Книга III. Беглец от особых поручений

Глава 3. Первым делом самолеты? Подождут

К концу мая я понял, что поиск подходящего жилья не задался, и скрепя сердце решил заняться его строительством. Это, конечно, отдалит мою встречу с семьей, но… селиться в гостинице я считаю последним делом. Тем более что это доставит проблемы и нашей обслуге. А бросать своих людей на произвол судьбы я не привык. К счастью, Лада хорошо постаралась, и найм строителей из мастеров Волосовой стези нам сейчас вполне по карману. А уж лучше этих ребят никто в строительстве не разбирается. Такое уж направление у этой традиции… хозяйственно‑бытовое, да.

Отписав Ладе телеграмму с этой неутешительной новостью, я отправился на верфь. Там, в отдельном временном ангаре протеже Толстоватого и одновременно главный инженер завода занимался моделированием. Ментальные конструкты, создающие повышенное или пониженное давление, уже были приведены к рабочему состоянию, и теперь Корней Владимирович Бухвостов занимался моделированием самого летательного аппарата. Дело пока шло туго, но кое‑какие подвижки уже наметились. В частности, мне удалось создать забавную игрушку для Родика и Белянки… скейт. Да‑да, точно такой, как в старом фильме, виденном мною еще на заре юности: «Назад в будущее». Разве что расцветка у него куда более спокойная, нежели у памятного по фильму розового убожества, да стержень миниатюрного маломощного накопителя сверкает медной обмоткой под самой доской. В остальном же… очень похоже. Бухвостов, увидев игрушку, только неопределенно хмыкнул, зато уже через неделю он раскатывал по верфи на очень похожей штуковине. Правда, для устойчивости Корней Владимирович присобачил к скейту руль да помудрил с конструктом так, что теперь не нужно даже отталкиваться ногой от земли, чтобы агрегат двинулся в нужную сторону. Пара переключателей на руле, небольшой, с литровую банку размером, накопитель, и этот «самокат» летит вполне себе самостоятельно… А там и мастера подтянулись. В результате к концу июня на заводе не осталось ни одной обычной тележки. Весь колесный транспорт был заменен на грузовые платформы разных размеров, свободно парящие в полуметре над землей. Правда, накопители в них пришлось ставить точно такие же, как на автомобилях. При меньших размерах их приходилось подпитывать раз в полчаса, иначе такая платформа в один прекрасный момент могла попросту рухнуть наземь вместе с грузом, «убив» тем самым закрепленные под днищем носители конструктов…

Ладу мои новости по поводу строительства, конечно, не обрадовали, но она прекрасно понимает мои резоны, и тоже не пойдет на увольнение прислуги… Правда, ответ она прислала весьма оригинальный.

Огромный транспорт, под завязку груженный материалами и машинами для модернизации верфи, мы встречали с целой вереницей «воздушных» подвод. Но вот чего я совершенно не ожидал, так это того, что едва опустится аппарель дирижабля, как по ней выедет до боли знакомый автомобиль, за рулем которого я с удивлением увидел Грегуара, а на заднем диване… Сердце заколотилось как бешеное, когда остановившийся рядом со мной автомобиль распахнул двери, и на меня с визгом прыгнули Родик с Беляной. А уж когда мне на плечи легли нежные руки жены, я и вовсе потерял дар речи. Просто сжимал в объятиях самых дорогих для меня людей на свете и молчал, даже не замечая, как катится по щеке какая‑то соленая гадость. Я был счастлив!

Следующие несколько дней превратились для меня в череду визитов. Ладе было интересно абсолютно все, а дети, моментально освоившись с воздушными досками, целыми днями гоняли на них по городу, вызывая законную зависть у сверстников.

Жаль, что семья моя собралась совсем ненадолго. С прилетом следующего рейсового дирижабля мы попрощались, и Лада с детьми отправилась домой, в Хольмград. Дела там требовали ее почти постоянного присутствия… А вот Грегуар остался в Каменграде. Кажется, образовавшееся в нашем хольмградском доме «бабье царство» изрядно достало моего невозмутимого дворецкого. Вот он и упросил Ладу позволить ему остаться на Урале, вместе со мной.

Эта неделя, проведенная с любимой женщиной и детьми, дала мне огромный заряд бодрости, так что с отъездом семьи я ринулся в бой с новыми силами. На выделенном посадником земельном участке прибывшие из Твери мастера принялись готовить строительную площадку для возведения дома, в проектировании которого успела принять участие и Лада. Работа закипела.

И не только на стройплощадке, но и на верфи. Однажды утром меня поднял с постели бешеный стук в дверь. Грегуар пошел ее открыть, и меньше чем через минуту в мою спальню ворвался взъерошенный Бухвостов, дико вращающий красными с недосыпу глазами.

- Что случилось, Корней Владимирович? - спросил я, приготовившись к неприятностям. Но из невнятного лопотания нашего главного инженера мне таки удалось выудить несколько полезных слов, так что беспокойство отступило, сменившись желанием хорошенько навернуть неугомонного инженера по голове чем‑нибудь тяжелым. Это ж надо, у него, видите ли, получилась рабочая модель, и он посчитал необходимым тут же об этом доложить… В пять утра! Ну не ко… красавец, а?!

На этом фоне осложнившиеся отношения с местным отделением Особой канцелярии как‑то не особо меня задели, равно как и некоторые неприятные шепотки за спиной, распространяемые здешней боярской братчиной и дворянским собранием. Впрочем, посадник с воеводой на это не обращали ровным счетом никакого внимания, а купцам и иным дельцам уральского воеводства было и вовсе не до слухов. Господа делали деньги, и выгода напрочь перебивала любые «эфемерности», по определению одного из купцов, обвиненного неким дворянином в сотрудничестве с «бесчестным Старицким».

- Помилуйте, бесчестный? С чего бы? - Пожал плечами купец. - По счетам платит исправно и в срок, работой полгорода обеспечил. Кунштюки полезные изобретает… Где ж тут бесчестье? Что, руку отрубил? Было дело, читали. И опровержения в тех же газетах писанные тоже читали. В нашем деле без точных сведений никуда, знаете ли. Съедят. Так ведь за то, что тот нелюдь ребенка избить хотел, я бы ему не руку отрубил, а горло б выгрыз. А вы говорите, бесчестный… Эфемерности это все, дражайший. Эфемерности и ничего больше. А я не боярин и не дворянин, у меня времени на сплетни да слухи нет. Дела надо делать. Так‑то.

Учитывая, что высказавший эту тираду делец был главой купеческого собрания Каменграда, дворяне вместе с боярами умолкли. Нет, шипеть они не перестали, да только не в присутствии купцов. Так, между своими косточки мне перемывали… Ну, да и черт с ними. Как правильно заметил купец, дела делать надо. Не до сплетников сейчас. Недосуг, не до сук. Пусть идут лесом.

А модель оказалась действительно рабочей и, управляемая с земли главным инженером, послушно крутилась в воздухе, резво меняя скорость и высоту полета, выделывала совершенно умопомрачительные фигуры и при этом тащила за собой инверсионный след… точнее, не инверсионный, а… Черт, не знаю, как объяснить! Короче, там, где пролетала модель, тут же образовывалось облачко тумана. Результат резкого перепада давления, должно быть.

Вот Бухвостов нахмурился, что‑то ему не понравилось в поведении модели, и он тут же ее приземлил. Наконец, я смог рассмотреть то, что изобрел наш инженер. Хм, что я могу сказать? Ор‑ригинально. Плоскости, на которых крепятся носители конструктов, - сегментные, больше всего напоминают крылья летучей мыши, но помимо этих самых крылышек имеется и пара таких же сегментных гребней, крепящихся вдоль фюзеляжа сверху и снизу. Тупорылый нос с отверстием, больше всего напоминающим воздухозаборник, вот только внутри него виднеется проволока все тех же носителей конструктов… Странно…

- Корней Владимирович, а для чего сей зев в носу модели? - поинтересовался я, отвлекая что‑то черкающего в блокноте Бухвостова от его вычислений.

- Вихревик… э‑э, ну, это я его так назвал. - Качнул головой инженер. - Если не вдаваться в детали, то… хм… при полете в это отверстие забирается воздух, и с помощью все тех же конструктов, начинает раскручиваться одновременно с увеличением давления. С противоположной стороны находится сопло, в которое этот воздух, проходя по трубе, и выбрасывается, соответственно толкая машину вперед. Это намного эффективнее, чем просто создавать область пониженного давления по курсу движения машины. Хотя такой вариант я тоже учел…

Вот так, изобретали нечто работающее на разнице давления, а получили реактивный самолет… Я вздохнул, но, подумав, махнул рукой. Летает же? И судя по тому, что я видел, довольно уверенно. Кто знает, может, из этого и выйдет что‑то путное?

- А что, Корней Владимирович, вы еще не прикидывали, какую скорость разовьет такой агрегат и сколько груза он утянет на одном накопителе?

- Шутите? - Хмыкнул Бухвостов. - Тут одним накопителем дело не ограничится. Минимум две штуки ставить нужно… А лучше три. Тогда часов пять полета можно обещать твердо… А скорость? По моим представлениям, до восьмисот верст в час. Можно было бы и больше… - Инженер задумчиво почесал подбородок и развел руками. - Но боюсь я что‑то. Агрегат на таких скоростях вибрировать начинает, несмотря на все наговоры. А первая модель, вообще, тысячу двести набрав, на куски развалилась… Вот и не рискую.

- М‑да уж. - Я мысленно охнул. Ничего себе, он же машину почти на сверхзвук вывел. Немудрено, что деревянная модель в щепки разлетелась… - Значит, будем ставить ограничение.

- То есть… Мы продолжим работу до рабочей модели? - обрадовался Бухвостов.

- Корней Владимирович, голубчик, мы не только рабочую модель построим. Я надеюсь, что за год мы эту машину в серию запустим. Малую, само собой, экспериментальную, но серию. - Как мало человеку нужно для счастья, оказывается! Инженер от моих слов расцвел, словно майская роза! Впрочем, он почти тут же взял себя в руки и, с сожалением покосившись на модель, вздохнул.

- Боюсь, что такой агрегат нам пока будет не по силам.

- Вот как? - Я испытующе взглянул на инженера, но тот только руками развел.

- Пока да. Я бы предложил начать с более простой модификации. Менее мощной, но более устойчивой и… предсказуемой, - честно заявил Бухвостов, наступая на горло собственной песне. Однако…

- Что именно вы предлагаете? - поинтересовался я.

- Сейчас. Одну минуту. - Инженер подскочил к модели и, в несколько движений разметав ее на части, отложил в сторону трубу изобретенного им «реактивного двигателя». Сбор машинки занял времени еще меньше, чем разборка. В зев воздухозаборника плотно вошла обычная на вид пробка, разве что изукрашенная медными прожилками носителей конструктов.

Несколько щелчков на массивном пульте, и эта помесь дракона с этажеркой медленно поднялась в воздух. На этот раз не было слышно пронзительного воя, можно сказать, агрегат оказался практически бесшумным. Впрочем, это было обманчивое впечатление. Стоило только машинке перейти в горизонтальный полет и набрать скорость, как ангар наполнился свистом воздуха и каким‑то невнятным фырчаньем. Словно закипающий чайник. Да, скорость у модели явно стала поменьше, с другой стороны, полет стал более гладким, что ли? Без резких рывков и дерганий. М‑да. Вот, сам ведь предложил идею, но хоть убейте, не могу поверить, что она действительно сработала!

- Здесь уже все высчитано. Рабочий журнал и журнал испытаний могу предоставить хоть сейчас. Осталось несколько моментов, но они решаются в процессе, - проговорил инженер, не сводя взгляда с кружащейся под потолком модели.

- Материалы? - поинтересовался я.

- Бальса, дирижабельная сталь под облегчающий наговор, медь и бронза для носителей, - оттарабанил Бухвостов.

- Начинайте работу над полногабаритной моделью. - Вздохнул я, и инженер вновь расплылся в улыбке.

- Благодарю, Виталий Родионович, - кивнул Бухвостов, ловко сажая зависшую над столом машинку.

- Вот уж не за что, Корней Владимирович. Совсем не за что. - Пожал я плечами и направился было к выходу, но остановился на полпути. - Да, совсем забыл. Учтите, господин главный инженер, за пределами группы разработки о вашем успехе не должен знать никто. Абсолютно! После взлета первой серийной модели я лично буду ходатайствовать о ваших заслугах перед государем, но до тех пор об этом… хм… проекте не должна знать ни одна живая душа. Это ясно?

- Кристально, - печально вздохнул Бухвостов, явно уже мечтавший о том, как будет делиться особенностями конструкции свежесочиненного агрегата со своими коллегами‑изобретателями.

- Я надеюсь на вас, Корней Владимирович. Любые вопросы, материалы, средства… Что хотите. Хоть «рёдерер» ящиками, если, конечно, сможете доказать, что шампанское необходимо для создания полноценной машины. И молчок.

- Я приступаю к работе после обеда. - Коротко кивнул Бухвостов, и я, наконец, покинул обитель этого гения.

Оказавшись в кабинете управляющего, я попытался вникнуть в представленные документы, но мысли мои бродили очень далеко от рядов и колонок цифр и запросов на материалы и технику. Хм. Вот интересно, а когда наш инженер откроет серию этих «этажеродраконов», как мы ее назовем? Бух‑1? Или Хвост‑1?

Возня с моделью Бухвостова напомнила мне о еще одном проекте, в суете мною попросту позабытом. А потому, покинув главного инженера, я отправился на поиски людей, занимающихся созданием эрзац‑скафандров, вроде тех, что мне довелось примерить во время полета в Каменград. Интерес у меня к ним был вполне понятный. Очень уж оригинальный способ связи организовали создатели «скафандра» в своем детище. Да и сама идея специального костюма для воздухоплавателей меня увлекла. Были, были у меня на этот счет кое‑какие задумки. А вкупе с уже воплощаемым «этажеродраконом»… м‑м!

Как оказалось, за экипировку на верфях отвечал тот же конструктор, что занимался установкой систем пожаротушения, управляющих машин и конструктов на дирижаблях. Вообще, организация работ на верфи меня поначалу несколько удивляла. Здесь собирают воздушные корабли из уже готовых деталей и в то же время сами делают всю их начинку, кроме разве что двигателей и накопителей. Надо ли уточнять, что при таком подходе два корабля одной серии, собранные на разных верфях, похожи друг на друга не больше, чем двоюродные братья. Совершенно разные системы управления, по‑разному организованное внутреннее пространство. Да что там говорить, если даже вооружение боевых дирижаблей зачастую различается как калибром, так и местами расположения батарей. Благо еще платформы, служащие основанием для размещения корабельных отсеков, одинаковые…

Но понимать неэффективность такого подхода это одно. А вот исправить ситуацию… хм. М‑да уж. Мне такое не по силам. Тут надо перестраивать всю систему воздушного кораблестроения, а это задел не на один год. Да и полномочий таких мне никто не даст, особенно учитывая осложнившиеся отношения с «демонами власти». К черту.

У такого способа строительства дирижаблей был, на мой взгляд, только один большой плюс. Простор для модернизации. Любую идею здесь можно было воплотить, не перебрасывая заказ частей и деталей куда‑то еще. Что в царящей на верфи обстановке секретности, которую особоканцеляристы упорно именовали надзором за производством работ, было очень и очень удобно. Мне еще не хватало боев за каждый заказанный извне комплект труб или капитанскую консоль…

Возня с «выходным костюмом» здорово отвлекла меня от рутины, в которую постепенно превращалось управление верфью и училищем. И там и там, после дикого аврала первых месяцев, жизнь входила в свою колею. Меня больше не будили по ночам посыльные с известиями об очередной проблеме в цехах, а будущие преподаватели прекратили доставать меня вопросами о программе обучения и требованиями денег на наглядные пособия. Небольшая печатная мастерская, после коротких переговоров, обеспечила необходимое на первое время количество учебных материалов, в том числе и по созданным мною двум новым курсам, обошедшимся мне в месяц непрерывной головной боли и услуги аж пяти мозголомов‑целителей для ее лечения, а недостающую часть учебников доставили с очередным дирижаблем из Хольмградского училища.

Собственно, даже вопрос организации приличной библиотеки уже не стоял так остро, как это было при организации того, первого учебного заведения. Воспользовавшись их каталогом, мы попросту заказали в столичных книжных магазинах свой комплект. И честно говоря, после того как счет на оплату закупленных книг был передан Рейн‑Виленскому, мне еще очень долго икалось. Хм. Ну, он же сам говорил об отсутствии денежного лимита на обеспечение создаваемого учебного заведения всем необходимым… и кто виноват, что библиотека будущих офицерских курсов стоит дороже, чем все здания и службы для них, вместе взятые?

Таким образом, август, к моему удивлению, оказался относительно свободным, о чем я не преминул упомянуть в телеграмме Ладе. Так что первый же рейсовый дирижабль привез не только заказанное оборудование, но и мою семью.

- Виталий Родионович, добрый день. - Уже знакомый мне неприметный человек остановился рядом с занятым мною столиком на веранде небольшой кофейни и вежливо приподнял шляпу.

- Здравствуйте, господин почтальон. - Я вежливо кивнул и предложил неожиданному гостю присесть. За прошедшие с памятного торжественного обеда у посадника этот человек еще дважды находил меня в самых разнообразных местах… кроме верфи и училища разве что. Но это понятно. Там же особоканцеляристы на каждом углу, а ему с ними видеться совсем не с руки. И каждый раз он приносил очередное послание от Оттона Магнусовича. Не стал исключением и сегодняшний день.

Передав мне толстый конверт, почтальон тут же откланялся и мгновенно растворился в толпе гуляющих по парку людей… оставив с носом растерянно замершего на месте «топтуна», из тех, что с недавнего времени крутятся вокруг чуть ли не круглосуточно. Государь явно не желает оставлять своего опального подданного без присмотра. Бесит несказанно, но… деваться‑то все равно некуда. Терплю.

Письмо мне удалось прочесть только вечером, когда Лада уже спала. И на этот раз, к моему удивлению, автором послания оказался вовсе не герцог Лауэнбургский, а родственник его супруги, насколько мне известно, хоть и не состоящий на гражданской службе Нордвик Дан, но пользующийся большим влиянием в тех кругах. Если быть кратким, то сей достойный господин обиняками и намеками высказывал скромное пожелание видеть семью Старицких во владениях северных королей, причем не столько гостем, сколько полноправным членом нордвикского общества. Иначе говоря, меня начали склонять к эмиграции.

Отложив в сторону полное витиеватостей письмо, я вздохнул и потер виски. Боль от ментальных конструктов, так помогавших мне с написанием программ обучения для училища, вернулась неожиданно и…

Нельзя сказать, что мы с Ладой не предвидели возможности такого поворота в нашем вялом противостоянии с государем, но… слишком быстро, слишком рано появились эти намеки. И это не радовало.

Покосившись на валяющееся на столе письмо, я тряхнул головой и, плюнув на все, отправился в спальню, под бочок к жене. В конце концов, у нас с ней имеется не так много времени, чтобы терять его в бездарных попытках просчитать скорость, с которой будут разворачиваться дальнейшие события… А уж учитывая, что после открытия училища Лада и вовсе вернется с детьми в Хольмград, всякое желание заниматься делами пропадает напрочь. Успеется.

На открытие училища, первого сентября, собрался чуть ли не весь город. Был здесь и отряд Мстиславского, в новенькой форме курсантов, сшитой совсем не по здешним канонам. Костяк будущего полка выстроился шестью шеренгами на плацу. В черных, не стесняющих движений одеждах, в прыжковых ботинках и черных же беретах, пластуны смотрелись грозно… и празднично, за счет белоснежных шелковых шарфов, введенных в форму по настоянию офицеров отряда. За свой счет закупали, между прочим, да на весь личный состав, а не только для себя любимых…

Вообще, для того чтобы во время пошить эту форму, мне пришлось напрячь два самых больших ателье в Каменграде, на время исполнения заказа вынужденных отложить иную работу. Зато как горды были солдаты, степенно входившие в примерочные для очередной подгонки своих будущих мундиров. Еще бы! Этим они как будто в чем‑то приравнивались к офицерам, обязанным строить свои форменные костюмы за собственный счет. А солдатам даже платить не пришлось. Их мундиры были пошиты за счет училища…

Торжественная часть открытия, на которой уральский воевода лично вручил курсантам знаки различия первого курса и, положенные по уставу училища, бебуты в парадных, сияющих серебряным прибором ножнах, завершилась лишь через час, и офицеры, точнее, старшие подразделений, распустив своих подчиненных‑однокурсников, отправились изучать расположение. Знакомство нижних чинов с училищем и его службами было назначено на следующий день.

Вечером же, как и положено по здешним традициям, был дан торжественный ужин в главном зале училища, собравший не только, собственно, преподавателей и курсантов, но добрую сотню гостей, и в обилии мундиров немногочисленные гражданские растворились, словно сахар в чашке кофия.

- Господа! - Вставший со своего места за столом воевода, подняв фужер с вином, рявкнул так, что задрожали стекла высоких окон. Внимание окружающих тут же обратилось на старого вояку в блистающем золотым шитьем мундире, увешанном наградами так, что те, кажется, и пулю остановили бы. - Господа, сегодня на этом пиру в честь открытия нового военного училища было сказано много красивых и правильных слов. Много добрых пожеланий, поэтому я буду краток. Во славу русского оружия!

Ответом генералу стал скрип отодвигаемых кресел и дружный рев «ура», вырвавшийся из сотен глоток, перекрывший и скрежет мебели, и звон бокалов.

А на следующий день началась работа. Комплекс зданий училища ожил, и уже было трудно поверить, что каких‑то два‑три дня назад здесь царила тишина и покой. Курсанты знакомились со своим новым домом, шли на занятия и в спортгородок. Суета… но правильная.

Лада с детьми, напоследок взглянув на строящийся дом, уехали обратно в Хольмград, а я… я вновь погрузился в работу. Верфь, училище, дом… А в перерывах между делами была возня с «выходным костюмом» и помощь нашему главному инженеру, что неплохо отвлекало меня от тяжелых мыслей. До тех пор, пока одним холодным и дождливым октябрьским днем в дверь моего кабинета на верфи не постучал один хороший, но давно уже не добрый знакомый.

- Владимир Стоянович, вот уж сюрприз! - Поднявшись с кресла, я шагнул навстречу гостю.

- Не очень приятный, я полагаю, - сухо кивнув, ответил князь. - Здравствуйте, Виталий Родионович. Позволите присесть?

- Разумеется. Прошу. - Я обернулся к приоткрытой двери и окликнул своего секретаря: - Ратьша! Прими у его сиятельства пальто и шляпу. И подай кофию…

Отдав влетевшему в кабинет секретарю изрядно намокшую одежду, Телепнев опустился в кресло и, уперев руки в подлокотники, сплел пальцы в замок перед собой. Приняв такое знакомое положение, князь вздохнул и воззрился на меня с внимательностью энтомолога, увидевшего неизвестный прежде вид бабочки.

- Ваше сиятельство? - Я уселся в кресло напротив и вопросительно приподнял бровь. Но в этот момент Ратьша вкатил в кабинет столик с кофием и коньяком, и князь только молча качнул головой.

Поняв, что его присутствие нежелательно, секретарь моментально сориентировался и, оставив столик между нами, тут же слинял. Ну и правильно, по чашкам мы кофий и сами разольем, руки пока не отсохли. А что подслушает… так природа их «секретарско‑референтская» такая, тут хоть весь кабинет постоянными наговорами обвешай, секретарь все равно в курсе дел будет. Как? А черт его знает.

Пока я звенел посудой, Телепнев молча дожидался, когда Ратьша закроет за собой дверь кабинета.

- Виталий Родионович, что же вы натворили, а? - тихо начал князь. Вот только за его мнимым спокойствием, я ясно ощущал целый океан неприязни. Пусть и не направленное конкретно на меня, это чувство, испытываемое моим бывшим начальником, изрядно выбивало из колеи и грозило вот‑вот выплеснуться на головы окружающих вулканическим извержением.

- А, собственно, что случилось? - Хм. Зря спросил, князь рванул не хуже Кракатау.

- Что случилось? Что случилось?! Вы еще спрашиваете?! - Чашки жалобно зазвенели, когда Телепнев, вскочив с кресла, случайно задел столик. Метаясь по кабинету, князь распалялся все больше и больше. - Письма… письма из Нордвик Дан! О чем вы думали, Виталий Родионович! Государю доложили, что вы получаете корреспонденцию из этой страны. Причем получаете тайно! Вы забыли про Зарубежную стражу?! Так вот, могу вас уверить, они о вас не забыли! Черт возьми, Старицкий… Каким местом… Пф‑ф.

Князь замер, прикрыл глаза и, несколько раз глубоко вздохнув, вновь взглянул на меня. Вот только теперь в его взгляде была только усталость и… жалость? Че‑ерт.

- Наши друзья из Стражи до сих пор не могут простить ваших эскапад на Руяне… А вы дали им такой замечательный повод… Вот и получите. Государь направил меня к вам с инспекцией. И не дай бог, я что‑то найду. Виталий Родионович, никакие наши прежние добрые отношения не помешают мне упрятать вас в подвалы канцелярии. Вы же помните наши подвалы?

Я помнил… Единственное место в стране, где воля дознавателя выше воли закона. Неприятное место.

- Значит, Зарубежная стража, да? - вздохнул я.

- О да, боярин Шолка нынче в фаворе, - устало опустившись в кресло, проговорил князь и, совсем неаристократично, одним глотком опустошив бокал с коньяком, уставился в окно. - Ох, и не завидую я вам, Виталий Родионович. Совсем не завидую.

- Хм. Я и сам себе не очень‑то завидую. - Пожал я плечами. - Но какой смысл об этом говорить? Так что, князь… займетесь инспекцией прямо сейчас?

- Подите к черту, кня‑азь. - Скривился Телепнев, и я закаменел. В следующую секунду вокруг нас вспыхнул синим куполом самый мощный наговор тишины, какой я знал. Владимир Стоянович хмыкнул, но заметив мой взгляд, придержал свои комментарии при себе. И правильно…

- Это была ваша идея. - Это я уже не сказал. Выплюнул прямо в лицо дернувшемуся главе Особой канцелярии. - Вашей камарильи! Назвать по именам, кто придумал эту красивую и элегантную интригу?!

- Но вы согласились. - Телепнев понял, что перегнул палку, но молча проглотить обвинение не мог.

- Согласился?! Да меня просто поставили перед фактом! Бросили в воду, и плыви, карасик, до первой щуки. Осмелюсь напомнить, что в тот момент я находился как раз на том самом Руяне, и меня вообще никто не спрашивал, хочу ли я участвовать в этом бреде сумасшедшего.

- Все‑все, Виталий Родионович. Извините. Я вспылил, вы вспылили… - поморщился князь. - Лучше проводите меня до гостиницы. Есть же в этом чертовом городишке хоть один пристойный отель?!

- Есть, и не один. - Вздохнул я. - Едемте.