еще не дослужился, изменять этому правилу ему не хотелось. Впрочем, возглавлять минную атаку он тоже не стал. Поскольку, во-первых, не имел такого опыта, а, во-вторых, она служила всего лишь отвлекающим маневром.

Поэтому не без сожалений оставив ставший уже привычным «Бомарзунд», комбриг перешел на «Забияку» лейтенанта Хоменко — одну из трех лодок «константиновского типа», предназначенных для прикрытия гребной флотилии.

— Может вам все же стоило бы передохнуть? — спросил на прощание Поклонский.

— Успею еще, — отмахнулся Бутаков, после чего перепрыгнул на палубу подошедшей к самому борту броненосца канонерки.

— У нас теперь разве отдохнешь? — криво усмехнулся старший артиллерист «Бомарзунда» подполковник морской артиллерии Потапов.

И в самом деле, из глубины корабля то и дело доносился стук молотков, скрежет каких-то механизмов и традиционная для всякой работы на Руси от валки леса до строительства храмов ругань.

— Это разве надолго? — удивился все еще не слишком хорошо разбиравшийся в современной технике командир.

— Полагаю, на всю ночь. То есть Берг, конечно, сказал, что за пару часов управятся, но разве он хоть раз закончил работы в срок?

Инженер Генрих Берг — худой рыжий остзейский немец, служивший на броненосце старшим механиком, славился своей дотошностью, любовью к различным механизмам и… полным непониманием военной дисциплины. Доходило до курьезов. Однажды во время испытаний он внезапно застопорил ход, поскольку ему показалось, будто греются подшипники на валу. Скандал вышел знатный, после чего упрямого немца хотели даже списать на берег, но толковых механиков не хватало, а дело свое он все-таки знал.

— Вот же чертов колбасник! — схватился за голову Поклонский. — Ведь обещал же без моего ведома ничего не предпринимать!

— Да не переживайте вы так. До утра, помяните мое слово, все одно справится.

— А если поступит приказ на выход?

— Это уж вряд ли.

— Ваши бы слова, как говорится, да Богу в уши…

Командовать минной атакой вызвался начальник отряда канонерок барон Аксель Иванович Бойе. Потомок древнего богемского рода, чьи предки были вынуждены бежать в шведскую тогда еще Финляндию от религиозных гонений, имел репутацию отважного, но при этом никогда не терявшего хладнокровия офицера. На другого человека публичная выволочка, устроенная ему сначала Бутаковым, а затем и поддержавшим его Шихмановым подействовала бы угнетающе. Но барон, очевидно, решил личным примером доказать несправедливость полученных упреков и без тени сомнений повел своих людей в бой.

Для атаки было выделено четыре самые быстроходные «шанцевки», прикрывать которые выпало оставшейся пятерке «константиновок». Украдкой проскользнув в специально оставленный как раз для таких случаев проход, импровизированные миноноски направились на поиски противника.

Собственно говоря, искать никого не требовалось, поскольку местоположение вражеской эскадры было хорошо известно. Оставалось лишь незамеченными пройти мимо неприятельских дозоров и провести стремительную атаку, а дальше, как Бог даст…

Как ни странно, первая часть незамысловатого плана была реализована без каких-либо проблем. Возможно, экипажи дозорных судов слишком утомились в дневном бою, а быть может, русским в очередной раз просто повезло, но до эскадры союзников они все же добрались.

Каждому из участников этого отчаянного предприятия, от командиров до последнего матроса, непременно хотелось поразить своей миной какой-нибудь броненосец или хотя бы линейный корабль. Ведь удалось же это их предшественникам у Красной Горки и Бомарзунда?

Но как вскоре выяснилось, англичане и французы учли печальный опыт предыдущих сражений и устроили вокруг самых ценных своих единиц сплошное заграждение из рыбацких лайб, каких-то мелких посудин и даже обычных плотов, пробраться сквозь которое оказалось нетривиальной задачей.

С другой стороны, рядом с ними имелось немало пусть и не таких крупных, но все же довольно заманчивых целей, вроде паровых шлюпов и канонерских лодок, доставивших сегодняшним днем защитникам Свеаборга немало неприятностей. И командиры миноносок, не сговариваясь, пошли в атаку.

К несчастью для них, вахтенные на линейных кораблях и фрегатах не спали и довольно скоро заметили нападавших. На темневших в ночи громадах сначала послышались крики, затем выстрелы, после чего запели горны и раздался топот ног бегущих по палубам моряков. Затем открылись порты, и начали греметь пушки.

Больше всех не повезло флагманской «Стерляди». Одно из выпущенных наудачу ядер или даже картечина все же встретилась с выставленной на шесте миной и инициировала подрыв динамита. Прогремевший в опасной близости взрыв контузил добрую половину экипажа канонерки, включая Бойе. Тот, впрочем, несмотря ни на что, смог подтвердить свою репутацию и, оттолкнув от штурвала ошарашенного рулевого, развернул свой маленький корабль и повел его прочь.

Зато шедшая за ними следом знаменитая по боям кампании прошлого года «Ведьма» сумела прорваться сквозь огонь и подвести свою мину под борт британской канонерки, оказавшейся впоследствии пострадавшей в дневном бою «Руби», после чего сменивший на посту командира князя Шаховского молодой лейтенант Леня Сарычев лично замкнул контакты. В проделанную мощным взрывом в борту неудачливого корабля пробоину хлынула морская вода, и через минуту все было кончено.

К сожалению, это был единственный успех их отчаянного предприятия. Идущие концевыми «Гоголь» мичмана Дудинского и «Оса» лейтенанта Серкова не сумели прорваться сквозь плотный огонь противника и поспешили выйти из боя. Зато их заметили дозорные корабли союзников и бросились в погоню.

К сожалению, первые русские канонерки никогда не отличались хорошей скоростью. Их преимуществом были: малая осадка, неплохое вооружение и маневренность, технологичность и, конечно же, низкая цена. Собственно последние два качества и позволили нам построить их в таком количестве и весьма короткие сроки. Но вот ход…

Погнавшиеся за ними шлюпы и канонерки имели превосходство, по меньшей мере, в два узла и постепенно нагоняли бегущих. Казалось, ничто не спасет дерзких русских от возмездия, но тут в дело вступили силы прикрытия. Командиры застывших в темноте ночи «константиновок» правильно оценили ситуацию и, пропустив мимо себя отступающих товарищей, вступили в дело.

Первыми огонь открыли «Лихач» и «Щеголь», которыми командовали родные братья лейтенанты Николай и Валериан Иванчины. Согласно давней традиции, родственники часто выбирали для службы один и тот же полк или корабль. Начальство в таких случаях охотно шло навстречу пожеланиям своих офицеров, поскольку считалось, что это способствует сплоченности воинских частей. А что бы различать между собой людей с одинаковыми фамилиями, к ним прибавляли порядковые по времени получения офицерского чина номера. Поэтому старшего из них — Николая — все звали Иванчиным 1-м, а Валериан стал 2-м.

Практически одновременно выпущенные ими бомбы поразили почти догнавшую «Стерлядь» французскую двухорудийную канонерскую лодку «Ла Драгонн». То есть одна из них легла прямо перед форштевнем, зато вторая угодила прямиком в готовую к выстрелу пушку, отчего та немедленно разорвалась, покалечив разом большую часть орудийной прислуги. Вдобавок ко всему, один из осколков воспламенил оказавшиеся на палубе картузы с порохом, отчего на канонерке тут же вспыхнул пожар.

Следующим отличился «Сорванец», которым командовал лейтенант с трудно произносимой для русского человека фамилией — Клапье-де-Колонг. Отчего друзья и товарищи звали Константина просто Колонгом. Выпущенный ими 60-фунтовый снаряд поразил в борт винтовой шлюп «Пеликан», заставив его отказаться от погони и повернуть назад.

Остальные наши корабли: «Проказник» лейтенанта Сухопрудского и «Забияка» Хоменко действовали не менее удачно, отогнав своим огнем английские канонерки «Твинджер» и «Сторк». Не ожидавшие такого отпора союзники начали разворачиваться, оставив лишившегося управления «Дракона» без поддержки.

К счастью для немногих уцелевших французов, на русских кораблях было лишь по одному крупнокалиберному орудию, которое к тому же не слишком быстро заряжалось. Иначе бы «Ла Драгонн» просто расстреляли. Но когда Иванчины заметили, что вражеская канонерка не подает признаков жизни, они, не сговариваясь, подошли к нему. Убедившись, что на палубе нет никого, кроме убитых и раненых, русские моряки, недолго думая, взяли противника на буксир и утянули его на внутренний рейд. Остальные мигом сообразили, что происходит, и прикрыли их маневр огнём своих пушек и митральез.

Впоследствии этой незначительной, в сущности, стычке дадут громкое название — «Битва лейтенантов», поскольку и с той и с другой стороны кораблями командовали офицеры именно в таком чине. Братья Иванчины станут героями и получат золотое оружие с надписью «За храбрость». Колонг станет кавалером ордена святого Георгия IV класса. Тяжелораненого Бойе отметят «Владимиром» с мечами. Остальным достанется «Анна».

Не забудут и нижних чинов. На каждую принимавшую участие в деле канонерку пришлют по четыре «Знака отличия Военного ордена» и столько же «Аландских крестов», которые распределят между собой по жребию сами матросы.