И зовите меня Гудвин

Глава 4

Четыре

Прозвучавший за спиной рёв не напугал и не заставил впасть в ступор, лишь предупредил о приближении новой опасности. Пригнувшись, я крутанулся на месте, и в тот же миг из кустов вывалился невесть откуда взявшийся тут орк в приталенном пиджаке и зауженных брюках — быстрый, огромный, злой!

Яростно взревев, он взвился в воздух, и в прошлой жизни я бы легко увернулся от этого пусть и стремительного, но чересчур прямолинейного и очевидного рывка, сейчас же к подобному манёвру оказался никоим образом не готов. Сначала потратил драгоценное мгновение, дабы перебороть навязанное боевым ражем желание кинуться навстречу врагу, а затем попросту не успел вовремя сместить в сторону свои полтора центнера костей, мышц и связок.

Столкнулись! Сверкнуло! Орка откинуло прочь!

Меня перетряхнуло как после удара электрическим током, и с глаз разом сошла кровавая пелена, вернулась ясность мысли. Тогда-то и осознал, что орк по моим нынешним меркам никакой не огромный, что он ниже и меньше. Тоже лесостепной, только при этом далеко не столь мускулистый. Ещё и без клыков.

«Размотаю!» — решил я, и в этот миг глаза моего оппонента вспыхнули синевато-электрическим огнём! Его новый рывок оказался даже стремительней первого — за орком будто светящийся след остался! — и я не сумел встретить этот бросок ударом кастета, слишком поздно выпростав руку с ним из кармана спортивных штанов.

В сторону! Едва связки не порвал, но бросил тело вбок! Пальцы впавшего в боевую ярость орка промахнулись мимо шеи и соскользнули с плеча, едва не зацепив лямку майки. В развороте я ударил снизу вверх, но кулак с кастетом лишь впустую разрезал воздух, поскольку орк необычайно ловко отпрянул назад. Он тут же качнулся в сторону, уклоняясь от прямого в голову, который подобно предыдущему замаху получился слишком медленным и неакцентированным, а потом взревел почище драного берсерка и вновь прыгнул, намереваясь не то задушить меня, не то и вовсе без затей свернуть шею.

Хрена!

Я принял рывок на выставленное вперёд плечо, и разница в весе помогла не просто устоять на ногах, но и отбросить от себя противника. Подшаг, крюк — и на сей раз я воткнул кастет точнёхонько в солнечное сплетение. Голой физической мощью компенсировал огрехи техники, вот только обезумевший орк не сложился надвое, а вцепился в мою руку!

Вспышка разочарования сменилась приступом удушающей ярости, но я не поддался ей и не вошёл в клинч, а вместо этого заученным движением высвободил запястье из стальной хватки чужих пальцев. Получилось это неожиданно ловко, и я враз позабыл о боксе, который был для моего нового мозга столь же непривычен, как и арифметика, и стряхнул с пальцев кастет, а когда орк вновь ринулся в атаку, не стал ни встречать его прямым в челюсть, ни уворачиваться. Вместо этого отбил протянутую руку, вцепился в лацкан пиджака и ремень брюк и провёл бросок через бедро!

Берсерк покатился кубарем, я в один миг очутился рядом, рухнул сверху и, всем своим немалым весом придавив противника к земле, стиснул его шею в удушающем захвате. Тот забился и забрыкался в отчаянных попытках высвободиться, только без толку! Столько лет назад борьбу забросил, а словно вчера на татами выходил, да и для моего нынешнего тела такой образ действий определённо был не в новинку, и я не напортачил и не позволил орку вывернуться и высвободиться. Рывки очень быстро ослабли, и нестерпимо захотелось усиливать захват до тех пор, пока не хрустнет гортань, а после свернуть шею или даже оторвать к чертям собачьим голову!

Хватит!

Голова едва не взорвалась от боли, но я переборол боевую ярость и отпустил своего потерявшего сознание противника. Выпрямился и сразу от греха подальше отступил от него на шаг назад, а только отыскал в траве и поднял кастет, как на тропинке возникли патрулировавшие парк милиционеры — разгорячённые и растрёпанные, с резиновыми дубинками в здоровенных чёрно-зелёных лапищах.

— Бей! — взревел один, и глаза его напарника тотчас мигнули синим отсветом, а со вскинутой руки сорвался и ударил в меня росчерк электрического разряда.

Дёрнуло куда там шокеру!

Мышцы свело судорогой, и я взвыл:

— Охренели⁈

На клыкастых физиономиях орков отразилось явственное недоумение.

— А ты чего не в ярости? — спросил отдавший команду бить постовой.

— Того, ля! — зло выдал я, тряся левой рукой, которой и перехватил сверхъестественную атаку.

— Первый раз вижу, чтобы зелёный с боевым ражем совладал! — сказал орк своему молчаливому напарнику и потребовал: — Надень и защёлкни!

К моим ногам упали стальные браслеты наручников, и я немедленно от них отступил.

— Разбежался! — фыркнул я, втихаря пряча кастет в карман. — Он сам на меня напал! Я просто защищался!

— Вот ему и надень, балда, пока не очухался! Не тупи, зелёный!

— А сами чего? — засомневался я.

— Ща всеку! — пригрозил громила и на пробу взмахнул дубинкой. — Вот чего, ля!

Взвесив все за и против, я решил на рожон не лезть, прижал лежавшего лицом вниз орка к земле коленом, заломил ему руки за спину и сковал запястья наручниками. После прикоснулся к шее и с облегчением уловил биение пульса, а начал убирать руку, и между нами проскочила искра, пальцы ощутимо тряхнуло разрядом. Ругнувшись, я спешно выпрямился и обомлел при виде туманного облачка, в самом центре которого плыла над землёй светловолосая эльфийка в блузе и кожаной мини-юбке.

Милиционеры стояли к ней спиной, но по моей отвисшей челюсти заподозрили неладное, обернулись и без промедления шарахнулись в разные стороны. Сверкнуло! Одному постовому удалось разминуться с мигнувшей электрическим разрядом волной, а вот другого она подкинула в воздух и зашвырнула в кусты. Меня — не зацепило, разве что всего так и продрало донельзя раздражающим осознанием внутренней неправильности.

Запахло озоном и вонью горелой шерсти, я метнулся было к оброненной орком дубинке, но вовремя опомнился и проскочил мимо, чтобы с разбегу сигануть за дерево. Точно бы рванул наутёк, но за спиной сверкнуло и грохнуло, после чего разом сгинуло давящее ощущение противоестественного присутствия — словно мурашки по внутренней поверхности черепа бегать перестали. Оглянулся и обнаружил, что эльфийка валяется на земле со свёрнутой шеей, а над ней замер растрёпанный громила-орк.

Я тихонько попятился, подозревая, что за жизнь неудобного свидетеля при таком раскладе не дадут и ломаного гроша, но тут из кустов выбрался милиционер в грязной и местами прожжённой форме.

— Куда, на⁈ — рыкнул он на меня. — Стоять! Ты ж свидетель!

Нельзя сказать, будто это заявление так уж сильно успокоило, но сразу с нескольких направлений уже доносился вой сирен, и делать ноги я повременил. Эти двое меня так и так найдут — видели же паспорт! Но и расслабляться раньше времени я не стал и приготовился кинуться наутёк при малейших признаках опасности.

— И что это вообще было? — спросил, желая прояснить ситуацию, и постовые воззрились на меня с нескрываемым изумлением.

— Зелёный, ты из какой дыры выполз? — спросил тот, одежда на котором продолжала тихонько дымиться. — Выброс пси-энергии это был!

— Да я третий день в городе! — развёл я руками.

— И хрен с тобой, зелёный! — отмахнулся орк, подошёл к мрачному напарнику и горестно вздохнул: — Эх, теперь отдел профстандартов все кишки вымотает!

— Да и чёрт бы с ними! По протоколу действовал! — зло ругнулся второй громила. — Бабу жалко. Красивая…

Момент сейчас был точно не самый подходящий, и я с расспросами к этой парочке приставать не стал. Успею ещё ситуацию прояснить. Будет время.

Искрящийся туман как-то незаметно рассеялся, оставив после себя странный запах, морозивший ноздри и заставлявший раздражённо морщиться, а пару минут спустя прикатили милицейские автомобили и машины скорой помощи. Попавших под выброс пси-энергии горожан после оказания неотложной помощи начали развозить по больницам, но некоторых задержали до прояснения всех обстоятельств случившегося на месте. Не миновала сия участь и меня, а ещё к милицейскому автомобилю подвели парнишку-почтальона, с ног до головы перепачканного какой-то тухлятиной.

— Он-ни к-как полезут! — слегка заикаясь, пытался тот что-то втолковать сотрудникам в штатском. — К-как полезут! Я их р-рвать. А как ин-наче?

Человек в зеркальных солнцезащитных очках угрожающе подался к нему и рявкнул:

— Жрал их? Жрал гоблинов?

— Н-нет!

— А чего рожа вся в требухе?

— Он-ни к-как полезут!

— И прям в пасть тебе?

Но почтальон уже отошёл от шока и заорал:

— Да я вообще веган! Я мяса не ем! — Он взглянул на свои руки, потянул носом воздух и согнулся, его с шумом вырвало.

Опер в солнцезащитных очках с матом отступил и заорал:

— Пакет для улик сюда! Быстрее!

Вырубленного мной орка погрузили в отсек для задержанных одного из прикативших к парку автомобилей и сразу куда-то увезли — едва ли в больницу, потому как руки ему оставили скованными.

Я не утерпел и спросил:

— А чего с ним так сурово? Если он под выброс попал?

— Отвали! — отмахнулся орк в опалённой форме.

Но я и не подумал заткнуться.

— Скажу, что не знаю, почему твой кореш эльфийку порешил, вот тогда попляшете!

— Ля, ты деревянный! — тяжко вздохнул чёрно-зелёный верзила, но всё же снизошёл до объяснений: — Если тот стиляга обэльфившийся под яростью на своего накинулся — значит, с ним что-то сильно не так. Значит, свистит фляга. Вот и пусть мозгоправы разбираются, пока ещё чего не отчебучил.

— Так, да? — озадачился я.

— Ну ладно бы он ещё гнома придушил или гоблина порвал — дело житейское, такое завсегда на временное помутнение рассудка списывают. Но на своего напасть… Нет, с ним точно что-то не так, — продолжил рассуждать милиционер, скорее общаясь сам с собой, нежели со мной. — С другой стороны, что со стиляги взять? Нормальный орк эльфам подражать не станет!

Я припомнил приталенный пиджак накинувшегося на меня орка, его аккуратную стрижку и полное отсутствие клыков, затем поглядел на свои ногти и решил, что тот задохлик не пренебрегал и маникюром. А вот Гу за своими ногтями не следил, что меня откровенно печалило.

Дальше на место происшествия прикатило милицейское начальство, а с ним прибыл десяток оперов. Меня быстренько опросили, дали подписать на коленке составленный протокол и отправили на одной из «канареек» в горотдел — в отсеке для задержанных, но не став ни обыскивать, ни надевать наручники. И всё бы ничего, но подсадили ко мне ещё и парнишку-почтальона, а шибало от того мертвечиной так, что пятиминутная поездка показалась вечностью.

Чёрт бы побрал мой новый тонкий нюх!

Выгрузили нас во дворе, обнесённом высоченным забором с колючей проволокой поверху. Там среди служебных автомобилей сновали сотрудники горотдела, а у соседней машины со скованными за спиной руками стоял бритый наголо орк в спортивном костюме. Футболка, чёрные штаны с красными лампасами, кроссовки. Довершали картину шишковатый череп и банки бицепсов. Обычный такой браток, даром что кожа странного серовато-зелёного оттенка.

Меня и зловонного попутчика тоже сразу внутрь горотдела заводить не стали, подошедший к машине человек в чине прапорщика с красной повязкой помощника дежурного спросил:

— Этих досматривали уже?

Орки-постовые замялись, но врать не стали, указали на меня.

— Этого — нет. Он свидетелем проходит.

— Да мне побоку! Сколько раз говорено было: без досмотра в машину никого не сажать! Убивают вас, убивают, а ничему жизнь не учит!

Меня тут же поставили в положение «руки на капот, ноги шире, ещё шире», и наскоро обыскали, помимо паспорта и денег выудив из кармана и латунный барашек.

— Это что? — с угрозой спросил прапорщик.

— Вентиль, — коротко ответил я.

— С собой зачем носишь?

— Воду открывать.

Прапорщик усмехнулся.

— На кранах вентилей нет?

— Нет, — подтвердил я, гадая на каком по счёту ответе мне прилетит по почкам.

— Это ещё почему?

— Не положено.

— А тебе больше всех надо — краны открывать? — с угрозой спросил прапорщик. — Жажда мучает?

— Я санитар, мне положено.

Ответ заставил помощника дежурного хмыкнуть.

— Где работаешь?

— В отделении скорой помощи третьей городской. В паспорте повестка, там написано.

Прапорщик проверил и сказал:

— Вентиль в опись имущества внесём. — После распорядился: — Этого в обезьянник. Второго в душ.

Нас повели к высокому крыльцу горотдела, и я перехватил изучающий взгляд братка. Клыки у него изо рта не торчали, но стоило только губам расползтись в широкой улыбке, и те сразу показались наружу. Были они не только короче моих собственных, но и острее, будто над ними поработал толковый стоматолог.

Дальше всё пошло своим чередом: зарегистрировали и велели вытянуть из кроссовок шнурки.

— Вы чего? — возмутился я. — Я свидетель! У меня повестка!

— И ничего! И посидишь!

Многозначительное похлопывание о ладонь резиновой дубинкой ясно дало понять, что шутить тут никто не собирается, пришлось выполнить распоряжение, и уже пару минут спустя меня заперли в камеру с решёткой вместо одной из стен и со здоровенным плакатом прямо напротив входа: «Кто не работает, тот не ест!»

— Мне бы газетку! — попросил я, ни на что особо не рассчитывая, но прапорщик велел выдать.

Правда, сунули через прутья не купленные в киоске «Вечерние известия», а вчерашний выпуск «Нелюдинского рабочего». На последней его странице шахматного этюда не обнаружилось, один только кроссворд, но зато из передовицы я узнал, что отличившихся работников обогатительного комбината наградили путёвками в дома отдыха столичного Китеж-града, санатории Лукоморья и курорты острова Буян, а Нелюдинский строительно-монтажный трест нарастил темпы сдачи кооперативного жилья. Из международных событий упоминался приграничный конфликт между Офиром и Фарсисом, а ещё целая полоса оказалась посвящена материалу спецкора о том, как население Лемурии стонет под пятой авалонских колониалистов и атлантидских капиталистов. Дальше шли статьи о событиях на Большой земле, но только начал выискивать крупицы полезной информации в описаниях трудовых свершений, спортивных достижений и культурных прорывов, как привели хлюпавшего мокрыми ботинками и оставлявшего за собой мокрые следы почтальона.

— Сюда зачем его? — возмутился помощник дежурного. — Сразу в ОБЛК ведите!

— Сказали, пусть сначала обсохнет, — пояснил один из караульных, и почтальона заперли в обезьяннике, благо мертвечиной теперь от него почти не разило.

Товарищ по несчастью расположился на предельном от меня удалении и чуть ли не в стену вжался, стоило только развернуться и спросить:

— Зовут как?

— Тони, — после недолгой паузы отозвался почтальон и сразу поправился: — Тоха, в смысле.

Пусть он и не был хлюпиком, но на фоне моего нынешнего тела не терялись разве что громилы-постовые да встреченный в общежитии тролль. Я решил больше необходимого соседа не нервировать и тоже представился:

— Я — Гудвин.

Глаза Тони полезли на лоб.

— Гудвин? — озадачился почтальон. — Так ты из наших? — Но он тут же покачал головой. — Что-то непохоже!

О каких таких «наших» речь, я спрашивать не стал и усмехнулся.

— А чего ты хотел? Третий день в городе! Ни прибарахлиться не успел, ни в порядок себя привести. — И полюбопытствовал: — Маникюр где делал? Тоже надо.

Почтальон машинально взглянул на свои ногти и сказал:

— Загляни в парикмахерскую «Красота» на площади Энергетиков — первоклассное заведение! Все наши туда ходят.

— Педикюр там тоже делают?

— Конечно! Первоклассное заведение!

Я кивнул и продолжил расспросы:

— А клыки кто правил?

Но с этим вопросом излишне поторопился, потому как мой собеседник откровенничать не пожелал.

— В частном порядке, — неопределённо сказал он и махнул рукой. — Да всё уже, накрылась лавочка. Мастер под статью о нетрудовых доходах угодил.

— Да какие ж это нетрудовые⁈ — возмутился я.

— Ну он ещё золото скупал… — чуть смутившись, признал почтальон и спросил: — А чем тебя привлекла великая эльфийская культура?

— Эльфийками, — брякнул я, сразу сообразил, что с ответом дал маху, и пояснил: — Только какие могут быть эльфийки, когда весь из себя такой, — провёл руками от головы до ног, — ещё и в культуре ни в зуб ногой? Соответствовать надо!

— В разумном существе всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и мысли! — выдал в ответ почтальон.

Я пересел к нему и, доверительно понизив голос, спросил:

— Будь другом, растолкуй, что тут вообще творится! Выбросы пси-энергии какие-то, гоблины дохлые! Это как вообще? Я на такое не подписывался!

Мой сокамерник снисходительно улыбнулся.

— Да нам-то что беспокоиться? Самое большее в боевой раж впадём… — Но он тут же помрачнел и вздохнул. — Вот эльфы! Эльфы с пси-энергией полноценно работать могут. Среди них больше всего экстрасенсов!

Припомнилась белокурая красотка, напавшая на постовых, и я решил прояснить этот момент.

— Они разве с катушек не слетают?

— Иногда случается. Им под выброс опасно попадать. — Почтальон тут же встрепенулся. — А люди вообще дохнут как мухи от дихлофоса! И хорошо, если сразу и насовсем, а упырём или умертвием стать… Брр…

— Такое и врагу не пожелаешь, — поддакнул я, хоть упырь из конторы и показался мне вполне довольным своей не-жизнью. — Вот бы ещё ярость контролировать научиться…

— Не, — мотнул головой почтальон и принялся приглаживать обесцвеченные волосы. — Этому только таёжные и горные научиться могут. Нам — никак. Но зато кочевые вообще в боевой раж не впадают, у них просто сопротивляемость пси-излучению повышена, поэтому на обогатительных производствах ишачат, будто гномы какие…

Я хотел спросить о гоблинах, но тут в коридоре послышались шаги, и справился о другом:

— А что за ОБЛК?

— Облико морале? — вроде как даже удивился моей неосведомлённости сокамерник и расшифровал аббревиатуру: — Отдел по борьбе с людоедством и каннибализмом. Не слышал разве? У нас им детей пугают!

И тут в сопровождении пары конвоиров появился давешний прапорщик.

— Гудвин, на выход! — объявил он, отпирая замок.

Дальше всё как водится: постоял чуток лицом к стене, затем в сопровождении двух караульных потопал по коридору. Дело обычное и отчасти даже привычное. Разве что одним из сопровождающих был здоровенный тёмно-зелёный орк, а в остальном будто в прошлое вернулся. Стены понизу синей краской выкрашены, сверху побелены, из-за закрытых дверей перестук печатных машинок доносится, куревом пахнет, и названия отделов на табличках тоже ситуации соответствуют.

Отдел по борьбе с бандитизмом.

Отдел по борьбе с нетрудовыми доходами и тунеядством.

Отдел по контролю за оборотом алкоголя и наркотиков.

Отдел по борьбе с хищением общественной собственности.

Но тут вывернула из кабинета и зашагала перед нами высокая фигуристая орчанка в синей форменной рубашке и серой юбке до колен, и мне стало не до табличек — взгляд сам собой прикипел к покачиванию широких бёдер. Так увлёкся, что чуть мимо лестницы не прошёл, проигнорировав команду конвоира.

Поднимаясь на четвёртый этаж, пришёл к выводу, что для интимных сношений мои нынешние соплеменницы вполне себе годятся и переступать через свои моральные принципы не возникнет нужды. Ну а в самом крайнем случае я столько выпью. Взять хотя бы эту сотрудницу горотдела — женщина и женщина, только зелёная и с островерхими ушами. А что ноги скорее мускулистые, нежели стройные, и черты лица специфические, так кому-то как раз такой типаж нравится. Кто-то и от чёрненьких без ума.

Привели меня в итоге в отдел по контролю экстрасенсорных проявлений. Когда сержант-человек постучал в дверь и, заглянув в кабинет, доложил о том, что подконвойный доставлен, кто-то из находившихся внутри сотрудников аж матернулся от избытка чувств.

— Ля! — выдал появившийся в дверях подтянутый блондин в штатском. — Да вы совсем охренели! — возмутился он. — Теперь и у свидетелей ремни и шнурки изымать будете⁈

Орк напряжённо засопел, а вот сержант за словом в карман не полез.

— Это он по вашему делу свидетель, а по другому происшествию — задержанный!

— По какому ещё — другому? — удивился опер.

— Час назад выброс случился, там отметился.

— Так это он тухлятину жрал? — уточнил блондин.

— Тухлятину вроде другой жрал, — ответил сержант, но как-то не слишком уверенно.

— Со вчерашнего дня и маковой росинки во рту не было! — буркнул я, продолжая сверлить взглядом стену, лицом к которой меня и поставили. — А тухлятину другой жрал. И вообще я потерпевший.

— Во заливает! — хохотнул орк-конвоир.

— Ладно! — махнул рукой опер. — Сам установочные данные на него запрошу. — И уже мне: — Заходи!

Я медлить не стал и шагнул в дверь тесноватого кабинета с двумя письменными столами. Практически всё остававшееся свободным от них пространство занимала непонятного предназначения аппаратура, не пустовали и сами столы. Печатная машинка соседствовала на одном из них с высоченной стопкой папок с завязками и телефоном, на другом теснились катушечный магнитофон и работающий радиоприёмник. У стоявшего в углу кресла и вовсе громоздилось что-то вроде самописца с заправленным в него бумажным рулоном. Там же помаргивало огоньками окошек со стрелками устройство, внешне здорово напоминавшее допотопный полиграф. А ещё в глаза бросился плакат с лозунгом «Сегодня слушаешь вражеские голоса, а завтра сам переродишься во врага!», и почему-то показалось, что речь идёт отнюдь не о зарубежном радиовещании.

— Валер, ну чего опять? — спросил от сейфа крепко сбитый мужчина — тоже в штатском, только в отличие от блондина без пиджака. Пояс его оттягивала кобура с пистолетом. — Не того привели?

— Того, — коротко ответил опер и указал мне на кресло в углу: — Присядь пока.

Кресло хоть и было опутано проводами, но вроде бы под напряжением не находилось, так что после недолгих колебаний я опустился в него, тогда блондин снял с телефонного аппарата трубку и трижды крутанул диск. Он только представился, как радиоприёмник выдал сигналы точного времени и начался выпуск новостей.

— Резко обострилась напряжённость в отношениях между Альвхеймом и Свартальхеймом… — хорошо поставленным голосом произнёс диктор, и опер махнул рукой коллеге.

— Выключи!

Крепыш щёлкнул клавишей, достал из сейфа электрочайник и воткнул его вилку в розетку, а когда блондин вернул трубку на рычажки, то уточнил:

— Ну и?

— Сейчас документы принесут, но вообще он и впрямь проходит потерпевшим и свидетелем. Там эльфийка под выброс попала, нашим её ликвидировать пришлось.

— Бывает, — пожал плечами крепыш и кивнул на радиоприёмник. — Новости слышал? Опять, поди, в «Интурист» дежурить отправят, иначе альвы и цверги весь ресторан тамошний разнесут.

— Альвы у нас откуда?

— Делегация какая-то научная для обмена опытом в институт приехала.

Увлёкшись разговором, опера обо мне попросту забыли, а потом и вовсе сели пить чай, делом они занялись, лишь когда принесли составленный на месте сегодняшнего выброса протокол.

— Ладно! — вздохнул блондин, ознакомившись с бумагами. — Тут ему предъявить нечего.

— Ты гляди! — указал в протокол его напарник. — Он сам из боевого ража вышел! Это аномалия!

— Ну, Семён! После вчерашнего оно и понятно!

— Это аномалия, Валера! — отрезал крепыш. — Проверять будем по полной программе!

— Как скажешь.

Семён поднялся из-за стола, подошёл ко мне и сказал:

— Не вставай! — После прищёлкнул пальцами и поводил рукой из стороны в сторону. — Ну?

— Что — ну? — не понял я.

Крепыш сказал:

— Валер, запиши: реакция нормальная, признаки недавнего сотрясения мозга не наблюдаются.

— Погоди! — отозвался блондин, заправил в печатную машинку пустой лист и принялся быстро-быстро стучать пальцами по клавиатуре. Заглянул в мой паспорт и усмехнулся: — Ну надо же: Гудвин! Вот же!

— Уважаешь великую эльфийскую культуру? — с усмешкой обратился ко мне Семён.

— Эльфиек, — буркнул я. — Уважаю.

— Ну-ну, — хмыкнул крепыш, взял проводные наушники, подключенные к катушечному магнитофону, и потребовал: — Надень!

— Чего ещё? — насторожился я.

— Надо! — не снизошёл до объяснений опер.

Устроив на голове эту бандуру, я оказался полностью отсечён от звуков, но долго в тишине не пробыл: почти сразу закрутились бобины магнитофона, и голова наполнилась странными звуками, преимущественно протяжными и успокаивающими. Сразу захотелось спать, раззевался даже.

Крепко сбитый опер взглянул на циферблат наручных часов и занялся своими делами, а минут через пять выудил из кармана прицепленную к цепочке монетку и принялся раскачивать ту перед моим лицом. Наверное, пытался загипнотизировать. Ожидаемо безуспешно. Затем он раскрутил насаженный на спицу картонный круг с нарисованной на том спиралью, но ничего не добился и этим.

— Аномальная ментальная устойчивость, — услышал я, когда с меня сняли наушники. — Хорошо бы ещё, конечно, его медикаментозно проверить…

— Ты мне это брось! — возмутился Валера, прекратив выбивать дробь на пишущей машинке. — У нас и так из-за тебя перерасход! Если уж вчера упырь ничего вытянуть не смог, и сегодня картина аналогичная, то смысла колоть его химией не вижу!

Крепыш лишь вздохнул и принялся разматывать провода.

— Руки вытяни перед собой! — потребовал он и стянул мои бицепсы манжетами, а на запястья надел что-то вроде напульсников — и те, и другие были соединены с непонятным электронным агрегатом проводами.

Дальше опер обтянул мой торс ремнём с датчиком контроля частоты и глубины дыхания, а возможно ещё и частоты сердечного ритма, после чего поменял катушки с плёнкой, перевёл магнитофон в режим записи и включил самописец.

— На вопросы отвечай только «да» или «нет»! — заявил он и заглянул в паспорт. — Тебя зовут Гудвин?

Да или нет? А вот хрена тебе лысого! Я был самую малость знаком с принципом работы полиграфа и потому буркнул:

— По-разному меня зовут. Кто-то Гудвиным называет, кто-то просто Гу.

— Я же сказал: только «да» или «нет»! — резко бросил крепыш. — Повторяю: тебя зовут Гудвин?

— И так тоже зовут.

— Да или нет?

— Что — да? — взорвался я. — Что — нет? Кто-то так зовёт, кто-то эдак! В паспорте одно написано, в жизни другое! Нужны только «да» и «нет», так задавай нормальные вопросы! Потолок сверху? Да! Есть хочешь? Снова да! Виноват в чём-нибудь? Нет!

Раскачать орочью психику оказалось до удивительного просто, и я плевался слюной в отнюдь не притворном раздражении, едва удержался от того, чтобы не закатить самую настоящую истерику. Успокоить меня в итоге успокоили, но о должной калибровке полиграфа речи уже не шло. Заявил, что ничегошеньки не помню с позавчерашнего вечера, и опера это проглотили. Скорее всего, в любом случае ничего бы не заподозрили, поскольку я особо даже не врал, но предпочёл не рисковать.

— Думаешь, экстрасенс целенаправленно ему воспоминания стёр? — спросил Валера напарника, когда тот выключил магнитофон и начал снимать с меня многочисленные датчики.

— Думаю, если б погибший санитар его не вырубил, трупов было бы два. А так мыслительная активность упала до минимума и пси-выброс не смог взвинтить интенсивность биоэлектрических импульсов мозга, вот голова и не взорвалась.

— Слушай, отличная теория!

— Да так всё и было! — фыркнул Семён. — Пусть после сегодняшнего выброса картина и смазана, но мыслительная активность сопровождается серьёзным превышением нормального уровня пси-излучения. О полноценных экстрасенсорных способностях речи ещё не идёт, но для контроля боевого ража и этого достаточно. Пики у него и вовсе почти как у людей.

Валера отвернулся от печатной машинки и присвистнул.

— Уверен?

— Хочешь — сам показания приборов посмотри, — заявил крепыш и вдруг улыбнулся. — Слушай, зелёный! А ведь тебе несказанно повезло!

— Что башка вчера не взорвалась? — уточнил я, настораживаясь.

— И это тоже, — кивнул крепыш. — Но самое главное: ты нам подходишь!

— Нам — это кому? — забеспокоился я пуще прежнего.

— Нам — это горотделу, — пояснил блондинистый Валера. — Сопротивляемость пси-излучению у тебя не хуже средней для таёжных орков, ментальная устойчивость так и вовсе на высоте, а контролю боевого ража обучат на курсах. Сейчас зачислим в стажёры, через два месяца станешь полноценным контролёром.

Поступать на работу в милицию мне нисколько не хотелось, и уж тем более не собирался я делать это с бухты-барахты, совершенно не разбираясь в реалиях этого мира.

— Не, — мотнул я головой. — Не пойдёт.

— Ты чего? — удивился Семён. — Там и оклад на заглядение и двойные талоны на мясо!

— Не пойдёт! — повторил я ещё даже более решительно.

— Да чего ты ломаешься⁈ — вспылил Валера. — Туда очередь из ваших стоит, но мало кто отбор проходит! Лесостепному орку в контролёры за счастье пробиться!

— Ну а я не хочу.

— Через не хочу придётся! — уверил меня крепыш. — Это твой гражданский долг, понимаешь?

— Я — санитар! Я жизни спасаю — вот мой гражданский долг!

Опера переглянулись, и Валера вздохнул.

— Слушай, зелёный! — доверительно подался он ко мне. — Не хотели расстраивать, но ситуация для тебя складывается не шибко хорошая. Ну сам посуди: напарник убит, врач пропал, похищены препараты строгой отчётности.

— И ты — единственный свидетель! — ткнул меня в грудь толстым коротким пальцем второй опер. — Но говоришь, будто ничего не помнишь, а проверить твои слова нет возможности из-за ментальной устойчивости.

— У нас просто нет выбора! — вновь перехватил инициативу Валера. — Возбуждено уголовное дело, и только ты можешь рассказать, что именно стряслось! Мы это знаем, и убийца тоже! Никто не даст нам просто взять и отпустить тебя на все четыре стороны!

— А на курсах контролёров будешь под постоянным присмотром, — влез в разговор Семён. — Подумай только: хорошие деньги, спецснабжение!

— Давай, пиши заявление! — сунул мне листок и ручку блондинистый опер, но тут же их забрал. — Лучше сам напечатаю!

— Не нужно, — буркнул я. — В больнице останусь. У нас санитаров нехватка, не могу коллектив подвести.

— Ты там и дня не проработал! — напомнил крепыш.

— Тем более! Скажут, что летун!

— Никто ничего не скажет! Мы заведующему позвоним и справку напишем, что по следственной необходимости переводишься.

— Не, не пойдёт.

И снова последовал быстрый обмен взглядами, после которого поднявшийся на ноги Семён навис надо мной и с угрозой спросил:

— Ты же понимаешь, что иначе на время следствия отправишься в КПЗ?

Блондинистый Валера оставил в покое печатную машинку и подступил с другой стороны.

— Хочешь к уголовникам за решётку угодить? Ты ж у нас сейчас единственный подозреваемый!

— С работы вылетишь! — пригрозил Семён. — И новую уже не найдёшь!

— Клеймо на всю жизнь! — поддакнул напарнику Валера. — Из города за сто первый километр вышлют!

— Сам себе жизнь сломаешь!

— Чего ради хорошую работу на нары менять?

— Кто знает, сколько следствие продлится?

— А мы тебя переводом оформим, даже увольняться не придётся!

Опера выдавали фразы один за другим, будто в пинг-понг играли, но заморочить мне голову не сумели. Не на того напали! С кем другим могли бы своего и добиться, а я мало того, что их угрозы всерьёз не воспринимал, так ещё и в КПЗ очутиться нисколько не боялся.

— Как следствие закончится, меня на работе восстановят, ещё и за вынужденные прогулы заплатят. А в камере кормят три раза в день и работать не надо. Плохо разве?

— Так ты тунеядец, ля⁈ — окрысился Валера.

— И до фига слишком умный! — хрустнул костяшками пальцев Семён, но этим всё и ограничилось.

На очередное предложение перевестись в контролёры я ответил очередным отказом, после чего блондин позвонил дежурному, и очень скоро за мной явилась парочка всё тех же конвоиров. Только на сей раз после команды встать лицом к стене, они сковали заведённые за спину руки наручниками и стальные браслеты защёлкнули так, что кисти враз онемели.

— В «кладовку» его! — напоследок скомандовал раздосадованный неуступчивостью клиента Валера, судя по всему, решив законопатить меня на какое-то время в одиночку.

В итоге спускаться пришлось аж в подвал, там у глухой железной двери избавили от наручников, а только я шагнул за порог, и едва не впечатался носом в противоположную стену. «Кладовка» оказалась тесным пеналом, где орку моих габаритов с немалым трудом получилось бы даже просто сесть на пол.

Плечами стен касаюсь, и потолок над макушкой нависает!

Сроду клаустрофобией не страдал, а тут как-то совсем уж не по себе стало. Сердце лихорадочно застучало, по лицу потёк пот, руки задрожали, колени начали подгибаться.

Что за ерунда⁈

Миг спустя погас свет, а вместе с ним из камеры разом улетучился весь воздух. Попробовал сделать вдох — и не сумел втянуть его в себя! Просто не получилось!

Я пытался, пытался и пытался вдохнуть, но нервную систему свёл спазм, а подсознание билось в ужасе и сводило на нет мои усилия взять ситуацию под контроль.

Воздух никуда не делся! В темноте не скрываются монстры! Стены не раздавят, а потолок не обрушится на голову!

Но — страшно! Страшно, страшно, страшно!

Въевшиеся в подсознание фобии были чрезвычайно сильны — Гу не продержался бы в этом пенале и пяти минут, я же кое-как подавил панику и каким-то запредельным волевым усилием заставил себя хватануть бестолково разинутым ртом столь желанный и недоступный воздух. Тогда-то и сообразил, что с того момента, как выключили свет, пусть неглубоко и еле-еле, но всё же продолжал дышать. Худо-бедно успокоившись, я закрыл глаза и представил, будто стою в вагоне метро, кругом люди, и мне просто не хочется никого из попутчиков видеть. Просто зажмурился, просто стою…

Наверное, впал в некое подобие транса, поскольку, когда распахнулась дверь, я из камеры едва ли не выпал. Лишь чудом сумел восстановить равновесие и не растянуться на бетонном полу.

— О как! — с непонятной интонацией выдал конвоир-орк, и меня вновь повели на четвёртый этаж.

Во всё том же кабинете обнаружилась уже успевшая серьёзно надоесть парочка оперов, и блондинистый Валера спросил:

— Ну что — подумал?

— Из больницы не уволюсь! — с порога отрезал я и, пребывая в отнюдь не лучшем расположении духа, начал качать права: — Просто так держать меня в отделении незаконно! Оформляйте в КПЗ, я со вчерашнего дня не ел, а там хоть покормят!

Блондин нахмурился.

— Какой-то он слишком бодрый после «кладовки»! После неё и таёжные шёлковыми становятся. Семён, как думаешь: случаем, не было у него в роду горцев?

А вот Семён невесть с чего развеселился.

— Да мы сами тебя покормим! — хохотнул он и предложил: — Бутерброд будешь?

— Не откажусь, — сказал я, усаживаясь за стол.

Передо мной выставили стакан чая, следом придвинули газетный свёрток, а развернул его и обнаружил бутерброд с колбасой — бледно-розовой и с кружками жира, что наглядно свидетельствовало о соблюдении ГОСТа и отсутствии красителей, загустителей, усилителей вкуса и невесть чего ещё. Но хоть и был голоден как волк, неожиданно решил, что колбасы я не хочу. Понял вдруг, что не полезет она, поперёк горла встанет, а то и обратно попросится.

— Ты чего? — насторожился Валера. — Брезгуешь? Колбаса, конечно, за два двадцать, но не ливерная же! Блин, да тебе и ливерная за счастье! Чего носом крутишь?

— Ешь давай! — поторопил меня крепыш.

Я нехотя взял бутерброд и даже поднёс его ко рту, но откусить помешал сильнейший рвотный позыв.

Какого хрена⁈ Я жрать хочу и колбасу люблю! Любил…

— Что и требовалось доказать! — с нескрываемым удовлетворением произнёс Семён. — По мозгам ему вдарил светлый эльф, отсюда и наведённое отвращение к мясу!

Опер забрал у меня бутерброд, откусил и начал жевать, а его блондинистый напарник фыркнул.

— Оно и понятно! Экстрасенсы чаще всего как раз среди эльфов и встречаются!

— Раньше мы о причастности к делу эльфа могли только строить предположения, а теперь знаем наверняка!

Я сглотнул слюну и спросил:

— Так чего же — я теперь остаток жизни веганом пробуду?

— Отпустит ещё, — махнул рукой Валера, выдвинул один из ящиков стола и протянул мне сушёную воблу. — Держи!

К рыбе я никакого отвращения не испытывал, а потому вмиг оторвал ей голову, вытянул хребет, избавил от чешуи и сожрал спинку, а после начал с удовольствием обсасывать рёбра.

— Но рыбу ест, — отметил Семён. — Значит, экстрасенс частично контролировал свои способности, и пси-импульс точно не был спонтанным!

Меня эта тарабарщина нисколько не заинтересовала, я вздохнул:

— Пивка бы!

— На спиртное не налегай! — предупредил Валера. — От пары кружек в неделю много вреда не будет, но если в день по литру пива выдувать начнёшь, годика через три без печени и почек останешься. А крепкий алкоголь для твоего мозга и вовсе чистый яд.

— Да где он в камере-то пиво раздобудет? — фыркнул его напарник и уточнил: — Или всё же пойдёшь в контролёры?

Отправляться на ночь в КПЗ нисколько не хотелось, но я отрезал:

— Нет, не пойду!

За этим последовала пятиминутная душеспасительная беседа, а когда я вновь не дал слабину, Валера распахнул дверь и скомандовал:

— Уводите!

На сей раз отправили меня в обезьянник. Там куковали серокожий бритый орк в спортивном костюме — тот самый, которого я видел во дворе, и гоблин с морщинистой мордой. Назвать его пропитую харю лицом у меня попросту не повернулся язык.

— За что загребли? — полюбопытствовал этот благоухавший всеми ароматами помойки коротышка.

— Под выброс попал, — пожал я плечами, решив проявить вежливость. — Ну а теперь крутят чего-то и вербуют.

— В стукачи? — удивился орк.

— В менты, — усмехнулся я. — Контролёром хотят трудоустроить.

— Ля! — ухмыльнулся гоблин. — Это не в менты тебя агитируют, а на обогатительное производство за моими сородичами присматривать. Вроде как надсмотрщиком, если по-старому.

— А чего этим менты занимаются? — удивился я. — Им это зачем?

— Так работать некому, вот постовых по разнарядке туда и направляют. А тут ты такой красивый нарисовался!

Я передёрнул плечами:

— Ни хрена у них не выгорит! Отказался!

— Зря! — осудил меня гоблин и мечтательно вздохнул: — Там вахта: месяц вкалываешь, месяц как сыр в масле катаешься. Оклад повышенный, двойной паёк, мясо каждый день…

Коротышка аж зажмурился, и орк презрительно фыркнул:

— И чего тогда там работать некому?

— Текучка большая, вот чего! Ваши ж пить не умеют, им как на руки получку выдают, так они сразу в запой и уходят. Печень махом отказывает!

В этот момент от решётки прозвучало:

— Гудвин!

Дослушивать трёп гоблина я не стал и поспешил на выход, а дальше меня отконвоировали в дежурку, где уже ошивался блондинистый Валера.

— Не передумал? — спросил он.

— Нет, — коротко отозвался я.

Опер вздохнул и протянул отпечатанную на машинке визитную карточку.

— Образумишься — звони.

Он ушёл, а мне вернули паспорт, шнурки и все деньги до последней копейки, а вместе с ними и вентиль, но только лишь этим я не удовлетворился и стребовал справку о том, что провёл весь этот день в отделении милиции и не как задержанный, а в качестве свидетеля.

После вышел на улицу, где уже начинало вечереть, взглянул на визитку и смял в кулаке бумажный прямоугольник, выкинул его в урну.

Поработаю санитаром!