Конец кошмара

51. укус

Согласно старинному закону, приговорённому на смерть позволяют исповедаться. Исповедь происходит в приватной обстановке, если только заключённый не проявляет чрезмерного упорства. В данном случае священник говорил про «третий раз». Значит, до этого момента женщине предлагали излить душу по меньшей мере дважды. Где? Её возили в церковь? Нет, слишком проблематично. Скорее всего они вызывали самого священника — вызывали в ту самую тюрьму, в которой держали вампиров.

Сперва я волновался, что наше преследование заметят, однако вскоре стало понятно, что скрывать направление, в котором двигалась карета, никто не собирался. Её колёса гремели по неровной кладке старинных улиц пока не выехали на людную площадь, посреди которой возвышалось грандиозное здание столичного собора.

Священник вышел и прошёл через массивные каменные врата в помещение.

Двери за ним оставались открыты.

Любой желающий мог посетить обитель Божью и прочитать молитву.

Я воспользовался приглашением и осмотрел внутреннее убранство собора. Для посетителей — которых было великое множество согбенно сидящих на каменных скамейках — был открыт просторный зал, чёрные камни которого обливали светом многочисленные свечи. Священники время от времени использовали незаметную дверь в другом конце помещения возле алтаря, которая, насколько я понимаю, вела в их комнаты и опочивальни.

Я подвинул шляпу и стал задумчиво потирать накладные усы.

Всего у меня было два варианта.

Можно либо попытаться напрямую узнать у священника, где заключены вампиры, либо дождаться приезда кареты, которая должна была отвести его на место, и проследовать за ней. И так, и так я в лучшем случае доберусь до фасада темницы. Если противник не был сущим идиотом, — а до сих пор он действовал довольно разумно, — тюрьму охраняли. И не простые солдаты, а паладины. Сражаться с ордой последний в моём текущем состоянии будет немного проблематично.

Что же мне делать?

Я задумался… и вдруг понял, что был ещё один вариант. Предельно безумный и предельно рискованный, который, однако, мог принести мне наибольшую выгоду.

Я кивнул и ещё некоторое время просидел в согбенной позе, пока не закончилась молитва. Затем позволил толпе вывести себя на соборную площадь и присел на скамейку. Рассеянная Эстель усеялась рядом со мной. Я посмотрел на девушку. Нужно будет подыскать для неё подходящее место и…

Вздох.

…Использовать по назначению.

Найти не забитый постоялый двор оказалось проблематично; за маленькую комнатку пришлось заплатить двадцатикратную цену. Благо, я предвидел подобное развитие событий и взял внушительную денежную сумму.

Когда мы разместились в своей комнатушке, и Эстель закончила раскладывать вещи, между нами повисла неловкая тишина. Девушка присела на единственную (одиночную) кровать и посмотрела на свои сложенные на коленях руки. Я и сам немного замялся и наконец, поскрипывая сердцем, кивнул:

— Давай, Эстель.

Девушка кивнула, и на лице её, как ни странно, отразилось облегчение. Она положила на кровать свои беленькие перчатки и стала развязывать забинтованную ладонь, открывая длинную красную рану.

Почему я взял Эстель на столь опасную миссию? Потому что моему телу, телу Леона, нужна была человеческая кровь; не столько для пропитания (древние вампиры могли обходиться без еды многие недели), сколько для выздоровления после страшной раны, которую он получил в схватке против Великого магистра. Если бы не свежая кровь, которой снабжала его Эстель на протяжении последней недели, я бы едва ли смог подняться на ноги.

И поскольку я не знал, — и до сих пор не знаю, — сколько времени мне придётся провести в столице, мне пришлось взять девушку с собой. Можно было охотиться на местных жителей, но это было опасно и неправильно. В своё время я строго наказал Тали, Леону и всем остальными, чтобы они старались забирать чужую кровь на добровольной основе. Мы были добрыми и пушистыми вампирами, и потому преследование со стороны ордена было совершенно необоснованным.

И поскольку уже сегодня намечалась опасная операция, мне следовало направиться на неё с полным желудком.

Эстель достала из саквояжа серебристый ножик и антисептик, набрала побольше воздуха в лёгкие и уже собиралась вскрыть свою рану, когда я вспомнил одни момент и сказал:

— Постой, Эстель.

— Господин Леон?..

— Есть менее болезненный способ.

Когда я формировал образ вампира, я старался приписать последнему самые полезные свойства, которые встречались в местных легендах и литературе. Тот же вампирский укус я сделал совершенно гигиеничным и безболезненным. В этом плане мы напоминали комаров, которые наполняют свою жертву обезболивающим, — только без неприятного последствия в лице чесотки. Более того, вампирский укус способствовал скорому заживлению раны и даже приносил своей жертве удовольствие.

До недавнего времени Леон находился в спячке, а потому Эстель приходилось самостоятельно резать свою ладонь и выжимать кровь на его пыльные серые губы. Но теперь можно было использовать более традиционный способ.

— Ах… Н-не нужно, господин Леон, — смущённо проговорила девушка.

— Не волнуйся; ты совершенно ничего не почувствуешь, — ответил я с добродушной улыбкой.

Нет, я не идиот. Я прекрасно понимал, почему она смущалась. Мне самому было неловко кусать молодую двадцатилетнюю девушку. И тем не менее смущение было мимолётным, а польза укуса — постоянной. В конце концов, мне было неприятно смотреть, как она постоянно морщится, случайно хватая чемодан или прочие вещи своей пораненной рукой.

Поэтому я натянул доброжелательную улыбку и попытался сделать вид, что не вижу в этом деле совершенно ничего предосудительного и даже не понимаю её смущение. Мне казалось, что это был самый верный способ избавиться от последнего… но вполне может быть, что сейчас я напоминал старого извращенца.

Эстель ещё немного помялась и наконец поддалась на мои увещания и протянула руку.

Я кивнул, выпустил клыки и уже собирался взяться за дело… Как вдруг остановился и покачал головой.

— Нет…

— Нет? — удивилась девушка.

— Мой укус не оставит рану, и всё же некоторое время после него могут быть заметны отпечатки…