Два
Когда вышел на крыльцо, шофёр стоял над изломанным телом санитара. При моём появлении коротышка стиснул кулаки, и надо сказать, смешным, несмотря на невеликий рост, он мне сейчас отнюдь не показался. И плечи широченные, и кулаки здоровенные. Прямо-таки боевой гном, только борода для гнома слишком короткая и аккуратная.
Или нет? Или всё же гном?
— Ты что творишь, рожа твоя зелёная? — негромко, но очень веско произнёс шофёр и повторил, уже едва не срываясь на крик: — Ты что творишь, ля⁈
Глаза зло сверкали из-под нахмуренных бровей, короткая рыжеватая бородка воинственно топорщилась, и я проглотил уже готовую сорваться с языка колкость, развёл руками.
— А чего я творю? — спросил, закосив под дурачка. — Тело спустил. Нет разве?
Гнома чуть не разорвало. Уверен, будь у него сейчас в руках монтировка — непременно бы попытался меня ею огреть, а так разве что зубами заскрипел от бешенства.
— Да я вообще не понимаю, почему тебя в отделение не забрали! Это ж не обычные постовые были, а группа быстрого реагирования!
— Как забрали бы, так и отпустили.
— Ты ж их чуть не пришиб, дурень! Тут даже не хулиганство, тут покушением на убийство сотрудников при исполнении пахнет!
Я тяжко вздохнул и потребовал:
— Машину подгони.
— Чего? — вылупился на меня коротышка.
— Скорую, говорю, сюда подгони! — Я осторожно прикоснулся к разбитой скуле, поморщился и покачал головой. — А с покушением на убийство — это ты пальцем в небо. Да и хулиганства не было — я ж просто свою работу выполнял! Просто этот, как его… А! несчастный случай на производстве! Самое большее — пятнадцать суток впаять могли.
— Вот ты, ля, деревянный! — зло сплюнул под ноги шофёр. — Загремишь на пятнадцать суток и мигом с работы вылетишь. А нет работы — нет койко-места, нет прописки. Вышлют из города обратно коровам хвосты крутить. Ты ж лимита!
Я оскалился.
— Не, борода! Обратно меня только пуля в голову отправит!
— А эти ребята в другой раз и пулей твою безмозглую кочерыжку обеспечат! Не сомневайся даже! Ой, да что с тобой разговаривать!
Гном дошёл до машины скорой помощи, завёл надсадно зарычавший движок, развернулся и задом сдал к подъезду. Вдоль бортов нашего транспорта тянулось по красной полосе, на красных же дверцах белело знакомое с детства «03», а в остальном своим внешним видом автомобиль напомнил внебрачное дитё рафика и уазика.
— Ну вот чего ты этим добился, скажи? — вновь насел на меня шофёр, стоило только распахнуть задние дверцы и начать грузить внутрь обезглавленную орочью тушу, из которой снова засочилась тёмная кровь.
— А сам ты? Просил же с носилками помочь!
— Моё дело баранку крутить, за других вкалывать не собираюсь!
— Зато теперь машину от кровищи отмывать.
Шофёр оглянулся и коротко, но ёмко выдал своё неизменное:
— Ля!
Больше на мозги мне он не капал, со двора выехали в напряжённом молчании. А дальше я не утерпел и спросил:
— Чего машину сразу к подъезду не подогнал? Ну, когда на выезд приехали?
Гном зло зыркнул на меня из-под кустистых бровей.
— Как же не подогнал? Ещё как подогнал! Не помнишь разве?
— Не-а, — сознался я. — Ни черта не помню.
— Да просто не стал на солнцепёке оставлять, ля! А то радиатор закипит.
Жарило и в самом деле нещадно. Несмотря на открытое боковое окошко, в салоне было невыносимо душно, ещё и воняло хуже некуда. Увы и ах, моё новое тело обладало не только физической мощью, но и чрезвычайно острым обонянием. Раздражало с непривычки это просто несказанно. А как гном закурил, так ещё и подташнивать начало!
Но я замечание делать не стал, не желая отвлекаться на неминуемую в этом случае перебранку от созерцания проносившихся за окнами видов. Пока катили по дворам, людей на глаза не попадалось, да и когда вывернули на дорогу, людей на улице тоже не прибавилось, зато появились нелюди. Очень-очень непохожие друг на друга нелюди. Самых разных мастей и расцветок.
На первый взгляд, больше всего в округе обитало кого-то вроде гоблинов. Тут и там сновали эти зелёные, сероватые и песочного оттенка лысые коротышки, одетые преимущественно в трико, растянутые майки-алкоголички и шлёпанцы. Некоторые водрузили на головы свёрнутые из газетных листов панамы, один важно прошествовал с забитой пустыми бутылками авоськой, другой прокатил нагруженную каким-то хламом тележку. Но в основе своей пропитого вида бездельники сбивались в небольшие компашки, курили и настороженно зыркали по сторонам.
Помимо них хватало явных орков. Но не светло-зелёных мордоворотов вроде меня, а желтокожих с явственным намёком на оливковые тона, сухопарых и поджарых. Эти преимущественно были заняты делом: разгружали у магазинов небольшие грузовички и фургоны, красили какую-то будку, суетились у выкопанной экскаватором ямы. Несмотря на экзотическую внешность работяг, мат оттуда доносился самый обычный.
Ну и одевались орки куда приличней гоблинов — те, кому не полагалась спецодежда, щеголяли разномастными спортивными штанами, кроссовками и футболками или олимпийками, а отдельные оригиналы, несмотря на жару, носили с трениками пиджаки. Многие были в кепках.
Ещё пока ехали, углядел несколько явных гномов — широкоплечие коротышки в замасленных спецовках или фартуках поверх обычной одежды курили у входов в какие-то конторы или у ворот гаражей. На небольшом блошином рынке удалось заметить и какую-то иную их разновидность — сбитых самую малость не так крепко и без бород, с одними только усами, а в одном из переулков дымили папиросами зелёнокожие орки вроде меня самого. Прочих нелюдей тоже хватало, даже мёл тротуар вроде бы натуральный сатир.
Некоторое время спустя взгляд зацепился за телефонную будку с разбитым стеклом, а дальше на глаза попалась жёлтая бочка с надписью «Пиво», к которой выстроилась длиннющая очередь страждущих. Там же прохаживался орк в милицейской форме — здоровенный и с мордой столь тёмно-зелёного цвета, что та даже отливала чернотой. Взмахами резиновой дубинки громила отгонял всех подходивших за пивом с собственной тарой, не делая исключений ни для хозяев бидонов, ни для обладателей трёхлитровых банок.
И если в этой очереди стояли исключительно одни только самцы, то к продуктовым палаткам и ларькам подходили всё больше женщины. К тем я приглядывался с особенным интересом, но увиденное нисколько не порадовало. Тётки и тётки. Едва ли они отличались хоть какой-то привлекательностью даже по меркам собственных рас, а уж на мой взгляд всё так и вовсе было печальней некуда.
Асфальт зиял выбоинами, нас то и дело потряхивало. За всё время поездки навстречу попалось только две легковушки, несколько грузовиков и фургонов, да раз мы прокатили мимо стоявшего на тротуаре милицейского автомобиля. Заслышав порыкивание нашего движка, местные обитатели всякий раз резко оборачивались, но при виде скорой помощи столь же быстро успокаивались и возвращались к своим делам.
Постепенно район начал меняться: стало заметно меньше гоблинов, на улицах появились дети, а выстроившиеся вдоль дороги обшарпанные двухэтажные бараки сменились чуть менее неприглядными домами на пару этажей выше. Дальше и вовсе потянулись панельные пятиэтажки, начали попадаться на глаза вывески «Продукты», «Универсам», «Молоко», «Овощи». Публика сделалась приличней, а у входа в комиссионку я и вовсе углядел развязного вида эльфа в джинсах, кожаных сандалиях на босу ногу и полосатой рубашке с коротким рукавом. Постовой орк на углу смотрел в сторону модника с откровенным неодобрением, даже похлопывал по ладони дубинкой.
Мелькнула вывеска столовой, остался позади универмаг и цветочный киоск, дальше автомобиль свернул в переулок. Территория больницы оказалась обнесена высоченным бетонным забором с витками колючей проволоки поверху, на проходной дежурили бойцы вневедомственной охраны: парочка мускулистых тёмно-зелёных орков была при дубинках, у человека-начкара пояс оттягивала кобура с пистолетом.
Пропустили нас без проверки документов, при этом в салон заглянуть караульные не преминули, вот тогда-то я и сообразил, что идея скинуть тело санитара с пятого этажа была не такой уж и удачной. Просто мастью мой погибший напарник оказался схож с охранниками, да и телосложением был им под стать. И раз уж я относился к какой-то не столь монструозной разновидности этой расы, то как бы караульные меня за глумление над телом сородича не попытались взгреть.
Впрочем — плевать! Не до того сейчас.
Сразу в гараж машину гном, разумеется, не погнал. Остановившись у отдельного двухэтажного корпуса, он сдал задом к рампе, обернулся и скомандовал:
— Выгружай!
Я распахнул дверцы и уточнил:
— Куда его сейчас вообще?
Гном выудил из кармана пиджака сложенный вчетверо листок — то ли протокол, то ли свидетельство о смерти, и буркнул:
— Дальше — не твоя забота! — затем выбрался из-за руля и зашагал вдоль машины, ещё и похлопал ладонью по её борту. — Шевелись, ля!
Но я немного знал, как делаются дела, и потому в одиночку корячиться не стал. Вместо этого переступил на рампу и прошёл в распахнутую настежь дверь. В каморке у входа подкреплялся зеленокожий орк в замызганном белом халате, вот его-то я о содействии и попросил.
Отнекиваться санитар не стал, стряхнул с ладоней крошки, допил остававшийся в стеклянной бутылке кефир и двинулся на выход.
— Ну чего там у вас опять? — ворчливо пробасил он.
Я только отмахнулся.
— Сам увидишь!
И он увидел.
— Ёпсель-мопсель! — от избытка чувств выдал явно всякого повидавший на своём веку орк. — Вот это его расколбасило!
— Ля! Это Бу, вообще-то! — заметил шофёр.
— Сдох Максим, да и хрен с ним! — не полез за словом в карман санитар, а дальше мы уложили безголовое переломанное тело на носилки, накрыли его простынёй и потащили в подвал, где и располагался морг.
Тамошний заведующий принял у гнома листок, наскоро его проглядел и разрешил:
— Оставляйте!
Вроде бы он был человеком, но для простого человека от него слишком отчётливо тянуло мертвечиной, а ещё мне не удалось различить ни малейшего намёка на дыхание. Упырь-гэбэшник дышал или, по крайней мере, работу лёгких изображал, а этот будто мяса кусок.
Дальше мы поднялись из подвала, а только погрузились в машину, и гном заявил:
— На проходной сказали, заведующий зайти велел.
Пришлось распрощаться с мыслью об отдыхе и тащиться на ковёр к начальству. Заведующий отделением скорой помощи оказался бородатым и совершенно лысым дядькой если и не богатырского сложения, то сильно близко к тому — в молодости крепостью сложения точно моему новому телу нисколько не уступал.
— Ну⁈ — прорычал он. — Что у вас опять за срань приключилась⁈
— Я за транспорт отвечаю, у меня всё в порядке! — отрезал гном. — Я при машине был, что на адресе стряслось — мне побоку! С меня какой спрос?
— Думаешь, если у нас шоферов нехватка, можешь со мной через губу разговаривать? — прорычал дядька и грохнул кулаком об стол. — Так я сейчас завгару позвоню, он тебе мигом мозги вправит!
Не сказать, будто коротышка так уж откровенно струхнул, но после начальственного рыка слова он стал подбирать несказанно более тщательно.
— Приехали по вызову, минуты не прошло, как в доме что-то хлопнуло и радио зашипело. Я сразу наряд вызвал. Поднялся с ними в квартиру, а там стажёр, — указал он на меня, — без сознания валяется. И Бу остывает. А Михалыча не нашли. Как под землю канул.
— Хорошо бы не под землю, — вздохнул заведующий отделением и спросил: — А ты что скажешь?
— Не помню ни хрена, — заявил я в ответ. — Со вчерашнего дня всё как в тумане.
— Его экстрасенс краешком зацепил, — подсказал гном.
— Да сообщили уже! — отмахнулся дядька. — Шагайте в отдел кадров, там повестки вручат. И чтоб без прогулов! Завтра, как в горотделе опросят, пулей на дежурство!
В главный корпус мы не пошли, а поехали. В отделе кадров я поставил намеренно неразборчивую закорючку, а после не упустил случая поинтересоваться размером оклада, но сколько именно мне будет причитаться никто сказать так и не смог. Приказ о приёме на испытательный срок ещё согласовывался руководством, а вилка у санитаров и в особенности санитаров-стажёров была, по словам кадровички, весьма велика.
— Как бумаги вернутся, так и ознакомим с приказом! — заявила миловидная женщина лет сорока в простеньком ситцевом платье. — В любом случае аванс у нас двадцатого, получка — пятого.
Я кинул взгляд на отрывной календарь и спросил:
— А раньше никак?
— Неужто подъёмные прогулять успел? — удивилась кадровичка. — Только вчера талоны на питание до конца месяца и пятьдесят рублей на руки получил!
— Запамятовал, — изобразил я смущение. — Денёк сложный выдался.
— По тебе и видно! — фыркнула дамочка, выразительно глянув на мой забрызганный кровью халат.
Я приметил на её пальце обручальное кольцо и решил от пустого трёпа воздержаться, спросил:
— Так я пойду?
— Подожди, сейчас паспорт верну. Тебя прописали уже.
Она отперла огроменный засыпной шкаф в углу и вручила мне новенькую красную книжицу с золочёной надписью «паспорт» на обложке и чем-то вроде схемы атома с ядром и окружностями электронов. Фотокарточка на первой странице оказалась моя собственная, вместо ФИО значилась лаконичная кличка «Гу», а выдал сей документ горотдел милиции некоего города Нелюдинска. В пятой графе значилось «орк тире лесостепной», а прописали меня по адресу улица Сосновая, дом пятнадцать, в общежитии горбольницы за номером три.
Кадровичку кто-то позвал, она предупредила:
— Подожди, сейчас расписаться надо будет, — и вышла в коридор.
Я постоял-постоял, а потом взял ручку со стальным пером, макнул её в чернильницу и для пробы вывел несколько букв на обратной стороне повестки. Умудрился не наставить клякс и не запорол ни одного завитка, поэтому после недолгих колебаний добавил к своей кличке приписку «двин» — так, чтобы получилось «Гудвин». Чернила — один в один, различия в почерке тоже в глаза нисколько не бросались.
Зачем паспорт испортил? А захотелось! Я им не собака!
Руки так и чесались вписать ещё и «Сергей», но решил совсем уж не наглеть, а там и кадровичка вернулась. Расписался в журнале за паспорт, покинул кабинет, помахивая красной книжицей и мысленно посмеиваясь.
К этому времени шофёр давно успел куда-то умотать, и я задумался, как быть дальше. Озадаченно пошарив по карманам, обнаружил лишь мятую бумажку ордера на заселение в общежитие и медный жетон с дыркой, на котором было выбито число «двадцать один». Сложил одно с другим и потопал на станцию скорой помощи. Там сразу отыскал служебную раздевалку, не пришлось даже спрашивать дорогу. Дежурившая на входе пожилая гномиха приняла жетон и выдала ключ, а после велела выкидывать халат в бак для грязного белья и брать полотенце.
— Мыло в душевой, — подсказал она с плохо затаённой насмешкой.
Дальше мне только и осталось, что распахнуть дверь с нацеленным вниз треугольником и отыскать шкафчик за номером «двадцать один».
Одежды внутри не обнаружилось, зато на нижней полке стояла потёртая спортивная сумка из дерматина с надписью «BOX». Потянул её на себя за ручки и едва не уронил на ноги, до того увесистой та оказалась. Аккуратно опустил на пол, расстегнул молнию и обнаружил, что вес сумке придаёт пудовая гантель, а больше внутрь не положили ровным счётом ни хрена. Все кармашки проверил, все стенки прощупал, не нашёл ни денег, ни талонов.
Ну и куда, спрашивается, выданные мне вчера полсотни подевались⁈ Неужто обокрали?
Пальцы сами собой стиснулись в кулаки, а губы растянул злой оскал, пришлось собрать в кулак всю свою волю, лишь бы только заставить себя успокоиться. А как совладал с выплеснувшимся в кровь адреналином и хорошенько всё обдумал, то резонно заподозрил, что моя головная боль вызвана отнюдь не только пропущенным ударом в лицо. В конце концов, похмельную сухость во рту тот объяснить никак не мог.
Я беззвучно выругался и убрал гантель — ну вот на хрена она мне⁈ — в сумку, а ту вернул в шкафчик. Туда же побросал стянутую с себя одежду и поставил кроссовки. Запер замок и с обёрнутым вокруг бёдер полотенцем отправился в душ. Отыскал мыло на раковине умывальника и долго-долго отмывал кожу от пота и крови, чужой и собственной. Заодно куда тщательней прежнего изучил доставшееся мне тело и счёл, что жаловаться на него грех. Пусть и был накачан заметно сильнее необходимого, но сложение оказалось гармоничным и пропорциональным.
Жить можно!
Завернув краны, я насухо вытерся и вернулся к своему шкафчику. Встал там напротив зеркала, благо в разгар рабочего дня раздевалка пустовала, и внимательно изучил рассаженную скулу и рассечённую бровь. Какой-никакой опыт в таких делах у меня имелся и, раз уж кровь остановилась сама собой, решил за медицинской помощью не обращаться. И так шрама не останется.
Затем вгляделся в черты лица и досадливо поморщился, но после недолгих раздумий всё же счёл, что в сравнении с иными моими знакомцами из прежнего мира я в своём нынешнем обличье прямо-таки писаный красавчик.
Вот только мелированный ирокез и серьги…
В серебряной оправе чернели круглые полированные камни, и я без всяких колебаний избавил мочки от увесистых украшений, после чего оделся и вытянул из шкафчика сумку. Зло выругался из-за оттянувшей руку тяжести, напоследок взглянул на своё отражение и выругался ещё раз. Одежда пестрела пятнами крови, пришлось снимать её и замачивать в мыльной воде. Вымыл кроссовки, затем взялся оттирать штаны и майку.
Результат вышел откровенно так себе — если на синем пятен особо видно не было, то на белом они кое-где остались вполне различимы.
К чёрту! Нет денег гардероб обновлять! Мне б пожрать, а получка только пятого, притом что сегодня ещё только двадцать второе. Двадцать второе августа две тысячи, мать его, двадцать пятого года!
Всё как у нас, только ни хрена не как у нас!
Накатила злость, захотелось со всего маху шибануть кулаком по стене, но в который уже за сегодня раз совладал с эмоциями и поспешил на выход. Сдал ключ, дошёл до проходной и под пристальными взглядами тёмно-зелёных громил покинул территорию больницы. За воротами накинул длинный ремень сумки на плечо и зашагал в направлении, откуда прикатила машина скорой помощи.
Прямиком к комиссионке, ага.
Ну а что? Не с рук же мне серьги толкать!
Всё запомнил верно: миновал три пятиэтажки и вышел на знакомый перекрёсток. Утирая вспотевшее лицо, встал на углу и огляделся. Если вдоль второстепенной дороги выстроились обшарпанные панельки, то на основную выходили фасады несказанно более основательных зданий с колоннами, крохотными балкончиками и потрескавшейся от непогоды и времени лепниной.
По диагонали от меня раскинулся небольшой сквер, там сверкал стеклом павильон кафе-мороженое, гуляли с колясками мамаши и носилась детвора. Ну а на этой стороне у пивбара отиралась публика совсем иного сорта. Правда, гоблинов не наблюдалось и здесь, да и жёлтых орков было раз-два и обчёлся: в основном дули пиво и чистили солёную рыбу люди, гномы и мои зелёнокожие сородичи. И ещё тут же ошивался пропитого вида эльф в брюках и пиджаке с засаленными коленями и локтями. Я так и чесался поименовать его бичом, пусть даже человеком-то он как раз и не был. А вот бывшим интеллигентом был наверняка. Насмотрелся на таких в своё время!
И стоявшую за крайним столиком компашку, я тоже срисовал сразу. Все трое из людей, у всех троих на кистях и пальцах синие татуировки. Глядят на окружающих с интересом хищников. Мир другой, а повадки у блатных один в один.
Тут же прохаживался постовой в серой форме и при дубинке, который уже привычно был громилой-орком с тёмно-зелёной кожей. Я поймал на себе его изучающий взгляд и от греха подальше поспешил прочь. Миновал столовую, на ходу поглазел на витрину универмага и улыбнулся вышедшей покурить продавщице цветочного киоска, но та моему вниманию почему-то не обрадовалась. Эльфийка, что с неё взять!
Из-за угла выскочил с парой пустых бутылок из-под вина поддатый мужичок. Неровной походкой он поспешил прочь, я же замедлил шаг и обнаружил, что в переулке скрывается магазин с зарешёченными окнами и вывеской «Вино-Водка». На железной двери ликёро-водочного магазина обнаружился красноречивый рисунок с перечёркнутой зелёной рожей, ниже через трафарет вывели: «Только: для людей, эльфов, гномов».
Ну ни хрена себе ущемление в правах!
Переборов раздражение, я как законопослушный гражданин воспользовался пешеходным переходом, а на другой стороне ненадолго задержался у будки звукозаписи, из колонок которой разносилась смутно знакомая мелодия.
— Ля-ля-ля! Эта нота…
Но тут я увидел, как один из моих зелёнокожих сородичей покидает магазин с вывеской «Продукты», и раз уж это заведение под расовую сегрегацию не подпадало, а хорошенько отжатая одежда уже высохла на солнцепёке, то заглянул внутрь и прошёлся по отделам, присмотрелся к бумажкам-ценникам.
Такое впечатление — в детство вернулся. Ассортимент, расценки, обстановка, тётки за прилавками — ну натурально один в один. И никакого значения не имеет, что здешние тётки преимущественно из гномов.
Рот наполнился слюной, в животе заурчало, и я вернулся на улицу, поспешил к комиссионному магазину. Давешний модник-эльф там уже не крутился, внутри разглядывали выставленные на витринах хрустальные сервизы, радиотехнику, столовое серебро и разнообразные украшения несколько молодых людей и парочка средних лет коротышек, только не бородатых, а с торчащими в разные стороны усищами.
Интересно, это что за нелюди? Или тоже гномы?
Впрочем, не до них. Главное, что побрякушки в скупку берут, а значит, не зря зашёл. Теперь бы только не продешевить и договориться, чтобы деньги сразу на руки выдали, а не когда покупатель на товар найдётся.
Продавец был человеком, а вот оценщик оказался низкоросл, широкоплеч и бородат. Он взял увеличительное стекло и начал изучать серьги, я присмотрелся к аудиотехнике. Усилители и катушечные магнитофоны поблёскивали стекляшками окошечек со стрелками, панелями из полированного алюминия, алюминиевыми же ручками переключателей и крутилок. Одну из полок заняли проигрыватели грампластинок в деревянных и пластиковых корпусах, а с ними соседствовали разнообразные радиоприёмники и кассетные магнитофоны на одну и две деки. Некоторые из них были переносными, но ничего современней в продаже не имелось.
— Мусор! — вынес тут вердикт оценщик.
Я на него даже не взглянул.
— Серебро девятьсот двадцать пятой пробы! — заявил, продолжая разглядывать радиоаппаратуру.
— Дешёвка!
— А в оправе — агаты.
— Гагаты, ля! — вспылил гном.
— Тоже неплохо.
— Если такой умный, может, на моё место встанешь?
— А пустишь?
— Нет, ля! Нашёл дурака!
Коротышка подступил к продавцу, они о чём-то недолго пошушукались, а затем мной занялся уже человек.
— Дам два сорок, — заявил он с нескрываемым пренебрежением и выложил на прилавок журнал учёта. — Согласен, нет?
— Если деньги сразу, то согласен.
Продавец насмешливо фыркнул.
— Фирма веников не вяжет! Документы с собой?
Я кивнул и выложил на прилавок паспорт. Молодой человек переписал его данные, затем лязгнул кассовым аппаратом и выложил на металлическое блюдечко две жёлтеньких рублёвых банкноты и три серебристых монетки: пару пятнадцатикопеечных и десятчик.
— Крохобор, ля! — буркнул гном, прежде чем убраться в свою комнатушку.
Возглас этот я пропустил мимо ушей, сразу сунул банкноты в карман штанов, а вот к монетам пригляделся, поскольку при самом обычном аверсе, на реверсе не обнаружилось ни серпасто-молоткастого земного шара, ни всадника с копьём, ни коронованного двуглавого орла: всю его поверхность занимали выпуклые чёрточки непонятных рун. И гурт тоже был неровным — ровно для незрячих сделали.
Дальше я подхватил сумку и рванул в продуктовый магазин. В продаже не было ни колбасы, ни даже сыра, поэтому набрал шанег с морковью и пирожков с картошкой, а вдобавок к ним взял бутылку молока, широкое горлышко которой было запечатано серебристой фольгой. Раскошелился бы и на зубную щётку с пастой, но куда там! За этим сказали идти в универмаг.
Заплатил на общей кассе шестьдесят копеек, получил по чеку свои покупки и в один присест умял всю немудрёную снедь. Тогда проткнул фольгу ногтем, сорвал её с горлышка и бросил в мусорку, куда до того отправил скомканную обёрточную бумагу. Запрокинул голову и разом осушил бутылку молока.
Мысленно посетовав на отсутствие в продаже хотя бы и завалящих чебуреков, собрался избавиться ещё и от пустой бутылки, но вовремя опомнился, обошёл дом и обнаружил с торца крылечко пункта приёма стеклотары. Грязную посуду приёмщик забраковал, пришлось топать в сквер и споласкивать её у фонтанчика с питьевой водой. В итоге едва успел убраться от заинтересовавшегося моими манипуляциями постового, но зато вернул себе пятиалтынный и снова наведался в магазин. Трёхкопеечные булочки оказались чёрствыми, потратил десятчик на горбулку.
Заодно справился у продавщицы, как добраться до Сосновой и где на ней дом за номером пятнадцать. Круглолицая тётка-гномиха посоветовала дойти до сквера и повернуть направо, но мне снова светиться там не улыбалось, поэтому решил двинуть напрямик. Куснул булку, заработал челюстями и потопал через пустой двор с железными качелями, ржавым турником и покосившейся каруселью.
Уже дошёл до рядка непонятных сараев, когда меня вдруг окликнули:
— Дяденька, а сколько времени?
Голос был вроде как юный, но чуткий орочий слух и мой немалый жизненный опыт позволили разобрать хрипотцу, которая нарабатывается долгими годами злоупотребления алкоголем и табаком. Насторожившись, я обернулся и обнаружил, что по проходу меж сараев ко мне спешит девчушка лет тринадцати в школьном платьице до колен с белым кружевным передником.
«Август же⁈ Каникулы!» — озадачился я и от удивления пригляделся к школьнице повнимательней, а приглядевшись, приметил покрасневший нос, морщинки в уголках глаз и залёгшие у рта складки. Годочков девчушке разом стало хорошо так за тридцать. Или даже за триста.
Уши-то островерхие! Эльфийка!
Внизу живота враз заныло, только не от возбуждения, а от ясного осознания того простого факта, что сейчас меня будут бить и хорошо, если только ногами, а не охаживать тупыми дробящими и тыкать острыми колющими предметами.
Попытаются — так уж точно!
— Мне бы который час узнать! — заулыбалась фальшивая школьница. — Хочу до закрытия в библиотеку успеть!
Я развернулся и безо всякого удивления обнаружил, что со спины ко мне бесшумно подступает парочка желтомазых орков самой что ни на есть сомнительной наружности. Наряжены они были в разномастные олимпийки, линялые спортивные штаны с вытянутыми коленями и стоптанные кроссовки. Хари — одутловато-пропитые.
Тип с фингалом под глазом держал руки в карманах, его кореш прятал что-то за спиной.
— Ты чего, на⁈ — зло выдал заводила, красовавшийся чёрным синяком под глазом и фиксой жёлтого металла во рту. — Чего к малявке пристаёшь?
— Сейчас мусоров кликнем, и на кичу заедешь! — поддержал его второй, левый клык у которого оказался выбит, да и зубов наблюдался явный некомплект. — Знаешь, что там с такими делают?
Отвлекая меня разговорами, они продолжали потихоньку приближаться, а ещё нельзя было забывать об эльфийке, и потому я медлить не стал, двинулся своим оппонентам навстречу.
— С какими такими? — улыбнулся шире некуда. — С орками, что ли?
— Чё, на? — опешил щербатый и от удивления даже перестал прятать за спиной обрезок водопроводной трубы.
— Броню не включай! — потребовал фиксатый и вынул из карманов руки. Его кулаки блеснули полированной медью кастетов. — Живо лопатник гони!
Я покачал головой.
— Нет денег, ребята. — И помахал остатками горбулки. — Всё прожрал!
— Не лепи горбатого, фраер! — возмутился заводила и пристукнул кастетами друг об друга. — В скупку кто заходил, на? В сумке чё?
— Быстро сумку сюда дал! — прорычал щербатый орк и угрожающе замахнулся обрезком трубы. — Живо, на!
Я с некоторым даже удивлением опустил взгляд на свисавшую с плеча спортивную сумку, о которой совершенно позабыл, несмотря даже на пудовую гантель внутри.
— Не спи, на! Сумку гони!
— Да подавитесь!
Небрежным движением плеча я чуток подкинул сумку и тут же резким толчком отправил её в щербатого. От неожиданности тот не успел закрыться и поймал импровизированный снаряд своей желтушной харей — мерзко хрустнуло, орка сбило с ног, брызнула тёмная кровь.
Я рванул сумку обратно, но один из карабинов с протестующим скрипом лопнул, и ремень вырвался из пальцев. Глазом моргнуть не успел, как лишился своего оказавшегося неожиданно эффективным оружия! Пришлось шатнуться в сторону, уходя от замаха фиксатого заводилы, но массивное тело отреагировало на мысленный приказ как-то очень уж неторопливо, не сказать — неохотно. Здоровяк Гу оказался на диво неповоротлив, ладно хоть ещё умел держать удар, и попадание, способное перебить обычному человеку кость, лишь заставило взорваться болью плечо да отсушило левую руку.
— Ах ты! — невольно вырвалось у меня, а затем в кровь выплеснулся адреналин, и я в один миг стал куда быстрее и резче. Отмахнулся правой и попал по уху, да только всего-то отвесил противнику леща, поскольку пальцы просто не успели сжаться в кулак.
Какого чёрта⁈
Но даже так голова фиксатого мотнулась, и я не упустил возможности его пнуть. Высоко задирать ногу не стал, голень ударила в голень. Заводила взвыл от боли и рухнул как подрубленный, а подняться я ему уже не дал: подскочил, ухватил за грудки и пару раз крепенько приложил затылком о бордюр.
Крепенько, и всё же не до смерти. Но не из-за того, что сумел обуздать орочий раж — точно бы уроду башку размозжил, если б по ушам не ударил пронзительный визг эльфийки:
— Не-е-ет!
Меня аж вперёд качнуло! Я отпустил противника и едва не растянулся на земле рядом с ним — пришлось даже тряхнуть головой, чтобы заставить проясниться сознание. От боевого угара не осталось и следа, враз проявилась боль от удара кастетом, зверски заныла отшибленная голень. И виной всему, конечно же, был не акустический удар.
Эта тварь шибанула мне по мозгам! Экстрасенс, ля!
Я ухватил попавшуюся под руку трубу и вскочил на ноги, эльфийка уронила разводной ключ, с поразительным проворством развернулась и кинулась наутёк. Шустро так — не догнать!
Лови, гадина!
Размахнувшись, я словно биту при игре в городки метнул обрезок трубы, но подвёл глазомер: железяка угодила в стену сарая и с металлическим лязгом отскочила в сторону.
Да и плевать!
Завозился орк с разбитой харей, я склонился над ним и с оттягом врезал кулаком. Зубов у поганца ещё малость поубавилось, а сам он затих.
Вот и чудненько! Ну-ка поглядим, что у тебя в карманцах!
Увы, моим уловом стали только коробок спичек, мятая пачка папирос и несколько копеек.
Нищеброд, ля!
От разочарования я добавил щербатому левой и перешёл к заводиле. У этого разжился рублёвой монетой, а вдобавок к ней выгреб из кармана полпригоршни гнутых медяков. Ещё избавил пальцы правой руки от странного вида кастета, а с левого запястья стянул стальной браслет механических часов. Ну а в рот за фиксой уже не полез, но отнюдь не из брезгливости — просто пришло время уносить ноги.
Ладно, ещё если менты прихватят — уж отбрешусь как-нибудь, а ну как эльфийка подельников приведёт?
Пора валить!