Князь Пушкин

Глава 3 Дела семейные

Дела семейные

Итак, что мы имеем?

А имеем мы больше миллиона рублей ассигнациями.

Вернее имели.

Десять процентов от суммы сделки отходят в казну, как налог с дохода.

Пять процентов идут Марии Фёдоровне согласно нашему с ней уговору.

Вычитаем пятьдесят тысяч, которые в качестве приданного я положил на Ольгин счёт в банке. Уже не миллионщик, но пару доходных домов купить могу.

Кстати, об Императрице. А куда ей деньги-то перегонять? Онлайн-банкинга ведь нет. А даже если и чек отсылать, то кому? Этот вопрос мы с её Величеством не обговаривали. Хочешь, не хочешь, а в Павловское придётся съездить. Эх, мне бы доверенное лицо, чтобы можно было щепетильные дела поручать, да где такого взять.

— Смотри, Саша, какой Рингер у меня получился,– ворвалась в комнату Ольга, держа одной рукой под грудью щенка, а в другой лист картона. — Ну, разве не прелесть?

Сравнив рисунок с оригиналом, я нашел, что нарисовала Ольга не просто спаниеля, а именно Рингера. Не знаю, как сестра смогла уловить, а затем в акварели изобразить все отличия пса от других его собратьев, но глядя на рисунок, я чётко понимал, что это именно наша собака.

— Оля,– пришла мне в голову шальная мысль,– Мне к Её Величеству в Павловское нужно съездить. Не желаешь компанию составить?

А что такого? Пусть я немного младше сестры, но как совершеннолетний дворянин могу заменить мать с отцом и сопровождать сестру на любое мероприятие, не говоря уже о приёме у Императрицы. А там, кто знает, как всё сложится — вдруг Мария Фёдоровна увидит в Ольге человека, которому можно доверить передать мне какое-нибудь послание.

— Тебя Её Императорское Величество к себе во двор приглашает? — отпустила Оля щенка на пол и присела на край моей кровати.

— Не приглашала, но встретится мне с ней необходимо. И поверь мне — встреча состоится.

— Что-то мне подсказывает, что ты при желании и среди ночи Её Величество с постели поднимешь, чтобы она тебя приняла,– усмехнулась сестра и тут же погрустнела, — Мне надеть на приём к столь венценосной особе, как Её Величество, абсолютно нечего.

Знала бы ты, дорогая сестрёнка, какая сумма прописана в чеке, предназначенном Императрице. Такие деньги не то что спящую, а и мертвую царицу поднимут.

— А есть салоны, где тебе за два-три дня смогут пошить достойный наряд?

— Разве что на Невском проспекте,– пожала плечами Ольга, — Но там неимоверно дорого.

— Тогда чего сидим? Кого ждём? Одеваемся и едем на Невский.

Стоило мне только сказать, чтобы запрягали карету, как вся квартира пришла в движение и в результате провожали нас за покупками, как на войну. У парадного мать даже всплакнула, а няня зачем-то нас с Ольгой трижды перекрестила.

Посмотрев на облезлую краску дверки кареты, а затем на покоробленную боковину, я ужаснулся. Как в такой коробчонке перед Императрицей можно появиться?

— Ольга, ты случайно не знаешь, где бы нам новую карету купить? — задал я вопрос сестре.

— Конечно, знаю,– глядя на проплывающие мимо нас дома, ответила сестра.– На Средней Мещанской, у Фребелиуса. Только там дорого. Такая карета, как наша, только новая, от тысячи рублей серебром стоит.

— Откуда такие сведения? — изумили меня несколько необычные познания Ольги.

— Папа в прошлом году из Варшавы в отпуск приезжал и узнавал цены на новые кареты, а потом дома в лицах изображал, как он ругался с приказчиками,– объяснила сестра,– Вот я и запомнила адрес каретного двора, потому что близко к нам, да и фамилия владельца необычная, немецкая.

Ну да, отец у нас король драмы. Хлебом не корми, дай спектакль по любому поводу устроить.

Интересно посмотреть, какие тачки продают за такие деньги. Не иначе — как с кондиционером и противоугонной системой. Нужно будет заглянуть к этому Фребелиусу на обратном пути, если мы быстро управимся с нарядом для сестры.

Каких только лавок, магазинов и ателье нет на Невском проспекте. Я думал, мы из этого рая для шопоголиков никогда не выберемся. Ольге там не понравилось, здесь не то, тут не так. Думаю сестра и сама толком не знала, что ей нужно.

— Лариса, — в очередном ателье, обратился я, к следующей за нами по пятам галлюцинации. — Подскажи что-нибудь. Иначе мы до Нового года к Императрице на приём не попадём. Посмотри, что там парижская мода нам в ближайшем будущем будет диктовать.

Лариса, вальсируя мыслями по мятежным модам Парижа, тут же зажгла свои магические фонтаны вдохновения. Она обдумала последние коллекции и, словно опытный дирижёр, предвосхитила будущее моды, соотнося его с нашими возможностями.

— Я знаю, — произнесла она, и её голос окутала непробиваемая уверенность. — Тенденции моды приближаются нынче неотвратимо. Палитра предстоящего сезона — яркие оттенки изумрудного и кораллового, текстуры, которые будто бы играют на свету, легкость шелка, смешанного с нюансами бархата, — окунулась она в раздолье предоставленного ей размаха фантазии.

— Видишь это кремовое платье из хлопкового нансука на фигурине? — ткнула Лариса в наряд, надетый на очередной чурбак.

— Сам ты чурбак,– огрызнулась галлюцинация, читая мои мысли,– Фигурина — это предтеча манекена. Теперь представь, что это платье пошито из того отреза шёлкового муслина, — при этом тульпа кивнула в сторону полосатого куска ткани, градиент которого начинался с песочного оттенка и заканчивался глубоким коричневым цветом.

— Едем дальше, — продолжила Лариса и остановилась около короткого жакета, название которого я не знал.

— Этот жакет называется спенсер,– тяжело вздохнула тульпа, — Запоминай, чтобы не опростоволоситься где-нибудь в обществе. Так вот, женщины и девушки в одном платье на приём не ходят. Обязательно сверху должно быть что-то ещё надето. Если этот, как ты выразился жакет, сшить не из пёстрой бумазеи, а из жёлто-зелёной тафты, то в сочетании с платьем получится нужный вам с Ольгой ансамбль. Не коралловый с изумрудным, конечно, но очень близко.

— А успеют сшить сразу два предмета за пару дней? — со скепсисом посмотрел я сначала на платье, а затем на жакет, мысленно представляя, как будет в целом смотреться наряд.

— Конечно, успеют,– уверенно ответила Лариса. — Выкройки-то уже есть. Накинь немного за скорость, и все швеи, что в ателье есть, круглые сутки будут работать, лишь бы хозяйке угодить.

— Сударыня, как долго вы будете шить платье из этой ткани, — поинтересовался я у Екатерины Пантелеймоновны, представившейся хозяйкой ателье, после того, как описал всё то, что предложила Лариса.

— Пять дней, Ваша…

— Светлость, — помог я женщине.

— Пять дней, Ваша Светлость, — кивнула хозяйка.

— А если я заплачу за работу больше, скажем так процентов на двадцать, можно рассчитывать на то, что платье будет пошито за два дня.

Женщина замерла, что-то прикидывая в голове, шевеля при этом губами, и кивнула.

— Отлично,– довольно потёр я ладони и кивнул на сестру,– Приступайте.

— Куда пошли? — тормознула меня тульпа после того, как Ольгу обмерили и я внёс задаток за платье,– Маме с бабушкой да няней что-нибудь готовое купи. Вон чепчики есть уже пошитые.

— Зачем им чепчики? — не понял я.

— Лишними не будут, — пояснила Лариса. — А женщинам приятно.

Купил. Женщинам приятно подарки дарить. Ну и Ольге купил по её вкусу. Уж чепчик-то она себе смогла самостоятельно выбрать.

Шляпки, булавки. Что мы мужчины в этом понимаем. Вот тачки, вернее, кареты — это наше всё.

Я свою будущую карету сразу приметил, как только на каретный двор зашёл. Съемный верх. Четыре места. В случае необходимости одну спинку можно положить между сиденьями и получается вполне приличное лежачее место. В общем, самое то, что нужно в дальнюю дорогу.

— А кто дерево обрабатывал на карете? — поинтересовался я у приказчика, после того, как внимательно осмотрел будущее приобретение, и прошёлся взглядом по остальному модельному ряду.

— Дык сам хозяин и обрабатывал, значится,– объяснил мужчина, стоящий за конторкой и задумчиво догрызающий карандаш,– Он завсегда сам с деревом работает. Никому не доверяет.

— А могу я с ним поговорить?

— Дык нету его нынче, — развёл руками мужик, — Батюшке-царю нынче карету в Конюшенное ведомство сдает. Завтра пожалуйте, милостивый государь, ежели с хозяином поговорить желаете. Вот прямо ко обеду и приходите.

— Тимошка, ты что тут делаешь? Иди работай, — вытолкал его за двери вдруг появившийся прилично одетый приказчик, — Прошу простить, господин хороший. Стоит на минуту отлучиться, как он тут как тут. Того и гляди, из дворников в приказчики выбьется, — пошутил он, — Про какую их карет вам рассказать? Качество материалов и сборка у нас наилучшие. Если какие-то особые мысли на счёт конструкции есть, то вам лучше завтра зайти, когда хозяин на месте будет.

А ведь я приду. Интересно мне с немцем пообщаться, который дерево для карет артефактом Материи обрабатывает. Может, ему какой-нибудь ещё перл нужен? Например, для сварки металла. Так я ему могу подсобить за пару-другую карет.

Первый блин — всегда комом! Старинная русская мудрость не подвела меня и на этот раз.

Полвечера провёл с братом.

Лёвка вернулся из пансиона бегом, узнав там про состоявшуюся дуэль. Ещё бы не узнать! К нему раз десять с вопросами мальчишки подходили, а он и не знал, что говорить. Секрет? Да какой секрет, если Кюхельбекера тут же из этого пансиона уволили, и теперь место преподавателя словесности никем пока что не занято.

Пришлось и про дуэль брату рассказывать, и про то, что Кюхля не такой уж и плохой, просто человек сложный, и лишь когда мы сели пить чай, я пригласил к нам няню, и начал её подзуживать на сказки, напоминая, что и когда она мне рассказывала.

Арина Родионовна мялась и отвечала неохотно. Пришлось мне проявить инициативу — набулькать старушке немного рома в чай. Как знал, что он понадобится. Любит она это дело. Целые вечера с малолетним Пушкиным под пунш сидела, и сказания рекой лились.

Так оно и вышло. Не прошло и пяти минут, как бабуська раскраснелась, и заговорила, да так, что не остановить.

Зачем мне все эти фокусы? Тут всё очень просто — мы с Виктором Ивановичем решили опробовать самый мягкий вариант воздействия на будущего великого поэта России — Льва Сергеевича Пушкина.

Для начала попробуем подбрасывать ему нужные образы, а то и вовсе некоторые строчки авторства оригинального Пушкина. Благо, говорильная машина, в лице поддавшей няни, легко управляется моими вопросами о якобы тех воспоминаниях наших совместных вечеров. Мне остаётся лишь руководить словесным потоком, время от времени его направляя и иллюстрируя. Лёвка сначала скучал, слушая наш не совсем слаженный дуэт, но вскоре зацепился за мои слова про русалок.

— Там чудеса, там леший бродит. Русалка на ветвях сидит, — попробовал я метод нейролингвистики, подбрасывая Лёвке соответствующие образы, но не рифмы.

— Не, русалки в воде живут, — тут же начал он мотать головой, — С чего бы им на ветках рассаживаться?

— А по утрам, на рассвете, русалочки из воды выходят. Садятся на ветви, что над водой нависают, и волосы свои длинные сушат да расчёсывают, — тут же вмешалась Арина Родионовна, плавно и речитативно отстаивая когда-то созданное явление, перешедшее в сказания.

— Голые? — сразу же живо заинтересовался брательник народным творчеством.

— А вот с этим, как придётся. Какая может и в сорочке утонула, если из благородных была, а деревенские девки всегда голяком купаются, — ни на секунду не смутилась Арина Родионовна, — Вот помню, была я молодкой…

— Нянюшка, ещё чаю? — прервал я на всякий случай её откровенные воспоминания, которые порой изрядно смущали юного Александра Сергеевича.

— «Да как же ты венчалась, няня?»

— Так, видно, бог велел. Мой Ваня

— Моложе был меня, мой свет,

— А было мне тринадцать лет.

Не на пустом месте потом эти строки рождались. Рановато Лёвке знать про быт в крестьянских семьях, где всё просто и незатейливо. Мал ещё.

Как бы то ни было, а брата я на полвечера около няни удержал, дав ему по самые уши окунуться в мир русских народных сказок.

— Александр Сергеевич, лёгкий метод программирования не работает, — спустя час, с огорчением доложил мне Виктор Иванович, после того, как мы с братом разошлись по своим комнатам, — Лев Сергеевич сказаниями впечатлился, но к себе в тетрадь с черновиками совсем иное записал.

— Насколько «совсем»? — тут же вмешалась Алёна Вадимовна, появляясь в образе строгой учительницы, одетой по старой моде.

Или это она «бесстужевку» копировала, добавив к их характерному облику вполне современную оправу с простыми стёклами.

— Сами можете судить, если есть желание, — не стал мой тульпа изображать из себя литературного гуру, — Я подглядел, что он там написал.

— Так чего время тянешь, интриган? — пальцем вздела Алёна Вадимовна очки на нос, — Читай давай, и с выражением.

— Русалка, сидя на ветвях,

— Ласкает гребнем волоса.

— И леший бродит, дух бесплотный

— Дозором обходя леса.

— В тени дубрав, где свет не яркий,

— Лишь серебром звенит ручей,

— Ветра играют, словно арфы,

— В вершинах крон и тьме ночей.

— Хм, черновик, говоришь, — задумчиво покосился я на зависшую тульпу — слушательницу, ожидая её оценки.

— Для юного поэта вполне достойно, — тряхнула головой Алёна Вадимовна и тут же скрылась, явно не желая брать на себя ответственность за определение поэтической ценности пары четверостиший, записанных братом у себя в тетради.

— Что дальше делать будем, Александр Сергеевич? Пока как-то не совсем по плану поэзия пошла, — легко переложил мой тульпа на меня принятие решения.

— Ты же сам мне говорил, что Лев Сергеевич был не менее талантлив своего старшего брата, — вернул я мяч на его поле.

— Так-то оно так, но я к классическому Пушкину привык, и всё остальное не готов принять в первом чтении.

— Время у нас есть. Давай посмотрим, как современники стихотворения молодого поэта воспримут.

— То есть, пока идём по мягкому варианту? — уточнил Виктор Иванович.

— Самому мягкому в том, что касается поэзии, а вот вопросами воспитания мне придётся жёстко заняться. Иначе вырастет такой же лентяй мот и оболтус, каким в моём мире был брат Пушкина, — поставил я перед собой весьма непростую задачу.

Лёвка маменькин сынок и баловень. Едино, что мне может помочь — это его почитание и вера в старшего брата. Опять же, имею право. Двое нас в Роду Ганнибалов-Пушкин — я да брат.

Правда, третьего ждём. Матушка уже на девятом месяце, а братцу Платону уже я не дам умереть раньше времени.

— Александр, у нас есть к тебе разговор, — встретили меня на завтраке два брата-сибарита.

Удивительное дело. Оба они обычно далеко за полночь шляются по салонам Петербурга, потом отсыпаясь до полудня, а тут вдруг к раннему завтраку встали. Для них такое — просто подвиг!

— Говорите, но недолго. Мне вскоре по делам надо уехать, — заранее ограничил я временные рамки, чтобы не слушать тех обычных пустословий, которыми они любят украшать свою речь так, что иногда до сути сложно продраться.

— Мог бы и побольше уважения проявить к своему отцу, — не преминул укорить меня Сергей Львович, — Я могу и не посмотреть, что ты князем стал, — тут же позволил он себе лишнего, но сразу заткнулся, стоило мне на него выразительно посмотреть, и отвёл глаза.

— Тем не менее, я слушаю, — прервал я повисшую в воздухе неловкую паузу.

— Касательно твоих вчерашних расходов на Ольгу. Надеюсь, ты знаешь, что бывает, когда дворяне выписывают вексель, а потом оказываются не в силах его оплатить! — как всегда с переизбытком пафоса, достойного лишь актёру захудалого театра, поинтересовался отец.

— Я рассчитался чеком. И Ольге пятьдесят тысяч положил в банке на её счёт, чтобы она с приданым была. Номер счёта сказать? Вдруг вы тоже туда тысяч по пятьдесят сброситесь? Кстати, если вдруг попробуете к её деньгам ручонки свои протянуть, то сразу не советую. Засужу и верну всё втройне. Обещаю, — спокойно приступил я к яичнице.

— Да как ты с отцом разговариваешь! — дал петуха Сергей Львович в конце обращения.

— Вроде слова грубого не сказал. Одни известия радостные донёс, — пожал я плечами, — Или ты, отец, не рад, что твоя дочь из бесприданниц перешла в разряд перспективных невест? Пусть пока не самых богатых, но и я только начал работать.

— Как отец, я хочу знать, нет, я требую!! — в очередной раз перебрал батя с пафосом, начав переигрывать, — Ты должен рассказать нам, что это у тебя за работа и куда ты собрался, раз у тебя даже нет времени поговорить со своими ближайшими родственниками.

— Про мою работу вам знать ни к чему, всё равно вы в ней не разбираетесь, а собрался я на каретный двор. Договорился вчера, что с хозяином поутру встречусь, чтобы пару карет заказать, — тщательно промокнул я свежеиспечённым хлебом остатки желтка в тарелке.

— Зачем тебе две кареты? — не выдержал дядя.

— Мне одной хватит, а вторую я для семьи закажу. И коней сам выберу. У меня Ольга в невестах, матушка на сноснях, брату надо себя в пансионе показать, как тут без собственной кареты обойтись? Опять же у меня отец имеется. Он хоть и пижон, и любит пыль в глаза пустить, но вроде неплохой человек. Пусть и он каретой пользуется. Собственный выезд ему всяко веса добавит, — перешёл я на чай с рогаликом, — Ещё вопросы ко мне есть? Вопросов нет, — посмотрел я на отвисшие челюсти братьев, — Тогда, до вечера, — бросил я на тарелку недоеденный рогалик.

Весь аппетит сбили браты-акробаты. И это далеко не самые худшие дворяне. Образованные. Воспитанные. Но бестолковые-е…

Мои дорогие родственники похоже и не поняли, что я только что на них крест поставил. Пусть они своей жизнью живут. Мне в Роду такие проблемные личности не нужны. Пользы они не принесут, а хлопот изрядно доставят.