Князь Пушкин

Глава 4

Собираясь в каретный двор, я рассчитывал на разговор с немцем, волей судьбы заброшенным в Санкт-Петербург с берегов Рейна. Оказалось, что основатель экипажного заведения Михаэль Фребелиус уже лет восемь как помер и оставил своё дело сыну Фредерику, да и тот на русский манер величался Иваном.

Обо всём этом мне поведал приказчик, во время обзорной экскурсии по вверенному ему хозяйству.

— Смотрите, Ваша светлость, какой великолепный дормез у нас имеется на продажу. Очень удобен для дальних поездок. Рессоры из Москвы от самого Якова Мохова. Лак английский. Дуб французский. У нас только лучшие материалы идут на строительство карет, — расхваливал он каждый экипаж, пока я томился в ожидании хозяина двора.

Неплохой, конечно, вагончик. Вот только куда мне такая семиметровая шайтан-арба? Да и запрягать в неё необходимо минимум шестирик. А если она в грязи застрянет? Как по мне, то в дальнюю дорогу четырёхместная карета самое то, что нужно. Можно ещё рассмотреть двухместный экипаж, для разъездов по городу, но это позже.

— Вы хотели меня видеть, Ваша светлость? — оторвал меня от размышлений русый мужчина лет тридцати в коричневом сюртуке. — Иван Михайлович Фребелиус, хозяин этого каретного двора. Чем я могу Вам помочь?

— Князь Ганнибал-Пушкин, — представился я в ответ. — Любезный Иван Михайлович, меня заинтересовала карета и я готов её у вас купить, но есть несколько пожеланий, которые, надеюсь, будут вами учтены.

— Ваша Светлость, мы всегда прислушиваемся к просьбам клиентов и по мере возможности стараемся их исполнить, — заверил мужчина. — Какие дополнения Вы хотели бы внести к уже построенной карете?

Какое красивое слово «дополнение». Сразу возникла ассоциация с автосалоном. Там тоже всегда готовы поставить допоборудование.

Что я хочу видеть на новой карете? Резину хорошую? Её ещё никакую не делают, иначе колёса карет давно бы перестали обивать железом. Амортизаторы? Снова мимо, потому что даже если б они существовали, их установка потребовала бы переделки всей конструкции кареты. Печку в салон? Так мой предшественник перлом предка свою комнату обогревал, уж карету-то я как-нибудь да натоплю. Замораживающий перл я до лета сделаю. Так что необходимость в кондиционере то же отпадает. А вот холодильник в жару был бы весьма кстати.

— В ящике под сиденьем, я хотел бы видеть медный плотно закрывающийся короб, чтобы в нём можно было бы делать лёд,– кивком головы поманил я хозяина двора к карете, чтобы на месте показать свою задумку.

Иван Михайлович жестом отослал своего приказчика, а сам пошёл вслед за мной.

— Вот здесь и нужно расположить короб,– подняв сиденье, указал я на место для будущего ледника, — Желательно с двойными стенками, между которыми нужно поместить слой очень толстого войлока, примерно в дюйм толщиной, не меньше.

— Простите, Ваша Светлость, а зачем Вам это?

— Зачем нужен термос со льдом внутри? — посмотрел я на Ивана Михайловича так, словно он явную глупость спросил,– Конечно же, для хранения продуктов во время пути. Буду замораживать воду, чтобы класть на лёд то, что в жару может испортиться. Да хотя бы тот же самый квас или шампанское остужать. Можно, конечно, в термосе хранить просто охлаждённые перлом продукты, но тогда придётся регулярно проверять их сохранность.

— Простите, Ваша Светлость, но правильно ли я понимаю, что из-за этакой безделицы Вы готовы купить перл стоимостью как минимум в две таких кареты, как эта?

— Перл, несомненно, будет использоваться, но я его сформирую сам,– как можно беспечнее ответил я, и потрогал внутреннюю обивку кареты, под которой явно ощущался войлок.– С термоизоляцией насколько я понимаю всё хорошо, так что по внутренности кареты вопросов у меня нет. В крайнем случае, для обогрева можно использовать перл. Разве что неплохо бы добавить на сиденье ещё подушек.

С этими словами я вылез из кареты и с умным видом начал осматривать ходовую часть. На самом деле смотреть мне там было нечего — всё ещё в прошлый мой приезд на двор разглядел Серёга, стоило мне только обратить внимание на выбранную карету. Этому шпиону ничего не стоило залезть под карету и найти изъяны. Естественно все слабые места он мне и указал.

— Иван Михайлович, а вот этот узел надо обязательно усилить сваркой, — ткнул я в соединение, которое было собрано с помощью примитивной скобы, изготовленной не из лучшего железа.

Сразу вспомнился анекдот, в котором хозяин машины, чтобы доехать до гаража, просит в автосервисе прихватить сваркой какую-то деталь, а там уж он её намертво проволокой примотает.

— Извините, Ваша Светлость, но узел столь значительных габаритов не влезет в кузнечный горн,– принялся мужчина объяснять причины столь оригинального инженерного решения,– А пайка, к сожалению, не выдерживает нагрузок. Поэтому пришлось пойти на такой шаг.

— Можно ведь перлом на месте разогреть до температуры плавления обе железные детали и в сварочную ванну подавать такую же железную проволоку,– пояснил я свою мысль,– В конце концов, у вас есть перл Материи. Могли бы размягчить детали до состояния глины и просто слепить их между собой, создав единый целый узел.

— К сожалению, перл мне достался от покойного отца, а ему в свою очередь от деда,– вмиг погрустнел хозяин каретного дворца.– Так что я не могу использовать его во всю силу. Кстати, а откуда вы узнали про перл Материи? Неужто приказчик разболтал?

— Ваш приказчик, Иван Михайлович, вовсе не причём. Просто торцы досок на карете не обиты декоративным уголком, а скруглены. При этом даже под краской и лаком видно, что скругление это получено не шлифовкой, а так, словно кто-то натянул продольные волокна дерева на торец. Должен заметить, что смотрится очень красиво.

— Ваша правда, Ваше Сиятельство,– расцвёл от похвалы мужчина,– Торец доски это вечная болячка — хоть как изгаляйся, но всё равно вода в него попадёт, а там и вся доска начнёт портиться. Вы что-то про сварку говорили. Не могли бы более подробно объяснить.

— Проще показать, — пожал я плечами, — Если есть желание и время, могу продемонстрировать. Надеюсь, у вас найдётся не нужное железо? Ну и брезентовый фартук с нарукавниками и рукавицами не помешают.

По-моему, я хозяину каретного двор снёс все его шаблоны. В его голове никак не укладывалось, чтобы молодой князь запросто надев на себя рабочую одёжку, принялся бы трудиться. Говорят Пётр Первый и некоторые его потомки не чурались ручного труда и на токарном станке делали всяческие поделки. Но то Императоры во дворцах, а тут князь прямо перед тобой сваривает два куска железа с помощью огненного перла.

— Ваша Светлость, — рассматривал мужчина только что сваренные мной две железные полосы,– А другие металлы можно сваривать? Ту же бронзу, к примеру.

— Почему бы и нет? Только флюс нужно подобрать соответствующий.

Иван Михайлович долго шкрябал скулу, о чём-то размышляя, и наконец-то задал мне вопрос, ради которого и был затеян мой спектакль:

— Ваша Светлость, я так понял, что Вы умеете перлы делать. А какова цена перла, подобного Вашему?

— Любезный Иван Михайлович, сегодня-завтра я при всём своём желании не смогу подобный перл сформировать — мне сначала нужно соответствующий колодец найти. Ну а так, стоимость небольшого перла будет три тысячи рублей серебром.

Мужик аж крякнул, услышав цену. Из его звуков было не вполне понятно, то ли я продешевил, то ли пережал.

Нет, ну а как ты хотел, дядя? Твоя карета стоит тысячу серебром, но какая бы она добротная не была, лет через десять всё равно окажется в печке. Да и за ремонт карет ты берешь по максимуму. Пересказал мне намедни Виктор Иванович выдержку из дневника поэта, где он сетовал на то, что за починку каретники с него взяли полтысячи рублей. Я же готов изготовить артефакт, который будет давать тебе прибыль и достанется по наследству ещё и твоим внукам с правнуками. Я, можно сказать, тебе удочку продаю. Да какую там удочку. Целый невод.

Кто-то скажет, Пушкин совсем крохобор. Имеет в банке двести тысяч серебром и не может пожаловать на карету какую-то тысячу. Отвечу так — я исследую рынок. Не каждый же день мне будут встречаться богатенькие Буратино в виде Строганова. С чего бы мне упускать возможность заработать лишнюю копейку? Двести тысяч. А что двести тысяч? Умеючи их можно за пару дней в унитаз спустить, которые, кстати, здесь пока ещё отсутствуют.

В общем, остановились мы с Иваном Михайловичем на бартере. Я ему перл, а он в придачу к четырёхместной карете даёт ещё и двухместную. Вдобавок Фребелиус к двум означенным каретам даёт по комплекту зимней резины. Тьфу ты — санные полозья он даёт на каждую карету. Плюс на каждую карету двухлетняя гарантия и бесплатное техобслуживание в течение пяти лет.

И, как вишенка на торте, на обе кареты будут нанесены гербы Ганнибалов-Пушкиных.

— Только Вы уж про меня не забудьте, Ваша Светлость, — просил мужчина, провожая меня с каретного двора, — А я Ваши кареты сегодня же с продажи сниму и закажу этот…как его…термос.

С Иваном Пущиным я решил встретиться в Летнем саду, так как и от нашей и от его квартир, парк находился в минутах ходьбы. Так и ответил на его записку, что буду ждать его на берегу Карпиева пруда.

По дороге я заглянул в булочную и купил там самый большой калач. Вспомнилось, как в раннем детстве Александр с няней любили ходить в Летний сад, чтобы кормить там уток. Да, иногда долетают до меня какие-то моменты особо ярких воспоминаний, связанные с жизнью Пушкина до моего прихода в этот мир. Откуда и что берётся, не знаю. Мозг — дело тёмное, зачастую необъяснимое, но работают же у меня братские чувства к Ольге и Лёве и это факт, от которого никуда не деться.

Пришёл я несколько раньше, чем мы с приятелем договаривались, и оттого, когда Пущин меня нашёл, калач, совместными стараниями меня и птиц, уже подошёл к концу. Если что — делился я с ними по-честному. Не меньше половины птицам скормил.

Мне к тому времени взгрустнулось. Впервые сообразил, какую сладкую часть детства Царскосельский лицей вырывал у своих воспитанников. Заодно решил про себя, что моему брату такого «царскосельского счастья» точно не нужно. Чересчур уж суровое учебное заведение вышло.

Очень мне интересно, зачем Иван Пущин, внук адмирала и сын генерал-интенданта, полез в тайное сообщество заговорщиков. Он даже, как мне показалось, принял некоторое участие в пьяных претензиях Кюхельбекера, сумев ввернуть пару фраз, окончательно настроивших уже ничего не соображающего Вильгельма против меня, когда понял, что я про его подвиги догадался.

— Александр, ты уже давно здесь? — нашёл меня Пущин на лавочке, где я меланхолично докармливал уткам остатки калача.

— Не слишком, но ты не опоздал, — глянул я на своего лицейского приятеля, отметив ещё раз про себя, что форма прапорщика лейб-гвардии ему идёт куда больше, чем шла Пушкину его служебная парадка.

— Я рад, что твоя дуэль завершилась столь благополучно, и к твоей пользе, — проследил взглядом Иван, как улетел в воду последний кусок хлеба, — Наши офицеры по достоинству оценили твою меткость и уверенную руку. Думаю, теперь найдётся немного желающих бросить тебе вызов без серьёзных оснований.

— Твоими молитвами, — заметил я, сохраняя всё то же расслабленное и умиротворённое выражение лица.

Пущин было вскинулся, чтобы возразить, но тут же передумал, сообразив, что я догадываюсь про те пять копеек, которые он внёс в причины дуэли.

— Да, я обзавёлся некоторыми значительными знакомствами, — чуть помолчав, не стал ничего опровергать Пущин, — Ты просто себе не представляешь, что это за люди! Титаны!

— Угу, и каждый второй из них, если не каждый первый, состоит в масонской ложе, — повернул я голову в сторону прогулочной лодки, где лицом к нам сидела довольно милая барышня, с интересом нас разглядывающая

— Пусть даже и так, но ты это к чему? — сам не заметил Пущин, как выдал себя.

— Просто пытаюсь своим средним умишком сообразить, что может быть общего у масонов и наших крепостных? И знаешь, как по мне — так плевать масонам на наших крестьян, если они не повод для какой-то их собственной цели. Наш народ для масонов — лишь причина, чтобы получить инструменты в свои руки, и не более того. Мне кажется, таких как ты — они попросту играют.

— Какие ещё инструменты? — недовольно поморщился Иван, которого моё сравнение покоробило.

— Я не силён в музыке, но думаю, что инструменты из вас попробуют сделать самые разные, как и принято в оркестре. Одним душещипательную струну про Польшу затронут, другим в уши фаготом дунут, чтобы взыграло человеколюбие против ненавистных крепостников-извращенцев, третьим и литавр хватит, чтобы ощутить себя, хотя бы в мыслях, выше всех остальных. Этакими вершителями судеб и Истории. Оно может и сработать, если дирижёр грамотный попадётся, — зевнул я, прикрывая рот ладонью, — Извини, не выспался, да и тема для разговора у нас скучная.

— Весь Петербург про масонов шепчется, а тебе не интересно? — тут же переключился Иван на светский стиль общения, отодвигая в сторону начало нашего разговора.

— Иван Иваныч… — протянул я, обращаясь к Пущину по имени и отчеству, — Когда ты будешь знать наверняка, что за карточным столом сидят три профессиональных шулера, ты сядешь к ним четвёртым?

— Но это совсем не так…

— Так, Ваня. Именно так. Сам не заметишь, как тебя масоны с пути истинного собьют. И я вовсе не исключаю, что когда-нибудь твой демарш принесёт стране и народу больше вреда, чем пользы. Но ты будешь свято верить, что глупости совершаешь по велению собственной души, а не под влиянием кого-то со стороны. И всё благодаря вашим спорам и понемногу внушаемой тебе вере в то, что ты — один из тех, кто на самом деле радеет за народ. Жаль вот, что это не совсем верно.

— Ты сейчас злишься из-за того, что сам не оказался среди этих достойных людей. Они же не только за лучшую жизнь ратуют, но и в карьерном росте помощь оказывают, и не только советами.

— Хочу тебя огорчить. В карьере я не заинтересован. Более того, три дня назад со службы уволился.

— Врёшь!

— Могу на кресте поклясться, — усмехнулся я в ответ, напомнив Ивану нашу самую страшную клятву времён обучения в лицее.

— И что? Куда ты теперь? Я понимаю, что ты князем стал, — призадумался было приятель, но ненадолго, — Француз, — через несколько секунд обратился ко мне Пущин по лицейскому прозвищу, весело скалясь, — Ты никак себе невесту богатую нашёл? Или мы тебя Тигром за быстроту ума зря прозывали? Решил свой новый титул на богатое приданое поменять? Гениальное решение! Богатейшие купцы и фабриканты не поскупятся изрядно мошной тряхнуть, лишь бы с князем породниться. А невеста-то хоть симпатичная или так себе подарок, пудов с пять-шесть?

— Бери больше, — не преминул я пошутить над «догадливым» приятелем, — Как бы не все десять, — искренне насладился я размером его выпученных глаз, и лишь спустя полминуты признался, — Но это шутка была. Жениться на приданом я не собирался и не собираюсь. По крайней мере в ближайшие лет пять — шесть, а то и больше. Приезжали уже к нам в имение невесты. Вроде и молодые совсем, и на вид — скромней некуда, а на деле — вполне себе опытные девицы оказались, — не стал я раскрывать источника своей осведомлённости, оставив это дело воображению Пущина.

— Ты ещё про Петербург не всё знаешь! Тут тебе не провинция. Свобода нравов такая, что не передать. Да что я рассказываю. Сам сходи на любой маскарад хотя бы раз, а ближе к концу вечера попробуй найти хоть одну не занятую беседку или комнату, — с восторгом переключился приятель на ту тему, которая сейчас, по молодости лет, волнует его куда как больше, чем всё остальное вместе взятое, — Меня тут в один салон пообещали ввести, — сбавил он голос до полушёпота, — Говорят, там иногда такое случается, что Содом и Гоммора от зависти умрут.

— Дерзай, друг мой, и готовься со всем смирением превозмогать, если дня через три заметишь проявления нечаянной любви после маскарада, — с усмешкой напутствовал я его устремления.

— В каком смысле? — чуть поменялся в лице Иван Иванович, куда-то разом растеряв весь свой восторг.

— Эскулапы, сволочи, совсем не щадят чувства дворян, когда к ним с дурной болезнью приходишь, — поделился я с приятелем вовсе не своими личными воспоминаниями, но так, чтобы он это воспринял, как данность.

— Может, ещё какой совет полезный дашь? — с интересом посмотрел Пущин на меня, пока ещё не до конца доверяя всему мной сказанному.

— Не торопись жить, Иван Иваныч. Дождись, когда я на ноги твёрдо встану. Сейчас любые мои слова, пока они делом не подкреплены, такой же пустой звук, как те, что вы на своих тайных собраниях несёте. Обещаю, как только мне будет что показать, я тебя позову. Но и ты пообещай приехать.

— Обещаю, — ответил Пущин, дав мне надежду, что своего самого верного лицейского друга мой Пушкин не потерял.