Кикимору вызывали?

Глава 34

Градоначальника разбудили посреди ночи встревоженные стражники: дофин приехал! Корабль его высочества встал на якорь недалеко от входа в бухту Овьедо, готовый торжественно причалить на рассвете.

Дон Альфредо нарочито глубоко и печально вздохнул, осторожно поднялся с постели и приказал подать кофе.

– И побольше! Со специями! А лучше карахильо[3] несите, лентяи!

Сбросив на пол ночной колпак, де Кантелли принялся одеваться. Спина все еще ныла и стреляла болью при резких движениях, а бинты мешались, но разве такие мелочи, как отравленные раны, остановят Фредди-Усача? Правда, любимая жена попыталась его притормозить. Явилась в одном капоте поверх ночной сорочки, встала поперек дверного проема и заставила сначала показать раны доктору и закинуть в желудок что-то помимо двух чашек кофе с ромом.

Доктор раны перевязал и велел подать дону суп. Кряхтя и ругаясь, дон Альфредо выпил чашку супа через край и, как ни странно, почувствовал себя лучше! Чмокнув супругу в щеку, он помчался в ратушу – казнить и миловать.

Несмотря на интенсивные приготовления на протяжении последнего месяца и вялые – на протяжении последних полугода, этой ночью в порту и на центральных улицах города все же царила суматоха и лёгкая паника: начальники всех мастей судорожно проверяли, а подчиненные столь же судорожно осуществляли последние приготовления наподобие обустройства гостевых спален, протирания пыли с парадных экипажей и стряпания торжественного завтрака и обеда.

Когда солнечный диск оторвался от линии горизонта, и сумерки уверенно превратились в ясное солнечное утро, франконский фрегат неторопливо снялся с якоря и двинулся к докам. У причала собралась немаленькая толпа из представительных лиц, носильщиков, стражников и просто зевак.

Неспешно отдали якорь, матросы бросили сходни и выстроились в ряд, провожая сиятельных гостей.

Его Высочество Людовик принц Франконский неспешно вышел на палубу. Остановился, дожидаясь свиту, и, неторопливо прошагав по качающимся сходням, ступил на гишпанскую землю.

Облегчение от возможности стоять на ровной, не шатающейся и не скрипящей поверхности уравнивалось легким отвращением к этому зачуханному городку. Редко двухэтажные, в основной своей массе одноэтажные каменные домики, крытые пестрой черепицей, по цвету отличающейся не то что на разных улицах – на разных концах одной и той же крыши! Деревянные пыльные склады, небрежно побеленные для защиты от насекомых и болезней. Простолюдины, одетые в непривычную глазу принца одежду. И, разумеется, вездесущая и неистребимая мошкара!

Людовик натянул на лицо старательно отработанную при дворе улыбку и принялся при помощи переводчика обмениваться формальными приветствиями и не столь формальными любезностями с градоначальником, главой порта, епископом и – по какой-то причине – начальником местного тайного сыска. Они что, решили представить будущему королю Франконии каждую хромую собаку этого города?

Впрочем, засунув куда поглубже раздражение и усталость, Людовик признавал: начальство в Овьедо составляли серьезные и представительные люди. Куда более умудренные жизненным опытом, чем можно было бы ожидать, судя по явно боевым шрамам на не скрываемых одеждой частях рук и лица, военной выправке и хитрому прищуру темных глаз.

Принца вместе со свитой усадили в повозки и кабинки и провезли по главным улицам, демонстрируя жителям, словно какую-то экзотическую диковинку или чудотворную статую святого. Провели в дом де Кантелли, усадили за недурно украшенный стол, и торжественный приветственный завтрак начался. Вот тут-то настроение принца разом улучшилось, и улыбку более не приходилось изображать.

Салат из помидоров, сельдерея и апельсинов отлично сочетался с сангрией, хотя от соуса на оливковом масле пришлось вежливо отказаться. Следом последовала паэлья. Людовик было мысленно наморщил нос, поскольку за последние две недели наелся соленой и сушеной рыбы на год вперед, однако хитро приготовленный рис дополнялся свежими креветками, кальмарами и крабами, и оказался весьма недурен. Затем, конечно, на столе появился хамон, разнообразные колбасы, утиный паштет. На десерт подали марципановый «хлеб» с цукатами, каталонский крем, айвовый мармелад и чуррос.

Разомлевший и подобревший принц лениво потягивал сангрию, посматривая на представленных за столом дам и вполуха слушая размеренное бормотание переводчика, старающегося уловить важные моменты светской беседы. Его невеста должна была прибыть через неделю или две, в зависимости от погоды и непредвиденных неприятностей. До тех пор дофину оставалось знакомиться с городом и культурой Гишпании, прогуливаться по окрестностям и, может быть, немного подучить гишпанский.

Неподалеку от расслабившегося принца сидел Гастон. Бастард также находился в приподнятом настроении. Две недели безделья в этом захолустье! Да он запросто уговорит Людовика на какую-нибудь «безобидную шалость», которая обернется крахом репутации дофина или его преждевременной кончиной, смотря какой случай подвернется первым. А там можно будет послать магического вестника к отцу, и «убитый горем» король тут же признает бастарда и назначит его дофином, ведь младшие законные сыновья пока слишком малы! А потом… Младенцы так уязвимы… Они болеют от скисшего молока, легко простужаются и падают с коней… Будучи признанным наследником, Гастон не упустит своего шанса на Франконскую корону!

Сидящий на краю стола Марсель также был доволен. Две недели спокойной тихой жизни в свите дофина в качестве никому тут не нужного переписчика бумаг. А к тому моменту, когда инфанта все же прибудет в город, он уже будет полностью готов выполнить поручение дяди и расстроить свадьбу! Ах, наследство, ключ к счастливой и безмятежной жизни. Так близко, только руку протяни…