Константин. Аландская Звезда

Глава 17

Несмотря на то, что русские корабли давно вернулись на свою базу, экипажи союзной эскадры никак не могли успокоиться. То тут, то там то и дело раздавались крики или даже выстрелы. Чем больше вглядывались в окружавшую их темень часовые и вахтенные, тем чаще им чудились крадущиеся в ней кошмарные московитские миноноски. И лишь с рассветом стало ясно, что никаких врагов рядом нет, а потери, понесенные в ночном бою, просто ничтожны.

Ни один крупный военный корабль или броненосец не только не пострадал, но даже не был атакован. По сути, жертвами коварного нападения стали две канонерки: британская «Руби», утащенная «Ведьмой» на дно и «Ла Драгонн». (В тот момент никто не знал, что последнюю не просто потопили, а захватили в плен и выставили в порту Гельсингфорса на всеобщее обозрение). Что, разумеется, было печально, но не более того. В конце концов, русские ведь тоже наверняка получили повреждения, не так ли?

Тем не менее, союзная эскадра еще какое-то время оставалась в бездействии. Судя по всему, флагманы совещались, решая, чем ответить на дерзкую выходку противника, затем рассылали приказы подчиненным. В общем, было уже без четверти десять, когда английские и французские канонерские лодки и мортирные суда снова пришли в движение и направились к фортам Свеаборга. В общем, практически все было как вчера, если не считать угловатых утюгов «Тоннанта» и «Конгрева», идущих на сей раз вместе со своими легкими силами.

— Прикрывают от нас, — хмыкнул Поклонский.

— Очевидно так, — кивнул стоявший рядом с ним на кое-как починенном мостике не спавший всю ночь Бутаков.

Перенести буйки оказалось не таким уж простым делом. Во-первых, надо было дождаться момента, когда начавшаяся атака миноносок отвлечет внимание вражеских дозорных судов. Во-вторых, обнаружить буйки в полной темноте, ни в коем случае не зажигая при этом свет. В-третьих, перенести их следовало на одинаковое по возможности расстояние, чтобы изломанная за ночь линия не заставила вражеских капитанов насторожиться.

В общем, не будет преувеличением сказать, что русские моряки сделали прошедшей ночью невозможное и все это время начальник бригады был вместе со своими подчиненными. Впрочем, для настоящих марсофлотов не сходить с мостика несколько суток кряду было делом совершенно обыкновенным.

Тем временем неприятельские корабли один за другим занимали свои места, не подозревая, что маневрируют сейчас прямо на минном поле. Однако Бог или дьявол для каких-то своих целей до сих пор хранили союзников. Наконец все было готово, и вражеские корабли открыли огонь. Грохот почти сотни тяжелых орудий вскоре слился в протяжный гул, в котором было трудно распознать отдельные выстрелы.

Ответный залп русских бастионов не заставил себя ждать. Причем, помимо дальнобойных «Баумгартов», по противнику ударили 3-пудовые бомбические пушки, добивавшие теперь до противника.

— Долго же они ждали, — прокомментировал начавшуюся артиллерийскую дуэль не отрывавшийся от подзорной трубы Поклонский.

— Чтобы неприятель раньше времени не спохватился, отчего это наши пушки дальше бить стали, — пояснил ему начальник бригады.

— Тогда понятно.

— Меня больше беспокоит, что союзники битых полчаса толкутся по нашим минным полям, но так до сих пор и не подорвались, — мрачно заметил Бутаков.

— Черт знает, что с этими адскими машинами, — рефлексивно поежившись, вздохнул командир «Бомарзунда». — Бывало, не знавшие о них торговцы проходили через заграждения невредимыми, а иной раз они сами ни с того ни с сего взрываются!

Как и большинство офицеров уходящего парусного флота, он слабо разбирался в современной технике и до ужаса боялся притаившейся в морских глубинах смерти. Хотя, после вчерашнего боя, свой броненосец начал ему нравится. Да, он тесный и неказистый. Внутри вечно шумно и грязно, от множества механизмов, но… быть в бою неуязвимым — это дело!

— Очевидно, морская вода проникла внутрь мин, и взрывчатка отсырела, — вздохнул начальник бригады. — Его высочество предупреждал меня о подобной возможности.

— Что, у всех? — вытаращил глаза Поклонский.

— Надеюсь, что нет, — скрипнул зубами Бутаков, после чего крикнул вниз. — Передайте в машинное, пусть готовятся дать ход!

— Есть! — глухо отозвался какой-то матрос.

Увы, попытка наладить связь с машинным отделением с помощью тянувшихся через весь корабль медных труб с раструбами на конце, именуемых по-французски «амбрюшотами», оказалась не слишком удачной. Рев пушек и шум от паровой машины надежно глушили все звуки. Поэтому приходилось обходиться посыльными.

— Что вы намерены предпринять?

— Надо заставить наших друзей двигаться. Не может быть, чтобы все мины разом пришли в негодность. Хоть какая-то да взорвется!

— Может, следовало установить новые? — с невинным видом поинтересовался Поклонский.

— Может, — пробурчал в ответ Бутаков.

Дело в том, что еще вчера он предлагал сделать то же самое. Однако минеры привели сорок разных причин, по которым это было невозможно. Во-первых, лишних мин в арсеналах крепости просто не было. Остальные тридцать девять он слушать не стал.

— А это еще что такое? — отвлек его от мрачных мыслей Поклонский.

Вражеский строй к тому времени оказался совершенно окутан клубами дыма, сквозь редкие разрывы в котором можно было разглядеть лишь отдельные корабли и вспышки выстрелов. То же можно было сказать и о русских батареях. Однако пока они были заняты стрельбой друг по другу, от основной массы союзников отделился ничем не примечательный парусник и направился к проходу между островами, где занимал свою позицию сильно пострадавший во вчерашнем бою линейный корабль «Россия».

Лишившийся не только рангоута, но и большей части экипажа линкор стоял на якоре. Единственное его дальнобойное орудие пришло в негодность, а остальные могли пригодиться лишь при отражении десанта, в возможность которого никто не верил. И вот теперь прямо к нему направлялся небольшой пароход под британским флагом.

— Вы что-нибудь понимаете? — удивленно посмотрел на своего начальника командир «Бомарзунда».

Увы, ни тот, ни другой, ни вообще кто-либо в Российском флоте, не исключая и самого генерал-адмирала Константина Николаевича, даже подумать не мог, что встретится с чем-то подобным. Ибо трюмы несчастного парохода под названием «Агнес Блейки» были заполнены бочками со смесью дегтя, нефти и серы.

Впервые Кокрейн задумался о новом оружии еще во времена Наполеоновских войн. По большому счету, предложенные им «суда-вонючки» должны были стать разновидностью брандера. Только его оружием был не огонь, а едкий сернистый дым, способный уморить вокруг себя все живое.

К сожалению, в тот момент у сэра Томаса не было собственных средств на воплощение столь экстравагантной идеи, и потому он был вынужден обратиться в Адмиралтейство. Правда, ознакомившиеся с проектом лорды-адмиралы не поддержали молодого в ту пору изобретателя, справедливо полагая, что французы, которых никто бы не смог назвать отсталыми, непременно ответят чем-то подобным.

Но после начала войны с русскими Кокрейн вспомнил о своем давнишнем изобретении и вновь предложил его использовать. Говоря по чести, их лордства и теперь были против, но возражать прославленному адмиралу никто не стал. Тем более, что тот взял на себя все расходы.

И как ни странно, план старого пирата удался. Занятые артиллерийской дуэлью с союзниками канониры русских фортов понадеялись на своих товарищей на «России», а те не сразу обратили внимание на странный пароходик.

Никто и никогда, будучи в здравом уме, не назвал бы «Агнесс Блейки» хорошим судном. Тем не менее, пара преимуществ у него все-таки имелась. Во-первых, низкая осадка, дававшая надежду пройти русское минное поле. А во-вторых, немаленький трюм, вмещавший в себя достаточное количество бочек с «дьявольским коктейлем».

Немногочисленная команда давно покинула обреченный корабль, и теперь он, мерно шлепая плицами колес, неторопливо направлялся навстречу своей судьбе. Впрочем, сам пароход никто не видел, ибо вспыхнувший в трюме пожар дал совершенно невероятное количество ужасно едкого дыма, надвигавшегося теперь на русский линейный корабль сплошной стеной.

Спохватившиеся артиллеристы посылали туда залп за залпом, но остановить ужасное черное облако так и не смогли, и вскоре оно полностью накрыло русский линкор, после чего двинулось дальше. Застигнутые врасплох матросы и офицеры сначала пытались продолжать вести огонь, но вскоре не выдержали и, бросив все, попытались выбраться на верхнюю палубу. Однако удушливый газ нашел их и там, так что обезумившие от раздиравшего легкие кашля люди стали бросаться в море.

Некоторые, правда, пытались закрывать себе лица мокрыми тряпками и задраивать орудийные порты и люки, но было поздно. Первая в мире атака химическим оружием удалась. Из двухсот человек остававшегося на линкоре экипажа половина погибла сразу от удушья или утонула при попытке спастись, остальные последовали за ними, в течении нескольких месяцев умирая от легочных болезней.

— Что это за дрянь? — первым унюхал отвратительный запах Поклонский.

— Сернистый газ! — сообразил бывавший прежде на металлургических заводах Бутаков.

— Они что, дьявола вызвали? — недоуменно уставился на него командир броненосца.

— Хуже! Этот газ крайне ядовит. Немедленно спускаемся вниз. Задраить все порты и люки. Полный вперед!

Управлять кораблем, практически не имея возможности выглянуть наружу, оказалось непросто. Тем не менее, русским рулевым удалось обогнуть обреченный линкор и вывести броненосец из все более расползавшегося в разные стороны облака дыма.

А вот попытавшимся идти за своим флагманам «константиновкам» так не повезло. Одна из них вылетела на мель, остальные же были вынуждены дать задний ход и спешно ретироваться. Тем временем удушливое облако достигло береговой батареи на острове Сканделанд и бастиона Густав-Сверте, прикрывающих Большой фарватер. К счастью, те оказались достаточно высоки, и успевший остыть газ не смог преодолеть преграду, расползаясь по сторонам. Но все же ядовитый сернистый дым заставил наших артиллеристов на время прекратить огонь.

Приободренные этим обстоятельством союзники усилили стрельбу, но вскоре заметили, что к ним снова приближается русский броненосец. Успевшие познакомиться с ним вчера канонерки и мортирные суда тут же прекратили огонь и поспешили ретироваться, предоставив вести бой своим старшим товарищам.

Надо сказать, что Бутаков оказался полностью прав. Стоило противнику начать маневрировать, как его корабли стали находить исправные мины. Первой взорвалась канонерская лодка «Баджер». Однако все решили, что ее гибель была следствием удачного попадания русской береговой артиллерии. Затем за ним последовало мортирное судно «Хевок». После чего легкие силы союзников бросились врассыпную. И лишь две французские броненосные батареи продолжали невозмутимо ожидать приближавшийся к ним «Бомарзунд».

Уже традиционно первый выстрел сделало погонное орудие русского броненосца. Канониры Поклонского как обычно не подкачали, уже вторым выстрелом поразив француза в борт, однако прилетевший под острым углом снаряд лишь бессильно скользнул по вражеской броне. Следующий удар снес оказавшемуся головным «Конгреву» фальшборт, но затем дистанция сократилась, и противники принялись обмениваться полными залпами.

Несмотря на то, что неприятельские корабли имели на вооружении всего лишь 16 50-фунтовых орудий каждый, их пушки оказались достаточно мощными и дальнобойными. К тому же врагов было два против одного. Прекрасно осознавая отвратительные маневренные и ходовые качества своих батарей, их капитаны ограничились тем, что старались держаться к противнику бортом, ведя при этом максимально возможный огонь.

«Бомарзунд», напротив, сразу пошел на сближение, рассчитывая на мощь нарезной артиллерии. К несчастью, французская броня оказалась ничуть не хуже британской, но при этом ее плиты были гораздо лучше закреплены. И несмотря на то, что по ним то и дело прилетали тяжелые «гостинцы» русских, прекрасно справлялись со своей задачей. Так что почти часовая перестрелка не привела к сколько-нибудь значимому результату.

— Надо подойти в упор, — прокричал стоящему рядом с ним Поклонскому Бутаков.

— Но эдак мы зайдем на свое же минное поле!

— К черту мины, все равно от них никакого толка!

— Вы сумасшедший!

— Я знаю. Но это не повод не выполнять приказ!

В отличие от французов, русский броненосец уже несколько раз разворачивался к ним то одним, то другим бортом, выводя тем самым из боя часть артиллерии и давая ей остыть. Только концевые орудия в своих башенно-подобных казематах имели возможность разворачиваться и вести огонь беспрерывно. И хотя на пробитие французской брони мощности «нарезных баумгартов» пока не хватало, один удачно выпущенный снаряд угодил-таки в открытый порт «Конгрева», после чего тут же взорвался. Надо сказать, что из-за несовершенства взрывателей такое случалось далеко не всегда. Но сейчас нарезная бомба сработала на все сто, убив и покалечив сразу пару десятков человек прислуги и контузив еще столько же. Больше того, один из осколков воспламенил просыпавшийся из порванного картуза порох, из-за чего в тесном пространстве вспыхнул пожар. Казалось, еще немного, и гордость кораблестроения Франции взлетит на воздух!

К счастью для потомков воинственных галлов, один из сохранивших способность соображать канониров вовремя заметил опасность и бросился к ящику с песком, стоявшим на артиллерийской палубе как раз для таких случаев. Подхватив лопату, он начал засыпать разгоравшийся огонь. Затем к нему присоединились пришедшие в себя товарищи, и общими усилиями им удалось спасти себя и свой корабль.

Но, как бы то ни было, «Конгрев» был вынужден прекратить огонь, чем тут же воспользовались на «Бомарзунде». Угловатый русский броненосец, прозванный бывавшими в Египте моряками «Пирамидой», подошел к нему, что называется, на пистолетный выстрел и обрушил на противника всю мощь своей артиллерии.

— Почему они молчат? ­– спросил оставшийся неуслышанным Поклонский. — Хоть на абордаж иди…

Нелепая на первый взгляд мысль вскоре показалась старому марсофлоту довольно-таки соблазнительной. С одной стороны, захват вражеских судов в этой войне был делом совершенно обыкновенным. Собственно говоря, даже их «Бомарзунд» еще год назад был британским блокшипом. Но вот броненосцы еще никто не захватывал, и первый, кому это удастся…

— Мой капитан, — обратился к командиру «Тоннанта» лейтенант Жерве. — Русские хотя взять «Конгрев» на абордаж!

— Почему де Флориньи прекратил огонь?

— Наверное, русским удалось пробить его броню…

— Что-то слишком много им удается в этой войне… даже ходить по собственным минам! Тут же должны быть мины, черт бы их побрал⁈

— Не могу знать, мой капитан!

— Полный вперед! — решился капитан Шамплатро и повел свой броненосец наперерез.

В отличие от Поклонского, Бутаков совершенно не горел желанием идти на абордаж. В тесных казематах русского броненосца не так много места, а потому лишних людей просто не было. Конечно, абордажные команды издавна формировались как раз из артиллеристов, и их канониры были обучены не хуже иных и прочих. Имелось у них и оружие: абордажные пистолеты, тесаки и даже ружья… Но идти захватывать незнакомый корабль, когда рядом еще один?

Гораздо лучше подойти в упор и расстрелять, пока тот по непонятной причине не может ответить. Этим Бутаков и собирался заняться, когда вахтенный доложил, что к ним приближается «Тоннант». В отличие от своего товарища, этот броненосец полностью сохранил боеспособность и был готов к самым решительным действиям.

Бросившись на нос, Григорий Иванович быстро добрался до погонного орудия и, оттолкнув в сторону ошалевшего от пороховых газов командира расчета поручика морской артиллерии Пустовойтова, приказал наводить пушку на нового противника.

Через минуту «Баумгарт» был готов, и начальник бригады скомандовал ­– «Пли»! Громыхнуло так, что у всех присутствующих заложило уши, а когда пороховой дым немного рассеялся…

— Бушприт мне в глотку! — витиевато выразился перемазанный сажей кондуктор.

Непрерывно палившее больше часа орудие не выдержало. Точнее, сама пушка, стянутая стальными кольцами, осталась целой, а вот ее чугунный ствол стал короче почти на две пяди.

— Отстрелялись! — сплюнул от досады Бутаков.

Он знал, что во время испытаний такое случалось, но не часто и, как минимум, после трех сотен выстрелов. Эта же пушка не сделала еще и половины, но…

Сложившуюся ситуацию без всякого преувеличения можно было назвать критической. Нарезные пушки были единственным преимуществом русского корабля, и потеря даже одной из них была невосполнимой. Тем временем артиллеристы «Конгрева» постепенно приходили в себя и даже один раз выстрелили. Сделанная из рельсов броня пока держалась, но… а с другой стороны, к ним приближался «Тоннант»!

Казалось, еще немного и катастрофа станет неизбежной. Разогнавшийся, если так можно выразиться о корабле с парадным ходом в 3,5 узла, «Тоннант» был уже совсем рядом, но тут из-под его форштевня вырвался столб воды. Одна из десятка встреченных им сегодня мин все-таки сработала и разорвала плоское днище броненосной батареи. Хлынувшая внутрь вода мгновенно заполнила практически лишенное переборок пространство, и французский корабль вместе со всем экипажем в считанные минуты пошел ко дну. Спастись удалось только одному матросу, ухитрившемуся выбраться сквозь порт.

Восторг, охвативший русских моряков, трудно описать словами. Они прыгали от радости, кричали ура и обнимались, не обращая внимания на чины и происхождение. Единственным сохранившим самообладание оказался, как ни странно, Поклонский. Как бы сильно не хотелось ему взять француза на абордаж, погибнуть на собственных минах он все-таки не желал и потому приказал дать задний ход. После чего выбрался на верхнюю палубу и голосом командовал рулевым.

— Прямо держи, братец! Уж постарайся, а я тебя в унтеры выведу и к кресту представлю. Человеком станешь… прямо держи, запорю, скотина!

Гибель «Тоннанта» произвела лично на Кокрейна сильное, можно даже сказать, ошеломляющее впечатление. Причина, быть может, состояла в том, что прежде он лишь слышал о действии «адских машинок» великого князя Константина и лишь теперь смог лично убедиться в их разрушительной силе. Мгновенно ушедший на дно могучий корабль сумел поразить даже такого не слишком впечатлительного человека, как сэр Томас.

— Как, черт возьми, они это сделали? — задавали себе вопрос британские офицеры и не находили ответа.

— Кажется, среди русских нашелся поклонник Эдгара Алана По, — в наступившей тишине голос Филдинга прозвучал особенно неуместно.

— Это еще кто? — выразил всеобщее мнение Кокрейн.

— Один американский писатель, сэр, — охотно пояснил свою мысль лейтенант. — Помимо всего прочего, он сказал: если хочешь что-то спрятать — положи на самое видное место! [1]

— Что вы хотите этим сказать, мистер Филдинг? — постепенно закипая, спросил адмирал.

— Я полагаю, атака, которой мы подверглись минувшей ночью, служила лишь для отвлечения нашего внимания. Пока мы героически ее отражали, русские выставили новые мины, как раз там, где накануне стояли наши корабли и, как мы все можем убедиться, не ошиблись в своих расчетах.

— Или перенесли буйки на свое минное поле, — ахнул Мак-Кинли, и, видя всеобщее недоумение пояснил. — В противном случае им самим бы пришлось на него зайти.

— Вздор! Наши капитаны заметили бы изменения!

— Может и так, — не стал спорить шотландец.

— Полагаю, вы правы, сэр, — кивнул головой Кокрейн, ни к кому конкретно не обращаясь. — Мины — вот главное оружие в этой проклятой войне. Только оно позволяет русским издеваться над нами, и мы должны с этим покончить.

— Но как?

— Эти адские машины не всесильны. Мы должны их найти и вытащить на свет божий. У нас достаточно легких судов, чтобы проделать эту работу. А поручу я ее… вам, мистер Филдинг!

— Что⁈ — чуть не подавился никак не ожидавший подобной подлости от командующего лейтенант.

— Как только что выяснилось, у вас светлая голова, мой мальчик. И слишком много свободного времени, раз оно остается на чтение всяких умников из нашей бывшей колонии.

— Но я читал его еще в колледже…

— Так вы еще и хорошо образованы? Клянусь честью, нам не найти лучше кандидатуры для этого дела! Можете приступать. Возьмите дюжину канонерок или других судов. Потребуйте баркасы с каждого корабля нашей эскадры и любое количество людей. Просите все, что угодно, и дано будет вам…

— Но ведь это придется делать под огнем всей береговой артиллерии Свеаборга! — пробормотал дрожащими губами дальний родственник самого лорда Денби-Филдинга.

— Британия требует подвига, сэр! — безжалостно посмотрел на давно надоевшего ему офицера Кокрейн. — И вы, чтобы вы там о себе не думали, его совершите. И поторапливайтесь! У нас не так уж много времени…

Не прошло и полчаса, как на бастионах заметили приближение большого количества мелких судов, начиная от канонерских лодок и шлюпов и заканчивая гребными шлюпками. Впрочем, сами большие корабли старались держаться в стороне, а главная работа досталась как раз маленьким лодкам. Разбившись на пары, они спускали вниз канаты с прицепленными к ним грузами и тралили этими нехитрыми приспособлениями морское дно, стараясь подцепить, а затем перерезать минрепы. Иногда это удавалось, и тогда на свет божий всплывали украшенные рогами адские машины Черного принца.

Русским артиллеристам, разумеется, не понравилось подобное самоуправство, и они обрушили на тральные партии всю мощь своей артиллерии. Однако попасть по юрким суденышкам оказалось не так-то просто. К тому же, молчавшие до сих пор британские и французские канонерки тут же открыли ответный огонь.

Под их аккомпанемент собранные со всей эскадры штрафники продолжили свое дело. Не раз и не два метко выпущенные ядра разбивали шлюпки, отправляя находившихся в них моряков на дно, однако работа не прекращалась. Несколько пытавшихся выйти из-под обстрела человек, недолго думая, расстреляли, вынудив остальных стиснуть зубы и выполнять свой долг.

Кокрейн был неумолим. Потеря броненосца со всей ясностью показала старому авантюристу, что пути назад нет. Или он уничтожит эту твердыню, и тогда ему простят любые потери, или на него повесят всех собак…

[1] «Исчезнувшее письмо» впервые опубликовано в 1844 году.