Супилулиум I сдержал своё обещание: во время перехода в Вешикоане нас не преследовали и его войска выдвинулись на земли хурритов лишь на тридцать первый день. Но время уже было упущено: Шутарне удалось разгромить основные силы сангаров и заключить мир с касситами. Эсоры, оставшись одни на поле боя, предпочли позорную капитуляцию. За счёт побеждённых соседей, правителю хурритов удалось несколько увеличить свою армию и встретить армию хеттов на самой границе своих владений.
Хетты превосходили хурритов численностью, но ни одна из сторон не смогла нанести противнику поражения. После трёх кровопролитных битв, Супилулиум прислал парламентёров для переговоров. Одним из условий заключения мира, хеттский царь поставил участие в переговорах руса по имени Арт.
Вернувшись из Нарриша, я со своим отрядом успел поучаствовать в битве против сангаров и касситов. Мы атаковали ночью спящие лагеря противника, захватывали обозы, совершали рейды в глубокий тыл. Имя Арт стало узнаваемым по всей Месопотамии, а слово «спецназ» заставляло паниковать даже опытных воинов врага. Одной из самых запоминающихся диверсий, стала засада у Красного Камня. Закопанные в песок, дыша через тростниковые полыю трубочки, мы дождались касситского отряда, посланного в бой из глубины страны. Выскочив из песка, спецназовцы мигом расправились с противником, ошалевшим от увиденного. Единственный выживший кассит, успевший ускакать на вороном жеребце, рассказал об увиденном. С этого момента, любая наша успешная операция обрастала легендами.
Помог хурритам и египетский фараон Аменхотеп II: когда чаша весов стала склоняться в пользу хурре, войско фуралов ударило в тыл и захватило Вавилон. После трёхдневного грабежа Аменхотеп увёл своих воинов — в его царстве начались волнения, связанные с нашествием саранчи, губившей все посевы. Часть сангаров из разграбленного Вавилона бежала к соседним народам. По моему совету, Шутарна даже разослал гонцов, обещая покровительство тем сангарам, что осядут в его землях. Успешная компания против сангаров, эсоров и касситов способствовала тому, что в Митахни потянулись окрестные племена, не имевшие своей страны.
И вновь, послушавшись моего совета, Шутарна освободив вновь прибывших от налогов сроком на три года. Этот жест способствовал тому, что даже из хеттских земель стали появляться переселенцы. Население Вешикоане практически удвоилось, выросли целые кварталы сангаров, эламитов и даже небольшой хеттский квартал.
— Они ещё не отождествляют себя нацией, для них важно, чтобы богов почитали и не убивали в мирное время, — Саленко всегда пытался обосновать любые процессы, происходившие в Митахни.
После памятного разговора с Этаби, когда хуррит заявил, что готов переселиться со всем своим родом, у меня состоялась консультация с археологом. К моему сожалению, украинец подтвердил мои догадки, сказав, что на рубеже XIII–XIV веков до нашей эры, Митахни теряет своё влияние и, в конце концов, поглощается соседними государствами, преимущественно хеттами и ассирийцами.
Сегодня вернулся к этой теме во время обеда. Завтра мне предстояло выехать к хеттской границе, где на время перемирия застыли две самые грозные армии Востока. В компании против хеттов я участия не принимал — у меня была рана в левой подвздошной области, да и почти весь мой спецназ получил различного рода раны. Шутарна своим указом повелел нам восстанавливаться, не желая подвергать опасности единственное элитное подразделение.
— Виктор, ты говоришь, что хурриты падут? Но за месяц войны с соседями население Вешикоане удвоилось, появились целые кварталы сангаров, касситов, даже хетты сюда идут. После нападения египтян Вавилон практически разрушен, касситы запросили мира, а Ниневия, столица Ассирии, обложена огромной данью. Остался только Супилулиум, да и тот просит мира.
— Это так, — не стал увиливать археолог, — но это временно́е явление. Вавилон ещё воспрянет, Аменхотеп предаст хурритов и присоединится к ассирийцам во время очередной компании. Я говорю про историю, которую изучал, но сейчас здесь наше влияние может менять сами процессы, — Саленко потянулся к кувшину с молоком. — Но любое изменение истории хурритов, непременно должно отразиться на изменении истории сопредельных народов. А это значит, — археолог отпил молоко, — нас здесь не должно было бы быть.
— Не понял, — этот чёртов засранец запутал меня своими словами.
— Мы здесь именно потому, что глобальных изменений не произошло. То есть, все победы хурритов с твоим участием не изменили сути процессов настолько, чтобы изменилась общая история Месопотамии.
— Всё равно не понял, можешь объяснить нормально?
— И я не поняла, — Ада присела рядом со мной, оставив домашние дела.
— Постараюсь, — Саленко выдохнул: — есть так называемый парадокс дедушки.
Это словосочетание я где-то встречал, но не придал ему должного значения в своё время.
— Ты возвращаешься в прошлое, приходишь к деду и приставляешь револьвер к его голове, нажимаешь на спусковой крючок, но ничего не происходит.
— Почему не происходит? — в унисон вырвалось у меня и Ады.
— Потому что, если ты убьёшь дедушку в прошлом, ты не родишься в будущем. Не родится твой отец, соответственно, не родишься ты. Это так называемая защита линии времени. Один из пяти парадоксов путешествий во времени.
— Стоп, — прервал поток слов археолога, — сами путешествия во времени считаются невозможными, но тем не менее мы все оказались здесь. Кто мне мешает убить Супилулиума и изменить будущее?
— Всё та же зашита линии времени, — ухмыльнулся Саленко, — ни одно из твоих действий не приведёт к тому, что вся временная линия изменится. Постараюсь объяснить: если убийство Супилулиума может изменить всю временную концепцию — оно просто не состоится. Ты не сможешь нанести смертельную рану, он выживет, тебя схватят — вариантов масса. Смотри, Арт, сейчас ты всё поймёшь, — Саленко вскочил из-за стола, входя в раж.
— Допустим, тебе удалось убить Супилулиума. Из-за этого хеттская империя ослабла, и хурриты её подчинили себе. Меняется расклад на всём Востоке: центр развития цивилизаций остаётся здесь. Не появится Римская Империя, не будет германских орд, что разграбят Рим и вынудят наших предков Антов, покинуть берега балтийского моря и уйти на восток. И, в конце концов, не будет никого из нас с нашим сегодняшним мировоззрением и физической оболочкой. Я всё сильно упрощаю, но суть в том, что каждое действие имеет последствие. И наше нахождение в этом временном промежутке свидетельствует о том, что несмотря на наше вмешательство, ход истории глобально не изменился.
— Вроде мне становится понятно, — Ада начала убирать со стола, отослав жестом служанку:
— Нам удастся менять историю в пределах одного поколения, но в масштабах эпохи, результат останется неизменным.
— Именно, — просиял археолог.
— Так начинайте копать Чёрное море, — оставив украинцев с вытянувшимися лицами, покинул комнату, чтобы обсудить предстоящую поездку с Этаби. Не мог понять, что именно меня больше всего задело в объяснениях Саленко. Невозможность изменить будущее путём изменения прошлого? Или то, что мне казалось важным, не имеет смысла в глобальном понимании истории?
Гонец прибыл всего час назад: Шутарна просил приехать для переговоров, таким было условие хеттского царя. В ситуации, где хурриты с меньшими силами не могли нанести решающего поражения противнику, переговоры о мире казались спасением. Но после слов Саленко я не видел в них смысла. Добьёмся мы мира или продолжим войну — историю не изменить. После слов археолога во рту стало сухо, словно до утра пил и не успел опохмелиться.
Этаби уже был готов, осёдланные кони ждали наездников. Обменявшись парой фраз, вскочили на лошадей.
— Арт, вы поехали? — Ада выскочила навстречу, когда мы собирались уже покинуть двор.
— На пару дней, скоро вернусь, — чувствуя себя паршиво, что так сухо попрощался с женой, пришпорил жеребца. Этаби по моему лицу понял, что я без настроения, и не докучал вопросами. Его рана окончательно затянулась, но в левая рука не поднималась выше головы. До самого вечера скакали в молчании, только остановившись на ночь, я заговорил:
— Помнишь, ты говорил, что готов переехать со всем своим родом?
— Готов, — подтвердил Этаби, — Шутарна стар, а Эрби под сильным влиянием родственников матери. Как только дядя умрёт, весь Митахни заселят эсоры, сделают Вешикоане одним бо́льшим рынком.
— На севере отсюда, за Снежными горами, лежит огромная территория. Там можно скакать пять суток и не встретить ни одного человека. Там леса, реки, озера, моря, горы, — вспомнив Родину, я на мгновение прослезился.
— А почему там нет людей? — вопрос хуррита вернул к действительности.
— Зимой выпадает снег по пояс, очень много лесов, бродят стаи волков и медведи. Только сильные люди способны жить в таких условиях.
Ответ Этаби удовлетворил, секунду помолчал, хуррит уточнил:
— Там есть эсоры или другие народы-торгаши?
— Нет, — я расхохотался, представив Инлала сидящим у болота. Настолько не вязался образ эсора-менялы с красотой русской природы.
— Тогда я готов в любое время, — Этаби протянул руку. — Со мной поедут все мои родственники, если там так много земли.
— Хоть жопой ешь, — хуррит не понял моих слов на русском, но довольно точно повторил, вызывав у меня улыбку. Больше на тему переселения мы не говорили, хотя мысль у меня засела глубоко в мозгу. Сейчас было не лучшее время — после возвращения из Нарриша, Ада поняла, что беременна. Да и незаконченных дел у меня было много: на время войны с сангарами мои караваны не торговали. Для переселения на Родину понадобится много повозок, лошадей, скота, инструментов. С другой стороны, в глубине души теплилась надежда, что Саленко неправ и всё может образумиться. Покидать дом-дворец в Вешикоане, где меня и Аду любили и уважали, не очень-то и хотелось. После взятия и удержания Нарриша, все без исключения хурриты признали меня своим: мне уступали дорогу, приносили подарки. Сам Шутарна называл меня «самым великим воином хурре» и своим дорогим братом.
Если смотреть реально, до падения Митахни немало времени, империя хурритов стала крепнуть. Если удастся заключить долгосрочный мир с хеттами и возобновить сватовство дочери Шутарны и сына Аменхотепа, всё может измениться в лучшую сторону. Этот Саленко простой археолог, и его слова меня не убедили до конца. Никто не путешествовал во времени, чтобы убедиться в правдивости всех этих парадоксов. В древности люди считали, что земля стоит на китах, слонах, имеет «край света» — всё это оказалось чушью. И такой же чушью могли оказаться слова украинца, даже повеселел от этой мысли.
Дежурили с Этаби по очереди: война не закончилась, и даже в этих местах могли оказаться дезертиры или разбойники. Любая война порождает множество таких отщепенцев, раскрывая в людях худшие низменные инстинкты.
К лагерю Шутарны прибыли на исходе второго дня, едва не загнав лошадей. Перемирие, заключённое хурритами и хеттами длилось шестой день, и многие воины изнывали от бездействия. Все эти дни оба лагеря находились друг от друга в пределах видимости. Супилулиум и Шутарна дважды встретились, чтобы обсудить долгосрочный мир, но оба раза не пришли к соглашению. Шутарна, чувствуя силу, требовал крепости Нарриш вместе с прилегающими землями, мотивируя это требование предшествующим захватом.
Супилулиум хотел иного — беспошлинного и беспрепятственного прохода своих караванов и узкий клин земли хурритов, вдававшийся глубоко во владения хеттов. Этот клин земли находился южнее крепости Нарриш, на другой стороне пропасти. Его ценность заключалась в выходе к морю: хурриты не увлекались морским делом, считая это уделом низших народов. Супилулиум усмотрел в этом хорошую возможность торговли с фуралами, минуя земли хурритов, сангаров.
— Этот сын собаки не хочет отдавать крепость, — Шутарна встретил нас объятиями, — требует твоего участия в разговоре. Сидя в шатре правителя, мы пили молочный чай, традиционный напиток всех народов Месопотамии.
— Почему бы не уступить ему этот клин земли за пропастью, там всё равно никто не живёт, — на мой вопрос правитель задумался, отставив чашку с напитком.
— Тогда он сможет нападать на нас по воде, — Шутарна гладил свою роскошную бороду.
— А почему бы нам тоже не строить большие «кема»? Можно торговать или контролировать торговлю соседей.
— Хурре рождены, чтобы стоять на земле или скакать на лошади. — Шутарна взял свою чашку, а плавать по воде — это удел фуралов и филистов.
— На воде нельзя сражаться, а что это за жизнь, где нет сражений? — Это вступил в беседу сын правителя и кузен моего друга Эрби.
Слова сына правителя встретили с одобрением все кроме меня и Этаби. Последний метнул на меня красноречивый взгляд, говоривший: «я тебе говорил». Мы ещё немного посидели, обсуждая последние новости. Как всегда, центральной темой разговоров были сражения: каждый вспоминал личные подвиги, нисколько не переживая, что победы дались тяжёлой ценой.
Каждый раз, когда хурриты начинали кичиться своими ратными подвигами, мне хотелось встать и выплеснуть на них ушат холодной воды, чтобы немного остыли. Снова вспомнились слова Саленко — с таким подходом к жизни, они обречены вариться в собственном соку, пока не вымрут или не ассимилируют.
Как только мы с Этаби появились в лагере, Шутарна послал зурнача к хеттам, вызывая Супилулиума на переговоры. Ответный посланник прибыл через два часа: хеттский царь ждал нас в гости.
— А если это ловушка? — Мои опасения вызвали смех у Эрби. Этот парень мне нравился всё меньше, особенно после слов Этаби.
— Хатты не посмеют, наше войско готово их атаковать в любую минуту.
Я хотел возразить, но меня опередил Шутарна:
— Я уже был у него, и хатт тоже сюда приезжал. Мы заключили временно́е перемирие, нарушить его означает навлечь на себя гнев богов.
У меня было своё мнение насчёт возможного гнева лживых богов-идолов, но предпочёл промолчать. Кроме меня и Шутарны в делегации было два воина-телохранителя и писарь с десятком глиняных табличек. Даже в эти древние времена мир между народами предпочитали закрепить «на бумаге», не до конца веря в слова или обещания.
До лагеря хеттов добрались за десять минут, лошади шли шагом, давая мне время поразмыслить. Для меня оставалось загадкой, почему Супилулиум востребовал меня для заключения мира. В глубине души я понимал, что как правитель — хетт умнее и прагматичнее Шутарны, это меня и беспокоило: какую ловушку готовит для нас хитрый хеттский интриган?