Колыбель для мага

Глава 23

Королевский дворец, когда-то бывший оборонительным замком, но перестроенный. Толстые крепостные стены смотрятся странно с прилепленными наверху изящными башенками: как престарелый рубака-наемник в придворном наряде с собачкой в руках. Сторожевые башни превращены в смотровые площадки, увитые цветами и украшенные гирляндами флажков и лент. Ворота бывшей крепости широко распахнуты, по аллеям дворцового парка прогуливаются нарядные придворные. Играет музыка. Все веселы. Слышатся громкие разговоры и веселый смех.

Но один человек облачен в черное. От него веет холодом. Он оборачивается. Это Файдиас. Какое у него страшное лицо! Он с отвращением смотрит на общее веселье, отворачивается, уходит. Идет в глубину сада, обходит дворец и открывает сзади неприметную низкую дверь. Берет стоящий у порога фонарь и зажигает его. Ступени ведут вниз, вниз, вниз. Узкие извилистые коридоры, темно и сыро.

Вдали мерцают отблески огня, слышны голоса, брякает железо. Дверь, тяжелая, окованная железом. В двери маленькое окошко, забранное толстой решеткой. Файдиас с усилием тянет дверь на себя. Входит. Просторный мрачный зал освещен только огнем, горящим в огромном очаге. Возле очага возятся и переговариваются двое в черных кожаных передниках. Чуть поодаль наблюдает за происходящим из кресла тщедушный старикашка с противной улыбочкой на губах и серьезными пронзительными глазами.

Аннеке видит себя. Обнаженную, подвешенную за руки на цепях. Человек в черном фартуке подносит что-то светящееся красным к ее груди. Дикая боль, ужасный запах горелого. Аннеке страшно кричит, бьется, но цепи держат крепко.

В лицо полилась холодная вода. Аннеке, вырываясь изо всех сил, отдернула голову, открыла глаза. Не цепи. Это Димир держит ее за руки. Исчез темный, освещенный красным зал. Она на кровати в спальне Димира, и в окно светит подернутое туманом нежаркое утреннее солнце. Димир, обнаженный по пояс, встрепанный со сна, с ужасно встревоженным лицом стоит перед ней на коленях.

Аннеке, пытаясь унять сотрясающую ее мелкую противную дрожь, несколько раз медленно, глубоко вдохнула и выдохнула. Как учили. Помогло, но не до конца. Димир выпустил, наконец, ее руки, усадил ее к себе на колени, обнял и принялся укачивать, как маленькую. Аннеке крепко, изо всех сил прижалась к нему, обхватив его обеими руками. Посидела так. Потом решительно разжала объятия и встала на ноги. Заявила звенящим голосом:

— Димир, мы немедленно уезжаем. Прямо сейчас. Бросаем все и уезжаем. Плевать на талисманы, плевать на вещи. Жизнь и свобода дороже.

Димир поднялся, подошел к окну, распахнул его и высунулся наружу чуть ли не наполовину. Постоял, глубоко вдыхая холодный утренний воздух. Обернулся к Аннеке и спросил деланно спокойным голосом:

— Что ты видела?

Аннеке помотала головой.

Димир внезапно оказался рядом, сжал в ладонях ее щеки и поймал глазами ее взгляд. Аннеке почувствовала беспощадное вторжение в разум, попыталась освободиться, но маг не отпускал. Она не знала, сколько времени это продолжалось, но вдруг обнаружила себя в кресле возле кровати с чашкой чая в руке, рядом кукольный слуга Эд накрывал на маленьком столе завтрак на двоих. А Димир вновь стоял возле раскрытого окна и смотрел вдаль.

Аннеке всхлипнула, плечом вытерла слезы и принялась за чай. Димир уселся напротив. Некоторое время они молча пили чай. Завтрак на столе остывал, никому не нужный.

Димир поставил чашку, задумчиво посмотрел на нее и вдруг с внезапно исказившимся лицом смел все со стола. Завтрак и осколки посуды смешались на полу в странно-живописном беспорядке. Аннеке вздрогнула и испуганно сжалась. Димир коротко глянул на нее и мрачно сказал:

— Прости.

Маленький слуга, тихонько стоявший у дверей, подобрался к столу и, осторожно шурша, принялся подбирать на поднос осколки. Маг яростно глянул на него, и понятливый Эд исчез. Димир встал, прошелся несколько раз по комнате и с угрюмым видом вновь уселся в кресло. Достал из-под подушки магический жезл, начертил им на столе несколько незнакомых Аннеке засветившихся синим пламенем знаков, и тут же стер их.

— Нужно поговорить.

Аннеке, сжав чашку обеими руками, кивнула. Димир резко подался к ней.

— Послушай, почему мы должны бежать?

Аннеке растерянно посмотрела на него.

— Ну а как же еще? Тебя хотели казнить… А меня… Я ведь помогла тебе бежать с помощью моего талисмана. Об этом узнают… Тот страшный старик дознается… Или Файдиас… Он любит свое поместье и, наверное, не станет нас спасать.

— О талисмане и речь! Бежать, скитаться, голодать и мерзнуть по ночам под открытым небом, тогда как талисман может исполнить любое наше желание?! Любое! Все, что угодно! И бежать? Пусть наши враги бегут от нас!

Аннеке вздохнула и покачала головой.

— Ну, насчет голодать и мерзнуть ты преувеличиваешь.

Она помолчала. Ей почему-то стало страшно, захотелось оказаться далеко отсюда, захотелось установить защиту. Кого она боится? Неужели Димира? Да. Файдиаса она никогда не боялась. Может, потому, что знала его с детства? Она постаралась отбросить страх. И постаралась, чтобы ее голос звучал ровно и, самое главное, убедительно.

— Димир, я долго об этом думала. Я не хочу использовать талисман. Это слишком опасно. Неосторожное желание может привести к ужасным последствиям. Загадывая желание, невозможно все предусмотреть.

Маг опустил голову и с такой силой сжал жезл, что побелели пальцы.

— Ну какие могут быть ужасные последствия? Откуда? Ты несколько раз все же использовала талисман. Земля от этого не разверзлась, ведь так?! Чего ты боишься?

— Я не могу этого объяснить, я просто чувствую опасность. До сих пор все обходилось. Но будет ли так продолжаться всегда? Как работает талисман? Мы не знаем. У всего на свете есть цена, которую приходится платить. Тэш заплатила жизнью.

Димир возник позади Аннеке, обнял ее за плечи.

— Аннеке, я прошу. Не хочу бежать и скрываться, как побитая собака. Не желаю терпеть поражение. Меня пытали. Эти воспоминания… они жгут, не дают жить… Я хочу отомстить. Аннеке, пожалуйста! Если боишься сама… У меня хватит сил, я уверен.

Аннеке покачала головой.

— Прости меня, но… нет. Слишком опасно. А месть… Она не дарит ни покоя, ни радости. Забудь все. Пострадало лишь твое тело. Ты не стал бы мстить камню, о который ушибся?

— Стал бы! И пусть все камни торопятся убраться с моей дороги!

— Ты как маленький. Но если так уж хочешь мстить, то жизнь длинна, и случай представится!

Димир в ярости топнул ногой. С конца жезла слетела синяя извилистая молния, ударила в пол, оставив выжженное пятно причудливых очертаний, и рикошетом вылетела в окно.

— Глупая курица! Что ты понимаешь в жизни! Над тобой не глумился старый сморчок! Ты лишь секунду видела тот подвал, и тебя до сих пор трясет! И я не буду ждать годы, чтобы отомстить!

Аннеке встала и, сдерживая слезы, сказала:

— Тогда нам придется расстаться. Я ухожу.

— И не думай! Любой встречный маг немедленно с легкостью отнимет у тебя твой артефакт. Удивительно, что ты владеешь им так долго. Наверное, потому, что хватило ума молчать. И будь уверена, я не допущу, чтобы он достался Эномиелю, Хейсту или Файдиасу!

Аннеке посмотрела на Димира вдруг потемневшими глазами, прижав пальцы к губам, прошептала:

— Ты мне лгал!

Димир холодно произнес, сузив глаза:

— Что за чушь ты несешь, не понимаю?!

Аннеке прижала крепко сцепленные руки к груди и закричала отчаянно в лицо магу:

— Ты лгал, ты… Ты меня не любишь! Ты все это затеял, чтобы завладеть талисманом! Все твои признания, клятвы, наше обручение — ложь! Ты хладнокровно сплел эти сети, чтобы поймать меня в ловушку!

Она, спрятав лицо в ладони, тихо заплакала и с трудом выговорила:

— Ах, ну и дура же я! Ты не виноват: я ведь знала, чего от тебя можно ждать, я сама хотела быть обманутой. Я сама себя обманула!

Лицо Димира исказилось от боли и злости. Он схватил Аннеке за плечи и сильно встряхнул.

— Ну-ка, прекрати реветь! Я тебя не обманывал. Если не веришь, вспомни, что магам за прямую ложь приходится платить слишком дорого. Просто нужно действовать разумно. Сейчас мы оба слишком взволнованы, поэтому я оставлю тебя одну, а сам пойду займусь сборами. А ты успокойся и подумай над моими словами. Но учти, времени у нас осталось совсем немного. Старый Хейст сейчас направляется сюда, а с ним Эномиель и твой Фай-диас. Кстати, если тебе интересно, Файдиас хотел задушить меня в тюрьме. Чисто из жа-лости, не подумай плохого. Но мне подобная милость почему-то претит, странно, не правда ли? Так что в моем списке должников он после Хейста второй. Этот Файдиас, кажется, тебе очень дорог? Если ты замолвишь за него словечко, я оставлю ему жизнь и даже не буду сильно ревновать. Но это при условии, что у нас с тобой сохранятся, скажем так, хорошие отношения!

Аннеке вырвалась из рук Димира и плюнула ему в лицо.

— Холодная, расчетливая гадина!

Маг стиснул зубы. Казалось, он готов был ее ударить, но сдержал себя. Он нарочито медленно наклонился, поднял с пола салфетку, вытер ею щеку, скомкал мягкую ткань в узел и резко бросил ее в лицо Аннеке.

— Я, может быть, и расчетливая гадина, но совсем не холодная. Учитывай это, когда захочешь сделать так в следующий раз!

— Следующего раза не будет!

Она бросилась к дверям, как была, босиком и в нижней рубашке. Димир криво усмехнулся и со словами: «Не стоит принимать необдуманных решений, дорогая», — взмахнул жезлом. Аннеке на всем бегу наткнулась на невидимую стену. Толкнула ее изо всех сил, но стена не поддавалась. Сложила пальцы в магическом жесте и произнесла заклинание — без толку. Начертила руну пути и произнесла другое заклинание — стена никуда не исчезла. Димир, сложив руки на груди, наблюдал за ней. На его лице так и осталась кривая усмешка, но в потемневших глазах стыла боль.

— Не хочешь ли передумать и применить свою игрушечку? А по-другому не получится!

Аннеке оглянулась и метнула в мага огненный шар. Тот поймал его и втянул в ладонь, шутовски поклонился:

— Благодарю за щедрый дар.

Аннеке прекратила штурмовать магическую преграду, бросилась на кровать и уткнулась лицом в подушку. Димир вышел, сильно хлопнув дверью.

В груди знахарки, там, где сердце, образовалась дыра, в нее дул холодный ветер. Слушая свист этого ветра, она повернулась к окну и стала бездумно смотреть на небо и ползущие по нему темные облака. Собирался дождь. Ей хотелось превратиться в облако и без забот скользить по небу в компании таких же подруг. Но, наверное, и у облаков своя жизнь и свои заботы. Ветры их гонят, молнии пронзают, солнце жжет, и что там с ними еще случается…

Когда день превратился в вечер, в дверь негромко постучался Димир. Аннеке, не отрывая взгляд от окна, равнодушно сказала:

— Уходи.

— Я хотел узнать, ты успокоилась?

— Да!

— Приняла какое-нибудь решение?

— Да!

— Какое же?

— Тебе не понравится.

— Я собрал вещи, мы можем уезжать.

— Уезжай.

— А ты?

— Не твое дело.

Маг тяжело вздохнул

— Аннеке… Я тебе не лгал. С первой встречи… Ты меня поразила, потрясла… Я хотел не думать о тебе… И не мог. Люблю тебя. Наверное, смог бы доказать… Времени нет совсем.

— Уходи.

— Прости меня, Аннеке

— Уходи…

Он ушел.

Аннеке послушала, как скрипит лестница под его шагами, потом хотела продолжить наблюдение за облаками, но в дверь снова постучали. Не дожидаясь ее разрешения, в комнату вошел кукольный слуга.

— Ваш ужин, госпожа.

— Убери, я не хочу есть.

— Вы должны поесть, госпожа, иначе у вас не будет сил.

— Оставь меня в покое, уходи!

Эд, казалось, готов был заплакать.

— Но, госпожа, если вы не поужинаете, мой господин меня накажет! Он приказал мне… Пожалуйста, госпожа!

Он поставил поднос с едой на кровать возле нее. Вот привязался! Аннеке приподнялась, отщипнула кусочек лепешки, надкусила яблоко и отхлебнула глоток молока с медом, надеясь этим осчастливить несчастную марионетку. Но слуга не уходил.

Он стоял возле ее кровати и кукольными пальчиками ожесточенно терзал край своей одежды, тяжело дышал, бледнел, краснел и, наконец, выдавил:

— Простите меня, госпожа!

Аннеке, удивившись, ответила успокаивающе:

— Все хорошо, милый, не беспокойся, я всем довольна. Ужин был прекрасный, я сыта. Спасибо за все, убери это, и можешь идти.

Слуга побледнел еще больше, а красные пятна на его щеках выделились сильнее.

— Простите, госпожа, что я осмеливаюсь… Я, как вас увидел… Вы такая… Красивая… живая… Как я мечтал… Вы знаете… Я мертвый. Я так хотел, мечтал быть живым, сильным. Смеяться, плакать, скакать на белом коне… Да что там, как угодно, даже томиться в подземелье, бежать, прятаться, но — жить! Я знаю, для всего этого нужна живая душа, а у меня нет души. Я смотрю на эти цветы и знаю, что они прекрасны, но сам я этого не вижу, я только читал об этом в книгах господина, когда он уезжал по делам, и у меня было много свободного времени. Там есть книга, как составлять букеты, я ее выучил, чтобы букеты понравились господину, но он почти всегда недоволен. И о красоте восходящего солнца я лишь читал, а для меня самого утренняя заря лишь сигнал греть воду для омовения господина. Я хотел сам видеть красоту, я мечтал любить…

Аннеке разозлилась. Еще не хватало, утешать куклу! Как будто мало своих забот. Но она подавила в себе этот недостойный порыв. Эд ни в чем перед ней не виноват. Она придвинулась и ласково взяла слугу за руку.

— Не печалься! Все поправимо! Можно, наверное, вложить в тебя душу, что-то такое я об этом читала… или слышала от наставниц! А еще подумай, обладание живой душой несет не только наслаждение красотой и любовью. Придет и страдание, и неудовлетворенность собой, и сомнения, а потом старость, болезни и, наконец, смерть, ждущая, в конце концов, всех живых. Слушай, а ведь ты страдаешь, желаешь чего-то неведомого тебе, может быть, у тебя все же есть душа? Ведь и среди людей есть такие, кто плохо чувствуют красоту, еще не знали любви и слишком угнетены своими обязанностями! Твой мир чересчур маленький и спокойный, вот ты и затосковал. Попроси своего господина, он согласится, он отпустит тебя… Все наладится!

Юноша низко склонился к ее руке, коснулся губами, выпрямился, заглянул в самую душу Аннеке голубыми глазами. По щеке сползла слеза. Его лицо стало спокойным и исполненным печалью.

— Нет, госпожа. Ничего этого не будет. Простите меня.

Он вдруг резким движением сорвал с шеи Аннеке ладанку с Солью Мира и отшатнулся назад.

— Что ты делаешь?

Аннеке хотела ему помешать, но не успела. Игрушечный слуга как-то необычайно быстро развязал тесемки кожаного мешочка, вытряхнул талисман на ладонь и сжал пальцы. В его руке вспыхнул нестерпимо яркий голубой огонь, немедленно охвативший все маленькое тело. Целую невероятно долгую минуту слуга, не проронив ни стона, горел заживо, сжимая в вытянутой руке Соль Мира, тоже превратившуюся в язык пламени, видно, за компанию. Аннеке хотела и не могла оторвать глаз от искаженного лица, залитого слезами, пока огонь не охватил кукольного юношу целиком. Она знала, что это зрелище будет сниться ей в кошмарах всю жизнь.

На полу осталось черное, обугленное до неузнаваемости, скрюченное нечто, ничуть не похожее на человека. Сломанная игрушка… А рядом в черной мантии стоял Димир с холодным окаменевшим лицом. На Аннеке он не смотрел, будто ее тут не было. Девушка не могла ни пошевелиться, ни закричать. Маг постоял, потом шагнул к обугленному трупу и, сломав черные, хрупкие негнущиеся пальцы, сжатые в последнем смертном усилии, завладел талисманом, перебросил его с руки на руку, как бы примеряясь, стиснул в ладони, постоял немного, прислушиваясь к себе и к талисману, и спрятал его в мешочек на груди.

Аннеке слепо смотрела на него. Димир словно только что заметил ее, пожал плечами и протянул ей руку. Она шагнула было навстречу, но, чуть не наступив на черное тело, запнулась, шатнулась назад и бросилась бежать к двери. Димир, мгновенно переместившись к двери, заступил ей дорогу, она оттолкнула его обеими руками и скатилась по лестнице вниз. Маг сдавленным хриплым голосом крикнул ей вслед:

— Не выходи!

Но она уже всем телом ударилась о входную дверь.

Створка с легкостью отлетела, и тут же Аннеке схватили чьи-то руки, зажали рот. Она забилась, вцепилась зубами в держащую ее ладонь, ударила пяткой по чьей-то ноге. Пленивший ее охнул и выругался, и Аннеке узнала голос Файдиаса.

Он прошептал ей прямо в ухо:

— Молчи! Я скажу, что маг похитил тебя, хотел превратить в заложницу… Ты только молчи, ни в чем не сознавайся, и я все улажу.

Аннеке легко высвободилась из его рук и огляделась: перед домом полно стражников, но не они сила. Стражники сбились в кучу как можно дальше от двери так, что чуть не скатывались с обрыва, перешептывались, и каждый старался спрятаться за другого. А вот впереди них — Аннеке его сразу узнала — жуткий старик из ее видения, и верховный маг Эномиель, оба в полных магических облачениях, увешанные амулетами, с магическими жезлами в руках. Эномиель держался чуть сзади и выглядел старым и усталым, но жезл в его руке был поднят так же грозно, как и у Хейста. Файдиас пожал плечами и чуть виновато сказал:

— Король пошел на принцип. Я ничего не смог сделать для вас.

Аннеке вспыхнула:

— А откуда ты вообще знаешь?..

Файдиас вновь пожал плечами:

— Кое о чем сам догадался, кое-что Нагути-ко рассказала. А есть еще такая полезная вещь, как магический шар. Смешные ты вопросы задаешь. Лучше бы спросила, что нам дальше делать.

— И что же?

— Понятия не имею!

Аннеке дернули сзади за рукав, и запыхавшийся голос Нагути-ко произнес:

— Привет, подружка! Неплохо выглядишь, особенно если что-нибудь на тебя надеть! Вот, завернись хотя бы в этот плащ! Ну и вляпались же мы все из-за тебя! Но я не в обиде: любовь того стоит.

Файдиаса перекосило, он прошипел:

— Я же велел тебе дома сидеть! Дура! Убирайся отсюда, пока цела, и пока тебя не заметили!

— Никуда я не уйду, да и поздно: Хейст на нас смотрит!

Файдиас весь передернулся:

— Молчите обе! Я постараюсь все уладить, если вы будете помалкивать и слушаться меня. Злокозненный колдун вас похитил, вот и все. Твердите это. Останьтесь пока здесь, я сейчас…

Аннеке вцепилась в мантию побратима.

— Не суйся туда! У Димира могучий талисман, и он сделает все, что захочет! Не вступай в бой, погибнешь!

Маг внимательно посмотрел на Аннеке, и она почувствовала, что страшно краснеет.

— Отдала-таки ему наследство Тэш? Или… Или не… отдала? Ах, я дурак! Надо было самому… Нашел время в благородство играть!

Нагути-ко с воем повисла на его мантии с другой стороны:

— В бой? И не думай! Не пущу-у-у-у!

Файдиас криво усмехнулся:

— Не вступать в бой? С моим удовольствием! Но вот как потом оправдаться перед Хейстом? И как спасти вас? Не подскажете? Вижу, не подскажете! Сказал, меня слушаться! Ну?!

Тут все собравшиеся замерли, а старый Хейст поднял жезл еще выше и возгласил:

— Выходи, маг, и сдавайся на милость короля!

Наступило напряженное молчание. Минуты шли, а дверь дома не открывалась. Аннеке заметила:

— Димира там уже, наверняка, нет, убрался куда-нибудь через портал.

Файдиас покосился на нее и ответил:

— Нет, он там, я вижу, как он светится. Действительно, почему бы ему не убраться? Избавил бы нас от забот.

Дверь распахнулась, на пороге появился Димир. Левую руку, сжатую в кулак, он прижал к груди, правой направил магический жезл на Хейста. Надменно оглядев всех, заметил Аннеке, бешено глянул на Файдиаса, крепко держащего ее за руку, и крикнул срывающимся голосом:

— Отдайте мне мою женщину, и я не стану об вас мараться!

Наступила тишина, а Файдиас охнул негромко:

— Дурак, что он несет! О боги! Что за дураки…

Аннеке, повинуясь внезапному порыву, выдернула руку из его захвата и рванулась назад, к Димиру, но в эту секунду старые маги ударили молниями. Она только успела заметить фиолетовую звезду, яростно вспыхнувшую в руке Димира, как Файдиас сгреб в охапку обоих девушек и бросился на землю, прикрыв их собой.

Аннеке слышала треск, свист, свирепый вой, прерывающийся секундами тишины, от которой еще хуже звенело в ушах, ощущала нестерпимый жар и такой же нестерпимый холод одновременно, порывы яростного ветра, и еще что-то, чему не было названий. Она отчаянно рвалась к Димиру, но Файдиас крепко прижимал ее голову к земле и то в полный голос выкрикивал какие-то незнакомые заклинания, то шипел с натугой сквозь зубы:

— Лежи спокойно, дура, куда лезешь?!

И вдруг, сразу, все кончилось. Аннеке в очередной раз рванулась и обнаружила, что ее никто не держит. Она попыталась подняться на дрожащие ноги, упала, приподнялась на колени, убирая с лица растрепавшиеся волосы и размазывая слезы по перепачканным землей щекам. Со страхом открыла глаза.

Дом, как ни странно, остался совершенно целым. Ни стеклышка из окна, ни камешка из стены не вылетело. А вот людей во дворе, кроме их троих, не осталось. Земля покрылась пятнами копоти, кро-ви, чего-то блестящего, валялись несколько куч тряпья. Исчезли и Димир, и старые маги, и стражники.

Аннеке так и застыла на коленях, пролепетав растерянно:

— Где же все?

Файдиас проговорил сзади сорванным голосом:

— Ну до чего надоели твои дурацкие вопросы!

Аннеке обернулась, вцепилась обеими руками в его мантию, заплакала уже в голос:

— Ну где же все? Где?

Нагути-ко, лежавшая ничком, приподнялась, принялась машинальными движениями отряхивать платье, потом села и сказала невыразительно:

— Все погибли. Я видела.

Аннеке скорчилась, уткнула голову в колени и, раскачиваясь, тихонько заскулила:

— Все из-за меня! Зачем я побежала, зачем?.. Ну, не любил… был бы жив… Хочу к нему…

Файдиас приподнял ее резким рывком.

— Хватит выть, слышать не могу!

Нагути-ко оттолкнула Файдиаса, обняла Аннеке:

— Оставь ее, ты ничего не понимаешь!

— Все я понимаю, все! — злобно выкрикнул Файдиас. — Хватит! Надо выбираться отсюда! Поднимай ее, уговаривай, как хочешь, и поехали. Мне еще королю доклад сочинять! Я же теперь Верховный Маг, с меня и спросят за все. А я тут с вами…

Аннеке вывернулась из объятий подруги и на четвереньках поползла к тому месту, где стоял Димир. Неожиданная, ранее невозможная для нее мысль: найти талисман и повернуть время вспять, вернуться в утро. Правильно Файдиас назвал ее дурой: дура и есть. Но теперь она будет умней: пусть Димир забирает Соль Мира и делает с ней, что хочет. И с ней, с Аннеке, пусть делает, что хочет, лишь бы был жив. Может, они уедут вместе… А если он бросит ее, как только завладеет талисманом, пусть…

Нагути-ко суетилась рядом, пытаясь помочь ей подняться.

Аннеке уже почти добралась до цели, как кучка обгорелых тряпок, бывших совсем недавно парадной мантией Димира, зашевелилась и тоненько заплакала.

Аннеке застыла на месте, а Нагути-ко осторожно подобралась вплотную и разворошила ткань. На земле лежал и горько рыдал младенец. Маленький, меньше года. Совершенно голый красивый мальчик, с черным пушком на голове.

Нагути-ко неловко подхватила младенца на руки, подержала, снова положила на землю, и спросила растерянно:

— Откуда взялся ребенок? Кто-то принес? В жертву хотели принести? Я не видела, чтобы у кого-нибудь был с собой ребенок…

Она неумело завернула малыша в самый большой и целый кусок мантии. Повторила:

— Откуда ребенок, Файдиас, Аннеке?

Файдиас, планомерно обходящий лужайку перед домом и ворошащий кучи тряпья своим жезлом, бормоча заклинания, подошел и уставился на младенца. Он стоял так целую минуту, потом ответил совсем уже убитым голосом:

— В мантии Димира лежал? Черноволосый, а глаза синие?

— Не знаем, какие глаза, он все время плачет и глаза жмурит. Ты хочешь сказать, что это…

— Ну да. Видимо, у него был действительно могучий талисман, он защитил его от двух старых сильнейших в стране магов, но все же не совсем. Старые маги ведь тоже запаслись всяким добром перед боем. Вот и еще одна забота на мою голову.

Файдиас обхватил голову руками и постоял, тихонько покачиваясь из стороны в сторону, что-то шепча; сделал несколько пассов руками, потом раздраженно сказал:

— Аннеке, прекрати рыдать и займись своим… любимым. Покачай его, что ли. Пусть он перестанет орать хоть ненадолго, а то я сосредоточиться не могу.

Аннеке очнулась от оцепенения, глянула на Файдиаса, потом на плачущего младенца, быстро подобралась к нему и обшарила взглядом обгоревшую траву. И увидела. Соль мира, выпавшая из руки Димира, выглядела теперь маленьким родничком. Он подмигивал и журчал мило и весело, будто был тут ни при чем. Аннеке схватила талисман, но он обернулся в ее руке горстью воды, голубыми, сияющими собственным светом каплями просочился между ее пальцами на землю, блеснул, как роса, на обугленных стеблях травы и впитался в ее корни, бесследно исчез. Аннеке поскребла ногтями землю, но это была самая обычная земля.

Файдиас положил ей руку на плечо.

— Талисман разрушился, защитив хозяина от смерти. Так часто бывает в магических поединках. И это, наверное, к лучшему. Иначе я слишком долго размышлял бы, что разумнее: уничтожить его или забрать себе. Уничтожать — та еще работенка, а владеть им заманчиво, но и опасно.

Аннеке подняла голову.

— Это был мой талисман.

Он ухмыльнулся в ответ.

— Правда? А что он тогда делал у Димира?! Ладно. Хватит плакать, хватит болтать. Пора возвращаться пред светлые королевские очи. Объяснять, куда делись все маги и лучший отряд дворцовой стражи. Да принимать дела Эномиеля и Хейста. А вас обеих королева уже заждалась, очень вы ей зачем-то нужны, так что, я думаю, неприятностей удастся избежать. Если, конечно, вы будете королеве полезны. Аннеке, если у тебя в доме остались какие-то вещи, то пойди забери их. Дом надо сжечь, так будет меньше вопросов: как так, все погибли, а дом мага как новенький?! Нам нужно договориться и рассказывать обо всем одинаково, благо, теперь проверять некому. Но это уж в дороге.

Нагути-ко, с помощью заклинаний приводящая свой наряд в изысканный вид, спросила:

— А что делать с младенцем? Мы можем взять его с собой?! Смотри, какой он миленький!

— Ну уж нет! Чтобы каждый спрашивал, откуда взялся младенец? Можно оставить его в деревне. Подберем бездетную семью. Или отдадим в приют при храме, в отдаленном городе, чтобы никто не связал его с нами. Аннеке, ну что ты замерла? Давай быстрее! А, ладно, у нее душевное потрясение, помоги ей, Нагути-ко.

Нагути-ко подошла к Аннеке и взяла ее за руку. Но Аннеке смотрела на младенца и чувствовала, как холодная пустота в ее сердце заполняется его жалобным плачем. Знахарка подняла ребенка, тот что было сил обхватил ее ножками и вцепился ручками в платье, моментально замолчав. Аннеке посмотрела на друзей и сказала:

— Нет, дом сжигать не надо. А то где мы с Димиром будем жить?

— С ума сошла! — одновременно воскликнули возмущенно Нагути-ко и Файдиас и заговорили наперебой:

— Ты одаренная волшебница, ты не должна тратить свое время на человека, который сам навлек на себя беду и тебе доставил немало неприятностей! Ты не можешь жить в глуши! Тебя ждет королева! — кричала Нагути-ко.

— И как я, по твоему, должен защитить тебя от обвинения в государственной измене? — шипел Фай-диас.

Аннеке покрепче прижала к себе ребенка.

— Друзья, всем надо, чтобы такой сильный маг, как Димир, не рос озлобленным в деревне или приюте, а получил достойное воспитание. Вы оба мне поможете, а когда он вырастет, думаю, он будет совсем другим. Мы дадим ему новое имя: его прежняя жизнь окончилась, и началась новая. А мне будет лучше здесь, в диких горах, я так всю жизнь прожила. Ты, Нагути-ко, с успехом послужишь королеве. А ты, Файдиас, постарайся защитить нас от королевского гнева, ты же теперь самый сильный маг, и король не усомнится в твоих словах, а иначе где он другого мага возьмет? Навещайте меня. Счастливо!

И Аннеке с ребенком на руках пошла к дому.

Дорогу ей преградила тень древней колдуньи. Ее призрачные волосы и одежды развевались под нездешним ветром.

— Разве ты не слышала мой зов? В твоих руках наш заклятый враг! Исполни обещание и осуществи месть!

Аннеке печально покачала головой:

— Прости меня. Такова уж, видно, женская природа: носить на руках любимых мужчин и забывать подруг. Прости, и не проклинай меня за эту измену: мне и так довольно досталось. Я построю тебе алтарь, буду приносить жертвы и зажигать свечи.

Она сложила пальцы свободной руки в умиротворяющем жесте и прошла сквозь прозрачную фигуру, рассуждая про себя:

— У старого мага был сын, наверное, где-нибудь, на чердаке или в подвале осталась его люлька. А пеленки и платьица можно пошить из старых мантий, у них ткань мягче. И куда, интересно, запропастился Пушистик? Громы отгремели, пора бы ему появиться! Я попрошу его приносить мне весточки от друзей. О боги! Совсем забыла! Ребенку ведь нужно молоко, а взять его негде, деревни поблизости нет. Придется Файдиасу срочно достать и привезти козу!