Исход

VIII ЯРМАРКА ТЩЕСЛАВИЯ

— Пятьдесят отрядов, — сказал Эадор. — Ошибки быть не может. Пятьдесят отрядов, в каждом — от семидесяти до двухсот человек. И маг. Знаешь что? Это — люди дю Ритёра.

Эльф откинулся на кресле, попивая глинтвейн из кружки и испытующе разглядывая Буревестника. Они расположились в кабинете Аркана, в цитадели Бурдока на третьем этаже. Обстановка тут была самой скромной: сколоченный из грубых досок большой стол, кровать из того же материала, карта Империи и план Кесарии на стене, и кресла — старые, с лезущей из-под потертой кожаной обшивки ватой, но — удобные и добротные. Узкие окна пропускали мало света: часть проемов были заколочены из-за недостатка стекол.

— М-м-мать, — Рем хлопнул по столу ладонью. — Пять или семь тысяч головорезов! Лучшие воины Центральных и Западных провинций, а? И что мне теперь — Децима вызывать?.. Проклятье! Бодаться с дю Ритёром — это последнее, о чем я мечтал! Я-то думал он поддержит Антуана дю Массакра!

— Он не поддержит Антуана дю Массакра, Рем. Старый лис — настоящий оптимат, он будет воевать за Синедрион при любом раскладе. Взгляни — мои Птички выкрали один комплект бумаг… Ничего не напоминает?

Буревестник ухватил стопку документов и стал их перелистывать, глухо ругаясь под нос.

— Атталь! Ублюдочный монсеньор Атталь — вот кого это мне напоминает! Тут все как под копирку… Хотя, почему — как? Под копирку и есть, точно так же как и у сраного Атталя. Так что же — все подтверждается? Синедрион нанимает каких-то магических маргиналов для открытия порталов, потому что в ссоре с Башнями? И отряды дю Ритёра вокруг Кесарии, как раз на расстоянии предельной досягаемости этих самых порталов… На кой черт это ему? Одно дело — война, тут Ритёр любому фору даст. И другое — резня, в которой его людям придется принять участие, если этот чудовищный план будет реализован, — Аркан побарабанил пальцами по столу. — Но для нас это ровным счетом ничего не меняет. Мы будем делать то, что делали. Дю Ритёр, эльфы, все демоны ада или сам Феникс — плевать!

Эадор хмурился и шумно дышал носом. Его лицо раскраснелось. На лице тъялери отражалась сильная внутренняя борьба.

— У него эльфийка! — выпалил он и замолчал, как будто сказал что-то стыдное.

— Погоди, что? — бровь Аркана удивленно изогнулась.

— У старого лиса дю Ритёра — любовница из Туринн-Таурских эльфов, — сквозь зубы процедил обычно сдержанный маэстру Нилэндэйл. — Представь себе, на какое унижение пошли ванъяр, только бы заполучить вояку себе?

— Потрясающе, — Рем запустил себе пальцы в волосы. — Они подкладывают эльфиек под оптиматских военачальников. Теперь Фрагонар скажет, что я точно — псих и пошлет меня к черту. Рептилии в канализации, летающие над городом горгульи, черный человек…

— Кстати! Ты зачем парня в клетку посадил? Ничего сверхъестественного в нем нет, кроме сверхъестественной вони и удивительной способности к сквернословию! Обычный человек.

— Человек… Свинокрад и курощуп! Воровал у гномов поросят и каплунов! Его поймали и искупали в дегте и вываляли в перьях кхазады из Гетто, и он сбежал на популярское кладбище, где подъедал конфеты и пил водку из рюмок! Есть такая странная традиция, конфеты на могильные плиты класть, представляешь? Так мало того — этот дурень взялся подвывать и выпрыгивать из темных уголков, пугая посетителей кладбища! — на напряженном до этих пор лице Аркана появилась дурацкая улыбка. — Представь себе удивление этого проходимца, когда по его душу явилась дюжина зверобоев во главе с братом Мартеллом и Сухарем!

— Что-о-о? — эльф недоверчиво посмотрел на Аркана. — То есть, Черный Человек — главная городская страшилка, просто проходимец?

— Я не знаю, водится ли в местных некрополях кто-то другой, какой-нибудь очередной оживший эгрегор, подходящий под определение Черного Человека, но конкретно этот — просто проходимец, — кивнул герцог Аскеронский. — Зато остальное — очень непросто. Можешь полюбоваться: за воротами, вокруг клетки с этим придурком, на пиках -головы горгулий. А еще — прибитый к стене Спрут, пусть и сильно изрубленный. И шкуры рептилий на рамках растянуты… Кстати — может скажешь, что за они? Странные существа.

— Похожи на кайманов с дальнего Юга, но непропорционально сложены, с явным влиянием скверны… Я уже насмотрелся вдоволь на эту твою кунсткамеру под открытым небом, но так и не понял — зачем эта демонстрация, Рем? Чего ты добиваешься? — прищурился эльф.

— Местные дворяне и простолюдины… Они живут в счастливом неведении! — проговорил Аркан, снова просматривая документы. — И если я должен это исправить, что ж — значит, так тому и быть.

Некоторое время они сидели молча, и герцог Аскеронский разглядывал карту на стене. Его лицо становилось все более мрачным.

— Я кое о чем попрошу тебя, Эадор… Тебя и твои Черных Птиц. И не знаю — смогу ли рассчитаться за это, — он глубоко вздохнул.

— Не тяни, Аркан. Говори. Мы сделаем, что потребуется, — эльф снова вернулся в свое прежнее невозмутимое состояние.

— Итак — главное. Я хочу, чтобы вы нападали на людей дю Ритёра. Поджигайте постоялые дворы, убивайте гонцов, обстреливайте полевые лагеря… Они должны увидеть, что вы — эльфы! — он явно нервничал, вглядываясь в лицо Эадора Нилэндэйла.

— И чем сильнее мы будем походить на Туринн-Таурцев — тем лучше, айе? — Эадор понимал все с полуслова. — Мало кто в Центральных провинциях слыхал про Доль Наяда, верно?

— Айе, друг мой… Айе! Я хочу, чтобы в судную ночь… Чтобы в тот момент, когда все начнется, эти люди видели врага в каждом встречном эльфе. Чтобы им было наплевать на все байки, которые станут травить Белые Братья… Это ведь не дремучие вилланы, а матерые волки! Им головы так просто не запудрить…

— Сделаем, — просто ответил Эадор. — Лле мерна аут фариен… Но это ведь не все, так?

— Мне нужен маэстру Цудечкис. Он служил у дю Ритёра и наверняка многое может о нем рассказать. Тактика, стратегия, излюбленные приемы… Вряд ли наш эскулап успеет прибыть сам, до дня выборов осталось всего несколько дней. Но вот подробное письмо — оно было бы не лишним. Я не могу обращаться к магам, сам понимаешь, а у вас есть способы…

— Есть, — кивнул тъялери. — И это сделаем. Что еще?

— Кроме провокатора и посыльного я попрошу тебя поработать пиратом, — Аркан встал со своего места, подошел к карте и ткнул пальцем в верховья Рубона. — Люди Гавора проведут Черных Птиц к коммерческим верфям Вермаленов, которые расположены здесь и здесь… Они же помогут справиться с управлением и довести корабли до назначенного места. А вот тут — тут располагаются посты феодальной речной стражи — Вайсвальдов и Роттерландов, у них тоже имеются суда. Но если увидите еще что-то — то знайте, ко дню выборов мне нужно будет столько лодок, барок, баркасов и галер, сколько вы сможете привести. Ниже Кесарии по течению сработают Скавр и капитан Долабелла. И я надеюсь, что мы будем готовы помочь всем, кто захочет, чтобы им помогли.

На вершине Золотого моста Аркан замер, слегка потянув за поводья. Его спутники также остановились, рассматривая открывшуюся их глазам панораму.

Весеннее солнце заливало яркими лучами омываемый темными водами Великого Рубона Мраморный остров — так по-другому называли Дворцовую сторону. Центральное место впечатляющего пейзажа занимало огромное, монументальное здание Императорской резиденции, выполненное в псевдоантичном стиле, с колоннадой, статуями первых Императоров и Основателей, и отдельно стоящими гигантскими ростральными колоннами, каждая из которых содержала в себе воссозданные по древним изображениям горельефы носовых и кормовых частей Четырех Ковчегов. Все оттенки мрамора были использованы для строительства величественного архитектурного комплекса: черные, красные и белые элементы органично дополняли друг друга. Дворец занимал практически весь остров, оставляя место только для выложенной все тем же мрамором набережной, двух симметрично расположенных парков и площади у моста.

Площадь была полна народу. Весь цвет оптиматского имперского дворянства уже собрался здесь: конечно, их предупредили в первую очередь, пораньше, чем еретиков-популяров или раскольников-ортодоксов. Пышные плюмажи, сверкающие латы, знамена и попоны — целое море людей и лошадей. Каждый владетель стремился показать свою значимость богатством и качеством лошадей, доспеха, оружия… Ограничение в пять спутников действовало исключительно на Дворцовую сторону: за пределами этого острова, у Золотого и Серебряного мостов, на Казенной и Церковной сторонах, сгрудилось множество вооруженных воинов, ожидающих своих сеньоров.

Партия популяров во главе с тимьянским прево Жаном Майларом и курфюрстом Людвигом Вермаленом, кажется, стремилась перещеголять оптиматов пышностью нарядов: богатство и удобство облачений они ставили выше, чем показную воинственность. Они медленно двигались по Серебряному мосту, с Казенной стороны, постепенно приближаясь к главному месту событий. Бархатные и парчовые одеяния, немыслимые головные уборы, меховые плащи, явно слишком жаркие для поздней весны, множество украшений, золотой и серебряной вышивки… Даже конская сбруя популяров сверкала самоцветами и переливалась жемчугами! Семеро принцепс электор от северо-восточного анклава сторонников Саймона Самромара держались вместе, их лошади шли едва ли не в ногу… Всем было понятно: популяры выступают единым фронтом.

Оптиматы этим похвастаться не могли. В их рядах явно наблюдался раскол: меньшая часть, на щитах и знаменах которой явно можно было увидеть гербы западного рыцарства, образовала четкое каре, в центре которого находился свитский одного из герцогов, даже не обладавший статусом принцепс электор — Антуан дю Массакр. Аркан поймал его взгляд даже среди сотен других, направленных на него и других ортодоксов.

Буревестник остановился не только для того, чтобы осмотреться: он пропускал кавалькаду единоверцев, по очереди раскланиваясь с каждым из них, и привставая для этого в стременах. Ему было отрадно видеть, что ортодоксы решили продемонстрировать верность традициям. Их кони, оружие, одежда и доспехи были подобраны так, будто Великие Семьи идут в дальний поход: добротные, не раз бывавшие в деле… Конечно, опытные воины и просто — люди бывалые прекрасно понимали, что боевое копье Корнелия Гасты или жеребец Люциана Фрагонара стоили целое состояние, но по сравнению с оптиматскими и популярскими доспехами и нарядами выглядели скромно. Точно так же, как охотничий сокол выглядел бы среди бойцовских петухов.

Аквила со своим огромным мечом у бедра и в голубом берете держался в аръергарде — вроде как и примыкая к Триумвирату, а вроде бы — особняком. Аркан повел коня вровень с южанином.

— Сегодня карты будут вскрыты, — сказал Вергилий Аквила. — Нам неизвестна судьба голосов многих гнилых местечек… Их не меньше дюжины в этот раз. Дюжина блуждающих виц — это создает неопределенность, верно? Да еще и не все принцепс электор явились на верификации… Монтрея нет! Гринцебаха нет! Выборы обещают быть очень интересными…

Спорить с этим утверждением у Буревестника не было никакого желания, тем более — он сам под кирасой держал семь комплектов виц и соответствующие документы… В том числе — Монтрея и кое-кого из этих самых гнилых местечек.

— Будет интересно, — сказал он. — Конечно, я за то, чтобы ортодоксы выступили единым фронтом, но, думаю, нам не стоит принимать очевидные скоропалительные решения. Вас Фрагонар охотнее послушает…

— То есть — держаться особняком? — Аквила цепко осматривал Дворцовую площадь, как будто готовился к сражению, оценивал поле битвы.

Аркан же молился лишь об одном — чтобы эта битва не началась прямо сейчас. Если он просчитался — и все случится во время верификации, то… То значит — Бог не на его стороне.

На площадь аскеронцы въехали последними — и на Церковной стороне ударили колокола, возвещая всей Империи — принцепс электор прибыли в Кесарию! Имперские выборы состоятся! Дворяне на площади разразились приветственными криками, на высокое крыльцо начали выходить члены Регентского совета — один за другим.

Буревестник смотрел на все это действо отстраненно. Регентский совет, серьезно? Дюжина стариков, некогда — первых лиц Империи, генералов, магов, священников, управленцев — спустя столько лет они наконец-то собрались провести выборы… Фабий Красивый, последний Император, в своем завещании указал ясно — Регентский совет выполняет свои функции до следующих выборов, которые необходимо провести со всей возможной скоростью!

Рем Тиберий Аркан, будущий герцог Аскеронский, будущий Командор ордена Зверобоя, будущий Буревестник родился в тот же месяц, когда умер император Фабий Красивый. Четверть века понадобилось Регентам, чтобы созвать выборы! И надеяться на то, что сделали они это из чувства искреннего патриотизма и желания возродить Империю было бы крайне опрометчиво. Аркан и не надеялся… Он готовился к худшему.

Вторым рядом — сразу за спинами Регентского совета — выстроилась череда иерархов Синедриона. В пурпурных мантиях, высоких митрах, с посохами — оптиматские первосвященники чувствовали себя истинными хозяевами положения.

— КЕСАРИЯ ПРИВЕТСТВУЕТ ВАС, ЛУЧШИЕ ЛЮДИ ИМПЕРИИ! — раздался голос герольда.

Взревели трубы, на фасадах зданий синхронно развернулись пурпурные полотнища, взлетели в воздух тысячи лепестков, закружившись над площадью. Тысячеголосый сводный хор кафедральных соборов столицы стоя у подножия дворцовой колоннады, запел старинный гимн «Тебя, Бога, хвалим», но…

Ортодоксы, которые решили прислушаться к совету Аркана и не присоединяться ни к одной из сформировавшихся партий, стали переглядываться. Слова были другие!

— Тебя, Феникса, хвалим

Тебя, хозяина, исповедуем.

Тебя, владыку вечного,

Вся земля величает, - гремел григорианский напев.

Ни одного слова про Бога, Творца миров, Владыку Света и Огня и подателя вечной жизни не было в этом страшном хорале. Кому молились кесарийские оптиматы? Именем кого они собирались благословлять выборы будущего Императора? Буревестник то хватался за эфес меча, то — начинал шептать строчки псалмов… Он не мог найти себе места здесь, на самой красивой и величественной площади самого грандиозного города в мире.

И вдруг на плечо ему легла рука в кожаной перчатке. Брат Мартелл — старый зилот, боевой капеллан ортодоксальных воинов церкви, был здесь — в составе свиты Аркана. Он надел шаперон и шапель, и кожаный доспех, и у бедра его был скимитар, такой же, как у Патрика, Скавра, Шарля и Луи.

— Они продали души дьяволу, — проговорил он. — И свои, и своей паствы.

Обернувшись и глянув в ясные глаза священника, Буревестник одними губами произнес:

— Повинны смерти.

И сразу сердце Аркана успокоилось. Решение принято. Жребий брошен. Он здесь — не участник этого фальшивого действа. Он и его люди — верные псы Господни в стае волков. Их главная цель которых — отделить зерна от плевел и спасти верных… И заблудших, но готовых снова встать на путь истинный. Остальные же… «Смерть грешников люта, и ненавидящие праведного прегрешат…» — так сказано в писании, и быть по сему!

Когда исковерканный гимн отзвучал — снова ударили колокола, и вдруг на всю Дворцовую сторону, на весь Мраморный остров легла гигантская тень — и каждый поднял голову к небесам. Там, среди темных облаков, парил чудовищно огромный крылатый силуэт… Восторженные, экзальтированные вопли оптиматских дворян болью отдались в висках Аркана. Он потер затянутой в перчатку ладонью лицо, а потом еще раз — с огромным удивлением! — взглянул вверх, на того, кого тысячи и миллионы людей считали воплощением Творца. На Феникса.

— Господь всемогущий! — хрипло проговорил он. — Это же химера!