Аннеке с восторгом с головой окунулась в новую жизнь. Она даже меньше стала уделять внимание Искусству, проводя обязательные ритуалы без должной концентрации внимания и сильно сократив практику, занимаясь клиентами только чтобы сводить концы с концами. Большую же часть времени девушка проводила у новой подруги. Вдвоем они болтали, гуляли по городу и пригородным садам, заходили в разные лавки и приценивались к товарам, изготовляли амулеты, возились с черной пушистой кошкой, внучкой кошки, принадлежавшей старой колдунье Насимэ и так повлиявшей на судьбу Нагути-ко, и очаровательными, такими же черными, как мать, котятами, родившимися три недели назад и как раз начавшими вылезать из корзины и ходить на подгибающихся лапках.
За домом Нагути-ко разбила садик, где выращивала чем-либо понравившиеся ей нездешние растения. Оказывается, это было настолько модное увлечение, что на городском рынке образовался целый угол, где продавали зелень в горшках, и за немалые деньги. Там с утра толпились знатные и не очень знатные дамы и девицы, выбирая себе покупку пооригинальнее, чего не было бы у знакомых, и сами (сами!), пачкая выхоленные пальчики и дорогие платья в земле, тащили новые приобретения домой, ведь хрупкие нежные растения нельзя доверить бестолковым и нерадивым служанкам, посмеивающимся тайком над новой придурью хозяек. Нагути-ко и Аннеке начали частенько появляться в этих рядах и сделали несколько интересных покупок.
Шаловливая Нагути-ко не могла пропустить новую моду на растения. Волшебством и с помощью знания природы вообще подруги создали несколько зеленых уродцев и кустов, цветущих необычными цветами. Паунседета после долгих уговоров уселась на рынке с этими творениями, уверяя покупательниц, что продает удивительные цветы с таинственного исчезающего острова Суи в Южном океане, привезенные ее мужем-моряком. К немалому удивлению посвященных в эту шутку, затея даже принесла некоторый доход.
Во время этих развлекательных ботанических опытов в Аннеке началось прорастание знаний древней колдуньи Эшеаше. Всходы оказались жутковатыми. Они с Нагути-ко проводили опыт превращения старой сосны в модное карликовое деревце с искривленным стволом и склонеными вниз ветвями, ростом с локоть. Такие деревья выращивали в Иеное, на родине матери Нагути-ко, заставляя молодой побег дерева расти в тесном горшке на скудной почве и лишая воды. На создание такой диковины уходило много лет. Но, конечно же, молодые волшебницы не собира-лись ждать так долго.
Установив на алтарь у корней гигантского дерева все необходимое, Аннеке вдруг впала в странное состояние. У нее появилась вторая пара рук, только эти руки оказались полупрозрачными. Руки действовали сами по себе, оставляя разум Аннеке сторонним наблюдателем. Они выдернули из красноватого ствола что-то, отчаянно извивающееся и кричащее, похожее на женщину, но покрытую красной сосновой корой, и с шапкой хвои вместо волос. Новые призрачные руки Аннеке сами собой начали крутить и сжимать удивительное существо. Наверное, это был дух дерева. Знахарка подняла глаза и увидела рядом одобрительно кивающую Эшеаше.
Через минуту видение прекратилось. Исчезли лишние руки, исчезла, кивнув Аннеке на прощание, древняя колдунья, а в траве перед алтарем вместо огромного дерева оказалось изогнутое деревце ростом чуть больше локтя. Обрадованная Нагути-ко споро пересадила деревце в красивый горшок, а Аннеке поежилась. Ей стало не по себе. В ушах все звучал ужасный крик души дерева.
Конечно, это всего лишь сосна, и за свою не очень долгую жизнь знахарка сожгла в своей печке много таких сосен. Но Аннеке знала, что то же самое она может теперь сделать с почти что любым живым существом, исключая, разве что магов, и то лишь из-за отсутствия достаточной практики. К тому же знахарка подозревала, что темные знания Эшеаше изрядно подзабыты, и, наверное, только самые старые и могучие волшебники смогут что-то противопоставить ей, вздумай она начать войну. Ей подумалось, что не зря все так боялись Эшеаше, что не пожалели для нее целого стога ведьминых слезок. Древнее Искусство повернулось жутковатой стороной.
Хотя Нагути-ко и жаловалась на одиночество и скуку, вскоре выяснилось, что у нее часто собиралась небольшая дружная компания, состоящая из молодого колдуна Лиориса, только что прошедшего какое-то очень трудное и опасное посвящение и ужасно гордящегося этим; ученика лекаря, собирающегося жениться на дочери своего учителя и потому совершенно уверенного в будущем благополучии, красивой девушки со странным отсутствующим выражением глаз, всегда слегка растрепанной, но великолепно гадающей на всем, на чем можно и нельзя гадать, и вызывающей любых духов; а также знатной клиентки, внучки одного старого барона, возводящего свой род к первой династии, давно уже высланного из столицы по туманному обвинению в отсутствии душевной чуткости и доживающего свой век в загородном доме вблизи Ахта.
Молодые люди примерно два раза в неделю собирались у Нагути-ко, вместе обедали или ужинали, а иногда начинали с завтрака и заканчивали ужином следующего дня, болтали, обмениваясь сплетнями, выбирались на прогулки, в общем, удивительно приятно проводили время. Аннеке, привыкшую к размеренному, заполненному работой, ритуалами, медитациями и созерцанием существованию просто заворожили новые друзья и новая, такая интересная и веселая жизнь.
Колдун и ученик лекаря шутливо флиртовали со всеми девушками, добавляя к отношениям внутри компании легкую ревность и соперничество.
Пушок, то странствовавший по нескольку дней, то возвращающийся к Аннеке поделиться впечатлениям или спросить совета, сильно подрос, уплотнился и научился принимать любой облик, предпочитая теперь вид красивого мальчика лет десяти {внешность варьировалась}. При свете дня он оставался туманным и просвечивал насквозь, но в сумерках выглядел вполне реально и мог обмануть кого угодно. Приобретя некоторую материальность, Пушок сохранил при этом способность очень быстро перемещаться и проникать куда угодно, просачиваясь сквозь щели или проходя, хотя и с трудом, сквозь стены. Он с восторгом участвовал в затеях веселой компании, приносил новости и разведывал секреты, пользуясь возможностью проникать в любое пмещение, от дома волшебника до дворца герцога.
Бауглок и Тэра, начавшие относиться к Аннеке, как к молодой родственнице, нуждающейся в присмотре, помощи и наставлениях, ворчали, осуждая непутевую компанию и ее праздное времяпровождение, а Мышонок Терент был в восторге, бегал с записками, за покупками и участвовал во всех шалостях, задуманных Нагути-ко и молодым колдуном Лиорисом. Особенно они точили зубы на старую гадалку Церету, которая примерно раз в несколько дней заявлялась к Нагути-ко и устраивала скандалы более молодой и удачливой коллеге; и старосту гильдии, всегда донимавшую молодежь придирками и сожалением об ушедших временах, когда никто моложе пятидесяти лет не мог расстаться со званием ученика; а также всегда поддерживающую старшее поколение гильдии во всех возникающих спорах и конфликтах, а они возникали то и дело.
Старикам казалось, что молодые у них прямо ну все из рук и изо рта рвут и не в грош не ставят. При встрече молодой колдун не поклонился старому до земли — все, завтра жди вызов на суд гильдии — оскорбление старшего действием.
Именно Нагути-ко с молодым колдуном Лиорисом и разрушили приятную жизнь компании в Ахте, решив проучить гадалку Церету, старосту гильдии, а заодно недруга Аннеке старого лекаря Лепроя. Аннеке, явившись утром к Нагути-ко провести вместе заранее обговоренный ритуал ослабления власти времени для новой знатной клиентки и позавтракать, а за завтраком обсудить празднование дня Бухи — бога преуспевания, который считался покровителем города, застала всех друзей, готовящихся к другому ритуалу. На алтаре уже разместили пряди седых волос, какие-то лоскутки, обложенные кусками дымчатого топаза — камня иллюзий и заблуждений.
Напрасно осторожная Аннеке, выяснив, что затевается, уговаривала друзей не будить спящих драконов и не связываться с тщеславными и обидчивыми стариками, страстно оберегающими свой авторитет. Куда там! У всех горели глаза и щеки. Казалось, кто-то недобрый лишил молодых магов благоразумия, наведя порчу.
Расстроенная Аннеке вытащила из потайного кармана на юбке черный бархатный мешочек, украшенный вышивкой {теперь она могла позволить себе дорогие красивые мелочи}, встряхнула его, вытащила, не глядя три гадальные фигурки, взглянула. На маленьких круглых дисках из дерева вырезаны были нож, телега и ножницы. Они означали беду, дорогу, разрушение связей. При таком неблагоприятном гадании следовало не только отказаться от затеи, но и провести пару-тройку дней в храме Богини-Матери в молчании и строгом посте. Аннеке попыталась еще раз убедить хотя бы Нагути-ко, от которой никогда раньше не ожидала подобных поступков. Она насильно утащила подругу в гостиную, чтобы остаться с ней наедине.
— Зачем тебе надо дразнить Церету, а тем более старосту гильдии? Ведь стариков можно понять и пожалеть, их силы тают, они не смогли достичь таких высот Искусства, когда время теряет власть над магом! А до старого Лепроя вам вообще дела нет, он пытается донимать лишь меня, а мне все равно. Я равнодушна к его мелким уколам, а серьезного вреда он мне причинить не может. Так же, как вам не причиняют серьезного вреда Церета и другие старики. Оставьте их в покое, не обращайте внимания на их недовольство и брюзжание и занимайтесь своими делами! То, что вы планируете — это нападение, а закон запрещает нападать, а защищаться вам не от чего…
Раскрасневшаяся Нагути-ко лишь возбужденно засмеялась.
— Оставь нас со своими поучениями и со своей осторожностью! Это только шутка! И ты не права, они первые на нас нападают, нельзя спускать им гадости и позволять ноги о себя вытирать. Они должны узнать нашу силу и оставить нас в покое…
— Хочу напомнить тебе, что в Доме гильдии хранятся образцы наших волос и крови, и как только совет решит, что мы вышли из повиновения…
— Они не посмеют! У нас тоже есть волосы некоторых противных старикашек, Лиорис достал. Так что и мы не безоружны! И это просто шалость, никто не будет нас за это наказывать, лишь может, поругают на совете…
Аннеке увидела, что Нагути-ко почти не слышит ее, и все время оглядывается на дверь. И вся засветилась, когда оттуда послышался голос Лиориса:
— Девочки, все готово, мы вас только ждем!
Аннеке вскрикнула с отчаянием, ухватив подругу за рукав:
— Я не буду участвовать в ритуале и тебя не пущу! Эта глупость недостойна магов!
Рукав затрещал, и Аннеке ослабила хватку. Нагути-ко вырвалась и убежала, громко выкрикнув:
— Это только шутка, а ты трусиха, зануда и плохая подруга!
— Я не трусиха и не зануда, а просто не хочу глупо и ненужно рисковать. И я хорошая подруга, в чем ты вскоре, к сожалению убедишься!
Прокричав это со слезами в голосе, Аннеке выскочила из дома и хлопнула дверью с намерением никогда сюда не возвращаться. Пусть эта глупая девчонка получит то, чего добивается. Если мнение этого новоиспеченного колдуна ей дороже, чем мнение подруги, то что она, Анне-ке, может сделать? Но, пробежав несколько шагов, девушка остановилась. Она постояла некоторое время, пока ветерок не охладил ее разгоряченное ссорой лицо, и решительно вернулась в дом. Повернуться и уйти сейчас было бы предательством. Конечно, ее друзья сами полезли в беду, но она все равно должна им помочь хоть чем — то. Прерывать ритуал нельзя, это грозит болезнью и даже смертью магам, участвующим в нем…
Аннеке позвала Пауседету и с ее помощью установила алтарь в соседней комнате. Нужно постараться хотя бы стереть с заклинаний, творимых сейчас друзьями, индивидуальность, характерную для каждого мага, по которой увлекшихся и потерявших чувство меры шутников могли бы опознать старые адепты, возглавляющие гильдию магов Ахта, образующие Совет и вершащие суд. Раскладывая на алтаре магические атрибуты, Аннеке уже примерно представляла себе, как это можно сделать, но не была во всем уверена.
После окончания ритуалов все вежливо, но сквозь зубы распрощались и молча, порознь разошлись по домам, причем Аннеке заметила странное растерянно-ищущее выражение на лице Нагути-ко, когда та смотрела на молодого колдуна, а тот казался холодно отстраненным и почему-то виноватым. Вернувшись домой, Аннеке снова погадала, но ничего обнадеживающего не выгадала. Затея изначально была плохой.
Всю следующую неделю город бурлил: все обсуждали потрясающие новости. На сеансе исцеления супруги герцога от женских недомоганий, который проводила староста гильдии магов Ораса, из ниоткуда появился абсолютно голый, если не считать большого розового в черную крапинку банта на самом важном месте, мужчина странной наружности, и дал княгине кое-какие чрезвычайно непристойные советы по поводу лечения ее болезней.
Конечно, скандальное происшествие осталось бы в тайне, не окажись поблизости девчонка — служанка Орасы. Девчонка по величайшему секрету обо всем рассказала подруге, а уж та хранила тайну только то время, пока не дошла до дома. Конечно, Ораса разобралась с негодницами, но было поздно.
Похожие случаи произошли еще у некоторых всеми уважаемых магов. А возле дома лекаря Лепроя целый день сидел по-человечески в кресле одетый в нарядный камзол необычайно вонючий козел, который охотно и доверительно рассказывал набежавшей со всех сторон изумленной толпе, что вот, наконец, он нашел старого и опытного собрата, который может помочь ему советом из личного опыта в его сложных козлиных заботах и недомоганиях, произошедших из-за недовольства им супруги-козы.
Толпа шумела. Половина собравшихся требовала немедленно вышвырнуть из города всех магов и прочую нечисть, позволяющих себе подобные издевательства над почтенными гражданами, другая половина призывала найти и примерно наказать мерзких шутников, наведших порчу на почтенных волшебников.
В конце концов, после долгих разборок и вспыхивающего временами рукоприкладства, все сошлись на том, что надо проучить, наконец, зарвавшегося городского старосту и магистрат, которые не следят за порядком и распустили бандюг, а также задавили налогами честных людей. К этому моменту толпа увеличилась раз в десять, запрудила всю улицу. Козла стало не видно в толпе, а призыв разобраться с магистратом всем пришелся по сердцу. Начали выворачивать камни из мостовой и запасаться кольями. Но тут появившаяся, наконец, стража вразумила бунтовщиков ударами плеток и обратных концов копий. Недовольные после долгого сопротивления разбежались, оставив на месте боя разные мелочи и клочья одежды. Разговорчивый козел ничуть не смутился отсутствием слушателей и продолжал откровенничать, исчезнув без следа лишь на закате.
Улицы патрулировала городская стража и герцогская дружина, разгоняя горожан по домам и наказывая плетьми непокорных и непонравившихся, но Аннеке, накинув заклятье невидимости, добежала до Нагути-ко. Пауседета отворила ей дверь, но сказала, что Нагути-ко очень занята и заперлась в своей комнате еще со вчерашнего дня, а всех посетителей, включая друзей, просила извинить. Впрочем, домоправительница напоила Аннеке чаем с пирожными и поделилась городскими сплетнями.
Аннеке попробовала навестить других знакомых. Лиориса не оказалось дома, ученик лекаря сидел под замком, наказанный учителем за какую-то провинность. Мышонок Терент тоже сидел под замком, схваченный за руку при попытке срезать кошелек у почтенного купца, глазеющего на козла у дома лекаря Лепроя, бедняге грозила порка, его надо было выручать, да, пожалуй, пристроить учеником к какому-нибудь хорошему ремесленнику. Жаль, магического дара у мальчишки ни на медяк… Но предпринять что-то можно будет лишь после того, как все успокоится.
Аннеке вернулась домой. В общем зале никого не было, Бауглок выглядел мрачным и озабоченным, матушка Тэра не находила себе места от беспокойства. Аннеке попыталась завести разговор, но хозяева отвечали односложно, и девушка поднялась к себе. Попыталась посмотреть в магический шар, но тот оставался туманным. Сочетания гадальных фигурок выпали бессмысленными, а попытка провести ритуал узнавания ничего не дала. Похоже, кто-то сумел помешать всем проявлениям магии. Интересно было бы узнать, как это делается. А может быть, только ее, Аннеке, магические силы подавлены?
Она попыталась позвать Пушка, но тот не откликнулся. Впрочем, и раньше бывало, и частенько, Пушок откликался не сразу, а даже и через несколько дней, если был занят чем-нибудь интересым. Аннеке решила позвать Эшеаше, хотя раньше никогда не пыталась вызывать ее. Эшеаше тоже не появилась, но это ни о чем не говорило, древняя колдунья являлась, когда хотела.
В воздухе висело что-то тревожное, не дающее покоя, побуждающее к какому-либо действию, или, скорее, к поспешному бегству. Сидеть, сложа руки, казалось невыносимым, но Аннеке решила подождать, пока все утихнет, а Нагути-ко перестанет на нее сердиться. Ждать недолго: Нагути-ко просто не могла подолгу дуться, она забывала обо всем неприятном уже через час.
Аннеке улеглась спать пораньше, но сон не шел. В голове крутились мысли о невозможности происходящего. Как могли такие опытные, осторожные маги, как Нагути-ко и Лиорис, влезть в эту глупую, опасную историю, и, главное, зачем? Досадить старикам и похвастаться своей силой? Но маги вышибают подобные идеи из своих учеников задолго до первого посвящения, еще когда сопляки носят воду и колют дрова. Маг, обуреваемый страстями и амбициями, скорее всего не выживет…
Вдруг перед внутренним взором Аннеке как наяву предстал Димир. Давненько не вспоминался. Даже облик его начал исчезать из памяти под влиянием новых ярких впечатлений, оставляя лишь воспоминание о красоте и опасности, а тут вдруг как живой. Димира никак нельзя считать лишенным страстей и амбиций. Выходит, его жизнь в опасности? Почему она именно сейчас вспомнила о нем? Быть может, она нужна ему и он ее зовет?
Аннеке потрясла головой. Она уже запретила себе думать о Димире. Он плохо с ней обошелся, и если он вляпался во что-то неприятное, пусть выкручивается сам, как может. Да он сам опасен для кого угодно. При такой магической силе и подготовке, как у него, можно позволить себе роскошь иметь эмоции и заблуждения. Интересно было бы увидеть расположение звезд в момент его рождения…
Ее полусонные рассуждения прервал удар в дверь, такой сильный, что засов, задвинутый Аннеке на ночь (все-таки гостиница, полно чужих), слетел, и в комнату ввалился Бауглок с совершенно неописуемым выражением на лице и старым плетеным дорожным сундуком на плече. Следом семенила матушка Тэра с рассыпающимся ворохом каких-то вещей в руках.
Бауглок бухнул сундук на середину комнаты и начал, торопливо и как попало, бросать в него пожитки Аннеке, а Тэра, за руку стащив девушку с кровати, принялась, тоже как попало, напяливать на нее платье, приговаривая трясущимися губами:
— Скорее, скорее, скорее!
— Что стряслось? — спрашивала Аннеке, уже зная ответ на свой вопрос.
Тэра, не отвечая, закончила застегивать платье на спине девушки и бегом потащила ее из комнаты и вниз по лестнице, продолжая повторять как заведенная: «Скорее, скорее…». Хозяин следом волок сундук.
Возле кладовки — «колдовки» он остановился, пихнул плечом запертую дверь, после чего эту дверь вряд ли можно будет применить по назначению, вошел и принялся не глядя, горстями сгребать и ссыпать в сундук магические принадлежности. Аннеке предостерегающе вскрикнула, но хозяин только отмахнулся. И, к удивлению знахарки, защитные заклинания не оказали на Бауглока никакого действия; даже жезл, который в принципе обжигал руки дотронувшемуся чужаку, на хозяина гостиницы действия не оказал. Оглянувшись и поймав изумленный взгляд Аннеке, Бауглок криво ухмыльнулся и, в первый раз нарушив молчание, проворчал:
— Видал я ваши магические штучки, во всех видах видал…
Аннеке Бауглок поразил. Сейчас она должна была думать, куда хозяин гостиницы собирается ее отвезти и можно ли ему полностью довериться, а вместо этого знахарка удивлялась, как Бауглоку удалось не обжечься о ее магический жезл. Таких людей она никогда не встречала и не слышала о таком ничего. Весь короткий путь до дверей она обдумывала это и решила, наконец, что Бауглок тоже наделен магическим даром, причем немаленьким.
У крыльца их ожидала маленькая крытая двухколесная повозка, запряженная мохнатой выносливой гнедой лошадкой. С места кучера гордо глянул Мышонок Терент, который должен был, как мыслилось Аннеке, сидеть сейчас в тюрьме. Бауглок привязал дорожный сундук к задку повозки со словами: «Ежели что забыли, за нами не пропадет», а матушка Тэра почти втолкнула растерявшуюся Аннеке в повозку, крикнула: «Трогай!». Мышонок Терент хлопнул вожжами, гикнул, и лошадка нехотя пошла с места.
Завалившись на бок от толчка, Аннеке наткнулась на кого-то: она была в повозке не одна. На сиденье, вжавшись в угол и скорчившись, дрожа и обхватив себя руками, будто спасаясь от сильного холода, сидела Нагути-ко. От ее красоты сейчас мало что осталось: волосы цвета утренней зари растрепались, а в одном месте сбились в колтун, нежное лицо отекло, глаза покраснели, веки распухли, губы запеклись. Аннеке пришла в ужас: встреть она сейчас подругу на улице, могла бы и не узнать. Нагути-ко, казалось, ее не заметила, уставившись остановившимся взглядом пря-мо перед собой. Напротив сидел Пушок, приняв любимый им в последнее время образ миловидного мальчика.
— Пушок, что случилось? Куда мы едем?
Как всегда, Пушок заговорил в голове Аннеке тихим шелестящим шепотом.
— Ты знаешь, Старшая, которая к тебе приходила, страшно рассердилась на вас и позвала других Старших, и они захотели наказать вас обеих. Я подумал, что вы не обязаны слушать этих Старших и принимать от них наказание, ведь это не ваши Старшие, ты родилась не здесь, и один из родителей Нагути-ко родился не здесь… Я прав? И я все рассказал вашим Покровителям…
Сонная и растерянная, знахарка не сразу сообразила, что ее маленький друг говорит о старосте гильдии и Совете как о Старших, а под Покровителями понимает Пауседету и Бауглока, а когда поняла, начала дергать Мышонка Терента за подол туники:
— Стой, стой, остановись! Мы не можем просто так уехать! Староста гильдии взяла у нас волосы и кровь! Если это останется у них, нас все равно могут наказать, хоть мы убежим отсюда на другой берег моря!
Мышонок Терент остановил повозку и недоуменно обернулся.
— Я не понял, почему вы не можете убежать? Чем мешают вам ваши собственные волосы и кровь? — прошелестел Пушок.
Аннеке вздохнула и кратко объяснила основы теории и практики ритуала энвольтации на болезнь и смерть, стараясь выражаться понятнее для жителя другого мира. Глаза Мышонка разгорелись, и он принялся выпытывать подробности, а Пушок прошелестел:
— Старшие не должны так поступать. Не беспокойся, я все сейчас устрою. Уезжайте, я догоню.
Обычно маловыразительный голос-шелест Пушка сейчас прозвучал как шипение. Аннеке хотела было объяснить, что понятия не имеет, что можно тут сделать, разве что украсть эти знаки связи, но где их прячут? Но Пушок со словами «Скачите скорее» уже исчез. Терент принялся нахлестывать страдалицу-лошадку, та с обиженным ржанием бегом поволокла повозку, стукая ее обо все попадающиеся углы и наезжая на все торчащие из мостовой булыжники. Пушок появился снова лишь тогда, когда они уже подъезжали к пролому в городской стене, и гордо объявил:
— Все в порядке!
— Ты принес?
— Я все хорошо сделал, никто не сумеет теперь причинить вам вред! И никто не пострадал…
Аннеке показалось, что в шепоте Пушка проскальзывает какое-то смущение, но не успела допытаться, в чем тут дело, как повозка дернулась и с сухим треском остановилась.
— Застряли! — объявил Терент. — Выгружайтесь и помогайте толкать!
От Пушка и Нагути-ко толку было мало, так что напрячься пришлось Теренту и Аннеке. Они толкали повозку сзади, рискуя поломать ее об обломки стены, понукая лошадь и каждую минуту опасаясь появления стражников. Когда коляску удалось, наконец, протолкнуть в пролом, забил набат, забухали сапогами стражники, но, к удивлению беглецов, даже не глянули в их сторону, а побежали куда-то к центру города, по направлению к площади ратуши. Небо над Ахтом осветилось заревом. Аннеке вопросительно глянула на Пушка, тот лишь пожал плечами. Его подобие людям становилось все более полным даже в мелких деталях поведения.
— Я не мог знать, у кого из Старших хранится то, нужное… Сам я могу проходить сквозь стены, но предметы следом не протаскиваются… Огонь загорался только в ритуальных комнатах, и все успели выскочить из домов. У нас ведь мало времени, и мне не придумалось что-нибудь более хитрое.
— Ну, теперь в Ахт лучше вообще никогда не возвращаться! А также неплохо было бы изменить облик и имена. Не послали бы погоню. Да и везде у волшебников Ахта могут оказаться друзья и родственники.
Терент выглядел испуганным, Пушок — смущенным, и Аннеке решила их ободрить:
— В крайнем случае, мы сможем спрятаться от преследования в том мире, откуда родом Пушок. Мы пробудем там несколько дней, это безопасно, а здесь пройдут десятки лет, о нас все забудут. Но так мы поступим лишь в крайнем случае. А сейчас быстрее в путь. Не стоит торчать тут, на виду, возле стены.
Мышонок вновь хлестнул многострадальную лошадку, а Аннеке оглянулась назад. Город был освещен заревом множества пожаров. Видимо, пламя с домов волшебников перекинулось на дома горожан, стоящие впритык, как было принято в городе из-за тесноты в черте городских стен. Лучше было и не оглядываться.
Нагути-ко нисколько не прореагировала на случившиеся в начале пути трагические события: так и сидела, сжавшись в углу повозки, не издавая ни звука. По ее лицу из широко открытых невидящих глаз непрерывно текли слезы. Аннеке несколько раз позвала ее, потрясла за руку, но девушка не отвечала. Пушок казался подавленным. По туманному лицу трудно было угадать настроение, но Аннеке всегда, и чем дальше, тем больше умела понимать его чувства.
— Неудачный сегодня день, — сказал он, — Все не так. Я слышал разговор Лиора с его породителем, отцом — так правильно? — Его отец, он… ну, делает все, что велит Старшая. Старшая сказала, что ты лишняя, тебе надо уйти, мол, и так знахарок в Ахте полно, а если еще и из окрестных деревень повалят, то получится на одну знахарку один клиент. А Лиор пожалел, что Нагути-ко вместе с тобой… А его отец… сказал, что невестки-чужеземки ему тоже в доме не нужно… И что он подарит Лиору какую-то вещь, я понял, что очень хорошую.
Нагути-ко зарыдала в голос.
— Он сказал только, что ему жаль… Только жаль… Придумал все это… уговорил… не предупредил…
Аннеке обняла подругу, прижала ее голову к своей груди.
— Не плачь. Он хотя бы сказал, что ему жаль… Ему было жаль, просто от него ничего не зависело… Все равно придумали бы какой-нибудь способ избавиться от нас, а так он еще что-нибудь получит, если уж нельзя получить тебя. Все равно пришлось бы уехать. Наверное, в Ахте действительно слишком много магов, вот мы и начали грызть друг друга. А где Пауседета? Она не пострадает?
— Она осталась охранять дом. И хочет сделать так, чтобы я со временем могла вернуться. Она может: у нее множество знакомых, и ее не дадут в обиду. Да и кому нужно, ведь Пауседету все считают просто служанкой!
Нагути-ко всхлипывала в объятиях Аннеке, а Аннеке вспоминала веселого, приветливого Лиора, шутливо заигрывающего с ней и ласково глядящего на Нагути-ко. Вспомнился еще один маг, с синими глазами и холодным лицом… А, ладно, чего уж там!.. А Пауседету и Бауглока не тронут, они лишь владельцы гостиницы. А у горожан сейчас много других забот, зарево вон стоит на пол-неба, они с Нагути-ко уехали, а дальше все постепенно забудется. И вдобавок и Пауседета, и Бауглок не показались ей беззащитными жертвами: пожалуй, они оба могут постоять за себя, потягаться хоть с магами, хоть с герцогом. Терент-то сидел за кражу в тюремной яме, да кто-то его вызволил… Но о том, чтобы у Бауглока и Пауседеты точно не было никаких неприятностей, надо позаботиться. Она совершит ритуалы защиты, как только удастся остановиться на отдых. Интересно, сложил ли Бауглок все нужное?
На ближайшем постоялом дворе они не остановились именно потому, что он был ближайшим. Ехали всю ночь и все утро, чтобы наверняка оторваться от возможной погони, хотя Аннеке сомневалась, что их немедленно начали преследовать. Горожанам понадобится уйма времени, чтобы потушить пожары. Причина пожаров извечна — свечи, очаги, камины; город изза них горит частенько.
Маги, конечно, заподозрят неладное, но и им нужно время для нахождения истинного виновника, к тому же у большинства многие магические атрибуты погибли в огне. Но кто знает, лучше уж остеречься. Нагути-ко, наплакавшись, задремала, положив голову на узел с одеждой, а Аннеке не спалось. Она то читала путевые заклинания, то вспоминала короткое свое время, проведенное в Ахте, потом подменила клюющего носом Терента на козлах.
В полдень она остановила измученную лошадь у трактира, который, во первых, размещался в некотором отдалении от дороги, теряясь среди других домов небольшой, но небедной деревеньки, а во-вторых, выглядел достаточно приличным. Денег оставалось предостаточно, и Аннеке заплатила и за комнаты, и за еду, и за уход за лошадью и повозкой.
Нагути-ко впала в странное оцепенение, и пришлось просить хозяйского слугу, здоровенного парня, отнести девушку и багаж в комнату. Мышонок Терент так восторженно ощупывал предоставленные ему тюфяк и подушки с одеялом, что с завистью поглядывающий на него слуга не выдержал и, скептически фыркнув, посоветовал Аннеке не тратить деньги. Нечего баловать паршивого мальчишку, который и в хлеву на сене отлично выспится. Надобно также следить, чтобы он ничего не стибрил, а не то с нее ущерб вычтут, у них в деревне с этим строго.
Видя, что его увещевания не имеют успеха, парень сквозь зубы в сторону прошипел, что мальчишка-слуга наверняка напустит в комнату и в отличный тюфяк блох, а то и вшей, а чистить все потом придется ему. Услышав все это, Мышонок, пока Аннеке не последовала советам трактирного слуги, немедленно и старательно притворился спящим, уткнув неумытую рожицу в угол одной подушки и крепко обняв другую.
Устроив друзей, Аннеке попросила отнести дорожный сундук в ее комнату и просмотрела его содержимое. Бауглок ничего не позабыл: все было в наличии, хотя и сложено неаккуратно. Девушка еще раз подумала, что трактирщик когда-то имел дело с магией.
Спать по-прежнему не хотелось, и она начала готовиться к защитному ритуалу. Расставив все и ожидая часа, посвященного богам-охранителям, села и задумалась, прикоснувшись пальцами к мешочку на шее…
Соль Мира… Как там говорил Димир?.. Просто прикоснуться и вслух высказать пожелание, можно даже и не вслух, а про себя, но тогда уж повнимательнее, не ошибиться. А вот, например, такое желание: чтобы мы все оказались сейчас в Ахте, нет и не было никаких несчастий, глупых выходок, злоумышлений старых магов, бегства, пожаров и слез. Все хорошо, все собрались в доме Нагути-ко у камина. Лиор обнимает Накути-ко, перебирая ее волосы цвета зари, а та положила голову ему на плечо. И Димир рядом, пусть даже не рядом с ней, а, например, подбрасывает дрова в очаг или гладит кошку… А, вот, Димир сидит возле нее, одной рукой гладит кошку, а другой… нет, пусть все-таки обнимает ее, Аннеке, а иначе какой смысл затевать все…
Картина живо встала перед глазами Аннеке, уже почти обрела краски, звуки, жизнь, еще немного, чуть-чуть, еще четче представить желаемое… Зачем мучиться, бежать, прятаться, вздрагивать от стука копыт во дворе, когда достаточно только прикоснуться и сказать…
Дверь тихо отворилась, и вошла Тэш в своей парадной ритуальной мантии, в которой Аннеке видела ее считанные разы, во время важных ритуалов и при появлении высокопоставленных клиентов. При появлении наставницы Лиор с Димиром и вся придуманная и почти что уже материализованная Аннеке картина мирной жизни в Ахте поблекла и замерла. Тэш огляделась и кивнула Аннеке:
— Я на минутку, девочка моя, долго не могу…
— Тэш, я так рада тебя видеть, я соскучилась… и, видишь, у нас неприятности… На тебе парадная мантия!
— Я нарядилась для тебя. Я пришла предостеречь. Тебе захотелось изменить прошлое, пусть даже недавнее прошлое. Но ведь все это уже случилось, и для изменения потребуется слишком много магических сил, которые могут уничтожить все; ткань бытия разорвется и бывшие беды тогда покажутся веселыми приключениями. Используй Соль Мира мягко, осторожно, лишь чуть-чуть задевая и сдвигая линии жизни, а прошлое оставь в прошлом, гляди смелее в будущее, все у тебя наладится…
Аннеке вздрогнула, уронив с колен жезл. Она задремала сидя! Какой яркий сон ей приснился! Жаль, мало удалось поговорить с первой наставницей. Как ей ее не хватает!
И девушка приступила к задуманному ритуалу, предназначенному отвратить от них мысли недругов, взгляды их — от их следов, и обеспечить гладкую и благоприятную дорогу впереди. Но куда? А, пожалуй, в столицу, в Отиохиат. Это большой, просто огромный город, там живет множество народу, еще больше народу приезжает каждый день по самым разным делам. Они затеряются в толпе приезжих, и никто не обратит на них внимания. А можно, как советовала мать, попросить покровительства у молодой королевы, вдруг она вспомнит ее.