Федор Годунов. Интервенция

Глава 5

3 апреля 1609 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.

— Идут! Ногаи идут!

Тревожная весть пронеслась по рядам изготовившихся к бою воинов, заставляя плотнее сомкнутся в строю. Стоящие впереди копейщики сомкнули деревянные полутораметровые щиты, ощетинились копьями в сторону показавшихся на другом конце поля всадников. Сзади замерли стрелки, приставив к ноге заряженные колесцовые мушкеты, вынули из подсумков гранаты гренадеры.

Моё маленькое, прижатое к Оке войско застыло, собираясь подороже продать наши жизни надвигающемуся врагу. Во всяком случае, я надеюсь, что ногаи считали именно так, потому как эта битва, несмотря на троекратное превосходство врага в численности, значительно больше была нужна мне, чем степнякам. Начни они по своему обыкновению кружить, избегая генерального сражения и через пару-тройку дней моё положение станет близко к катастрофическому.

А ведь всё так хорошо начиналось! После успешного, и, главное, быстрого взятия Тулы и Калуги, пленения Заруцкого, гибели ЛжеДмитрия II, мне показалось, что удача, по-прежнему, на моей стороне. Оставалось лишь дождаться появления, разбившего крымскую орду Джанибека, князя Скопина- Шуйского, убедиться, что Порохне удалось увести запорожское войско в сторону Крыма и можно было развернуться на Запад, бросив все силы на борьбу с главным врагом, польскими и литовскими отрядами. Вот только, всё, как обычно, пошло не так.

Первый звоночек прозвенел ещё до взятия Калуги. Задержка с возвращением конницы Подопригоры, с каждым часом беспокоила всё сильнее, заставляя с тревогой поглядывать на юго-восток в направлении Одоева. Но всё, что я смог в тот момент, это послать в ту сторону полутысячу казаков Юрия Беззубцева, дав задание, по возможности не вступая в бой, разведать что же случилось с отрядом Якима. Калуга была важней и дробить и дальше своё и так не очень большое войско, в предвидении возможного штурма города, я не мог.

— Эк их повалило! — протянул, всматриваясь во всё прибывающую вражескую конницу Никифор. — Если всей силой дружно навалятся, можем не сдюжить.

— Сдюжим, — отмахнулся от рынды Пожарский. Стратегию борьбы с кочевниками и место для сражения выбирал лично он. Я лишь слегка улучшил его план, подкинув ногайскому бию приманку, от которой тот просто не мог отказаться. — Лишь бы Малой со своими кирасирами не подвёл.

— Не подведёт, — заступился я за друга. — Главное, чтобы потом ногаи с этого поля вырваться не смогли. Гонятся за ними по всем окрестностям, у нас просто нет времени.

Я тяжело вздохнул, оглянувшись на собранных с соседних деревень мужиков, спешно сколачивающих плоты. То, что времени мало, я ещё перед началом похода понимал. Но вскачь оно понеслось, как ни странно, именно после взятия Калуги. Уже на следующий день в город прискакал гонец от Шеина, сообщив о появлении под Смоленском армии польского короля. Вестей от Колтовского пока не было, но можно было не сомневаться, что и у него под Псковом не купцы со своими товарами в ворота стучатся. Ходкевич на купца не сильно похож. И теперь оставалось гадать; удержит ли упрямство короля этих полководцев под стенами городов-крепостей или кто-то из гетманов сможет доказать Сигизмунду, что ни Смоленск, ни Псков быстро не взять и, не теряя времени, двинется дальше. И что-то мне подсказывает, что это движение будет не в сторону Москвы (тоже плохой вариант, отдающий под разграбление врагам центральные уезды моего государства, но при этом дающий мне время на то, чтобы разобраться со своими противниками на Юге), а сюда к Калуге, ставя мою армию на грань разгрома.

Но, неприятные новости на этом не закончились. Атаман Просовецкий, пытаясь спасти себе жизнь или, на худой конец, избежать мучительной казни, открыл мне причину, по которой ЛжеДмитрий с Заруцким, при приближении моей армии, остались в городе, решив сесть в осаду. Как раз в тот день, когда передо мной открыла дверь Тула, с ним прискакал гонец из-под Чернигова с известием о спешащем на помощь запорожском войске.

Нет. Здесь речь идёт не о казаках Запорожской Сечи. Удалась ли моя затея с попыткой натравить сечевиков на Крымское ханство или на Раде одержал верх Сагайдачный со своими сторонниками, мне до сих пор было неизвестно. Речь идёт о Его Королевской Милости Войске Запорожском состоящим из реестровых казаках, одним из которых когда-то был Подопригора. И всё бы ничего. В конце концов ещё год назад его численность согласно реестру не превышала четырёх тысяч легковооружённых воинов. Вот только Старший запорожского войска (самовольно присвоивший себе титул гетмана) Каленик Андриевич в своём послании сообщал самозванцу, что имеет под рукой сорокапятитысячную армию. Вполне реальная цифра, если учесть универсал Сигизмунда о наборе в реестр всех, кто имеет оружие и присоединится к походу на Московию. Конечно, боеспособность этакого войска была невысока, но сама численность, движущегося с юго-запада к Калуге войска, внушала уважение.

А затем ещё и Беззубцев из-под Одоева вернулся и ещё больше порадовал…

— А вот, похоже, и сам бий с мурзами подъехал, — прокомментировал появление небольшого отряда богато одетых степняков Шереметев. — Не соврал Юрка Беззубцев. Всё войско ногайское под Одоев пришло. И куда только князь Михаил смотрит?

— За татарами он смотрит, — пробурчал в ответ Пожарский. — Малыми заслонами ногаев было не остановить, а дробить свои силы, не разбив Джанибека, глупо.

«Глупо», — мысленно согласился я. — «И всё же при встрече я Скопину-Шуйскому по этому поводу выскажу. Пропустить в сторону Тулы тридцатитысячную ногайскую орду, подставляя тем самым меня под ещё один удар, это уже изменой попахивает! При Иване Грозном и за меньшее воевод казнили».

Подошедших к Одоеву полутысячный отряд ногаев был лишь авангардом. И примчавшийся на выручку горожанам Подопригора, неожиданно для себя наткнулся на огромное войско возглавляемое самим бием Баран Гази-бием. И, не сумев вырваться из капкана, Яким едва успел заскочить в город, сев в осаду вместе с горожанами. А я оказался перед диллемой, решая, в какую сторону броситься в первую очередь.

— Сейчас ударят, — прошептал Никифор, кусая от напряжения губы. — Вон первые отряды сближаться начали!

Ударят. Обязательно ударят. Ведь что видит перед собой ногайский бий? Вжавшееся в треугольник из Оки и впадающей в неё реки Упы войско урусов он видит. Семь тысяч спешившейся пехоты, тысячу жмущихся за их спинами к реке всадников, лихорадочно строившиеся плоты для переправы через Оку. Откуда бию знать, что это место было выбрано для сражения заранее и мы, «устрашившись» втрое превосходящего по численности врага, весь день целенаправленно «удирали» именно сюда? И разве можно позволить скрыться повелителю русичей теперь, когда он загнан в ловушку и нужно лишь протянуть руку, чтобы овладеть столь богатым трофеем? Немыслимо!

Собственно говоря, именно известие, что во главе появившегося под Одевым войска урусов стоит сам царь и заставило ногайского бия броситься за нами в погоню, забыв про почти взятый город. Сработала моя задумка. Вот только Беззубцева жалко. Не факт, что «предатель» сможет выжить, когда Баран Гази-бий поймёт, что его самого заманили в ловушку.

— Алга! Алга!

Перед ощетинившимся копьями строем закрутились всадники. Гулко забарабанили стрелы о щиты, раздались первые крики раненых.

— Бей!

Подчиняясь приказу, копейщики встали на колено, давая возможность уже изготовившимся к стрельбе стрелках, разрядить мушкеты. Полутысячный залп практически выкосил передние ряды всадников, собрав кровавую жатву. Растерянные крики, ржание раненых лошадей, вопли раненых. Град из стрел мгновенно сошёл на нет, иссякнув как вода в высохшем источнике. Всадники попятились, развернув коней прочь, но первая шеренга стрелков, сняв разряженные мушкеты с сошек уже отступила назад, открыв обзор для второй шеренги.

— Бей!

Второй залп опрокинул на землю ещё около сотни кочевников, превратив начавшееся было отступление в повальное бегство. Кочевники отхлынули, быстро ретировавшись к основным силам.

— Гляди-ка, не понравилось! — оскалился Никифор. — Думали наскоком взять, а оно вон как вышло.

— Как бы не передумал бий с нами сражаться, — озаботился Пожарский. — Ведь понял же, что стрелами издали нас забросать не получится. У нас всего несколько воинов задело, а в ответ мы этих самых лучников знатно проредили. А обойти нас реки не дадут. Тут только в лоб бить остаётся, надеясь быстро до нашего строя добраться и копейщиков опрокинуть. А тут ещё испанские козлы перед ними стоят. Я бы отступил.

— Этот не отступит, — обнадёжил я своего воеводу. — Ему жадность глаза застила. Уже размеры выкупа, что за меня получит, подсчитывает. Поэтому будет в наши щиты биться, пока рога не обломает. Не зря его Бараном кличут.

Баран Гази-бий моих надежд не обманул. Вдоль бурлящего на другом конце конского моря заметались на своих конях мурзы, сбивая разрозненные группы ногаев в единый кулак.

— Алга! Алга! — в едином порыве заорали тысячи глоток.

Вся многотысячная масса стронулась с места, быстро набирая ход. Я замер, не в силах отвести взгляд с жуткого, завораживающего зрелища. Казалось, что этот бесконечный поток стремительно приближающийся к жиденькому строю копейщиков невозможно остановить. Он просто снесёт всё на своём пути, не замечая препятствий. Страшно. И это в основном всего лишь лёгкая конница. Представляю, каково стоять в строю, когда на тебя несётся тяжёлая конница польских гусар.

— Ур! — вновь засвистели стрелы, стремительными росчерками закрыв половину небо.

— Бей! — громыхнул в ответ залп из мушкетов, ссаживая на землю скачущих впереди всадников. Но орда этой потери даже не заметила, втаптывая несчастный в траву десятками тысяч копыт.

— Бей!

Ещё несколько залпов, что успели сделать стрелки также не смогли остановить бешеный напор степняков. Щёлкнули в последний раз луки, взвились вверх сабли, грозя в следующий миг обрушится на головы урусов, зло заржали кони, скалясь по-волчьи на вскинутые острия пик.

И, в следующий миг, не добравшись до вожделенной цели буквально пару десятков метров, передние ряды всадников рухнули, срывая своими телами дёрн с выкопанных вдоль строя ям. И туда же, в образовавшуюся мешанину из конских и человеческих тел полетели десятки гранат, увеличивая кровавый сумбур.

Орда остановилась, потеряв разгон, но не отступила, подпираемая задними рядами, вновь двинулась вперёд, сметая козлы, навалилась на щиты, проламываясь сквозь стену из пик. Казалось, ещё немного и ногаи всё же вклинятся в наши ряды, буквально продавив строй и тогда уже начнётся безжалостная рубка в которой у моих пехотинцев не будет шансов на победу.

— Пора, — кивнул стоящему рядом трубачу Пожарский.

Тот протяжно затрубил, подавая сигнал. Тысяча рейтар Ефима тронула коней, забирая к левому флангу ещё держащему строй копейщиков, а у кромки видневшегося вдали леса выстроились в линию всадники. Кирасиры Тараско двинулись вперёд, набирая разгон.

— Как кличут? Кто таков? Не беглый ли случаем?

— Да какой же я беглый, Яков Митрофанович? — опешил рыжебородый стрелец в драном, сильно замусоленном стрелецком кафтане. — Аль не признал?

— Вот ещё! — взвился, зло сверкнув глазами, сухонький, пожилой подьячий, — Не хватало мне тут с ворами и душегубами знаться! Сказывай по делу, лихоимец, покуда плетей не получил! Мне что тут до вечера с вами возиться⁈

Косарь растерялся, не находя слов для ответа. Доля правды в словах подьячего была. Несколько сотен взятых в плен воинских людишек, служили Вору, а значит, по закону, и сами в том воровстве были виновны. И провозится десяток подьячих с писцами с этакой оравой, и впрямь, довольно долго.

Вот только не Якову его попрекать! Сам без малого три года в земской избе при самозванце просидел. А теперь вон оно как дело повернул!

— Странно, Яков Митрофанович, что ты с ворами знаться не хочешь, — нашёлся, наконец, с ответом стрелец. — С кем же тебе ещё знаться, коли и сам вор?

Сказал и тут же пожалел о своей запальчивости. Хоть и обидны были слова бывшего знакомца, с коим не раз за чаркой хмельного мёда вместе посидеть доводилось, а всё же лучше бы было промолчать. Потому как, Яков, вон, опять при власти оказался, а он на воровстве попался. Того и гляди на дыбу потащат!

— Ах ты, антихрист! Иуда! Вошь навозная! — взвился от ярости подьячий, потрясая козлиной бородкой и поливая отборными ругательствами незадачливого стрельца. — Да я тебя в порубе сгною! Хватайте его служивые! — развернулся он воинам присматривающим за арестантами. — Это закоренелый злодей! Верой и правдой самозванцу служил, а к истинному государю не мыслил! Тащите его в поруб к воеводе. Там быстро у этого душегуба до всей правды дознаются!

Двум дюжим стрелкам, потащившим его на правёж, Косарь даже не сопротивлялся. А толку в том? По всему видать, судьба у него такая, на плахе свою голову сложить. Сам на эту дорожку свернул, когда по своей дурости от службы Годунову отказался.

— Федька⁈ Косарь! Ты, что ли? Живой! Вы куда его ведёте, служивые?

Косарь поднял голову, вытаращился на дородного боярина в накинутой на дорогую броньку соболиной шубе, вытаращил глаза, силясь понять, откуда тот его знает.

— К тебе в поруб, Тимофей Михайлович, — почтительно ответил один из стрелков. — На него один из подьячих показал, что, это, мол, преданный Вору слуга.

— Тимофей? Кердыба⁈ — изумлённо выдохнул Фёдор, только теперь разглядев за богатой одеждой своего приятеля, с которым служил когда-то в городовых стрельцах в Ельце. — Ты как тут⁈

— Воевода я тут, — усмехнувшись, отрезал тот. — Фёдор Борисович за городом приглядеть оставил. Слуга, говоришь, — развернулся воевода к стрельцам, — Ладно, ступайте, — махнул он широченной ладонью служилым. — Сам измыслю, куда сего слугу определить.

Вскоре Косарь уже сидел за столом у воеводы, шустро орудуя ложкой над чугунком с наваристой кашей.

— Эк ты оголодал, Федька, — хмыкнул, с добродушной усмешкой наблюдая за бывшим товарищем воевода. — По всему видать, не баловал вас вор разносолами. Вон картохи ещё отведай, — придвинул он стрельцу миску с мятой картошкой. — То плод, что по приказу самого царя из-за моря привезли.

— Слышал, Тимофей Михайлович, — с готовностью потянулся к картохе Косарь. Назвать своего бывшего приятеля как раньше просто Тимошкой, ему даже в голову не пришло. — Слухи о ней давно ходят. Вкусно, — отправив ложку с картохой в рот, Фёдор покосился в сторону кувшина.

— То-то, что вкусно, — правильно истолковав взгляд гостя, Кердыба наполнил чарки мёдом. — Ну, выпьем за встречу, друже. Не думал я, что после того, как ты из-под Костромы ушёл, что ещё встретиться доведётся.

— И я не думал, — ещё больше помрачнел Косарь. — Как не сгинул до сх пор, сам удивляюсь. Несколько раз рядом со смертью прошёл. И самое обидное, ради чего? Я ведь уже в Туле в истинности объявившегося царя Дмитрия сомневаться начал. А после, когда под Орлом в его лагерь пришёл, в том ещё больше убедился. Людишки, что настоящего Дмитрия Ивановича в Москве видели, о том промеж себя шептали.

— Так чего не ушёл тогда он Вора? — прищурил глаза Кердыба.

— А куда я пойду, если я самому Годунову служить отказался и ратных людишек против него поднять пытался? — поднял Косарь глаза на воеводу. — Такое не прощается. За такое и дыбы мало. А с Вором за обман я уже здесь посчитался, — сжав кулаки, добавил Фёдор: — Это ведь я его, когда народишко поднялся, сабелькой полоснул.

— Ишь ты, покачал головой воевода. — Посчитался, значит, с Иудой за обман его. Ты только никому более о том не говори, — склонился он над столом. А то, государь шибко расстроился, что самозванца живым взять не получилось. Он его по всем городам в клетке хотел возить, людишкам показывать. Хотя, может и простит, — спрятал ухмылку в бороду Кердыба — Фёдор Борисович милостив. Вон даже Болотникова простил.

— Да, ну⁈ — не донёс чарку до губ Косарь. — Врёшь, Тимоха! — и тут же судорожно выдохнул, давясь словами: — Прости, боярин. Сам не ведаю, что говорю.

— Не боярин, а московский дворянин, — веско заявил воевода. — Но, если Бог даст, со временем и в бояре выйду. Фёдор Борисович за верную службу жалует и чинами не обходит. И ты бы, Федька, мог в дворяне выйти, кабы не дурость твоя!

— Чего уж теперь, — отвёл глаза Косарь и вновь потянулся к чарке. — Дело прошлое. Теперь уже ничего не поделаешь.

— Оно, может и так, а может и по-другому повернутся.

— О чём ты, Тимофей Михайлович?

— Болотникова государь, и вправду, помиловал. Тот в темнице у Васьки Шуйского сидел, а Фёдор Борисович его оттуда вынул да на Урал-камень воеводой отправил. Будет там Иван Исаевич руду железную промышлять да заводы ставить. Так вот, — продолжил свой рассказ воевода. — Повелел мне, государь, покуда тут в Калуге сижу, из ратных людишек, что мы в полон взяли, тех кто потолковее и вину свою осознал отобрать да в помощь Болотникову на Урал отправить. Ну, так что, Федька, готов под рукой Ивана Исаевича царю-батюшке послужить? Дело там шибко трудное предстоит, зато и награда немалая будет. Тут тебе и прощение, и дворянство выйти может.