Хроники новуса

Глава 4

Большое хозяйство требовало немало хлопот. Пока подоишь коров, пока их выгонишь, задашь корму свиньям и курам, натаскаешь воды, глянь, уже полдня пролетело, пора наполнить брюхо. А это значит: принести дрова, вскипятить воды, подождать, пока разварится зерно, из ягод и трав затеять взвар, на вечер надобно намолоть ручными жерновами муки, от чего потом отваливалась рука. Починить ограду, убрать фасоль, вылущить ее, просушить. Молоко взбить в масло, часть оставить, чтоб скисло, часть оставить на сыры — этому я немного научился, пока выполнял бабские работы. Встретить скотину, снова натаскать воды, подоить вечером и убрать молоко в холодную. Скоро пора снимать урожай с огорода, снова надо будет резать, солить, квасить… Отчим закупил соль впрок, так что хоть об этом думать не придется.

А потом поспеет ячмень! За ним овес и рожь.

Теперь надо мной уже не смеялись, скорее жалели. Да я и сам понимал, что не поспеваю, хотел лишь дотянуть до осени, чтоб распродать лишнюю скотину не за бесценок. Весной у меня всяко заберут большую часть земли, ведь я всё равно не смогу всю ее вспахать и засеять.

Можно нанять батраков, но как я объясню, откуда у меня столько монет? А вдруг они меня ограбят? Или убьют и ограбят? Я и так дурно спал по ночам, прислушивался, не крадется ли кто в кладовую.

Пока я хлопотал по двору, всё время проговаривал про себя заветные слова, чтоб не забыть. Раз за разом, снова и снова, до тех пор, пока слова не размылись, и я уже не видел за ними смысла. Они вросли мне под кожу, и казалось, даже будучи при смерти я смогу их повторить.

Да, я трусил. Нещадно трусил.

Мне было бы куда как проще, если б я стал новусом. Даже если не пойду в город и не напрошусь в городскую стражу, моих сил хватит на всё хозяйство. Но всякий раз, когда я доставал то ядрышко, вспоминались слова старосты: «Если б ты его сожрал, попросту помер. Изнутри бы тебя выжгло!» И я снова заворачивал ядро в тряпицу и убирал в схрон.

А что, если староста тоже знал лишь часть правды? Помирать я никак не хотел. Обжигаться уже ой как больно, а каково сгорать изнутри?

Когда ячменный колос налился тяжестью и пожелтел, я понял, что еще неделя, и надо его убирать. Пришла пора договариваться о подмоге! И я нехотя поплелся к дому старосты.

Старик хоть и был в преклонных летах, но не утратил ни крепости, ни ума. Тяжелые работы уже давно легли на плечи старшего сына и внуков, а разговоры со сборщиками податей, с хранителем корней, с городскими посланцами и с торговцами он оставил себе. Когда надо — поклонится, когда надо — сдвинет брови и пригрозит. Хитрый старик! Наверное, немало добра оседало в его сундуках и закромах, но и деревня при нем не хирела.

Сегодня староста, видать, находился в добром расположении духа: сидел в тени старой раскидистой вишни, выстругивал что-то из деревянной чушки и насвистывал себе под нос.

— Почтенный Сарен, — согнул я спину в низком поклоне.

— Лиор, — кивнул старик.

— Хочу попросить у вас доброго совета, ведь ни отца, ни матери у меня нет, больше не к кому обратиться.

— Не зря говорят, что беда добавляет года, — усмехнулся Сарен. — Мой третий внук хоть и преподнес дары древу Сфирры, а всё дурень дурнем. Ни разу не попросил совета у старших, думает, что сам всё знает и разумеет. Это ведь только молодые пыжатся, хотят своими силами, хотят сами, а чем старше становишься, тем больше понимаешь, что нельзя жить одному. Сила-то в общине! Сперва ты поможешь людям, а потом люди помогут тебе. Только так и держимся! Только так и стоят города.

Я немного приуныл. Это я еще до самого совета не добрался, а он мне уже столько наговорил. Стосковался по людям, что ли? Или внуки слишком непочтительные?

— Так для чего ты пришел к старику? В чем твоя нужда?

— Ячмень спеет.

— Да, мы уж точим серпы, готовим цепы.

Я помолчал, собираясь с духом, и выпалил, как есть:

— Один я никак не справлюсь с урожаем. Прошу подмоги у деревни. Ведь жалко, если зерно пропадет почем зря!

— Конечно, мы тебя одного не оставим, — мягко сказал старик. — Я уж и так каждый день говорю внукам, чтоб брали с тебя пример. Вон, какой ты работящий и упорный.

В груди аж потеплело. Может, не столь уж и хитер старик? Зря я на него наговаривал.

— Но у всех есть и свои хлопоты, свои поля, — продолжил он. — Не могу ж я заставлять людей бросать своё ради чужого! Вот как управимся со своим урожаем, так сразу придем к тебе на подмогу.

Я опустил голову, чтоб не выказать всю ту злость, что меня обуревала. Сразу придут на подмогу! Это когда? После сбора ячменя его надо обмолотить, провеять, просушить и убрать, а там уж придет пора жать овес с рожью, и их тоже надобно молотить и всё такое. Потом появятся сборщики податей, торговцы — это тоже хлопоты. И мое зерно уйдет на корм мышам да сусликам!

— Верно говоришь, почтенный Сарен, — медленно проговорил я. — Даже ради помощи сироте никак нельзя забывать о родных детях. Потому я прошу помощи не задаром. Каждый, кто выйдет на мое поле, сможет забрать два снопа из десяти.

С самого начала я знал, что за помощь придется платить, и был к тому готов, если бы старик сразу перешел к обсуждению платы, я б не удивился. Но он нарочно сперва дал тщетную надежду.

— Сердце радуется, глядючи на столь разумного отрока, — ответил староста. — И будь то в недород, любой бы согласился. Древо Сфирры этим летом щедро к нам, и урожай будет добрым. Не успеет люд и свое собрать, и тебе помочь, даже за два снопа из десяти.

— Может ли почтенный Сарен надоумить, какая плата будет достойной их трудов? Все же по малолетству у меня мало опыта, и я не знаю, что нужно предложить, чтоб не обидеть односельчан.

— Трудно сказать. Но думаю, что сумею уговорить людей за половину урожая.

Пять снопов из десяти? А вторую половину я отдам в качестве подати. Что так, что эдак мне останется лишь то, что я сам сожну. Но если не согласиться, тогда придется отдавать подать из собранного мной зерна. Как ни крути, я останусь почти ни с чем.

— Почтенный Сарен, наверное, смеется над бедным сиротой. Если я отдам половину урожая, тогда все труды моего отца уйдут кому угодно, но не мне. А ведь он отдал жизнь за деревенское стадо. Даже новусы говорили, что не вышли бы против того зверя один на один! Надо было ему убежать вместе со мной! — я залился горючими слезами. — Пусть кровавый зверь сожрал бы хоть всех коров, зато отец бы выжил. Что ему за дело до деревни? Почему он думал о нуждах людей, которые не хотят даже полдня потратить ради его сына? Если каждый хотя бы полдня поработает на моем поле, весь урожай будет собран. Но нет! Недаром же говорят, что добро живет лишь до вечера, а зло не умрет и через десять лет.

Никогда прежде я не называл Тарга отцом, да и он ни разу не сказал мне: «сын», но сейчас слово «отчим» выглядело бы неуместно.

Мои слезы и крики услышали соседи, и некоторые бабы потянулись поближе, чтоб разузнать, с чего староста так обижает несчастного сиротку.

Сарен хмыкнул, погладил бороду и сказал:

— А ведь верно. В благодарность за храбрость твоего отчима я, может, и смогу уговорить их за четыре с половиной снопа с десяти.

Вот же плешивый пёс! Неужто убийство кровавого волка стоит всего половину снопа? И я продолжил стенать и плакать, повторяя, как же мало ценят в деревне столь великий подвиг, который даже новусам не по зубам, и что больше четырех снопов из десяти я дать никак не могу.

Наконец мы сговорились на четырех снопах, даже согласились, что та же плата будет и при сборе ржи с овсом. Я вытер слезы, староста удрученно покачал головой, показывая, как тяжело ему придется потрудиться, чтобы уговорить сельчан выйти на мое поле за такую малую плату, но по блеску в его маленьких глазах я понял, что прогадал. Любопытно, сколько из тех снопов староста заберет себе? Уж никак не меньше одного.

Я уж хотел уходить, как вдруг Сарен остановил меня.

— Лиор, как бы ты ни старался, сколько бы ни работал, всё равно не сможешь удержать столь большое хозяйство.

— Благодарствую, почтенный Сарен. Я знаю.

— Да, распродашь ты коров, зерно, но монеты ведь не скот, они быстро утекут, сам не заметишь.

— Все мы ходим под ветвями Сфирры, — пожал я плечами. Выбора-то у меня нет.

— Да и неправильно это, что мальчик, еще не поднесший дары древу, живет один. Не по-людски это.

Я испуганно посмотрел на старика. О чем это он? Неужто хочет забрать вообще всё? Зачем тогда было устраивать торги?

— Пока мы с тобой беседовали, древо Сфирры одарило меня своей мудростью и надоумило, как быть. Закон ведь говорит о том, что ни женщина, ни дитя не может владеть землей, домом и скотом. Вернее, владеть-то они могут, а управлять — нет. И надобно кому-то постарше и поумнее помочь несчастным. Знатные для того назначают опекуна, но мы — люди простые, да и не всякий согласится взять на себя эдакую обузу.

С каждым словом мне всё сложнее было притворяться почтительным и благодарным. Кулаки сжимались сами по себе, и стоило немалых усилий их разжать и спрятать за спину.

— Потому мне подумалось об ином способе, к примеру, сговорить тебя с чьей-нибудь дочкой. Для обручения ты маловат, но сговорить можно хоть сразу после рождения. Тогда твой будущий тесть должен будет позаботиться о хозяйстве зятя, ведь никакой отец не захочет отдавать дочь за нищего. Тесть сохранит для тебя и землю, и скот, а как придет пора, так ты подрастешь, женишься и заберешь свое. Есть ли у тебя какая девица на примете? Я вот в твои годы уже заглядывался на одну, а может, и не на одну, — старик рассмеялся.

— Вот уж впрямь, пошел за водой, да поймал рыбу, — натужно улыбнулся я. — Твой совет, почтенный Сарен, очень хорош. Только сразу я не отвечу, надо посидеть да подумать. Я ведь прежде на девиц не заглядывался, уж больно отчим был строг.

— Только дурак сразу машет топором, умный сначала к бревну присмотрится. Конечно, подумай. Брак — дело серьезное.

И я поспешно удрал домой, чтобы старик не выдумал чего-то еще.

Ишь, каков хитрец! Сговориться, значит! Да только сговор потому и называется сговором, что там одни лишь слова, а слова что полова(1): куда ветер дует, туда и летят. Вот сговорюсь я с чьей-то дочкой, ее отец скотину себе уведет или зарежет, заберет утварь вплоть до последнего горшка, а потом скажет, что я дочке пришелся не по нраву. Останусь я и без жены, и без добра.

Да, в деревне всякий будет понимать, что это обман, но никто за меня вступится. Кто я? Всего лишь сирота, и за мной нет никого. Зачем защищать мальчишку, если при этом разозлишь целый род? Староста ведь недаром начал с того, что сила в общине. Один ты ничего не стоишь. Если, конечно, не новус.

Привычные хлопоты захватили меня до самой ночи, а как стемнело, уже и они не могли отвлечь меня от тяжких дум. Что делать? Как поступить? Покориться старосте или всё же пойти поперек? Почтенный Сарен не догадывался, что у меня есть еще один выход.

Я вытащил ядро из схрона и долго смотрел на него. Светоч горел едва-едва, но даже сейчас я видел красные сполохи на камушке. Что будет потом? Выживу ли я? Верно ли угадал последнюю волю отчима? А вдруг это не заветные слова? Мало ли что при смерти человек наговорить может.

Если я стану новусом, смогу убрать больше зерна. Если стану новусом, смогу защитить себя. Если стану новусом, сумею протянуть до осенней ярмарки. А потом уйду из деревни, потому что жизни тут мне уже не будет.

Вдохнув поглубже, я закинул ядро в рот, зажмурился, ожидая боли. И она пришла…

1 Полова — отходы при обмолоте и очистке зерна хлебных злаков.