Каюр

Глава 13

Буран, так внезапно начавшийся в первую нашу ночёвку на леднике, не прекращается уже три дня, температура воздуха держится в пределах пять-десяти градусов, естественно со знаком минус. Довольно тепло, но идти практически невозможно, видимость почти нулевая, и из-за свежих и довольно рыхлых снежных наносов не видно трещин, которыми изобилует прибрежная часть ледника, порывы ветра иногда доходят до сотни километров в час. Из-за этого поставить задубевшие на морозе палатки становится настолько трудной задачей, что мы тратим на это не меньше часа, и в установке лагеря участвуют все члены группы. Даже нам с Ричардом, несмотря на то, что мы работаем во время перехода больше всех, и соответственно устаем мы больше, приходится помогать остальным, удерживая пытающийся вырваться из рук на свободу брезент.

Мы идём, точнее едва плетемся вдоль северо-западного побережья Гренландии, ведь склады продовольствия нужно закладывать как раз на берегах фьордов и заливов, из-за того, что основной маршрут экспедиции, которая начнётся в феврале, предполагается преодолеть частично по замерзшему льду, которого сейчас попросту ещё нет. Мы же вынуждены идти по леднику, да ещё в самой опасной его части. С каждым днем все участники похода понимают, что время для первого выхода выбрано крайне неудачно и закончится он может очень плачевно. Я уже дважды доставал Маньяка из ледяных провалов, и сам один раз едва не улетел вместе с ним, когда наст снега рухнул буквально у моих ног, Ричард тоже уже ни раз стоял на краю гибели. Во всем виноват буран… А ещё мы просто тупеем и теряем бдительность от холода, ведь как бы мы не кутались, снег проникает всюду! Едва выйдя утром из палатки, вскоре по шее и вдоль спины струится вода, холодная вода, которая пропитывает всю одежду! Спотыкаясь, ослепленные, полузадохшиеся, чуть не на четвереньках, мы идём вперед…

Третий дневной переход. Мы буквально проползли чуть больше пяти километров, и сейчас, потратив на обустройство лагеря больше четырёх часов, обессилено сидим в громыхающей на ветру как лист жести палатке. Примус мы не зажигаем, у нас горит только керосиновая лампа, единственный источник тепла и света в покрытом льдом брезентовом коконе. Если зажечь примус в нашем убежище, наша задубевшая от влаги и мороза одежда снова мгновенно станет мокрой, и тогда будет ещё холоднее чем сейчас. Для растопки снега, снаружи, из кусков брезента и перевернутых нарт изготовлена ветрозащита, где сейчас Эдвард и Сэсил растопив примусы, пытаются обеспечить всех нас водой. Пить хочется адски! Готовить горячую пищу в таких условиях невозможно, и свои порции пеммикана, шоколада и сухарей мы едим в сухомятку, и запить практически нечем.

Мохнатые мелкие кони, которых все называют попросту пони, плохо переносят буран, в отличии от моих собак. Они страдают от ветра и холода и быстро теряют силы, ведь в отличии от нас, они уже третьи сутки идут или стоят в этом снежном кошмаре не имея укрытия. Другое дело собаки.

Днем, когда мы пытаемся идти, они густо покрыты снегом и застывшим на шерсти льдом. Каждый час, когда мы останавливаемся, собакам приходится чистить глаза и лапы от этого льда, и тогда кажется, что псы, дрожащие на ветру, страдают едва ли не больше нас, но это только до привала… Получив свою порцию пеммикана и быстро его сожрав, они тут же ложатся, и через десяток минут их уже не видно! Засыпанные снегом, свернувшись калачиком, укрыв морды хвостами, они лежат в уютных и теплых норах, созданных теплом их тел.

Утром, когда я выхожу из палатки, снежные холмы, под которыми укрываются мои собаки, трескаются, и из них высовываются морды отдохнувших и заспанных псов, с комками снега на носу и над глазами. Из отдушин струится густой и теплый пар, пахнущий псиной. Они бодры и весело приветствуют меня! Собаки снова готовы служить своим тупым хозяевам, которые гонят их хрен знает куда!

— Надо поворачивать или переждать эту бурю, дальше так идти невозможно! — После недолгого молчания, я первым высказал Томасу мысль, которая наверняка крутилась у всех в голове. — День или два такого похода, и может случится трагедия, или я или Ричард в итоге найдем свою трещину, которая станет для нас могилой!

— Просто так бросить всё? — Томас грустно усмехнулся — Мы готовились к этой экспедиции целый год, а вы предлагаете повернуть обратно?

— Да! — Я не выдержал — Да, повернуть! Знаешь ли Томас, мне ещё хочется немного пожить! Мы вышли в сентябре, льда в заливах и фьордах еще нет, а где он стоит, он слишком тонкий. Вы с Соверсом должны были учесть аномально теплое лето! Нужно выходить позже, когда лед станет, а насты между трещинами замерзнут настолько, что смогут выдерживать людей и нарты! Мы как бараны прёмся по только начавшему замерзать леднику, и при этом все уже понимают, что мы делаем большую глупость! Кони скоро сдохнут, не дойдя даже до первой точки закладки складов, и тогда мы останемся тут с неподъёмными санями, которые придётся попросту бросить, потому что собаки и мы их не потянем. Вот тогда всем планам экспедиции точно придёт конец. До февраля ещё много времени, я предлагаю вернутся, подготовится полутуше, и выйти снова через месяц.

— Это всё? — Томас смотрел на меня исподлобья.

— Нет, не всё — Я уже немного успокоился — Нужно проложить другой маршрут. Идти надо по льду вдоль побережья, выходя на ледник только если на пути нам попадутся торосы, полыньи или подвижные льды. Так мы сможем передвигаться быстрее, сможем картографировать местность и охотится. В глубине ледника зверей мы не встретим, они все держатся на побережье. Охота позволит нам нормально питаться и использовать жировую печь, экономя керосин, а ещё даст нам запас продовольствия и топлива, на случай задержки в пути из-за непогоды.

— Кто ещё так думает? — Томас обратился ко всем, набившимся в палатку как селёдка в бочку, полярникам.

— Я согласен с Сидором! — Первым меня поддержал Ричард — Я всегда считал себя сильным и выносливым, но сейчас я чувствую, что ещё немного и я просто свалюсь. Я не боюсь трудностей, но так рисковать попросту глупо. Нужно вернутся и выходить позже!

— Снаряжение наше никуда не годится, особенно палатки и лыжи — Вторым выступил Мэйсон — Палатки нужно перешить, как предлагал Сидор, да и лыжные крепления нужно переделать на манер тех, что он сделал себе. И насчёт лошадей он полностью прав, не дойдут они…

— Надо поворачивать мистер О’Нил — Тяжело вздохнул Чарли — Я тоже хотел бы продолжить поход, но аргументы, приведенные мистером Волковым очень убедительны.

— Так может мистер Волков сам будет руководить экспедицией, если он так умело критикует наши с мистером Соверсом действия и планы? — Томас сейчас неотрывно смотрел только на меня, в его взгляде я видел ревность и злость — И снаряжение у нас не то, и идём мы не тем маршрутом и не в то время! Наша цель не только картографирование побережья, но и поиск проливов!

— Я думаю, что, пролив эта такая штука, что по любому с морями и всякими там океанами соприкасается, где его искать, как не на побережье? — Злость Томаса снова вывела меня из себя — Уж как ни будь мы их не пропустим, если вдоль берега идти будем! Херли мы прёмся на ледник, если этот самый ледник легко пролив может полностью закрывать⁈ Пройдем поверху и даже не заметим! А экспедиция ваша мне в хер не уперлась, дождусь окончания зимы и прибытия кораблей, и свалю нахер отсюда, делайте что хотите! Я согласен отработать свой контракт, но не ценой собственной жизни!

— Испугался? — Томас презрительно рассмеялся.

— Ничего не боится только полный дебил или неадекватный наркоман! — Я вернул доктору ехидную ухмылку, тонко намекнув ему, что в качестве лекарства от снежной слепоты, Томас уже с начала похода использует капли кокаина, которые закапывает себе в глаза с завидной регулярностью, а вчера вколол себе морфий, когда всего лишь слегка подвернул ногу.

— Парни, хватит ругаться! — в наш спор поспешил вмешаться Льюис — Мистер Томас, после болезни мистера Соверса, Волков остался единственным человеком, который имеет хоть какой-то опыт зимних походов, всё же он живет в России, а там суровый климат, я думаю нужно прислушаться к его словам. Никто не оспаривает ваше право руководить экспедицией, но я всё же считаю, что вам стоило бы учитывать мнение специалистов. Я тоже за то, чтобы вернутся и подготовится к новому выходу получше.

— Нет! — Томас упрямо сжал губы — Мы продолжим поход, по ранее намеченному плану! Я согласен сделать дневку или даже две, чтобы переждать буран, но путь мы продолжим! Сейчас мы все выйдем, и построим укрытие от ветра для лошадей. Мистер Мэйсон, их надо укрыть хотя бы какими-то попонами, придумайте что можно сделать. Палатки тоже нужно обложить снегом, чтобы было возможно их нагреть и просушить одежду. Всем заняться ремонтом снаряжения! Как только ветер утихнет, выдвигаться будем немедленно!

— Идиот… — Тихо прошептал я, качая головой.

Похоже Томас, который так лихо перехватил управление экспедицией у Соверса, боится. Боится не справится, и потому тупо следует всем тем планам и графикам, которые в своё время составил Соверс. Не учитывает доктор только одного — самого Севера, который сам решает, каким планам суждено реализоваться. Да и знаний у всех этих молодых мужиков, что сейчас сидят в палатке, кот наплакал. У нас в команде несколько метеорологов, но ни один из них не смог предсказать снежную бурю, которая началась буквально в первый же день похода! Я конечно в этом не секу, но для чего им, мать их, такой прибор как барометр⁈ Даже я им пользоваться умею! А кстати, что там приборы то показывают? Мы три дня тупо ползём вперед, и за это время ни разу не вели наблюдений!

— Мэйсон, ты смотрел показания барометров? — Я толкнул локтем плотно прижавшегося ко мне метеоролога. — Что там с давлением?

— Черт! Я сейчас посмотрю! — Мейсон густо покраснел, и ринулся на выход из палатки.

— Вот… и кто это контролировать должен? Каюры? — Я снова с усмешкой посмотрел на Томаса, и кивком головы показал на выход из палатки, за которым скрылся Мэйсон — Научная группа превратилась в бурлаков, и к привалу от усталости даже про свои обязанности забывает. Главный метеоролог в конюха переквалифицировался. Даже вы, доктор, уже два дня не ведёте путевой журнал. Мы тут спорим из-за бурана, а нам и надо-то, что тупо посмотреть на циферблат барометра!

— В этом выходе у нас нет научных задач! — Томас тоже стал красный как спелый помидор, от возмущения его губы аж дрожать начали — Наша задача заложить склады! Дневники и журналы мы все заполним на днёвке, и вообще, за два дня не было ничего такого, что заслуживало бы упоминание на бумаге!

— Ну да, ничего такого конечно — Сделав серьезное лицо, кивнул я — Кроме состояния льда, изменений температуры и направления ветра, и того, что два каюра-разведчика едва не погибли. А ещё, если бы Мэйсон каждый день измерял атмосферное давление, и составлял график, мы бы знали, когда этот чертов буран закончится! А так да, ничего достойного упоминания на бумаге не было, так, мелочи! Томас, давай не будем ругаться и спорить, а просто признаем, что всем нам ещё учится и учится, и этот поход — это отличный опыт. Пусть на своих ошибках, но мы многое поняли и знаем, на что теперь надо обратить внимание и исправить. Вот чего ты надулся как воздушный шар? Лопнешь сейчас. Я тебе не враг, а то, что я тебе говорю, у всех в голове крутится, просто они почему-то это высказывать не хотят. Чарли, вот ты чего молчишь⁈ Вы тут себя все очень умными и всё знающими считаете, а на самом деле тут собрались одни пацаны, которые ещё жизни не видели. Надо гордость в жопу засунуть, ради общего дела, и для того чтобы живыми остаться!

— Семьсот два! — Договорить мне не дал Мэйсон, который как медведь в берлогу, ввалился в палатку расталкивая всех вокруг. В руках у Мэйсона был ртутный барометр.

— Сто сорок четыре! — Моё плохое настроение и злость теперь обрушились на метеоролога.

— Что сто сорок четыре? — Мэйсон растеряно и удивленно уставился на меня.

— А что, твою мать, семьсот два⁈ — Взорвался я — Мы что, шифрами тут разговаривать будем⁈ Нормально можешь объяснить⁈

— Семьсот два миллиметра ртутного столба. Очень низкое давление. Нормальное должно быть семьсот шестьдесят. Нужно конечно наблюдать в динамике, но буран явно быстро не закончится. В двенадцать ночи и в четыре утра снова проведу замеры, если существенных изменений не будет, то мы тут надолго.

В палатке повисло тягостное молчание. Даже Томас больше на возмущался, а тупо и бессмысленно смотрел в полотно обледенелой палатки. Я обвел всех присутствующих взглядом. На лицах растерянность.

— Будем тут пережидать хрен знает сколько, или всё же прислушаемся к голосу разума, и потопаем назад, пока не далеко ушли? На нашем переходе вы ставили вешки, и, если их не замело, вернутся мы сможем гораздо быстрее, чем шли сюда, не надо будет тратить время на разведку. — Нарушил я затянувшееся молчание — Томас, давай уже смотреть правде в глаза, этот поход закончился!

— Я… — Томас очнулся от своих мыслей, и перевел на меня свой взгляд, такой же растерянный, как и у остальных — Я не знаю, что делать! Будем решать завтра, когда будут данные по изменению давления. Мэйсон, делай замеры каждые два часа!

Укрытие для лошадей мы всё же построили. Ну как укрытие? Снежная стена, которая слегка прикрывала их от ветра, и грозящая к утру превратится в огромный сугроб, так как ещё во время строительства её уже начало сильно заметать. Лошадей дополнительно укрыл чехлами, снятыми с нарт и саней. Так себе защита от непогоды конечно, но это лучше, чем ничего.

Несмотря на усталость, у полярников как будто открылось второе дыхание. Наблюдения Мэйсона, уже через четыре часа показали, что атмосферное давление не сильно, но продолжает понижаться, а это говорило о том, что буран будет хотя и незначительно, но усиливаться, и будет очень затяжным. Казалось бы, это должно всех расстраивать, но всё было наоборот, никто не сомневался, что утром Томас даст команду поворачивать в базовый лагерь. Я неоднократно замечал на себе одобрительные взгляды напарников, хотя никто вслух не выразил одобрение моих действий. Только Ричард, дружески хлопнул меня по плечу, когда мы с ним выползли из палатки, для постройки укрытия лошадям. С этим лыжником, который спас меня от расстрела, и с которым мы вместе несколько дней подряд рисковали своими жизнями, у меня начала складываться настоящая дружба.

Этой ночью похоже никто не спал. И это не от холода и сырости, а от ожиданий. Весь вечер Томас ни с кем не разговаривал. Он молча съел свою порцию пайка, и долго что-то писал в своем дневнике и журнале, после чего так же молча залез в свой спальный мешок и затих. Даже время отбоя и подъёма не было им названо, хотя это уже вошло в традицию. Впрочем, никто и не думал засиживаться допоздна, и спать все легли практически одновременно.

Разбудил нас Мэйсон. Метеоролог не спал вовсе, даже не ложился, он всю ночь следил за показаниями приборов. Но разбудил он нас не потому, что увидел что-то сверхъестественное, а для того, чтобы сообщить печальную новость. Одна из лошадей пала, не выдержав испытаний непогодой. Наша стена, сделанная из кусков прессованного снега, которую мы с такими усилиями возводили по приказу доктора и послужила причиной её гибели. Ветер поменялся, и снежный нанос, образующийся возле стены, погреб под собой бедное животное, от чего лошадь и задохнулась, не имея возможности выбраться из снежного плена и сорваться с привязи. Две остальные лошадки тоже выгладили так, как будто до гибели им остается один шаг.

— Возвращаемся. — После недолгого молчания, Томас наконец-то озвучил своё решение — Тушу лошади и часть припасов оставим здесь. Нужно установить гурий и шесты. Это будет первый наш склад. Потом решим, останется ли он тут до основного похода, или мы его перенесём в следующий наш выход. Мистер Волков, будьте вы прокляты, вы всегда оказываетесь правы!