Глава 15

Убедившись, что громкие заявления, сделанные им в адрес Черного Принца, и последовавшая за этим газетная шумиха не возымели ровным счетом никакого действия, Кокрейн двинул объединенную эскадру на Свеаборг и уже 15 августа встал перед ним. Стараясь, впрочем, держаться на почтительном расстоянии от его батарей.

Затем легкие суда, в которых у союзников не было недостатка, приступили к промерам глубин. Русские батареи, расположенные на островах Варген и Густав-Сверт, дали по ним несколько залпов, но вскоре смогли убедиться в недосягаемости противника и замолчали. Дальнобойные пушки на кораблях и нарезные орудия Баумгарта в крепости молчали, чтобы не обнаружить себя прежде необходимого.

И тогда в бой двинулись канонерские лодки. Шесть «шанцевок» из отряда капитан-лейтенанта Акселя Бойе, державшего флаг на «Стерляди», прошли между берегом и минными заграждениями на фарватере, после чего обстреляли союзников. Первый залп русских канонерок лег совсем рядом с британскими баркасами, отчего один из них перевернулся, а другие поспешили ретироваться под защиту своих кораблей.

Раздраженный все более усиливающимся сопротивлением крепости Кокрейн приказал отогнать обнаглевших «московитов», для чего в бой двинулись практически все имевшиеся под его началом легкие силы. Девятнадцать паровых шлюпов, сорок шесть винтовых канонерских лодок и все тринадцать парусно-гребных «мортирных судов» (восемь британцев и пять французов). Под давлением столь превосходящих сил русский отряд был вынужден отойти, после чего воодушевленные успехом британцы обрушили всю мощь своей артиллерии на форты Свеаборга.

Впрочем, поначалу их огонь был не слишком эффективен. Опасавшиеся русских мин капитаны старались держаться на почтительном расстоянии от берега и потому вели стрельбу с максимальной для их пушек дальности. И только когда на мачтах флагманского «Виктора Эммануила» взвился гневный сигнал Кокрейна, они были вынуждены сократить дистанцию.

Окутанные клубами порохового дыма маленькие корабли осторожно продвигались вперед, ведя при этом беспрерывный огонь по подозрительно молчавшим бастионам. Однако минута шла за минутой, расстояние сокращалось, а хваленая русская артиллерия продолжала бездействовать.

— Кажется, разведка нам не соврала, — удовлетворенно отметил внимательно наблюдавший за ходом сражения сэр Томас. — Пушкам Черного принца не хватает дальности!

— Быть может, в таком случае стоит ввести в бой линейные корабли и фрегаты? — осторожно предложил флаг-офицер Мак-Кинли.

— Чтобы русские измочалили их, как в Севастополе? — скривился адмирал. — Нет уж, благодарю покорно!

Резоны старого адмирала были понятны. Большие корабли, вне всякого сомнения, из-за своих размеров стали бы слишком удобной целью для противника. А будучи вооружены по большей части старыми добрыми гладкоствольными орудиями, не имели преимущества по дальности стрельбы.

— А броненосные батареи? — подал голос лейтенант Филдинг, приходившийся дальним родственником лорду Денби-Филдингу и потому иногда позволявший себе несколько больше допустимого.

— Когда мне потребуется узнать ваше мнение, об этом неординарном событии станет известно всем! — язвительно отозвался Кокрейн, но потом все же решил пояснить. — Русские наверняка утыкали подступы к крепости минами, а я не желаю рисковать одним из своих козырей ранее, чем это необходимо.

Одновременно с этим моряки из отряда Пэно заняли крохотный островок под названием Амбрасгольм, представлявший из себя плоскую вершину торчавшей из моря скалы в двух с половиной верстах от линии русских бастионов, и начали обустраивать на нем батарею дальнобойных пушек. Для возведения брустверов использовались привезенные с собой мешки с песком, уложенные в плетенные туры камни, обрезки канатов и прочий хлам.

К несчастью для усердно трудившихся французов, именно этот остров использовался русскими артиллеристами для пристрелки новых нарезных орудий, и потому все необходимые ориентиры и углы возвышения были им хорошо известны. И как только противник начал выгрузку орудий на позиции, по ним тут же открыли огонь. Первый же снаряд разворотил недостроенный еще бруствер, покалечив двух матросов и распугав остальных. Другой расколол торчавший из воды гранитный выступ, осыпав обломками пораженных столь точным огнем артиллеристов.

Следующие серии попаданий ранили еще несколько моряков, заставив остальных прятаться за незаконченными стенками укреплений, и разбили борт грузового баркаса, отправив его на дно вместе с орудием. Но самым результативным стал пятый залп. Легший с перелетом русский снаряд пробил борт транспорта, и, разорвавшись в трюме, вызвал пожар. Увидев клубы дыма, русские артиллеристы пришли к выводу, что здесь их работа окончена, и поспешили перенести огонь своих орудий на британцев.

Между тем стрельба английских канонерок и мортирных судов становилась все более плотной. Тяжелые бомбы то и дело разрывались посреди русских укреплений. Впрочем, гранитные стены русских фортов и равелинов проявили себя достаточно хорошо. С такой дистанции им, в сущности, и не могло ничего всерьез угрожать. Чего, к сожалению, никак нельзя сказать о кирпичных и деревянных постройках.

Что самое печальное, отвечать на столь массированный огонь могли только шесть более или менее дальнобойных пушек на линейных кораблях и присоединившиеся к ним чуть позже два нарезных орудия береговых батарей. Тем не менее, даже они смогли повредить одну из канонерских лодок, после чего той пришлось спешно отойти за линию фрегатов.

В какой-то момент адмирал Бейнс, наблюдая затянутые дымом, непрерывно накрываемые разрывами бомб русские укрепления, посчитал, что они достаточно разрушены и приказал высадить десант на остров Друмс-Э. Заняв места в шлюпках, англичане быстро погребли к вражескому берегу, однако, как только они приблизились, по ним открыли огонь вооруженные штуцерами стрелки, прятавшиеся до той поры в специально устроенных ложементах.

Потеряв несколько человек, британцы хотели было повернуть назад, но тут в бой вступили свежие силы. Из прикрываемого линейным кораблем «Россия» прохода между фортом Густав-Сверт и островом Сканланд вышло несколько снабженных брустверами канонерок «константиновского типа». Две головные: «Проказник» Сухопрудского и «Забияка» Хоменко, — сразу взяли курс на Друмс-Э. Надо сказать, что их командиры изрядно рисковали, повернувшись к неприятелю небронированным бортом, однако прежде чем те отреагировали, русские моряки успели потопить один баркас с десантом артиллерийским огнем, а экипажи остальных проредить из митральез.

Впрочем, англичанам пока было не до них, поскольку вслед за «константиновками» из глубины военной гавани через обращенную к открытому морю горловину Среднего фарватера, проходящего между Варгеном и Вестерсватом, вышел странного вида корабль, без мачт, но с единственной трубой, торчавшей из крыши угловатого каземата. Побывавшие в сражении в Рижском заливе моряки с легкостью признали в этом хтоническом чудовище один из русских броненосцев, но ошиблись. Ибо это был только недавно вступивший в строй «Бомарзунд», под флагом капитана первого ранга Бутакова.

Восточная война придала мощное ускорение карьере многих талантливых офицеров, одно из первых мест среди которых, несомненно, занимал Григорий Иванович Бутаков. Всего два года назад он, будучи лишь капитан-лейтенантом, вступил на своем «Владимире» в схватку с «Перваз-Бахри» и одержал первую победу в бою между паровыми кораблями.

Затем было еще немало сражений, апофеозом которых стал Второй Синоп, после чего на командовавшего моим флагманом уже теперь капитана первого ранга Бутакова пролился настоящий дождь наград: Аландская звезда, золотое оружие с надписью «За храбрость», придворное звание флигель-адъютанта…

Но, как и следовало ожидать, столь блестящая карьера не могла не вызвать зависти. Стоило мне вернуться в Петербург, как перспективного офицера тихой сапой перевели со строевой должности в ревизионную комиссию. Формально это можно было назвать повышением, а по факту означало ссылку подальше от настоящего дела. И что самое печальное, никто из командиров Черноморского флота, включая обычно благоволившего Бутакову Корнилова, не воспротивился этому решению. Слава Богу, хоть в Николаев не отправили, как в свое время Казарского…

К счастью, без моего ведома подобные перестановки в Морском ведомстве были невозможны. Поэтому наткнувшись на знакомую фамилию в длинном списке, я тут же заинтересовался, о котором именно Бутакове идет речь? [1] Убедившись, что речь о будущем создателе «Тактики парового флота», я приказал без лишней огласки перевести его на Балтику и назначил исправляющим должность начальника дислоцировавшейся в Свеаборге 3-й бригады 2-й Флотской дивизии.

— Благодарю за доверие, Константин Николаевич, — прочувствованно заявил он при личной встрече, состоявшейся около месяца назад. — Но не вызовет ли мое назначение на столь высокую должность нового возмущения среди заслуженных адмиралов?

— Непременно вызовет, — усмехнулся я. — Да вот беда. После того, как я велел переоборудовать парусники в плавучие батареи, уже трое отказались от столь лестной должности. Ну а на нет и суда нет!

— Все же в мои лета…

— Помилуй, но ты все же на семь лет старше меня. Неужто боишься не справиться?

— Никак нет, но…

— Вот что, Григорий Иванович, политесы мне разводить некогда, а потому слушай и мотай на ус. Главное сражение этой войны состоится именно у Свеаборга. За сухопутный фронт я спокоен. Комендантом там состоит бывший вице-директор инженерного департамента генерал-лейтенант Сорокин. Мы с ним шапочно знакомы еще со времен Венгерского похода, и насколько могу судить, человек он дельный. А вот про часть морскую того же сказать не могу. Поклонский офицер храбрый, но не то, что броненосными, паровыми кораблями никогда прежде не командовал. Бойе и вовсе кроме канонерок ничего в бой не водил. А ты у нас, как ни крути, основоположник. Ну-ну, не тушуйся, чай, не барышня! В общем, брат, отправляйся в крепость и принимай команду. Знакомься с подчиненными, изучай театр боевых действий. Времени на подготовку у тебя не так много, а потому не теряй его даром. Справишься, быть тебе контр-адмиралом!

— Не за чины служу, ваше императорское высочество.

— Это верно. Но без награды тоже все одно не останешься. Для офицера честолюбие все равно, что хер. Показывать стыдно, а без него нельзя! Ну все, ступай. Перед отправкой зайдешь, я для Поклонского письмо передам.

Наутро сказанная мной шутка разлетелась сначала по всему флоту, а затем и по всей России. Ну вот, украл крылатую фразу у только что поступившего в Академию Генерального штаба Драгомирова. Прости, Михаил Иванович, даст Бог, сочтемся…

Если считать вместе с «константиновками», выходило, что под началом Бутакова оказалась «чертова дюжина» броненосных кораблей. И он, как никто, сумел правильно ими распорядиться. Стремительно, если так можно высказаться о делавшей не более шести узлов батарее и ненамного превосходящих ее в скорости канонерках, выйдя из-за островов, они заняли позицию перед минными заграждениями и обрушили всю мощь своей артиллерии на легкие силы противника.

Оказавшись под огнем тяжелых 60 и 68-фунтовых орудий, шлюпы и канонерские лодки поспешили выйти из боя. А вот парусно-гребные мортирные суда немного замешкались и успели получить полной мерой. Одна из удачно выпущенных русских бомб разворотила борт «Мастифа», из-за чего тот вскоре перевернулся. Другая разбила руль «Харди», практически лишив его возможности управляться. Однако отчаянные усилия севших на весла моряков помогли спасти маленький корабль. Остальные сумели ретироваться, отделавшись более мелкими повреждениями. Но в любом случае, обстрел русской крепости после этого прекратился.

Ответ британцев не заставил себя ждать. Сначала в движение пришли стоящие неподалеку от места сражения линейные корабли и фрегаты, попытавшиеся прикрыть артиллерийским огнем отход своих легких сил. Затем их строй прорезали сразу четыре английские броненосные батареи: «Глаттон», «Трасти», «Тандер» и «Метеор», — неторопливо направившиеся навстречу русскому «собрату».

В этот момент мало кто понимал, что на их глазах творится история. Каких-то несколько месяцев назад русские броненосцы поставили точку в почти 300-летней истории господства на море деревянных линейных кораблей. А теперь бронированные монстры сошлись с обеих сторон, чтобы решить, останется ли Британия «владычицей морей» или уступит свое место более предприимчивым и прогрессивным соперникам.

Пока отчаянно дымящие британские утюги медленно приближались к разделявшему их с русскими минному заграждению, артиллеристы «Бомарзунда» не стали терять время и принялись обстреливать находящиеся в пределах досягаемости корабли Кокрейна. Те, разумеется, пытались отвечать, но их ядра смогли лишь оцарапать закованный в железо борт противника. Зато русские артиллеристы, заботливо отобранные Поклонским из числа лучших, сумели добиться нескольких удачных попаданий в «Виктора-Эммануила».

Особенно отличились расчеты погонного и ретирадного нарезных орудий, сбившие на вражеском флагмане фок-мачту и разбившие несколько орудий на гон-деке.

— Чтоб вас всех! — выругался после очередного попадания Кокрейн. — Как они могут столь метко стрелять на такой дистанции?

— А что, если у них тоже есть нарезные пушки? — высказал предположение Филдинг.

— Откуда такие идеи, лейтенант? — строго посмотрел на молодого человека адмирал. — Россия слишком слаборазвитая страна с отсталой промышленностью, чтобы добиться подобного успеха!

— Боюсь, что мистеру Дандасу так не показалось, — пожал плечами юный аристократ, намекая на результаты сражения в Рижском заливе.

— Филдинг прав, — неожиданно заявил вернувшийся с артиллерийской палубы Мак-Кинли, вслед за которым четверо дюжих матрос тащили на парусине какой-то тяжелый предмет.

— Что, ради всего святого, за дрянь вы принесли?

— Неразорвавшийся русский снаряд, сэр! — почтительно ответил шотландец. — Видите следы нарезов на прикрепленной к его донцу медной юбке?

— Черт побери, как это возможно⁈

— Не знаю, но готов биться об заклад, что их пушки получились лучше наших. «Ланкастеры» на такой дистанции годятся лишь, чтобы глушить рыбу.

— Кажется, скоро мы это проверим, — криво усмехнулся Филдинг, показывая на проходящие мимо них броненосцы.

— По крайней мере, в ближайшее время русские будут заняты ими, — пробурчал в ответ Кокрейн, уставившись в бинокль.

Несмотря на высказанные Бутаковым опасения, они с Поклонским довольно быстро поладили. Конечно, с одной стороны командиру «Бомарзунда» было немного обидно, что его отдали под начало совсем еще молодого офицера, но с другой, печальная судьба адмирала фон Платера и еще нескольких высокопоставленных господ со всей очевидностью показали, что в некоторых вопросах с великим князем лучше не спорить.

К тому же новоиспеченный комбриг успел показать себя толковым и заботливым начальником, старательно вникавшим в каждую мелочь, а потому быстро расположил к себе подчиненных от самого Поклонского до самого последнего матроса.

— Кажется, у нас гости, — показал на приближающегося противника Бутаков.

— Явились, не запылились, — пробурчал в ответ командир «Бомарзунда». — Прекратить огонь и пробанить орудия!

Оба офицера находились на крыше каземата, на маленькой площадке, предназначенной для управления кораблем. Тянущиеся через весь корпус переговорные трубы и идущие от штурвала тяги позволяли передавать команды в машинное и рулевое отделение. Правда, во время боя их было почти не слышно, отчего приходилось передавать через посыльных записки. Поэтому двигаться их кораблю можно было только с величайшими предосторожностями.

Единственной защитой всего это хозяйства служил невысокий бортик, набранный из двух слоев дюймового железа и обшитый изнутри сосновым брусом. Ходили слухи, что на новых броненосцах, спешно сооружаемых в Кронштадте, появились полноценные боевые рубки, но здесь, в Гельсингфорсе, пока пришлось обойтись без них.

— Вы бы, Григорий Иванович, спустились вниз, — посоветовал Поклонский. — А то мало ли что.

— Успеется, Василий Константинович, — отозвался Бутаков, внимательно осматривая занимающие свои места, согласно диспозиции, канонерские лодки.

Отсутствие мачт, а значит, и возможности поднимать сигналы, делало управление отрядом в бою задачей практически невозможной. Поэтому приходилось полагаться на прошедший перед выходом инструктаж и здравый смысл командиров «константиновок». Пока вроде все шло по плану. Выстроившиеся строем пеленга канонерки обернулись к противнику носом, выставив вперед защищенные броней бруствера пушки. «Бомарзунд», напротив, готовился встречать неприятеля бортовым залпом.

— До чего все же уродливые у англичан утюги! — покачал головой Поклонский.

— Можно подумать, наш сильно красив, — усмехнулся в ответ Бутаков.

— А вот не скажите. Признаюсь, поначалу мне «Не тронь меня» с «Первенцем» тоже не сильно глянулись. А теперь нахожу в их формах даже некоторое изящество. Эдакую, я бы сказал, экспрессию!

— Любите новизну в искусстве?

— Терпеть не могу, но куда же деваться? Раз уж сподобился на старости лет командовать эдакой «монстрой», надобно соответствовать! К тому же быть неуязвимым для вражеского огня — большое дело…

— Это да, — буркнул про себя командир бригады.

В отличие от большинства своих подчиненных, он успел хорошо ознакомиться с побывавшими в боях кораблями, и не был так уж уверен в их защите. Особенно в той, что состояла из расплющенных рельсов. Безостановочно молотившим в том бою по каземату «Первенца» английским пушкам удалось-таки повредить несколько пластин. Потом их, конечно же, заменили, но что сталось бы, продлись сражение несколько больше времени, не знал никто.

К счастью, разделившее противников минное заграждение не позволяло им сойтись накоротке. Что давало надежду выдержать вражеский огонь. Но это же препятствие защищало и союзников. Тем паче, что их броня, в отличие от русской, была из цельных кованых плит…

— Не отчаивайтесь, господа, — пытался успокоить создатель новых пушек, получивший за это в свои сорок лет генеральский чин Баумгарт. Даже пушки старого образца способны пробить четыре дюйма железа, начиная с двух кабельтовых. Правда, для этого надобно стрелять коваными ядрами. Новые же, нарезные, уверенно пробивают такую броню уже с пяти или 430 наших сухопутных саженей.

— А с какого расстояния нашу броню пробьют «ланкастеры»? — поинтересовался тогда Голенко, но таки не получил ответ на свой вопрос.

В общем, было ясно одно. И нам и союзникам придется хорошенько постараться, чтобы пробить защиту врага. И тем не менее это было возможно. К тому же оставалась возможность попасть в открытый порт или другое конструктивно ослабленное место. В общем, ищите и обрящете…

— Интересно, что это? — вдруг заинтересовался Бутаков, показывая на волны.

— Где? — удивился никак не ожидавший от начальника праздного любопытства Поклонский.

— Да вон же.

— Кажется, буйки. Видимо, англичане поставили, отметив границу минных заграждений. Надо отдать нашим визави должное, организация у них на весьма высоком уровне. Да и труса они не празднуют…

Начавшийся вскоре бой прервал дальнейшее обсуждение. Залпы орудий с обоих сторон слились в практически непрекращающийся грохот. Главная схватка развернулась, разумеется, между закованными в броню гигантами. Внутри казематов которых метались в пороховом чаду раздетые по пояс чумазые канониры.

Экипажам «константиновок» в этом смысле было гораздо легче. Открытый сверху бруствер нисколько не препятствовал движению свежего воздуха. К тому же, занятые «Бомарзундом» британцы поначалу не обращали на них никакого внимания. Между тем, русские артиллеристы то и дело добивались попаданий по закованным в броню бортам вражеских кораблей.

Одно из выпущенных ими ядер угодило-таки в открытый порт «Метеора», разбив орудие и покалечив сразу троих матросов. Урон, конечно, не слишком большой, но раздосадованный им капитан Фредерик Сеймур тут же приказал перенести огонь на надоедливых, как он выразился, «насекомых». Впрочем, поразить юркие канонерские лодки оказалось не так-то просто, не говоря уж о том, что попадание в бронированный бруствер еще ничего не гарантировало.

Тем временем «Бомарзунд» сошелся в бескомпромиссной дуэли с «Глаттоном». Не обращая внимания на остальных противников, наш броненосец сосредоточил огонь на вражеском флагмане, вколачивая в его борта снаряд за снарядом. Отчего находившимся внутри англичанам казалось, что по их кораблю то и дело бьют гигантские кувалды каких-то великанов.

Все это время Бутаков и Поклонский возлагали свои главные надежды на нарезные орудия, однако первым успеха, как ни странно, добились их более многочисленные гладкоствольные собратья. Беспрестанно молотя коваными ядрами по броне противника, они умудрились расшатать одну из плит. Как потом выяснилось, британские кораблестроители умудрились допустить ужасную ошибку. Перепробовав множество способов крепления брони к деревянным корпусам, они не нашли ничего лучшего, как использовать для этой цели дубовые нагели. [2]

Стоит ли удивляться, что они не выдержали чудовищной нагрузки и лопнули? Затем очередное попадание заставило плиту покачнуться, после чего она вывалилась из пазов, чтобы тут же исчезнуть в мутных балтийских волнах.

Следующий удар был нанесен уже нарезным орудием. Очередной чугунный снаряд, выпущенный из носового «баумгарта», сумел-таки пробить железную плиту, не расколовшись при этом, после чего застрял в деревянном борту и только после этого взорвался. Впрочем, содержавшийся в нем заряд пороха был откровенно невелик, но даже его хватило, чтобы вызвать целый град щепок, нанесших раны доброй полудюжине канониров.

— Что-то не так с нашими проклятыми броненосцами, — пробурчал командир «Глаттона» и поспешил выйти из боя.

На русских кораблях и в крепости этот успех был встречен громогласным «ура»! И хотя никто не понимал, чем было вызвано отступление противника, все от офицеров до последнего нижнего чина радовались этой удаче.

— Вы целы? — спросил у Поклонского Бутаков и, видя, что тот его не слышит, повторил вопрос несколько раз.

— Не уверен, — после затянувшейся паузы ответил ему командир «Бомарзунда». — Почему они уходят?

— Понятия не имею. Но, клянусь честью, меня это устраивает!

Первый бой броненосных кораблей окончился ничьей. Англичане, несмотря на явный перевес в силах, не смогли ничего добиться. Впрочем, то же можно сказать и о нас. Новейшие нарезные орудия, хотя и сыграли свою роль, все же оказались не слишком эффективными. В военно-морской гонке началась новая эпоха — противостояние средств нападения и защиты. Первый раунд безусловно выиграла броня.


[1] Всего было пять братьев Бутаковых, причем все они служили на флоте.

[2] Крепеж деревянными нагелями брони британских самоходных батарей типа «Этна» — документальный факт. Тут авторы ничего не придумывали.

Загрузка...