Книга III. Беглец от особых поручений

Глава 6. И где награда для меня, и где засада на меня…

Новость, вываленную на меня Рейн‑Виленским, наверное, можно было бы назвать сногсшибательной. Да к черту! Она и была таковой… Хотя, услышав о предстоящей поездке и немного смирившись с ней, я не мог не отметить, что подобного развития событий можно и нужно было ожидать. Вполне нормальный ход со стороны государя. А что? Ведь это естественно. Опала есть? Есть. Дурная, пусть и незаслуженная слава, вкупе с осуждением общества, тоже в наличии. Ну, а раз сам не сообразил смыться из столицы, «гонимый всеобщим презрением», пришлось Его величеству, как внимательному сюзерену, позаботиться об удалении одного непонятливого подданного подальше от себя и столичных искусов. Вроде как и наказание, и забота о непутевом, но временами весьма полезном вассале. Впрочем, все это, разумеется, сарказм и ирония, а на деле…

- И когда же государь планирует отправить меня в Каменград? - тяжко вздохнув, поинтересовался я у Эдмунда Станиславича.

- Чем быстрее, тем лучше… И, Виталий Родионович, учтите, все запросы и требования, которые вы будете отправлять в Кабинет, о деньгах ли, о специалистах, все они лягут мне на стол, - все с той же небрежной улыбкой заявил Рейн‑Виленский.

- Намекаете на мою нечистоплотность? - Я скрипнул зубами, и сидящий за столиком в углу кабинета референт недоуменно вскинул голову. Должно быть, я был слишком громок.

- Ну, что вы, Виталий Родионович! Как можно?! - Покачал головой Эдмунд Станиславич. - Я всего лишь хотел вас уведомить, что ограничений в финансировании у вас не будет. Вовсе. Со специалистами, конечно, похуже. Но, думаю, пригласить кого‑нибудь из ваших лучших выпускников будет несложно…

- Простите, Эдмунд Станиславич. Вспылил. Нервы, знаете ли. Этот год вообще какой‑то странно тревожный. Кажется, и начался не так давно, а уж сил выпил, словно я все три года на действующем вулкане прожил, - повинился я.

- Полноте, друг мой. Я не в обиде. Наслышан о ваших трудностях… и право, послушайте доброго совета, не обращайте на них внимания… Слухи в свете… Уж вы‑то должны понимать, что не стоит принимать близко к сердцу досужие выдумки скучающих дворян и жадных до сенсаций борзописцев. Ну, а чтобы доказать мою правоту… Держите. - Рейн‑Виленский протянул мне богато украшенный многочисленными печатями свиток.

- Что это? - принимая из рук секретаря бумагу, поинтересовался я.

- Дарственная на половинный пай Каменградской воздухоплавательной верфи. Вторая половина, как легко догадаться, принадлежит государю. Его величество надеется, что под вашим руководством производство справится с нынешними проблемами и вновь начнет приносить прибыль, - усмехнулся Рейн‑Виленский. В ту же секунду кабинетные часы, щелкнув, принялись отбивать время, и секретарь, бросив на них хмурый взгляд, поднялся с кресла, всем своим видом показывая, что аудиенция окончена. - Прошу меня извинить, Виталий Родионович, но… время доклада государю. Никак не могу опоздать.

- Разумеется, Эдмунд Станиславич. Я и так отнял у вас слишком много времени. - Поднявшись из кресла, следом за хозяином кабинета, я кивнул и, попрощавшись, направился к выходу. Уже у самой двери меня настиг голос секретаря и, могу поклясться, сейчас в нем не было и намека на недавнюю доброжелательность.

- Да, Виталий Родионович, государь велел передать вам его сожаления о том, что новое назначение и забота о вашем совместном предприятии не позволит вам в ближайшие два года покинуть Каменград.

С‑сука.

- Передайте Его величеству мою благодарность за беспокойство. В мои планы и без того не входило дальнейшее пребывание в Хольмграде. И если бы не сегодняшнее назначение, вскоре я бы осмелился просить Его величество об аудиенции, для назначения меня на должность вне столицы. - Я натянул на лицо вежливую улыбку и буквально вывалился из кабинета, мысленно благодаря бога за то, что додумался нацепить хрустальную сферу до того, как зашел в этот серпентарий.

Вот так… Играет государь, как кот с мышью. Вот ты, дескать, собрался мне свинью подложить? Так посмотрим, как у тебя это получится вдали от Хольмграда… С другой стороны, он не может не признавать таланты своих подданных. Таланты, которые, по его же выражению, должны работать на благо Руси, вне зависимости от личного отношения государя к их носителю. Так что вот тебе утешительный приз, Виталий Родионыч, и дуй отседа. Тебе его еще отмывать да лоск наводить… Гадство. Как же достала вся эта возня… А‑а, ладно.

Я тряхнул головой и, удостоверившись, что дарственная надежно устроена во внутреннем кармане кителя, направился на поиски выхода из кремля. Надо будет попросить Ладу, чтобы нашла все, что только возможно об этих верфях. Чую, работы там будет не меньше, чем с устроением училища.

Покинув обитель демонов власти, я забрался в свое авто и двинул домой. У меня было, что рассказать жене и чем ее «обрадовать».

Пока ехал, успокоился и привел свои мысли и чувства в порядок, так что, прибыв домой к обеду, даже обрадовался такому совпадению. Все‑таки Лейф воспитал замечательнейшего ученика, чье кулинарное мастерство если и уступало талантам бывшего повара, а ныне гордого капитана «Варяга», то совсем ненамного.

По устоявшейся привычке, за обедом, в присутствии детей, деловые темы мы не поднимали, так что у меня было время, чтобы спокойно насладиться замечательнейшей скоблянкой и грибами в сметане. И лишь расправившись с едой и послеобеденным чаем, я уволок изнемогающую от любопытства жену в кабинет, где и выложил все новости разом.

- Вот так‑так… - вздохнула Лада, и в ее глазах мелькнула грусть. - Значит, ты уедешь аж на два года… А… как же мы? Я… дети?

- Ладушка моя, что ты такое говоришь?! - Я аж опешил. - Ты что, всерьез полагаешь, что из‑за всей этой дури я соглашусь расстаться с тобой и детьми на такой срок?! За кого ты меня принимаешь?

- А как тогда? - тут же вытерев выступившие было слезы, поинтересовалась Лада.

- Пока я ехал домой, у меня было время немного прикинуть, что к чему. Волю государя, как ты понимаешь, я не исполнить не могу… а значит, ехать на Урал‑камень придется, и довольно скоро. Но и везти вас в Каменград, где у нет ни кола, ни двора, фактически в пустоту, я тоже не могу. Поэтому предлагаю поступить следующим образом. Через две недели я выдвигаюсь на место, с минимальным составом помощников. В Каменграде первым делом нахожу нам подходящее жилье и сразу же отбиваю вам телеграмму. Если же ничего подходящего не найдется, то ручаюсь, строительство нашего дома будет завершено раньше, чем мы приведем в порядок отведенные для училища здания. Пусть даже для этого мне придется нанять строителей из последователей Волосовой стези!

- То есть меньше года, да? Хорошо. А пока ты будешь устраивать там наше «гнездо», мы спокойно соберемся, завершим дела и, по получении телеграммы, сразу же отправимся к тебе, - улыбнулась Лада.

Вот чего государь никак не мог учесть, так это того, что даже после моего отъезда из столицы наши проекты не остановятся. Уж Лада‑то позаботится, чтобы открытие производства в Нордвик Дан и все связанные с ним дела прошли без сучка, без задоринки. Такой вариант просто не мог прийти в патриархальную голову Его величества.

- Именно, - кивнул я. - Но учти, с собой вам придется взять не только все необходимое для жизни, но и то, что я укажу в списке. Если какие‑то вопросы покажутся тебе нерешаемыми, обратишься к Эдмунду Станиславичу. Все закупки для модернизации верфи и организации учебного процесса в создаваемом училище курирует он. Может даже дирижабли выделить для доставки необходимого. Имей это в виду… и не стесняйся нагружать господина секретаря.

- Опцион? - Приподняла бровь Лада.

- Именно. - Я протянул жене одну из бумаг, найденных в свитке с дарственной. - Здесь лимит в три с половиной миллиона, но я очень надеюсь, что этих денег хватит хотя бы до конца текущего года. Лада?

- Конечно, дорогой. - Женушка хитро улыбнулась, и я еле сдержал вздох. Как бы она, чисто из женской вредности и мстительности, не обанкротила половину Хольмграда… и не скупила на корню вторую половину. Конечно, опциона на такое нахальство ей не хватит, но… зная Ладу и ее лучшую подругу Хельгу, они наверняка что‑нибудь придумают.

Придя к такому выводу, я даже заколебался, отдавать ей банковское поручение или все же лучше не рисковать…

- Лада. Я серьезно. Не вздумай обрушить экономику столицы.

- Я буду предельно осторожна, муж мой, - с явно притворным смирением потупилась моя жена. У нее был такой комичный вид, что я не выдержал и, плюнув на свои опасения, расхохотался. А через секунду засмеялась и она.

Следующая дюжина дней у меня ушла на то, чтобы переговорить со всеми пайщиками «Четверки Первых», переложить на них ответственность и контроль некоторых направлений, до недавнего времени бывшими в моем ведении, выловить в недрах старого ангара на краю города найденного Толстоватым конструктора летающих машин, и…

- Виталий Родионович? Какими судьбами? - Телепнев поднялся с кресла мне навстречу. Это была совершеннейшая удача, что я застал главу Особой канцелярии в присутствии. Время было далеко за полдень, и обычно эти часы его сиятельство предпочитал проводить вне стен родного ведомства.

Три бутылки коньяка, и четыре часа спустя я, покачиваясь, аки былинка на ветру, вышел из кабинета своего бывшего начальника и, с трудом сфокусировав взгляд на пребывающем в удивлении от моего нынешнего состояния бессменном адъютанте князя, выдохнул, обдав его коньячным духом:

- Поздравляю с назначением, господин полковник.

- Не понял, Виталий Родионович, - нахмурился Толстоватый.

- Вот. Читайте. - Вместо объяснения я протянул другу лист бумаги, исписанный витиеватым почерком главы ведомства.

- Хм‑м… назначить… полномочным представителем… по поручению… в Каменграде… оказывать все возможное содействие… с допуском по форме два… личная ответственность… Ох. - Вент Мирославич поднял на меня совершенно шалый взгляд. - Но… но это форма военного времени. Я же с этой бумагой любого воеводу могу повесить без суда и следствия… Да…

- И будете, как там сказано… а, вот: «нести личную ответственность перед государем за все принятые решения». - Я хмыкнул. - И вообще, насчет воеводы я не уверен… Но меня, при случае, можете и расстрелять. Сомневаюсь, что государь будет уж очень сильно возражать… в том смысле, что вынесенного вами приговора не оспорит. Вот.

- Виталий Родионович, не шутите такими вещами. - Укоризненно покачал головой полковник, и мне не оставалось ничего иного, кроме как развести руками, мол, что вы хотите от пьяного?

- Хорошо, Вент Мирославич, уговорили, - кивнул я и поинтересовался: - Добрый совет примете?

- Внимательно вас слушаю.

- Не светите этой бумагой без надобности. В Каменграде, кроме воеводы и начальника отделения Особой канцелярии, знать об этой… хм‑м… тяжелой артиллерии, думаю, никому не нужно.

- Вита‑алий Родио‑оныч, - с до боли знакомыми интонациями протянул полковник, и я ухмыльнулся.

- Прошу прощения, но Владимир Стоянович настоял, чтобы я обязательно вам об этом напомнил.

- Ясно. Когда выезжаем? - Вздохнул Толстоватый, закрывая тему.

- Транспортный дирижабль будет готов к вылету послезавтра. В шесть утра вы должны быть на его борту. Хм… и послушайте совета, Вент Мирославич, на этот раз от меня лично. Не берите с собой супругу. Пусть лучше она приедет к вам тем же рейсом, что и моя семья. А мы до тех пор подыщем в Каменграде подходящее жилье. Согласитесь, Верея Нискинична не обрадуется необходимости проживания в гостинице. Тем более в ее‑то положении…

- Действительно, добрый совет, - улыбнулся полковник.

Кто бы мог подумать, что наши женщины творчески разовьют эту идею, и Верея Нискинична, собрав чемодан своего повернутого на небе мужа, по соглашению с Ладой, сама переедет в наш особняк.

Впрочем, по недолгому размышлению, мы с Вентом Мирославичем пришли к выводу, что это была замечательная идея. Все же под одной крышей с подругой ей будет легче перенести разлуку с мужем, да и присмотр за находящейся в положении женщиной лучше доверить близким людям, а не нанятым работникам…

А через день, когда транспортный дирижабль Императорского военно‑воздушного флота величаво взмыл в воздух, я еще долго не мог отойти от иллюминатора, высматривая в небольшой толпе провожающих Ладу с детьми. От этого занятия меня отвлек хмурый полковник, молча зашедший в мой кубрик и выставивший на стол бутылку «шуста».

Военно‑транспортный дирижабль, огромнейшая сигара, выкрашенная в невнятный серо‑голубой цвет… эдакий воздушный камуфляж, изнутри оказался огромным, прорезанным мощными стальными фермами лабиринтом, с многочисленными трубопроводами, сияющими надраенной медяшкой, забранными в мелкую сетку матовыми плафонами под низкими потолками и металлическими же решетчатыми фальшполами, под которыми виднелись все те же вездесущие трубы. Вообще, интерьеры этого «левиафана» чем‑то напомнили мне узкие переходы подводных лодок «того света». Правда, это впечатление сохранялось лишь до тех пор, пока я не оказывался в салоне или собственном кубрике. Такого простора ни в одной подводной лодке не увидишь… равно как и иллюминаторов. И вот здесь как раз были и деревянные лакированные панели, самым причудливым образом соседствующие с полированной сталью изогнутых ферм, и изящные в своей простоте настенные светильники под ткаными абажурами, а в салоне имелся даже ковер… удручивший меня своим состоянием. Ну, нельзя так отвратительно относиться к хорошей вещи!

К моему удивлению, экипаж этого монстра насчитывал всего два десятка офицеров и матросов. Нет, в самом деле, даже мне, человеку, помнящему совсем другие средства передвижения и уровень развития техники, трудно представить, что для управления этим дирижаблем достаточно столь небольшого экипажа.

За те три дня, что длился наш полет, Толстоватый облазил транспорт сверху донизу, побывав всюду. От мостика до ходовой, и от трюмов до огневой точки на верхней площадке. И, думается мне, не будь на нем погон, личный состав давно надавал бы любопытному полковнику по репе. Если уж он меня умудрился достать, то что говорить о несчастных матросах?! С другой стороны, пусть скажут спасибо, что он их расспрашивал, не воспользовавшись приемами, весьма активно использующимися в работе его родного ведомства.

Но сегодня Вент Мирославич перещеголял сам себя и умудрился не только увлечь меня своим рассказом, но и вытащить на все ту же открытую площадку, расположенную над «сигарой» и огражденную лишь тонкими стальными тросами, натянутыми меж метровой высоты штырями. Учитывая высоту полета и чудовищно холодный ветер, весьма ненадежная конструкция, должен заметить. И могу сказать честно, даже наличие страхующего линя, крепящегося одновременно к поясу и все тому же тросу ограждения, не делало прогулку по решетчатому узкому мостику менее волнующей. А еще этот респиратор… Вообще, для того чтобы выбраться на эту площадку, нам пришлось весьма серьезно экипироваться. Начиная с тяжелой, подбитой мехом куртки‑косухи, шлема с пристегнутой маской респиратора и круглых защитных очков и заканчивая обязательным и довольно тяжелым баллоном с дыхательной смесью в ранце за спиной, поясом с многочисленными чехлами на подвесах и ботинками на магнитной подошве. Космонавты, чтоб его… зато все точно согласно инструкции, отступить от которой нам не позволил следивший за снаряжением матрос.

А вот возможность говорить и быть услышанным, не снимая маски, меня увлекла… Причем настолько, что я умудрился пропустить две трети восторженной речи Вента Мирославича, демонстрировавшего мне что‑то вроде накачанной анаболиками картечницы Гатлинга, выросшей до совершенно монструозных размеров. Вращающееся вокруг своей оси двенадцатиствольное убоище, длиной в мой рост, скомпонованное с креслом стрелка, заставило меня передернуть плечами. Если из такой штуки попасть в человека… скажем так, погибшим на поле боя бедолагу уже не объявишь, а вот пропавшим без вести запросто. В пыль разнесет.

- Виталий Родионович, вы меня совершенно не слушаете, - вдруг встрял в мои мысли голос полковника.

- Отчего же, Вент Мирославич… Очень даже слушаю, - возразил я. В ответ Толстоватый хмыкнул, но лезть в бессмысленный спор не стал. А я решил исправиться. - Лучше ответьте, снаряд, используемый в этом… устройстве, не кажется вам избыточным?

- Не сказал бы… - Покачал головой полковник, с энтузиазмом переключаясь на предложенную тему. - Видите ли, сей скорострел предназначен, в первую очередь, для поражения легкобронированных и небронированных частей дирижаблей противника. Весьма эффективное оружие. Конечно, против укрепленной конструктами баллонной части его применение неоправданно, но прицельная очередь по ходовой какого‑нибудь рейдера‑высотника может наделать немало дел… Так что вопрос преследования в этом случае можно считать снятым.

- А что, Вент Мирославич, дирижаблям уже доводилось участвовать в боевых действиях? Я не имею в виду доставку грузов, разумеется. В полноценных воздушных боях? - поинтересовался я.

- А как же! - закивал полковник. - Но, понятно, не таким, как наш «Буривой». Военные транспорты в бой не идут… если, конечно, не говорить о налетах на конвои…

- И что, неужели вот этими вот… скорострелами воюют?

- Ну что вы… Для серьезного боя на борту артиллерия имеется. Кстати, здесь тоже есть батарея. Небольшая, правда… не желаете взглянуть? - проговорил Толстоватый и, заметив, как я поежился, представив себе ползанья по обшивке дирижабля под ударами холодного и резкого ветра, поспешил добавить: - Орудийные казематы разнесены по бортам основного уровня, так что вновь вылезать на свежий воздух нам не понадобится.

- Что ж, тогда ведите, Вент Мирославич, - вздохнул я. Полковник хмыкнул и устремился к люку кормовой шахты, вертикально проходящей через весь баллонный отсек, соединяя таким образом верхнюю боевую площадку с основным корпусом дирижабля, который язык не повернется обозвать гондолой.

Спустившись вниз на решетчатой платформе лифта, мы оказались в шлюзе. Хлопнула закрывшаяся штора шахты над нашими головами, следом послышался свист насосов и, едва давление выровнялось, тяжелая стальная створка люка, скрипнув кремальерами, отошла в сторону. К этому моменту я успел снять маску, и изрядно замерзшие щеки тут же обласкал теплый воздух. Черт, мы пробыли наверху не более получаса, но, несмотря на все принятые меры, вроде теплых штанов и подбитой мехом куртки, я замерз, как цуцик! И ведь даже теплый наговор не помог!

Скинув «выходной наряд», как обозвал наше снаряжение приставленный матрос, я подсел поближе к горячей трубе теплопровода и блаженно вздохнул. Хорошо…

- Виталий Родионович?

- А? Да… Уже иду, Вент Мирославич. - Я с трудом отлепился от инструментального ящика, на котором с таким удобством устроился, и двинулся следом за своим «Вергилием», напоследок поймав понимающий взгляд сопровождавшего нас матроса. А Толстоватому все нипочем…

Хорошо еще, что осмотр шести весьма основательных орудий, к которым нас с явно слышимым скрипом пропустил хозяин артиллерийской палубы - седой и усатый, лениво щурящийся, словно огромный кот, широкоплечий унтер‑офицер, не занял много времени. Ну да, никогда не испытывал особой любви к «богу войны»… что поделаешь. Тем более что после возвращения с продуваемой ветром верхней боевой площадки я поймал себя на мысли, что не перестаю думать о «скафандре», без которого разгуливать по «шапке» дирижабля, когда эта махина плывет в четырех километрах над землей, со скоростью в добрых две сотни верст в час, было бы стопроцентным самоубийством.

Специалиста по «выходным нарядам» полковник пообещал мне найти непосредственно в Каменграде.

- Виталий Родионович, раз там есть верфь, значит, есть и сопутствующие производства. А уж там‑то хоть один розмысел да найдется. Ремонт, подгонка, проверка… Так что не переживайте, найдем мы вам нужного знатока. Хотя, право, понять не могу, что вас так заинтересовало в высотных костюмах.

- В первую очередь связь. Уж очень интересно, какими конструктами ее обеспечили. Да и идейки кое‑какие, по улучшению «доспеха» у меня имеются. Хотелось бы опробовать… - честно ответил я, разливая по чашкам горячий и ароматный крепчайший чай. Увидев, как я прихлебываю абсолютно несладкий напиток, Вент Мирославич ощутимо передернулся и, ловко орудуя щипчиками, закинул в свою чашку пару солидных кусков сахара, при этом начисто проигнорировав нарезанный ломтиками лимон, блестящий капельками сока на блюдце, рядом с сахарницей. Извращенец.

Переглянувшись, мы дружно фыркнули и рассмеялись. Ну да, как мне не суждено приучить полковника к нормальному черному чаю или хотя бы употреблять его с лимоном, раз уж без сладости никак не обойтись, так и Вент Мирославич уже оставил всякую надежду приохотить меня к своеобычному для каждого русского сладкому, до ломоты даже в самых здоровых зубах, чаю, в который я, если уж иначе не получается, так и норовлю закинуть пару долек лимона.

- Ваше высокоблагородие… - Раздавшийся из‑за неплотно притворенной двери голос вестового заставил нас с Толстоватым недоуменно умолкнуть.

- Хм… Вы при мундире, Вент Мирославич, вам и ответ держать, - нашелся я.

- Войдите. - Признав довод стоящим, полковник кивнул, и вестовой тут же просочился в кубрик.

- Капитан велел передать, что через полчаса идем на снижение. Впереди Кручина, крайняя станция перед Каменградом.

- Сколько будем стоять? - щелкнув крышкой часов, поинтересовался полковник.

- Никак не менее шести часов, - тут же откликнулся вестовой и, добавил, поясняя: - Пока разгрузимся, пока новый груз возьмем… Да, еще и пассажиры… неизвестно, сколько их прождать придется.

- Ждать пассажиров? - удивленно приподнял бровь Вент Мирославич. - Однако.

- Да, в телеграмме говорилось о шести военных с сопровождающими… - Кивнул вестовой и, наткнувшись на взгляд полковника, деланно печально вздохнул. - Приказ за подписью командира полка.

- О как. Неужто сам командующий Уральского войска со свитой решил взглянуть на свои владения с высоты птичьего полета? - сыронизировал полковник. И это понятно. Мало кто мог позволить себе использовать рейсовый военный транспорт как обычного извозчика. Для этого недостаточно обладать просто высоким званием, нужно иметь приказ или право приказывать конкретному командиру экипажа… или полка, к которому приписан транспорт… А здесь таковое право имелось лишь у хозяина всех здешних гарнизонов и военных частей, то есть у того самого командующего Уральским войском…

- Не могу знать, ваше высокоблагородие, - ушел в несознанку вестовой.

- Ладно. Сами взглянем на сих гостей… - вздохнул Толстоватый. - Благодарю, матрос. Свободен.

- Рад стараться, вашество, - почти проскандировал вестовой и тут же исчез, будто его и не было.

- Что скажете, Виталий Родионович? - поинтересовался у меня полковник, едва тяжелая дверь кубрика влипла в проем, начисто отрезав доносившийся из коридора изрядно донимавший нас гул двигателей и механизмов, неумолкающий и слышимый в любой точке корабля, за исключением кубриков и кают‑компании. А вот экипаж, кажется, и вовсе не обращал на него никакого внимания. Привычка.

- Право, не знаю, Вент Мирославич. Вряд ли, конечно, остаток полета мы проведем в компании генерала Свенедина… - пожал я плечами. - Да и гадать не хочется… Хотя взглянуть на офицеров, ради которых будет задержан вылет рейсового военного транспорта, было бы любопытно…

- Да‑а… - протянул полковник и усмехнулся. - Ну что ж, посмотрим. Полюбопытствуем, да?

- Именно, - кивнул я, возвращаясь к недопитому чаю. - И кстати, неплохо было бы проследить, чтобы в суматохе никто не сунулся к нашему грузу.

- Об этом не переживайте, Виталий Родионович. Сразу по прибытии в Кручину я затребую пару нижних чинов из тамошнего отделения. Муха рядом не пролетит, - уверил меня Толстоватый, в свою очередь, поднимая чашку с чаем.

Посадка дирижабля в горных условиях оказалась совсем не тем же самым, что посадка на Хольмградских причалах. Капитан добрых полчаса крутился над посадочным полем, пока, наконец, «звезды не выстроились должным образом», по меткому выражению полковника, и тяжелый транспорт медленно и аккуратно опустился на предназначенное ему место. Глухо лязгнули замки‑захваты, дирижабль еле заметно качнулся и застыл, странным горбом возвышаясь меж двух высоких каменных пандусов, чем‑то напомнивших мне древнеримские акведуки, или не менее древние арочные мосты того же производства, виденные мною когда‑то в одной из командировок.

Стоило опуститься трюмным аппарелям, как Толстоватый сбежал в город, на ходу клятвенно заверив, что не забыл про обещанных синемундирников для охраны наших пожиток и кое‑каких моделей, составлявших остальной груз нашей очень маленькой, но душевной компании. А до тех пор, роль охранника вынужден был исполнять все тот же приданный нам матрос. Впрочем, если судить по взглядам его коллег и довольной физиономии самого матроса, тот вовсе не считал себя наказанным. Еще бы, пока его собратья занимались разгрузкой‑погрузкой, толкая тяжеленные тележки и орудуя кран‑балками, в случае особо габаритных грузов, он самым замечательным образом бездельничал, слоняясь вокруг штабеля с нашими пожитками, вовсю изображая грозную охрану. Синекура!

В ожидании отлета я успел понаблюдать за работой экипажа и местных грузчиков, прогуляться до ресторанчика, расположившегося в небольшом, но по‑домашнему уютном здании порта, полюбовался замечательными видами, раскинувшегося ниже по склону города, открывающимися со второго этажа все того же портового дома. А когда уже собрался от скуки заглянуть в свой кубрик и поднялся из‑за стола, раздался топот ног, сопровождаемый знакомым лязгом шпор, и в дверях ресторана возникла небольшая, но явно дружная компания офицеров.

- Виталий Родионович, вы ли это?!