В тот же день я сообщил нашим хозяевам об отъезде. Не сказать, что эта идея пришлась им по душе, но возражать они не стали. Зато тут же развили бурную деятельность по сбору гостей в дорогу. В результате удивленный Грег наблюдал растущую на столе кучу вещей, начиная от шерстяных одеял и котелков и заканчивая раздувшейся от личных запасов Ольги аптечки и огромным количеством «долгоиграющих» продуктов. Сверху все это накрыл брезент палатки и несколько карт. Про мелочи, вроде компаса, ножей, фляг и прочих ниток с иголками, я, пожалуй, и вовсе промолчу.
- Лошади, лошади… - задумчиво проговорил Антон, взирая на ворох вещей, и снова пригладил свою щегольскую бородку. - М‑да. Конечно, сейчас не время, но думаю, найти пару животин под седло мы сможем. Завтра с утра проедусь до знакомого барышника. Подыщем вам смирных лошадок.
- Хм. А мы разве не на машине поедем? - выдавил, наконец, из себя Грег, оторвавшись от созерцания кучи походных надобностей, загромоздивших стол.
Ольга с Антоном переглянулись и, одновременно покачав головами, одарили меня сочувствующим взглядом. Ну да, а кто сказал, что мой дворецкий непременно должен быть таежным охотником или профессиональным выживальщиком? Обычный городской житель…
- Видишь ли, Грег, прямой путь нам закрыт. Намертво. А значит, заставы придется обходить. По лесу или болотам. То есть там, где никакой автомобиль не проедет. Так‑то.
- Но лошади, мессир… - Грегуар заломил локти. Что, в сочетании с его как всегда невозмутимой физиономией, выглядело как минимум забавно.
- Грег, а у тебя в роду моряки были? - поинтересовался я.
- Э‑э… С позволения сказать, нет, мессир. - После нескольких секунд раздумий покачал головой бывший дворецкий. - А что?
- Да так. На моей памяти, разве что моряки относятся к лошадям с таким недоверием, как ты. Вот я и подумал… Вдруг это наследственное? - Хмыкнул я под смешки Ольги и Антона.
- Полагаю, это не очень удачная теория, мессир, - ровным тоном заметил Грегуар. Вот‑вот. Дворецкий, он и есть дворецкий. Я вздохнул.
- Не волнуйся, Грег. Мы не будем устраивать соревнования по конкуру. Просто медленно и спокойно переберемся через границу, а уж на той стороне будет полегче. Документы у нас в порядке, спасибо моему хорошему другу, так что даже если нас и задержит пограничная служба Венда, то вскоре с извинениями и отпустит.
- Хорошие у тебя друзья, Вит, - прогудел Антон.
- О да… что, завидно? - согласился я и кивнул на зеркало. - Так вон, туда взгляни, увидишь еще одного такого друга.
Кузнец гулко хохотнул, но, схлопотав тычок под ребра от насмешливо улыбающейся супруги, тут же замолк.
- Ладно, с лошадьми завтра разберемся. А вот что прикажете делать с автомобилем? - посерьезнев, проговорил Антон.
- Продать бы его… да только кто ж купит? - Вздохнул я. - Тем более что предыдущий владелец, коли машину эту найдет, всю душу вытрясет.
- Так она что, ворованная? - удивилась Ольга и укоризненно покачала головой. - Ваше сиятельство, как вам не стыдно…
- Не‑не‑не, она не краденая. Она трофейная! - возмутился я.
- Ладно уж. Коли трофейная, я ее сам куплю. Тысяч пять сгодится? - хитро улыбнулся Антон.
- Десять.
- Так новая двадцать стоит! - удивился Антон.
- Да, а ты знаешь, как ее сторо… э‑э, защищали?! - фыркнул я. - Аж двенадцать человек, и все на несчастного меня.
- Черт с тобой. Восемь. - Махнул рукой кузнец.
- Девять пятьсот, - со скорбным вздохом согласился я. - Ну не могут попорченные нервы моего сиятельства стоить дешевле.
- Жулик ты, а не сиятельство. - Покачал головой Антон, встопорщив усы.
- Правильно, не был бы жуликом, не стал бы князем. - Развел я руками.
- Восемь с половиной. Край, - отрезал кузнец.
- Хм… По рукам. - Если учесть те средства, что имеются на депозите, то под сотню тысяч рублей на текущие расходы наберется. А это уже неплохо. Остальное же… Ну, об этом пока думать рано. Счета в русских банках, разумеется, уже арестованы, так что надеяться на них бессмысленно. До распределения прибыли «Четверки Первых» еще почти полгода… а к тому времени, что называется, либо шах, либо ишак… Ладно. С деньгами разобрались, теперь можно и о другом поговорить…
- Антон, извини, может быть, я прошу слишком о многом… - начал я, и кузнец, явно что‑то почуяв, как‑то подобрался. Взгляд стал нечитаемым, только стрелочки завитых усов чуть дернулись.
- Ты не виляй, князь, прямо говори, - проурчал Антон.
- Короче, не хочешь, до границы прогуляться? Вот честное слово, с тобой спокойнее было бы, - на одном дыхании выпалил я то, о чем в другое время вряд ли осмелился просить, тем более в присутствии Ольги.
Вот‑вот. А я о чем? Кузнец перевел все тот же нечитаемый взгляд на жену, и для нее он, кажется, вовсе не был таким уж непонятным… По крайней мере, Ольга подумала несколько секунд, вздохнула тяжко и, скривившись, махнула рукой.
- Да иди уже, медведь. Что, я не понимаю, как тебе косточки размять охота? - проговорила ведунья, покачивая головой.
- Ага, кому‑нибудь. - Растянул губы в улыбке Антон, так что на миг меж усами и бородой мелькнули острые и крепкие, хотя и желтые зубы.
- Я тебе дам «кому‑нибудь»! - Полыхнула яростным взглядом Ольга, тут же перетянув мужа по спине непонятно откуда взявшимся мокрым полотенцем. А рука у Мокошевой ведуньи тя‑яже‑о‑олая…
- Да ладно тебе, мать. - Хохотнул Антон, привлекая к себе жену и крепко ее обнимая за тонкую талию. - Нешто я когда подводил, иль жаловался на меня кто?
- Ой, можно подумать, после твоих проделок кто‑то еще жаловаться может, - фыркнула Ольга и покосилась на ничего не понимающего, но старательно скрывающего свое состояние Грега. Ага, как будто в присутствии трех менталистов его каменная физиономия может что‑то скрыть… Нет, четырех. Вон, Герда тоже в уголке уши греет. А она, хоть и соплячка, но в кое‑каких премудростях и матери фору даст. Порода.
- Не обращай внимания, Гриша, - поспешила успокоить бывшего дворецкого Ольга. - Просто любит этот косолапый охотничков по лесам пугать.
- Ага. До медвежьей болезни, - фыркнул я себе под нос, вспомнив наше знакомство с Антоном. Кузнец услышал, ухмыльнулся. Но под суровым взглядом супруги тут же состроил невинное лицо. С его‑то физиономией… Ну‑ну, крайне «убедительное» зрелище. Вон, даже Герда заценила, тихонько хихикнув в кулачок… чем и выдала себя, одновременно дав выход гневу матери.
Сбежав от бушующей женщины, Антон тут же удалился в свою кузню. В связи с отъездом, ему предстояло навести идеальный порядок на своем «рабочем месте» и подготовить к передаче заказчикам готовые изделия. А мы с Грегуаром устроились на завалинке, подставив лица теплому летнему солнышку. Путаться под ногами у занятой сборами женщины, тем более разъяренной женщины… не лучшее занятие для тех, кто хоть в малейшей степени ценит комфорт и спокойствие.
- Странные люди. - Вздохнул Грег, прислушиваясь к шуму, доносящемуся из приоткрытого окна. Покосился на меня и добавил: - Прошу прощения, мессир.
- Вот уж не за что. - Хмыкнул я в ответ. - Они действительно странные, на фоне обывателей. Вот только иными потомственные волхвы и не бывают.
- Э‑э. С вашего позволения, мессир. Я не понимаю, - осторожно заметил бывший дворецкий. - В вашем доме довольно часто бывали с визитами последователи старых школ, но…
- Они были адекватнее, ты это хотел сказать? - Я усмехнулся. - На самом деле это только… хм‑м… маски. Да, точно. Маски для удобства общения с непосвященными. Прошедшие столетия выработали у представителей старых школ некоторые привычки, от которых довольно трудно избавиться, даже тогда, когда надобность в них отпадает. Давно уже церковь не устраивает гонений волхвов, но привычка мимикрировать в обществе стала для них традицией, а без них волхвы просто не представляют жизни.
- Мессир?
- Не понимаешь, да? - Глянув на Грега, я вздохнул. - Одно из правил следующих стезей можно сформулировать известной поговоркой: «Со своим уставом в чужой монастырь не ходят». Именно поэтому в обществе последователя старой школы довольно трудно отличить от обывателя. Зато в их вотчине… Скажем так, они требовательны к соблюдению установленных правил и обычаев ничуть не меньше, а порой и больше, чем церемониймейстер Его величества на Большом Рождественском балу.
- Понятно. - Медленно кивнул Грег и постарался перевести тему. - Скажите, мессир, если это не секрет, разумеется. А как вы познакомились с этой семьей?
- На охоте, Грегуар. - Я улыбнулся, вспомнив все перипетии той давней истории. - В здешние леса меня вытащил брат Лады… Тогда он только готовился принять командование яхтой и, в поисках подарка от личного состава капитану, к отставке, так сказать, приехал в Старую Ладогу, к здешним кузнецам и оружейникам. Антон когда‑то давно уже выполнял один заказ для Лейфа, вот и в тот раз будущий «первый после бога» решил обратиться к уже хорошо зарекомендовавшему себя мастеру. Антон заказ принял и попросил обождать три‑четыре дня. Заготовка у него, по случаю, имелась, так что нужно было всего лишь осадить клинок и навести лоск. Лейф согласился. Устроился в гостинице, огляделся и, поняв, что ему предстоит несколько дней безделья, отбил телеграмму в Хольмград. У меня тоже было пару свободных дней, жена уехала в гости к тестю, так что, получив послание от Лейфа, с предложением побродить в окрестностях Старой Ладоги с ружьишком, с удовольствием приехал сюда… Вот, на второй день наших «гуляний» по лесу это и произошло. Глухарь с дерева слетел, Лейф по нему и сработал. Бил навскидку, и дробью эту курицу только краем задело… А вот остальное… Короче, сразу после выстрела послышался совершенно дикий рык, и из‑за зарослей выломилось нечто огромное и лохматое. Медведь, не медведь, не разберешь, но рычит зло… А у нас только дробь. Перепугались чуть ли не до слабости в животе… Но кое‑как спеленали это чудовище с помощью менталистики. А когда подошли поближе, потапыч вдруг порвал путы и был таков. Только просека в кустах осталась, где он пробежал… Ну что, делать нечего, подобрали глухаря и вернулись. А на следующий день вместе с Лейфом пришли за заказом. Кузнец молчит, сопит, явно чем‑то недоволен. Ну, Лейф ему эту историю и рассказал, вроде как посмеяться…
- А я их в ответ матом! - расхохотался неслышно подошедший к нам кузнец. - Это ж надо было додуматься по Сварогову волхву, во время ритуала, дробью бить! Хорошо на мне шкура медвежья накинута была, и то потом полдня еще дробины из бока выковыривал. Придумали тоже, идти на охоту в рощу волхвов.
- Так кто ж знал, что она для волхвов? - Пожал я плечами.
- Не поверишь, Вит. Все знают. Кроме приезжих, конечно. - Усмехнулся Антон и тут же посерьезнел. - Кстати, господа мои. Раз уж мы отправляемся в леса, надо бы вам оружием посолиднее разжиться. Одними барабанниками не обойдетесь.
- Верно. Завтра заглянем в оружейный магазин. Присмотрим что‑нибудь, - согласился я.
- И лучше бы нарезное. - После недолгого раздумья кивнул Антон. - Охотиться мы вряд ли будем, а вот если на того же кабана наскочим, то винтовка будет совсем нелишней. Главное, чтобы вы не вздумали медведей выцеливать… А то, мало ли, еще какого волхва подстрелите? А пуля, она не дробь, волхв и обидеться может.
- Да‑да‑да. - Я хмыкнул. - Слушай, Антон, а как насчет баньки сегодня вечером, а?
- О! Хорошая идея. Под это дело я из погреба бочонок стоялого меда достану. Погуляем. - Потер руки кузнец и, подмигнув нам, махнул рукой. - Гришка, идем со мной. Поможешь баньку подготовить. Ежели на вечер рассчитывать, так ее уже сейчас начинать топить надо. Идем‑идем.
Вопреки моим ожиданиям, Ольга не стала ворчать на мужа за то, что он разоряет погреб. Наоборот, узнав про баню, тут же заявила, чтоб доставал два бочонка, и, окинув нас задумчивым взглядом, потребовала, чтобы первые два захода были за женской частью нашей компании.
- Неча Гришку дразнить, - тихо пояснила она, и после недолгого раздумья мы согласно кивнули. Действительно, хватит с Грега впечатлений и от пара. Незачем его еще и женскими телесами соблазнять.
Вечер получился на славу. После парилки, в которой у Грега, с непривычки, от жара глаза на лоб полезли, мы присоединились к уже хозяйничающим за столом Ольге с дочерью и ученицами. Квас, мед, полосы копченой стерляди и вяленая оленина, гора раков и соленья. Что еще нужно после хорошей бани?
Следующее утро было приятным продолжением вчерашнего дня. Тоска по родным и злость по отношению ко всем спецслужбам государя, постепенно отступавшие в течение последних пяти дней, кажется, оставили меня окончательно… Разум был ясен, спокоен, и я, отставив переживания в сторону, наконец, почувствовал себя готовым к дальнейшим действиям.
Выбравшись с лежанки и надев уже ставший привычным охотничий костюм, я вышел в горницу и, втянув носом духмяный запах свежеиспеченного хлеба, весело поприветствовал суетящуюся у печи хозяйку дома. Смерив меня изучающим взглядом, Ольга вдруг довольно кивнула, и только тут до меня дошло…
- Как… Это вы сделали?!
- Не «мы», я, - вытерев руки полотенцем, легко призналась ведунья.
- Н‑но… - Я машинально коснулся указательным пальцем виска и недоуменно взглянул на довольную женщину. - Моя защита… она не потревожена.
- Да. Весьма занимательный способ. Мне понадобилось две ночи, чтобы ее обойти, - проговорила Ольга с явственным уважением. - А буде ты, князюшка, в бодрствовании, и вовсе не знаю, сколько времени ушло бы на ее преодоление.
- А зачем? - не понял я.
- Хм. - Ольга пожала плечами. - Оно, конечно, не очень полезно, особенно, коли меры не знать… но у тебя ведь впереди тяжелое дело, и переживания в нем лишь помеха, так? Вот я и помогла, чем могла.
- Это точно. - Вздохнул я в ответ и, взглянув в пронзительно‑синие глаза этой мудрой женщины, слабо улыбнулся. - И все‑таки я не понимаю, как вам это удалось.
- Мужчины. - Покачала головой Ольга. - Вы всегда склонны недооценивать силу чувств. Впрочем, ничего удивительного, в отличие от женщин, эмоции для вас слабость. А вы не любите собственных слабостей.
- Ольга Бояновна… - Я выразительно глянул на хозяйку дома.
- Ну хорошо, хорошо, Вит. - Вздохнула она. - Я не лезла в твою голову напрямую. Мне, как женщине, проще влиять на чувства, и именно они стали лазейкой в твоей защите. Большего не скажу. Ты, князюшка, не дурак, сам додумаешься, как ее прикрыть.
- Вот как же с вами, волхвами и ведуньями, тяжко, а! - пожаловался я в пустоту и, заметив насмешливый взгляд Ольги, махнул рукой. - Ладно‑ладно. Сам разберусь.
- Так‑то лучше. - Одобрительно кивнула хозяйка дома и указала рукой на лавку. - А теперь за стол. Антон с Гришей уже позавтракали и ушли к барышнику, а Герда с девчонками и подавно ускакали по больным. Так что, завтракать нынче будешь в одиночестве.
- А ты?
- Во‑первых, я, как порядочная жена, ела вместе с мужем, а во‑вторых, у меня еще дел по хозяйству невпроворот.
- Намек понял. - Усмехнулся я. - Сейчас поем, и можешь располагать мною по своему усмотрению… в разумных пределах, конечно.
Последнюю фразу я поспешил добавить, заметив опасно‑воодушевленный огонек, зажегшийся в глазах Ольги. Черт знает, что может быть на уме у ведуньи. Поймает на слове, и обзаведусь, сам того не желая, второй женой. Она уже давно присматривает подходящую партию для своей красавицы‑дочки, так что лучше не рисковать. Не сказать, что полигамия на Руси в ходу, но у волхвов и ведуний чего только не бывает. Так что нафиг‑нафиг.
И судя по разочарованию, промелькнувшему на лице Ольги, спохватился я вовремя… Не факт, конечно, что дело в ее матримониальных планах, но… что бы то ни было, у меня есть почти стопроцентная уверенность, что пришедшая ей в голову идея как минимум мне не понравилась бы.
В результате моя помощь ограничилась еще одним сеансом колки дров и… уборкой свинарника. Маленькая месть со стороны Ольги, полагаю. Но невелика плата за облом, и она меня вполне устраивает.
В банковскую контору я планировал отправиться в компании с Грегом, но вернувшийся от барышника Антон убедил меня в том, что бывшему дворецкому было бы неплохо заняться верховой ездой, чтобы хоть немного привыкнуть к седлу. Увидев, как Грег держится на спокойной, можно сказать, индифферентной пегой кобылке, мне пришлось согласиться с кузнецом и отправиться в банк в одиночестве. Еще не хватало, чтобы мой бывший дворецкий грохнулся с идущей рысью лошади где‑нибудь во время похода и сломал себе что‑нибудь… Нет‑нет, пусть лучше потренируется.
Изъятие из ячейки всей имеющейся там наличности и нескольких не очень важных, но возможно полезных бумаг, прошло без сучка, без задоринки. Вежливый клерк проводил меня к выходу, и, оказавшись на улице, я подставил лицо пригревающему солнышку. На миг зажмурив глаза, втянул носом воздух и, уловив в пахнувшем ветерке аромат свежесваренного кофия, пошел на запах, словно ищейка по следу. Проходя по брусчатой мостовой древнего города, в отличие от столицы, выставляющего напоказ неоштукатуренные стены домов, сложенные из грубого камня, я рассматривал многочисленные вывески магазинчиков, среди которых нередко попадались лавки, насчитывающие три, а порой и четыре века истории, о чем вполне понятно говорили даты на вывесках. Нет, можно, конечно, предположить, что это не более чем рекламный ход. Вот только одно «но». Многие здешние семьи живут в соседних домах тоже не первую сотню лет, и велика вероятность того, что незадачливый владелец лавки, решивший приписать год‑другой к истории своего магазина, будет высмеян… В общем, доверять датам на вывесках можно… С оглядкой, разумеется, но все же, все же…
Оказавшись на пороге небольшой кофейни, из распахнутых дверей которой и доносился тот самый запах, что привел меня сюда, словно по ниточке, я окинул взглядом сдержанный, но теплый интерьер темного дерева, полдюжины столиков на чугунных витых ножках и легкие креслица с низкими спинками, накрытые мягкими накидками веселенькой полосатой расцветки. Приятное место.
- Добрый день. Желаете столик? - затараторил подскочивший ко мне паренек лет шестнадцати, в черных брюках и белой накрахмаленной рубашке, пуская солнечных зайчиков лакированными мысками черных щегольских туфель.
- Непременно. А еще кофий… на песке, и пару теплых пирожных… М‑м, а там посмотрим. Устроите?
- Разумеется. - Улыбнулся паренек и подвел меня к столику у огромного витринного окна с видом на старую узкую улочку, в конце которой виднеется не менее старинная церковь Всех Святых, выделяющаяся среди соседних домов ослепительно‑белым цветом стен и золотым огнем горящим куполом, в окружении четырех меньших глав. Славное местечко.
Не прошло и пяти минут, как я устроился за столом, и рядом опять оказался тот же официант, на этот раз с тележкой, на которой возвышалась небольшая жаровня с песком и накрытое сияющей медью полусферической крышкой блюдо. На песке исходил ароматным дымом черный густой кофий в маленькой турке, а под крышкой оказались теплые пирожные, что местные жители отчего‑то именуют пражскими.
Расправившись с заказом и оставив в качестве оплаты серебряный рубль, на что мальчишка‑официант тут же отреагировал преувеличенно восхищенным взглядом, я вышел на улицу. Его можно понять, заказ на гривенник, а чаю на девять… Учитывая отсутствие здесь скаредной европейской традиции, установившей на «том свете» лимит чаевых, это не так уж необычно. Да и я отблагодарил официанта не столько за его вежливость и расторопность, сколько за общее удовольствие, полученное от приятного интерьера, вкусных блюд и замечательного вида из окна… В общем, оно того стоило.
Дальнейший мой путь лежал на Оружейную улицу. Несомненный центр города, прямо у подножия старой крепости, где когда‑то правил Вещий Олег от имени своего князя Рюрика Сокола, сына первого единоличного правителя Хольмграда, Гостомысла Грозного.
Именно эта улица и составляла нынешнюю славу древнего города. Точнее, целый квартал, царство стали. К Оружейной улице прилегают Бронные ряды и Огненный посад, соединенные Первым и Вторым Шорными переулками, а дальше, за Старыми оружными рядами начинается основной торг города. Здесь проходят многочисленные, известные далеко за пределами Руси ярмарки, на которые съезжаются мастера со всей Европы. Причем не только оружейники. Хотя то, что именно они основали этот торг, подтверждает и Столб Печатей, оставить оттиск своего клейма на котором до сих пор почитают за честь лучшие кузнецы мира. И это не преувеличение. Одно из первых клейм, помещенных на столб наравне с местным «солнышком», было знаменитое клеймо «Волк Пассау», да что говорить о европейских мастерах, там даже пару японских, или, как здесь принято говорить, «ниппонских» клейм можно отыскать.
Тут я опомнился, и, наконец, отойдя от этой достопримечательности, двинулся к Огненному посаду.
Небольшой, но ярко освещенный магазин встретил меня скрипом тяжелой двери из мореного дерева и неожиданно нежным в этом царстве смертоубийственного железа звоном колокольчика. А внутри… многочисленные стеллажи и витрины, на которых сияют зеркальной полировкой и поглощают свет матовым воронением самые разнообразные стволы. Охотничьи ружья и барабанники самых разных моделей и калибров. Тяжелые винтовки армейского образца и легкие карабины. Слонобои в пять линий и мелкашки‑двухлинейки… Дорогие, украшенные изящной насечкой и гравировкой стволы и замки, сверкающие лаком редких пород дерева ложа, накладки из моржового клыка и перламутровые «щечки» оружия для понтов соседствуют со строгими утилитарными формами недорогих «рабочих» стволов. В общем, рай для повернутых на оружии. Здесь оно на любой вкус и цвет… и толщину бумажника.
Ну, понтовые стволы нам ни к чему, равно как и армейские тяжеловесы, а вот карабины… Переводя взгляд с одного образца на другой, я увидел его… и замер.
- Хм, уважаемый, - тряхнув головой, я подозвал приказчика, ненавязчиво наблюдавшего за мной из‑за конторки… А за кем еще, если я пока единственный посетитель?
- Добрый день. Чем я могу вам помочь? - мгновенно оказавшись рядом, спросил приказчик.
- И вам здравствовать. Будьте любезны, расскажите мне вот об этом ружье, - попросил я, кивнув на заставивший меня удивиться образец.
- О! Сразу видно настоящего ценителя. - Растянул губы в улыбке приказчик, снимая со стенда винтовку. - Действительно, у нас это весьма редкий и потому малоизвестный образец. Зато в заморских владениях Иль‑де‑Франс этот образчик пользуется большой популярностью, сравнимой, пожалуй, разве что с нашим «Сварскольдом‑VII» под русский четырехлинейный.
Но мне уже было не до разливающегося соловьем продавца. В моих руках лежал легендарный «Винчестер», отличающийся от своего собрата с «того света» лишь именем фирмы‑производителя да калибром. Короткий, но мощный «барабанный» патрон в три с половиной линии, такие же кушает мой любимый «Барринс». В остальном же… ну, винчестер он и есть винчестер! Тот же рычаг‑скоба, тот же трубчатый магазин. Эх!
Да, у него нет той дальности, которую обеспечит, допустим, вон тот трехлинейник от «Манлихера», но куда более убойный патрон запросто остановит того же медведя, если не с первого, то со второго выстрела точно. А на перезарядку того же «Манлихера» мишка может и времени не дать. Опять же, в лесу большая прицельная дальность мне попросту не нужна… М‑да…
Покрутив в руках этот неожиданный привет с «того света», пару раз «приложившись», я вздохнул и поднял взгляд на все еще разоряющегося передо мной приказчика.
- Сколько?
- Простите? - Словно споткнувшись на ровном месте, оторопел разогнавшийся продавец.
- Я покупаю три штуки. И по две сотни патронов к каждой. Сколько?
- Эм‑м… Ну, с учетом скидки… сто шестьдесят рублей, - придя в себя, тут же выдал приказчик.
- Замечательно. Тогда будьте любезны еще поясные патронташи… три штуки и хорошие чехлы.
- Да‑да, конечно, - тут же засуетился приказчик и принялся выкладывать на прилавок заказанное. Первыми на стол легли три набора для ухода за винтовками, за ними последовали сами винчестеры, как оказалось, носящие имя «Реньё‑Витесс». Подходящее имя для длинноствольного оружия, способного выпустить двенадцать пуль за пятнадцать секунд. Тут же на стол легли три патронташа из добротной плотной кожи с тройной строчкой и, наконец, коробки с патронами.
- А чехлы? - напомнил я.
- Знаете, в комплекте с этими винтовками я могу предложить вам только холщовые просмоленные чехлы, но если вам нужно что‑то более серьезное, обратитесь в лавку на углу с Первым Шорным. У них даже седельные кобуры для карабинов имеются…
Поблагодарив приказчика за совет, я договорился с ним о доставке моих покупок в дом Антона, и, вспомнив имеющуюся у нас на руках коллекцию барабанников, увеличил заказ еще на несколько пачек разнотипных боеприпасов. Постояв с минуту в раздумьях и докупив еще по сотне патронов на каждую винтовку, для пристрелки, я отправился в лавку шорника, по пути размышляя об идее седельных кобур, наличие которых, в условиях предстоящего конного перехода, показалось мне разумным и вполне толковым.
До отъезда из Старой Ладоги у нас оставался всего один день.