Глава 26

Земля неизвестного населения с черепами, вместо табличек с указанием населённого пункта, осталась позади. Было утро третьего дня с момента, как мы покинули негостеприимные земли, когда до моего уха донёсся знакомый по прежней жизни крик.

— Это чайка? — Высунулась из повозки Ада.

Высоко в небе парила белоснежная птица, издавая пронзительный крик: сомнений быть не могло, мы слышали чайку.

— Чайка, мы рядом с морем, — не в силах сдержать нетерпение, пришпорил коня. Чтобы быстрее добраться до вершины холма. Шулим с парой воинов устремились за мной, не понимая в чём дело. До вершины холма добрался за минуту, резко осадил лошадь, вдыхая свежий солёный воздух моря. Морская синева уходила за горизонт, от вершины до воды было не больше двух километров.

— Это море? — Саленко тоже увязался за нами.

— Азовское, — уточнил я на вопрос украинца, — это вы не копали.

— Арт, ну хватит, — обиженно протянул археолог, — мы давно все стали одним народом, нет здесь врагов.

— Шучу я, расслабься. Теперь надо понять, как далеко мы до Дона. Надеюсь, что очень близко.

Шулим и хурриты не вмешивались в беседу на русском языке. Командир хорошо понимал язык, но говорил ещё плохо. Воины тоже знали некоторые слова, но между собой мы общались на их языке.

— Пойдём на север вдоль береговой линии, надо проверить нет ли заболоченных низин вдоль берега, чтобы держаться на безопасном расстоянии.

Когда караван достиг вершины холма, дал людям минут десять, чтобы насладиться морским видом.

— Арт, мы дошли, — Ада соскочила с повозки и бросилась мне на шею.

— Почти дошли, нам нужна пресная вода, для этого надо дойти до реки.

— Главное мы дошли до моря, а река никуда не денется, — Ада вдохнула полной грудью, — какой чистый воздух, даже пьянит.

Люди, сгрудившиеся вокруг нас, также бурно выражали свой восторг. Из всего моего каравана только несколько человек раньше видели море. Из хурритов море видел Шулим и половина всадников, сопровождавших дочь Шутарны в Египет, их реакция была куда сдержанней.

— Пора в путь, — дал отмашку, чтобы все вернулись к своим повозкам. Животные, почуяв близость воды, пытались бежать к морю, пастухи с ног сбились, отлавливая коз и овец.

Как я и предполагал, у самой береговой линии встречались заболоченные территории, где повозки вязли в смеси песка и земли. Пришлось немного увеличить дистанцию, чтобы сохранять скорость передвижения. Береговая линия стала менять направление, круто забирая на восток.

— Что за ерунда? — Саленко пожал плечами на моё восклицание:

— Моря постоянно меняли очертание, возможно, что сейчас оно куда больше или меньше по площади, чем мы привыкли считать.

Первый приток Дона мы увидели после обеда: это была узенькая речка шириной не больше пяти метров. Вода в реке оказалась кристально чистой: напились и люди, и животные. Следующий приток оказался шире и глубже: пришлось искать брод, чтобы переправиться.

Приближение к Дону чувствовалось по ландшафту: высокая, густая и сочная трава, небольшие рощицы деревьев попадались на всём протяжении пути. Уже в сумерках мы наткнулись на полноценную реку — был это сам Дон или один из его рукавов я не знал, но ширина реки достигала почти сотню метров.

— Остановимся здесь на ночь, утром проведём разведку и определимся, — поделился мыслями с Адой. Она. Оставив близнецов на попечении няни, ехала верхом, жадно радуясь луговым цветам или группам деревьев на нашем пути.

— Здесь очень красиво, кажется выше по течению лес, — в сумерках трудно было оценить размеры лесного массива. Река в этом месте текла не прямо, она делала плавный изгиб к северу, образуя полузакрытую территорию.

Ночью царило необычное оживление: все в караване понимали, конец путешествия близок. Мы прошли тринадцать дней с того места, где остался Этаби с хурритами. Учитывая нашу черепашью скорость передвижения, я оценил ориентировочное расстояние до своего друга примерно в шесть сотен километров. Не такое большое расстояние, особенно если быть налегке, чтобы не проведать Этаби весной следующего года.

— Как назовём своё поселение? — наевшись, Саленко всегда тянуло поговорить.

— Не думал об этом, — я перехватил взгляд улыбающейся Ады и продолжил:

— Может, Саленск в честь тебя?

— Я хотел предложить Новгород, — засопел археолог.

— Можно и Новгород, тем более что название с историческим значением. Да, ладно, что ты дуешься как климактерическая женщина, Вик? Мы же люди, порой и шутить надо.

— Я не дуюсь, — ответил археолог таким обиженным голосом, что Ада прыснула от смеха.

Махнув рукой, Саленко ушёл к Ириме, кормившей девочку.

— Он как ребёнок, — Ада перестала смеяться, — но без него было бы плохо. Кстати, он меня сильно поддерживал, когда хетты меня держали в Хаттуше.

— Ага, — откликнулся погруженный в свои мысли, — наверное надеялся, что ему со временем перепадёт.

— Урод! — я еле успел пригнуться: глиняная чашка со свистом пролетела над головой. Раздражённая жена нырнула в повозку, где няня безуспешно пыталась уложить младенцев. Пара звонких оплеух и ругань в отношении бедной девушки наглядно показали, что сегодня ночью мне ничего не светит.

— Женская логика -отсутствие логики, — пробормотал себе под нос. Вынырнув из темноты, присел рядом Шулим:

— Я ходил с воинами выше по реке, примерно в двух полётах стрелы начинается лес, большой лес. И река течёт не прямо, всё время извивается как змея.

— Это хорошо, значит, течение спокойное, а значит, и рыбы много. — Шулим не уловил связь, но уточнить не решился. Посидев еще пару минут и доложив, что дозоры выставлены, мой командир ретировался.

Эту ночь я спал на траве, накрывшись шкурой. С моря тянуло ощутимой прохладой, но в повозку путь был закрыт: Ада зашнуровал полог изнутри.

Проснулся засветло: несмотря на то, что было начало августа, утро оказалось прохладным. Бо́льшая часть лагеря ещё спала, но дозорные бодрствовали. Оседлав своего коня, поехал вверх по течению к зелёному массиву леса. Двое дозорных хотели сопроводить меня, но я приказал оставаться на посту. Не успел я доехать до леса, как сзади послышался стук копыт: Шулим и ещё трое воинов поспешно нагоняли меня, даже не оседлав коней.

— Арт, нельзя одному, мы не знаем есть здесь люди или нет, — осадил коня Шулим. Такая забота была трогательной, молча кивнув на слова хуррита, продолжил путь. Его ночная разведка не обманула бывалого воина: лес действительно простирался на километры вверх по течению реки. Он начинался в трёхстах метрах от нашего лагеря узким клином, расширяясь к северо-востоку. Это был типично пойменный лес, состоящий из разнообразных пород. Только хвойных не хватало для полного счастья. Кустов шиповника встречалось очень много среди дубов, осин, тополей и других деревьев. Берёзы тоже имелись, но какие-то развесистые, непохожие на стройных красавиц Подмосковья.

Поднявшись по течению на несколько километров, увидел, что конца леса не видно.

— Это идеальное место, будем селиться здесь, — проговорил вслух на русском и повторил на хурритском для сопровождающих.

— Как скажешь, — наклонил голову Шулим.

— Возвращаемся.

Лагерь просыпался, уже первые проснувшиеся раздували костры из углей, ржали, мычали и блеяли животные. По дороге обратно, решил поселение сделать прямо на опушке леса, чтобы стройматериал был под рукой. До моря было не больше полукилометра, береговая линия поросла осокой и камышом.

Жена Саленко уже хлопотала, разогревая еду.

— Позови Виктора, — девушка метнулась в повозку, откуда минуту спустя, показался сонный археолог.

— Арт, ты чего не спишь, ещё так рано.

— Будем селиться здесь: пресная вода, море, лес под рукой.

— Прямо на этом месте? — уточнил Саленко, спрыгивая с повозки.

— Нет, чуть выше, на опушке леса, чтобы брёвна не таскать. Там же сделаем причал для лодок, поставим домики вдоль реки.

— Так делали наши предки, — позёвывая, археолог приблизился ко мне, — ты вообще спал, у тебя усталый вид.

— Спал, а усталость от долгой дороги и переживания. Надо определиться с жилищем, я предлагаю срубы.

— Нужна будет смола, чтобы конопатить, да и для лодок она пригодится, — Саленко оглянулся на жену. — Ирима всё поставила, давай поедим.

Во время завтрака продолжали обговаривать строительство поселения. В общей сложности надо было порядка двадцати домов, большинство в караване были семейный. Для неженатых воинов я предусмотрел одну большую избу, типа казармы. Как подрастут девочки с каравана и найдут себе пару среди хурритов, так и построим отдельное жильё.

— Надо найти глину, показать нашим гончарам, пригодна или нет. Хорошо бы найти железную руду, — я размечтался, представив самодостаточное поселение.

— С глиной проблем не будет, река наверняка подмыла берега на своём пути, обнажив пласты глины. А вот с рудой будет труднее, — археолог попросил жену набрать чистой воды в реке.

— Наша вода вкуснее, — похвастался Саленко, напившись из медного кувшина. — В Месопотамии у воды был свой вкус, а здесь она словно пропитана чернозёмом и свежей травой.

— Арт, ты уже поел, хотела тебе согреть мяса, — я не заметил, как Ада вышла из повозки. Её обида испарилась, она даже смотрела виновато.

— Поешьте сами, поселение будет ставить чуть выше, на опушке леса. До моря рукой подать, лес и река под боком.

— Мне нравится это место, — голос Ады звучал примирительно. Подмигнув ей, дал понять, что не держу зла за вчерашнюю ночную выходку. Повеселевшая жена вернулась к повозке, чтобы накормить детей и заняться хлопотами.

Когда лагерь окончательно проснулся и насытился, попросил всех собраться. Взобравшись на повозку, чтобы меня было лучше слышно, объявил о своём решении. Известие об окончании пути встретили радостными криками, даже ослы заревели, словно почувствовали, что конец бесконечному движению.

Первоначальный план упорядочить расселение провалился: люди хаотично выбирали место под будущий дом, не понимая моих намерений.

— Оставь их, со временем всё само собой упорядочится, — Ада смотрела на реку с места нашего будущего дома. Избу планировал поставить прямо среди вековых деревьев, в тридцати метрах от реки. Я не знал, насколько разливается Дон в половодье, но водный поток был ниже метра на два. Да и полоса деревьев прямо по берегу реки вряд ли так густо разрослась, затапливай вода всё это место. Противоположный берег реки был более пологим и относительно голым, что свидетельствовало о частом затоплении.

Первую избу поставили мне, получилось не так хорошо, как в фильмах. Щели между брёвнами забивали мхом, смолу так и не удалось найти. Пока шло строительство, мы ночевали в повозке, окончательно превратив её во временно́е жилище. Шулим с тремя воинами провёл дальние разведки во всех направлениях, но так и не наткнулся на людей.

Тем не менее я принял решение огородить поселение частоколом после окончания строительства домов. Избы росли одна за другой, пока планировка ограничивалась размером брёвен срубленных деревьев. К моему огорчению, мы не нашли строевого леса и поэтому размеры срубов получались скромными. Пока основная часть мужчин была занята строительством и охотой, я вместе с гончаром по имени Мирани, пытался построить прототип русской печи. Мои познания в этой области были слишком скудны, а Мирани не мог понять, чего я от него требую. В итоге получился гибрид между русской печью и печью, принятой в Междуречье. Первая зима покажет, насколько удачным получилась наша печь.

Глину мы нашли довольно быстро и довольно неплохого качества. В километре выше по течению река подмыла наш берег, обнажив пласт глины. Мирани и двое других гончаров остались довольны качеством глины. Ещё чуть выше, нашлась отмель, где скопился крупнозернистый песок. Но поиски руды не увенчались успехом. В данный момент у нас был внушительный запас оружия и инструментов, но поиски руды всё равно оставались важнейшей задачей.

К середине ноября появился первый снег, он таял, едва достигнув земли. Большинство жителей Новгорода снег видели впервые, взрослые люди пробовали его на вкус и веселились словно дети. Первый настоящий снег пошёл в начале декабря, укрыв наши дома белой шапкой. Последние недели ноября я отправил всех мужчин на охоту, чтобы заготовить побольше мяса на зиму. Мой план распахать землю под озимые не удался, нам элементарно не хватило времени. Даже частокол успели сделать всего на четверть, прикрыв только северную сторону городка.

С заготовкой дров проблем не было, в процессе строительства домов хвороста набралось на всех. Да и лес был под рукой.

Лёд сковал реку под Новый год, дав возможность разнообразить меню рыбой. Вспомнив из одной передачи, как северные народы плетут верши, сделал пробную. Вначале попалась одна рыбина, учтя ошибки и вплетя ещё несколько ивовых прутьев, добился впечатляющего результата.

Не прошло и двух недель, как всё взрослое население Новгорода увлеклось зимней рыбалкой. Вдоль берега виднелись многочисленные проруби с установленными ловушками из ивовых прутьев. Частокол мы так и не успели закончить, но загоны для скота соорудили и даже запаслись сеном. С середины января начался окот у овец и коз, появился приплод и у ослов. С десяток кобыл тоже должны были родить уже со дня на день. Понимая, что от животных зависит наше дальнейшее существование, целыми днями пропадал в конюшне и овчарне. Берди и Ахбухч вернулись к своей старой профессии пастухов. Весь навоз ребята выносили и складировали недалеко, создавая основу для будущего перегноя. Моча животных тоже не пропадала, по просьбе кожевенника Хамима, её собирали и относили к нему, где он занимался дублением шкур животных.

Саленко несколько раз поднимал вопрос о моем статусе.

— Тебя надо официально признать главой Новгорода, надо установить налоги, негоже тебе самому ловить рыбу или ходить на охоту. Должен развиваться товарообмен, иначе мы не будем развиваться, — настаивал археолог зимними ночами, проводя в нашей избе бо́льшую часть времени. С ним приходили жена и дочь. Святослав и Владислав, освоив азы речи, играли с девочкой, но та пока ещё не научилась говорить.

— Успеется, дай людям обжиться, немного нарасти «мясом», — отклонял предложение украинца провести выборы главы.

— Никто не голодает, зайцев пруд пруди, олени, лоси, косули. Река кишит рыбой, они так сытно раньше не жили, — приводил новые аргументы Саленко, но я оставался непреклонен.

В конце января увеличилось поголовье лошадей, родилось девять живых и один мёртвый жеребёнок. Шулим большую часть времени проводил на охоте, каждый раз возвращаясь с богатой добычей. Именно он принёс Аде шкурку чёрной лисы. После обработки Хамима шкура заиграла всеми цветами, переливаясь чёрными красками.

— Я теперь барыня, — смеялась Ада, накидывая шкуру на плечи.

Первый поход по льду на противоположный берег мы совершили в конце января.


Река оказалась только рукавом Дона: основное русло располагалось на северо-запад в двух часах ходьбы.

— Такая большая? — Шулим от удивления стянул с головы шапку из зайца. Ширина Дона здесь достигала трёхсот метров: дойдя до середины реки, я остановился, подняв руку. Еле заметный дымок поднимался за голыми ветками кустарников на противоположной стороне.

— Может это пар от испарений? — предположил археолог, навязавшийся в этот поход. Сейчас я жалел, что взял его, а не пару воинов. Из него воин никакой, даже годы, прожитые среди хурритов его, не изменили, Саленко оставался пацифистом. Вдвоём с Шулимом, имея всего один лук и десяток стрел, было неразумно идти вперед.

— Мы вернёмся завтра и выясним, кто там, а теперь идём обратно.

Я не собирался нападать на неизвестных, иногда дипломатия даёт больше, чем война. У меня почти два десятка парней без женщин, даже среди них начиналось брожение. Многие не оказались готовы к холодам, хотя по моим меркам это была очень тёплая зима. Ждать пока девочки в караване повзрослеют некогда, вот если среди неизвестных людей на том берегу есть взрослые девушки, это могло бы сыграть мне на руку. Женившись, человек начинает ценить спокойствие и уют, и именно эта мысль меня донимала в последнее время.

Загрузка...