Федор Годунов. Интервенция

Глава 1

7 марта 1609 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.

— Вот такие дела, — протянул я, до боли в пальцах сжав подлокотники кресла.

Ближники ответили молчанием, не сводя хмурых взглядов с Афанасия Власова, привезшего из Речи Посполитой худые вести. Вон, тот же Василий Грязной даже глаз прищурил, словно выискивая место, в которое, не справившемуся с заданием дьяку, ловчее ножом пырнуть! Не менее выразителен и Давыд Жеребцов. Но новоиспечённому боярину, только волю дай, и нож не понадобится. Он и так, совсем не напрягаясь, своими лапищами старику шею свернёт. Иван Годунов с Михаилом Скопином-Шуйским собственноручно прибить Афанасия, может и не мечтали, но с общей тенденцией, ведущей к суровому наказанию, в принципе, были согласны. И лишь дьяк Иван Семёнов тихонечко скрипел пером в уголке, ничем не выдавая своего отношения к происходящему. Но он непосредственно в совещании и не участвует, выполняя здесь обязанности моего секретаря.

Вот, собственно говоря, и весь мой Ближний совет, который я, начиная с января, начал регулярно собирать. Здесь только Колтовского, оставленного мной первым воеводой в Пскове да Подопригоры, отправленного с тайным заданием под Ростов, не хватает. Ну, и ещё Пожарского с Мининым в него собираюсь ввести. Просто первый до сих пор в Коломне сидит, пристально в сторону Ляпунова поглядывая (рязанский воевода хоть мою власть и признал, но при этом даже на коронацию, проведённую в феврале, так и не явился, отговариваясь подготовкой рязанских полков к отражению нашествия крымских татар), а второй мне на Волге нужен.

— Садись Афанасий Иванович, — кивнул я Власьеву на лавку, давая понять, назвав дьяка по отчеству, что опалы, на вернувшегося из Польши посла, не держу. — В том, что ляхов от войны с нами отговорить не смог, в том твоей вины нет. Эта задача заведомо непосильной была. Зато сведения, что ты о готовящемся вторжении собрать сумел, очень важны. А потому принимай под руку Посольский приказ. Там тебе всё ведомо. Там ты на своём месте будешь.

— Благодарствую, государь, — поклонился мне дьяк. — Живота своего, служа тебе, не пожалею.

Ну, вот и ещё один человек в Ближний совет вошёл. Будет у меня за внешнюю политику отвечать. А то, пока, в нём в сторону армии явный перекос наметился. Хотя, учитывая привезённые им вести, этот перекос на данный момент вполне закономерен.

— Как ворогов встречать будем? — спросил я, переведя взгляд с одного советника на другого. — Сила к нам идёт не малая. Если все вороги разом навалятся, можем и не сдюжить.

— А не могли тебя ляхи обмануть, Афанасий? — пригладил бороду рукой Иван Годунов. — Уж больно большое войско Сигизмунд собирает; две армии по тридцать и двадцать пять тысяч. Даже у Батория под Псковом поменьше было.

— Да говорю же, что в Польше, что в Литве вся шляхта зубами скрежещет да за сабли хватается! По всей Речи Посполитой сказки рассказывают, — дьяк зло покосился в сторону дворецкого, — как коварные московиты специально их со шведами лбами столкнули. Королю даже сейм собирать не пришлось; сами собрались и внеочередной сбор на войну по всей стране объявили. И это лишь то войско, на набор которого Сигизмунду дополнительно деньги выделены. Про кварцяное войско (две регулярные армии Речи Посполитой в Польше и Литве), армии магнатов и шляхту, что присоединится к походу по собственной воле, забывать не след.

— Яким тот поход по моему повелению свершил, — со вздохом признался я. — И благодаря ему, сейчас хоть шведов к нам в гости не нужно ждать. Вот только того, что шляхта так дружно вокруг Сигизмунда объединится, не ожидал. Они же своего короля терпеть не могут!

— Плохо, что среди бояр единства нет, — скривился Иван Годунов. — Вроде и притихли покуда, а шепчутся между собой. Крамолу против тебя, царь-батюшка замышляют. А тут ещё Филарет, перед тем как из Пскова сбежать, ещё ненародившегося младенца благословил и прилюдно его право на царство признал. Теперь Москву без пригляда не оставишь.

— Умерла бы Мария Шуйская и последыш бы не уродился, — буркнул в сторону Грязной.

— Хватит! — рявкнул я, теряя терпение.

За последние три месяца кто только ко мне с таким предложением не подходил. Причём не только свои. И среди враждебного мне боярства доброхотов хватало. Разве что Скопин-Шуйский, чувствуя нависшую опасность над бывшей царицей, за свою дальнюю родственницу попросил. Вот только не готов я, согласие на убийство ни в чём не повинной беременной женщины дать. Даже ставя под угрозу свою собственную жизнь, не готов. Не успел ещё оскотиниться до такой степени! Тем более, что, скорее всего, Мария Шуйская родит девочку, которая умрёт в младенчестве.

— Мне такой грех до конца жизни не отмолить! Михаил, — повернулся я к Скопину-Шуйскому. — Поедешь в Богородице-Рождественский монастырь и заберёшь бывшую царицу к себе. Пусть до родов в твоём доме живёт.

— Как прикажешь, государь, — повеселев, кивнул тот.

Ну, вот. Хоть какие-то дивиденты от моей слабохарактерности есть. После насильственной гибели жены Василия Шуйского, в моих отношениях с князем наверняка пробежала бы трещина. Теперь же я наоборот ещё больше привязываю талантливого полководца к себе. Ну, и заодно, посмотрю, как он себя в этой ситуации поведёт. Будет молодому князю последняя проверка.

— Тогда тебе, Фёдор Борисович, самому женится нужно, — вновь буркнул в сторону Грязной. — Власть за своим родом закрепить.

Ближники одобрительно загудели, тряся бородами. Даже Семёнов, убрав перо от бумаги, кивнул одобрительно.

Я затравленно заозирался по сторонам. Сговорились, ироды! А Грязного на первый план этаким тараном выпустили. Чтобы, значит, общее пожелание высказал.

— У шведского короля дочь на выданье, — тут же влез с предложением Власьев. — И приданное за ней богатое дают, и союз с Карлом против Сигизмунда заключить можно будет.

— Толку в том союзе! — начал горячится Жеребцов. — Свеям сейчас бы от датчан как-то отбиться! А супротив ляхов они теперь долго не пойдут. Крепко ими биты!

— Да какие свеи! — поднялся с лавки Иван Годунов. — У государя в Грузии невеста ещё его батюшкой сосватана. Вот к ним послов и пошлём.

— А ну, тихо! — вновь рявкнул я, прерывая начавшийся было спор. — Я вас сюда для чего созвал, бояре? На нас сразу пять армий в поход выступить собираются, а вы тут о том, на ком мне женится, спорить удумали! Нашли время!

— Самое время и есть, — не согласился со мной Грязной. Бывший опричник поднял глаза, впервые решившись в открытую мне перечить. — Нельзя тебе без наследника, Фёдор Борисович. Случится что, не дай того Господи, — истово перекрестился старик, — и всё дело наше прахом пойдёт. О правах на престол Васькиного последыша сразу вспомнят. Да и сама Мария, — покосился боярин в сторону Скопина-Шуйского, — постриг ещё не приняла. Все твои недруги вокруг неё сразу объединятся!

Возразить на это было нечего. Прав, Грязной. На мне тут всё завязано. И, в случае чего, сразу всё как карточный домик рассыпется. И большинству моих сподвижников потом несдобровать. Другое дело, если наследник будет. Тогда, опираясь на мою армию, тот же Грязной любую попытку переворота на корню задушит. Ну, почти любую.

Я бросил озабоченный взгляд в сторону Скопина-Шуйского.

Может зря я бывшую царицу под опеку к князю отправил? Если всё же родится мальчик, соблазн стать при нём на долгие годы регентом очень велик. А популярность Скопина-Шуйского после каждого победоносного сражения будет только расти. Так зачем в искушение вводить? Как бы мне эта проверка боком не вышла!

Да и самому пора завязывать с редкими походами по вдовушкам. Организм своё всё настойчивее требует. Только если уж жениться, то по собственному выбору. А то привезут из-за моря кракозябру какую-нибудь и в сторону уже не вильнёшь. Политика, чтоб её!

— Хорошо, — хлопнул я рукой по подлокотнику. — Раз для дела нужно, будь по вашему. Но ни к Катарине шведской, ни к какой-либо другой западной принцессе я свататься не буду. Сами же меня торопите, а там переговоры о принятии принцессой православия, на годы растянуться могут. Грузинская невеста пусть тоже лесом идёт.

— Каким лесом, государь? — выпучил глаза дворецкий.

— Кавказским! — отрезал я. — Я, видите ли, ничего не забыл и помню, как в Картли Ивана Чемоданова встретили. Васятка рассказал.

— То, правильно, царь-батюшка, — сразу оживился Власьев. — С картлинский царём породниться; с Персией всерьёз поссоримся! А мы только с ней торговлю вновь наладить собрались.

— Верно, — кивнул я дьяку. Если всё по плану идёт, то уже в этом году первые корабли на Каспий спустить должны. Уже и экипажи из поморов набраны. — Поэтому, если и жениться, то здесь себе невесту выбрать, как на Руси со времён великого князя Василия III заведено. Иван Иванович, — кивнул я Годунову. — Объяви смотр невест. Пусть к осени в Москву съезжаются. Если удастся ворогов одолеть, выберу себе суженую, а нет, так хуже не будет.

— Сделаю, государь, — встав, поклонился мне дворецкий.

— Вот, — окинул я взглядом своих ближников. — А теперь давайте думать, как ворогов, что к нам с войском идут, встречать будем.

— А что тут думать, государь? — азартно прищурился Жеребцов. — Главная опасность к нам с Запада идёт. Вот против польского короля нужно всей силой и выступить. Сначала одно войско разбить, затем к другому развернуться.

— А если они успеют соединиться? — поинтересовался Грязной. — Тогда как? Против такой силищи мы можем и не сдюжить.

— Если быстро всё сделаем, не успеют, — хищно оскалился Жеребцов.

— Тут хуже может быть, — оживился Скопин-Шуйский. Разговоры о моей женитьбе, князя явно не заинтересовали. То ли дело, планы военной компании обсудить. — Как бы они наше войско с двух сторон не зажали.

«Эти могут зажать», — мысленно согласился я с князем. — «Что Жолкевский, что Ходкевич полководцы талантливые. Тут вся надежда на Сигизмунда остаётся. Умеет человек любое хорошее начинание испохабить. Два трона для себя и сына в Швеции и Русском царстве просрал, основы для будущего развала Речи Посполитой заложил и даже победу над рокошем Зебжидовского себе во вред повернуть смог. Чем-то он мне недавно казнённого князя Дмитрия Шуйского напоминает. Своими талантами, наверное».

— Это как?

— Встанет тот же Жолкевский в удобном месте напротив нашего войска и будет ждать. Сами пойдём в атаку, под удар гусарии попадём, начнём отступать, он следом двинется. А там уже к нему на подмогу Ходкевич спешит да всё с другой стороны к нашему войску выйти норовит. И тоже сразу в бой не лезет. Так и будут наши силы понемногу раздёргивать, покуда мы сами в атаку не кинемся.

— Как собаки медведя, — хмыкнул в усы Грязной.

— Только тут каждая собака по силе медведю не уступит, — с горечью заметил я.

— Не нужно забывать о трёх армиях, что с Юга нам придут, — решил напомнить Скопин-Шуйский. — Ляпунову с Пожарским против такой силы не выстоять. Придётся в осаду садиться. И если татары и Вор к Москве пойдут, то Сагайдачный может на соединение с Сигизмундом отправиться.

— Вот тебе и третья собака, — констатировал Грязной.

— Запорожцы, возможно, не придут.

— Как это, государь? — не понял меня Жеребцов.

— Порохня, — напомнил я ближникам о покинувшем нас атамане. — Я его на Сечь с богатой казной отправил. Он обещал попытаться Бородавку обратно в кошевые вернуть и сечевиков на поход в Крым уговорить. Там, после ухода в набег орды Джанибека, воинов мало останется. До самого Бахчи-Сарая дойти можно.

— Так тогда и царевич, как только о запорожцах услышит, обратно в Крым развернётся, — радостно оскалился Иван Годунов. — Когда свой дом в огне, о чужом добре не думаешь.

Мои ближники приободрились, заметно повеселев. В чернильной тьме охватившей их безнадёги появился первый просвет.

— С Джанибеком придётся сразиться, — немного остудил я их радость. — Пока до царевича весть из Крыма дойдёт, он много бед наделать успеет. Да и у Порохни может ничего не получится. Значит, так, — отрубил я, приняв решение. — Ты, князь, возьмёшь под свою руку всю поместную конницу, стрельцов, рязанцев и пойдёшь навстречу Орде. Верю, сможешь супостатов разгромить. Пусть потом их Ляпунов по всей степи гонит, а ты ко мне на соединение иди.

— Как прикажешь, государь, — поклонился Скопин-Шуйский.

— Ляпунову передай, пусть в плен никого не берёт. Все, до кого дотянется, в землю лечь должны. Чтобы помнили, стервятники, что на Руси им больше не рады. А мы с Жеребцовым и князем Пожарским на вора пойдём. Ты Давыд со своими стрельцами и ополчением, что на мой зов отозвалось, Тулу в осаду возьмёшь. Войска там немного будет, Вор всё что можно к Калуге стянет. Город не штурмуй, а всем, кто сдастся, прощение моим именем обещай.

— Сделаю, государь.

— А мы с князем Пожарским на Калугу пойдём, Вора имать. Ну, и запорожцев, если у Порохни ничего не получится, встретим. Туда к нам на соединение и идите. Василий Григорьевич, — оглянулся я на Грязного. — На тебе Москва. И за Шуйской во все глаза приглядывай. А то могут ребёнка и подменить. Только в этот раз мальчишку вместо девочки подложат. А ты, Иван Иванович, за боярами присматривай да Грязному во всём помогай.

— В моём доме не подменят, — насупился князь Михаил. — Матушке с женой строго-настрого за тем следить накажу. Но, коли мальчик родится, не обессудь, государь, скрывать не стану. Уж лучше тогда в монастыре её оставь.

— Родится мальчик, так тому и быть, — жёстко припечатал я, глядя князю в глаза. — Тебе на воспитание и отдам. Но если девочка, сам в том на Лобном месте перед народом поклянёшься. Уговор, князь?

— Уговор, — сглотнул тот, не отводя в сторону глаза.

Ну, вот и хорошо. Раз придушить Шуйскую у меня рука не поднимается, то лучшего видока, чем Скопин-Шуйский не найти. Ему москвичи поверят.

— А с ляхами как быть? — вспомнил о главной цели нашего совещания Жеребцов. — Они же всей силой на Москву навалятся, если мы с войском на Юг уйдём. На то у короля и расчёт. А могут и в спину нам ударить.

— Не должны, — усмехнулся я. — Я Шеину и Колтовскому велел к Сигизмунду гонцов послать. Дескать ждут его в с хлебом-солью. Вот пусть король лбом в стены Смоленска и Пскова и упрётся. Ему эти твердыни и за год не взять.

— А если не будет король те города осаждать?

— Будет, — криво улыбнулся я. — Сигизмунд он такой… Настойчивый. А тут ещё обидется, что воеводы его обманули. Его потом даже Жолкевский с Ходкевичем с места не свернут. Всё. С Богом, бояре. Готовьтесь к походу. Скоро выступаем. А ты, Афанасий Иванович задержись, — остановил я, начавшего подниматься вслед за другими Власьева. — Обсудим, что тебе, встав во главе приказа, сделать нужно будет.

— Готовь большое посольство, дьяк, — заявил я, едва закрылась дверь за моими ближниками.

— Далече, государь?

— Да по всей Европе поколесить придётся, — усмехнулся я и начал перечислять: — Швеция, Дания, Англия, Франция, затем итальянские Милан, флоренция и Венеция, и дальше, через имперские земли уже обратно вернутся.

— Эва как! — протянул глава посольского приказа. — Путь не близкий!

— Не близкий, — согласился я. — Задумал я, Афанасий Иванович, в этих странах постоянные посольства открыть. Чтобы жили людишки посольские там круглый год да в порядки местные вникали.

— То дело непростое, — поджал губы дьяк.

— Непростое, — согласился я с ним. — И дюже затратное. Нужно будет домину в каждом городе для жилья выкупить, деньгой для достойного проживания каждого посла с его людишками наделить. Они ведь мою особу перед местными правителями будут представлять. Но и польза с того будет немалая. Каждый посол со временем моими глазами в заморской стране станет. Обычаи чужестранные узнает, знакомствами обрастёт, обо всём, что в этой стране полезного для нас имеется, разузнает.

— Деньги одно, государь, — вздохнул Власьев. — Тут ещё вопрос, где столько людишек грамотных найти.

— На первый раз соберём, — жёстко заявил я. — А в дальнейшем обучать людишек будем. Первый посол сроком на три года на чужбину уедет. А через год к нему товарища пошлём, что два года при после всему учиться будет, а потом сам во главе посольства встанет. И так каждый год. А бывший посол, вернувшись со своими людишками, всё о нравах и обычаях той страны, где он службу нёс, уже здесь в посольской школе ученикам расскажет и обучит.

— Мудрено, — было видно, что Власьев моего энтузиазма не разделяет, но спорить не решается. — А кто в той школе будет обучаться?

— Недоросли дьяков и подъячих, — пожал я плечами. — Хочешь в посольском приказе служить, будь добр школу окончить и хотя бы один иностранный язык выучить. Но и из других сословий туда тоже принимать будут. Я тут недавно с патриархом долгую беседу имел, — вздохнул я, вспоминая тяжёлый разговор. — Теперь при каждом монастыре школы для крестьянских и посадский детей откроются. Грамоте и счёту всех желающих будут бесплатно обучать. Ну, и слову Божьему, куда же без него? Ну а тех, кто посметливей и к наукам тягу имеет, уже сюда в Москву будут отсылать. Я здесь университет и несколько школ при нём в следующим году открыть собираюсь.

— И патриарх разрешил⁈ — не смог сдержать удивления дьяк.

— С великой неохотой, — усмехнулся я. — Но университету в Москве быть! Так вот. У большого посольства ещё одна задача будет; учёных людишек для университета сюда переманить. Список кто мне нужен и где их искать, вон у Ивана, — кивнул я в сторону секретаря, — возьмёшь.

На следующий день прискакал Подопригора; озябший, уставший, злой.

— Что не так? — сразу насторожился я. — Что, не соблазнились на приманку воры?

— Соблазнились, — было видно, что Яким с трудом сдерживается, чтобы не выматериться. — Княгиню Зубатую ранили.

Я мысленно скривился, вспоминая всех чертей и святых угодников вместе взятых. Перед глазами сразу встал образ Яниса, укоризненно смотревшего мне в глаза.

Мда. Похоже, заигрался я в эти придворные игры. Людей за ними перестал замечать.

В Ростовский Богородице-Рождественский монастырь я отправил бывшую ЛжеМарину вовсе не для того, чтобы от людских глаз спрятать и позже тайно вместе с Янисом в Голландию переправить. Для этого вполне можно было и одноимённым женским монастырём в Москве обойтись. Тут бы и сама княгиня у меня под рукой была, и Янис меньше психовал. Особенно если учесть, что обещанный месяц на четыре растянулся. Но мне захотелось, в сложившейся ситуации, для себя дополнительные дивиденты получить. Вот и решил, перед отправкой за море, Елизавету в качестве наживки использовать.

Ростов был городом Романовых. Там у них имелись вотчины, оттуда плёл свои интриги Филарет, там повсюду были его люди. Не удивлюсь, если и Лизке из монастыря сбежать немножко помогли, собираясь задействовать в задуманной ростовским митрополитом интриге. И большинство этих людей остались в городе, прикрывая бегство опального иерарха. В тот раз я спустил ситуацию на тормозах, не став проводить розыск. Теперь пришло время выявить романовских доброхотов и провести чистку.

Вот я и подбросил им приманку в виде бывшей ЛжеМаринки, своим признанием сломавшей митрополиту всю игру. Ну, не мог Филарет своей марионетке такой измены простить! Никак не мог! Ясно же, что обязательно наказать захочет. Вот только как? Игуменья получила от меня строгий наказ, не оставляющий ни тени сомнения, что если с Елизаветой в монастыре хоть что-то случится, ни ей, ни всей обители несдобровать. И в то же время ей тонко намекнули, что пленница здесь ненадолго и её через пару-тройку месяцев увезут на пострижение в Тихвин.

И всё. Приманка готова. Оставалось только дождаться нападения на пристава со стрельцами, когда они с узницей из Ростова уедут. И, в этот момент, встретить псевдоразбойником со всем радушием, на которое только был способен Подопригора.

Встретили. И что я теперь Янису скажу?

— Сильно?

— Ножом бок зацепило, — поморщился воевода. — И зачем только из возка вылезла! Мы уже и порубили почти всех, старшого окружили да вязать собрались, а тут она. Так этот вор изловчился да засапожник бросил.

— Выживет?

— Не знаю. Крови много вытекло. Мы её перевязали и в Богоявленский монастырь отвезли, благо Углич совсем рядом был. Может монахини и выходят.

Я тяжело вздохнул, прикрыв рукой глаза. Яким затоптался рядом, виновато сопя.

— Вора хоть связали?

— Тут он. С собой привёз.

— Грязному отдай. Тот обо всём дознается. И это, — вновь вздохнул я. — Гонца в Тихвин к Литвинову пошли. В обитель я отпишу, чтобы к болящей его пропустили. Иди.

Хлопнула дверь и я, наконец, смог выматериться, зло ругаясь на себя.