Князь Пушкин

Глава 18

Разговор с инвалидами у меня состоялся под вечер, когда я закончил со своими делами и поездками. Пришлось даже съездить до генерала Керна, поинтересоваться, нельзя ли остальных служивых пораньше в отставку отправить. Оказывается, хорошему человеку всегда могут пойти навстречу. Завтра к обеду им все бумаги оформят и расчёт произведут.

Вот и славно. На радостях презентовал Керну пару бутылок кальвадоса из своего бара в карете.

— Так-с, воины. Давайте знакомиться, — вызвал я инвалидов к летнему столу под навесом и чуть ли не силой заставил их усесться на лавку перед собой.

Ефим, два Ивана и Василий. Они так представились, а я на отчествах пока не стал настаивать. Не заслужили ещё. Вот покажут себя, тогда про отчества спрошу. Неплохой моральный стимул и повод для гордости, когда тебя сам князь по имени — отчеству величает.

— Считать — писать умеете? — два Ивана отрицательно замотали головами, Ефим сдержано кивнул, Василий изобразил что-то неопределённое.

Хех, я как в воду глядел, когда Ефима, с его культёй, в кладовщики пообещал отправить.

— Тогда с тебя и начнём, раз грамотный. В инвалидной команде чем занимался? — спросил я у Ефима?

— Провиантом заведовал.

— Зерно сохранить до весны сумеешь?

— А сколь его будет?

— Пока трудно сказать, но думаю не меньше десяти тысяч пудов. Хотя, рассчитывай, что раза в два — три больше окажется.

— Сколько⁈ — не поверил мужик, да и остальные на меня вытаращились, как на диво дивное.

Чего это они? Десять тысяч пудов — это всего-то сто шестьдесят тонн, если в привычные мне цифры перевести. Три грузовых вагона. Эка невидаль…

— Народа у меня в поместье много живёт. Одних ревизских душ больше пяти тысяч, а с бабами так и за десять тысяч наберётся.

— У справного крестьянина всегда у самого запас на зиму имеется, — подумав, высказался Василий.

— Может и так, но зима обещает быть голодной. Подъедят запасы, а что по весне сеять будут? Втридорога семена покупать? И на какие шиши? Удельное казначейство их деньгами не баловало, как я уже твёрдо знаю. Но об этом позже поговорим. Теперь о насущном. Завтра после обеда генерал Керн пообещал всех ваших отставников оформить и рассчитать. Не мешало бы их встретить, а для этого пару — тройку хороших подвод с утречка предстоит купить. Кто в телегах и лошадях разбирается?

— Телегу мы выбрать сможем, а коней пусть лучше ваш кучер смотрит. Поговорили мы с ним вчерась и поняли, что он дока, — вполне справедливо рассудил Иван Первый.

— Так, теперь, что вас касается. На новом месте вас вряд ли кто ждёт кроме меня, а я в Велье всего раз был, и то мимоходом, так как документы на покупку имения ещё не оформил на то время. А раз так, то вам на базаре всем необходимым самим стоит заранее обзавестись. Вот вам по «синенькой», в качестве подъёмных. Кто испытательный срок выдержит, тому в подарок, а кто нет — то подъёмные придётся вернуть или отработать. Всем понятно? — достал я из пухлого бумажника четыре ассигнации по пять рублей и положил их на стол.

Вот теперь инвалидов основательно проняло! Ещё бы! Половина годового солдатского жалованья в подарок!

С Григорием было проще. Обговорил его помощь инвалидам, выделил сто рублей ассигнациями на покупки и попросил дополнительно подобрать тарантас с годной лошадкой. Мыслю, что для агронома он в самый раз придётся в качестве служебного транспорта. А нет, так и лишним не будет — весьма неплохой вариант транспорта. Очень бюджетный, надёжный, быстрый и лёгкий.

Не забыл я и записку Модесту Ипполитовичу отправить. Известил его о том, что если он надумал ко мне на службу поступать, то может завтра к семи утра к нам во двор явиться, чтобы поучаствовать в выборе тарантаса и лошади для себя, которые ему станут положены по предлагаемой должности. Как по мне — нормальный тест, который без напряжений поможет мне выяснить, будет у меня в имение агроном или нет.

Отчего я на такое раннее время агронома вызвал?

Так крестьяне же. Они живут не по часам, а по световому дню. Просыпаются с рассветом, а то и раньше, а спать уходят, когда в избе темно становится. Не на дорогие свечи же им тратиться, а при свете лучины много не загуляешь. Вот и базар местный так устроен, что он с самого раннего утра работает, а ближе к обеду там лишь самые упорные торговцы остаются со своим неходовым товаром.

Если что, я тоже научился просыпаться рано. Причина была проста и банальна — петухи. Их по всему Пскову не одна сотня и даже не полтысячи, а уж кому «повезло» услышать, как поутру кукарекают и горлохватят эти гадские птицы, тот может представить себе их многоголосую утреннюю перекличку, от которой нет спасенья человеку, привыкшему спать чутко.

Утром я проспал. Удачно умудрился сквозь сон накрыть сверху ухо подушкой, и эта звукоизоляция сработала.

Григорий вернулся на тарантасе вместе с агрономом, и мне пришлось пригласить Модеста Ипполитовича на чай, чтобы не выглядеть невежливым.

— Гриша, инвалиды где? — спросил я у кучера, распахнув окно.

— В три подводы за отставниками поехали. Сейчас коняшку пристрою и сдачу вам принесу, — отрапортовал кучер, выпрягая коня из тарантаса.

Надо же, какая высокая покупательная способность у рублей, если не ударяться в роскошь! Три подводы с лошадьми, тарантас с неплохим каурым, да ещё и сдача осталась! Честно признаюсь — удивлён.

— Я так понимаю, Модест Ипполитович, что моё предложение вы приняли? — жестом пригласил я вошедшего в зал агронома за стол, предлагая ему самообслуживание.

Самовар вот он, как и заварной чайник. Колотый сахар на месте, и сдоба ещё не остыла.

— Заманчиво, — признался Болотников, — Но вы же знаете, что у меня в прошлый раз ничего хорошего не получилось? Боюсь, что выше этой планки мне не прыгнуть. Я и тогда всецело работе отдавался.

— Вы чай-то наливайте. Поутру у меня всё запросто. К тому же прислуга пока что чужая, своя вчера вечером должна была прибыть, но почему-то до сих пор отсутствует. Видимо в дороге что-то случилось, — выразительно намазал я мёдом кусок тёплой сдобной булочки с маком, на что агроном ощутимо дёрнул кадыком.

Знаете, иногда я себя каким-то оживляльщиком чувствую, и наверное, это самое правильное слово.

Стоило мне дать согласие на покупку воза дров для особняка, как через час на кухне загудела трубой русская печь — великое наше изобретение. С её помощью можно одновременно и жарить, и запекать, и томить, и высушить, что нужно, а то и попросту завалиться наверх на лежанку, напившись чая, заваренного на сушёной малине, и на следующий день забыть о простуде.

— Благодарю, Ваше Сиятельство, — промямлил Болотников, всё ещё стесняясь.

— Кстати. А если калийные удобрения нам с вами всего-то по рублю за пуд обойдутся, то как их стоит правильно применить? — на чистом глазу задал я простенький вопрос, от которого мой будущий агроном изволил закашляться да так сильно, что мне же и по спине ему пришлось стучать.

Не, тульпа давно уже мне всё разъяснил и разжевал.

Да, я знаю, что по всей Европе неурожай, и уже не первый год.

Как и понимаю то, что наши помещики с радостью продают зерно за рубеж, прельщаясь высокими ценами и открытием счетов в иностранных банках. Другой вопрос, что обычно все деньги они там и оставляют, приезжая потом на Родину и с восторгом рассказывая, какими замечательными впечатлениями их наградили француженки, не упоминая, о том, от чего им пришлось лечиться.

А самым шиком нынче считается потратить деньги на вояж в Баден-Баден.

В Германии, а может, и во всем мире нет города, который был бы так тесно связан с Россией, как Баден-Баден.

Его история начинается с тысяча семьсот девяносто третьего года, когда баденская принцесса Луиза Августа вышла замуж за будущего российского императора Александра Первого.

Александр Первый уже будучи Императором, победившим Наполеона, и считающийся освободителем Европы, посетил в тысяча восемьсот тринадцатом году двор Великого герцога Баденского в Карлсруэ, где чувствовал себя как в «семейном кругу».

Год спустя свою Родину посетила его супруга, которая и открыла Баден-Баден для моих соотечественников.

В городе стали останавливаться многочисленные русские аристократы. Канцлер Горчаков, князь Меньшиков и Гагарин имели в городе свои виллы, и с удовольствием проводили время в этом чудесном уголке Европы.

«Расположение города прекрасно. Магазины, курзал, театр — все находится в саду. Почти никто не задерживается у себя в отеле, все сидят целый день за маленькими столиками под деревьями»…

Когда мой тульпа привёл мне эту цитату от Гоголя, я призадумался.

Всего лишь два — три процента русских помещиков могли себе позволить поездки в Баден-Баден. Вот и спрашивается — а чего им дома-то не хватало?

Вызов от Кононова застал меня возле церкви Казанской Богородицы. Ну а как иначе? Колодцы сами себя не найдут. К тому же я отчего-то решил, что на землях Псковской епархии обязательно найду колодец Материи. При каждом блеске замираю в ожидании чуда, словно от эссенции Материи вся моя дальнейшая жизнь зависит. Глупость, конечно, жил ведь я раньше без неё как-то.

— Слушаю Вас Павел Силантьевич, — ответил я на вызов.

— Добрый день, Александр Сергеевич, — поприветствовал меня помещик, — Что Вы скажете на предложение отужинать у меня сегодня часиков, скажем так, в шесть? Мне сегодня раков привезли. Не раки, а звери. Заморские омары им в подмётки не годятся. К тому же у меня компания интересная подберётся.

Искуситель, блин. Разве можно игнорировать возможность погрызть раков? Да ещё и в компании.

— Буду ровно в шесть, — пообещал я. — Надеюсь у Вас пиво имеется.

— Обижаете, Александр Сергеевич, — хихикнул Кононов. — У меня купец Воронин Прохор Дмитриевич в приятелях, а у него свои солодежня и пивоварня. Так что пиво у меня всегда исключительно свежее.

— Тогда тем более буду, — заверил я помещика.

Вот уж не думал, что в доме Кононова соберётся человек двадцать. Надеюсь, что помещику привезли минимум две корзины раков. Иначе, в такой огромной компании на многое можно не рассчитывать.

И ничего странного, в том, что среди гостей примерно равное соотношение дворян и купцов. Псков — это не столица. Здесь нравы более демократичные и дворянин не смотрит на купца свысока, потому что сам же ему порой урожай из своего поместья продаёт. Попробуй через губу поговорить с тем же пивоваром Ворониным. Так он тебя на хрен пошлёт и купит не твой ячмень, а соседский.

Кстати, а отчего так подозрительно много народа? Меня часом не в масонскую ложу решили посвятить? Если что, то я категорически против организаций подобного толка.

После того, как Павел Силантьевич представил меня собравшимся гостям, с некоторыми из которых я был поверхностно знаком, выяснилось, что все заинтересовались придуманным мной устройством связи.

Вот ведь как бывает. Пока «переговорник» был всего лишь игрушкой для меня с дедом, он не представлял интереса. Стоило на горизонте замаячить сети из нескольких абонентов, как возник небольшой ажиотаж. Конечно, нужно отдать должное Кононову — всё-таки сегодняшнее собрание это его заслуга. Вот только и без помещика рано или поздно, люди всё равно пришли бы ко мне за связью.

— Александр Сергеевич, Павел Силантьевич сказывал, что ты желаешь жителям Пскова дать возможность общаться с помощью перлов, — взял слово Псковский губернский предводитель дворянства генерал-майор Карамышев. — Не расскажешь, как это будет выглядеть?

— Всё очень просто, Николай Степанович. Любой владелец такого набора, — я поднял рукав сюртука, чтобы показать окружающим браслет на руке, — сможет поговорить с любым человеком, у которого есть приёмо-передатчик. Намедни мы с Павлом Силантьевичем убедились, что на расстоянии более восьмидесяти вёрст связь устойчивая. Правда, я рассчитываю на дальность в двести вёрст, но проверить это пока нет возможности.

— И какая же выгода от обладания связью, Ваше Сиятельство? — спросил кто-то из купцов, у которого, насколько я помнил, имелась мельница в районе Мишариной горы.

— Если утрировано, то представьте, что Вы по делам находитесь за несколько вёрст от своей мельницы, — посмотрел я на задавшего вопрос мужчину лет сорока пяти. — Пусть будет Бутырская слобода. Вдруг с Вами связывается Ваш управляющий или помощник и говорит, что так мол и так, молоть нечего, а у помещика такого-то лошади внезапно пали и все телеги поломались, и он зерно подвести не может вовремя. Вы связываетесь с другим помещиком и договариваетесь с ним, чтобы тот в течение дня вам несколько подвод зерна привёз. Повторюсь, это я утрировал и никоим образом не хотел сказать, что такие случаи бывают сплошь и рядом. Я всего лишь хотел показать, что вопрос можно решить буквально за десять минут не вставая со стула или не вылезая из кровати.

Что тут началось. Каждый начал вслух вспоминать случаи из своей жизни, когда из-за плохих дорог, погоды, нерадивых приказчиков и необязательных поставщиков (нужное подчеркнуть) хозяева терпели убытки и порой немалые.

— Павел Силантьевич рассказывал, что Вы, Ваше Сиятельство будучи недалече от Пскова со своим дедом Ганнибалом в Петровском смогли связаться, — не унимался хозяин мельницы. — А не могли бы Вы повторить прилюдно сей фокус?

— Не вижу причины отказать, — задрал я рукав сюртука и вызвал деда. — Добрый вечер, Пётр Абрамович. Спешу доложить, что твой обоз сегодня в обед прибыл.

— Привет, князь, — ответил дед. — А чего задержались не говорят?

— С одной из телег что-то случилось в дороге. В общем все живы-здоровы, местом для житья обеспечены. После скажешь что в Пскове закупить — я тебе подводы обратно отправлю. Я вот ещё по какому поводу с тобой связался: тут в доме Павла Силантьевича народ собрался и желает узнать про возможности связи.

— Павел Силантьевич не Кононов ли случаем? — раздался голос Петра Абрамовича. — Скажи ему, чтобы отгрузил мне бочку свежих снетков, а то твой Никита со своими карасями всю Михайловскую губу затеррорезировал. У меня коты уже на рыбу смотреть не хотят.

— Будет тебе снеток, Пётр Абрамович, — выкрикнул с места Кононов. — Ты лучше скажи, где ты сейчас.

— В Опочку по делам выехал, Павел Силантьевич,– ответил дед. — Или тебя больше расстояние до Пскова интересует? Сто двадцать вёрст, если любопытно.

— Пётр Абрамович, — подошёл ко мне поближе предводитель дворянства, — С тобой Карамышев говорит. Раз уж так вышло, что ты в Опочке, будь добр, заскочи ко мне в имение. Предупреди, моих, что я через пять дней туда выезжаю.

— Сделаю, Николай Степанович, — послышалось в ответ. — Генерал, а что сам думаешь про связь, которую мой внук придумал?

— Думаю, если б у нас такая была в двенадцатом году, то мы француза в Немане утопили бы и на нашу землю не пустили, — вполне здраво заметил Карамышев. — Хорошее дело твой внук придумал. Я в числе первых готов у него такую связь приобрести.

— Ну, это ты уже сам с князем договаривайся, — ответил дед. — Александр Сергеевич, я с тобой позже свяжусь. Скажу, что нужно купить в Пскове, а то сейчас мысли разбегаются.

— Сто двадцать вёрст, — присвистнул кто-то среди гостей помещика. — Это же сутки в один конец на почтовых гнать без передыху. А тут как в одной комнате с собеседником разговариваешь.

Пусть не каждый решился на приобретение комплекта связи, но полтора десятка вслед за Карамышевым выразили желание заиметь приёмо-передатчики. А как иначе? Ганнибал из Опочки с Псковом спокойно связывается, а чем остальные хуже.

На следующее утро из Пскова в сторону имения Кононова потянулась внушительная колонна из разнообразных карет и колясок. Парочка клиентов даже женщин прихватила, в расчёте, что я для них тоже сделаю «переговорники». А что я? Я ничего. Мне всё равно для кого артефакты делать, лишь бы человек умел с ними обращаться.

Даже губернатор согласился получить в своё владение «переговорник». После собрания я зашёл к нему в гости и остаток вечера уверял, что подарок жителей Пскова нужно рассматривать не как мзду должностному лицу, а как средство связи между местной властью и народом. На силу убедил, и всё равно Борис Антонович отказался от второй части комплекта.

В общем, в то утро все желающие получили свои рации. Как дети малые разбрелись по имению и давай друг друга вызванивать. Кто-то даже подал идею, что частоты каждого абонента нужно занести в специальную книгу и вносить в неё изменения, по мере увеличения числа пользователей. В принципе, я согласен — это пока абонентов немного, частоту каждой рации можно запомнить. А что будет, когда пользователей станет, к примеру, полсотни? Записную книжку придётся с собой носить.