Хроники новуса

Глава 13

Я не стал ждать, пока меня выкинут с постоялого двора, закинул суму на плечо, с сожалением окинул взглядом конюшню, низенький смешной столик, опустевшие полки с гвоздями и ушел.

И хотя я вновь оказался там же, где и в первый мой день в городе, теперь я знал, что делать. Часть заработанных монет я припрятал в укромном уголке — выбоине в городской стене сразу за сторожкой. Если засунуть туда кошель, а сверху заложить камнем, то ни в жизни не разглядишь там схрон. Я присмотрел это место, когда нас с крысоловом позвали вычистить несколько домов близ городских ворот. Остальные монеты я завязал в несколько узелков, один положил за пазуху, другой подвязал к поясу и запихал в портки, третий положил в суму. Хотел еще под шапку запихать, но передумал. Шапки тут часто срывают, даже не ради денег, а из-за озорства. А я не хотел отдавать ни единого медяка, потому как каждая монета досталась нелегким трудом. Это тебе не отчимов схрон обшарить!

Неподалеку от сторожки я отыскал покосившийся домик, постучал.

— Лиор! Ты пришел? — радостно всплеснула руками женщина в поздних летах.

— Да, госпожа, как и обещал, — я наклонил голову в знак приветствия. — Крысолов уехал, и я остался без работы и без крыши над головой.

— Проходи-проходи!

Она распахнула дверь пошире, впуская меня, а потом захлопнула ее за моей спиной.

— Как крысы? Больше не беспокоят?

— Тишь и благодать. За стенами не шебуршат, припасы не портят. Я даже спать стала хуже, не привыкла к такой тишине.

Крысолова нанимала не она, а ее соседи слева и справа, но пришлось вычищать зверьков и у нее, иначе бы крысы скоро вернулись на прежние места. У госпожи Бриэль не было денег для оплаты, и она чувствовала себя виноватой, глядя, как мы не спим ночами и стараемся ради нее, потому она всякий вечер оставляла нам угощение на столе. Как-то даже позвала нас пожить на чердаке, но возле ее дома не было места под повозку, лошадь и собак. Я тогда спросил наудачу, пустит ли она пожить меня одного, конечно, не даром, а за небольшую плату. Госпожа Бриэль сказала, что давно хотела взять постояльца, чердак-то свободен, но боялась, что попадется недобросовестный человек. А много ли сил надо, чтобы справиться со слабой вдовой? Да, друзья покойного мужа иногда навещали ее, но они могут не появиться в нужный час.

Мы сговорились на десяти медяках в неделю, а если я помогу с домашними делами и куплю провизию, то госпожа Бриэль для меня будет готовить. Работы я не боялся, потому согласился сразу. Дом ее я уже знал сверху донизу, притом явно получше хозяйки. Вряд ли она хоть раз так пристально ощупывала стены и полы в погребе, как я! Так что провожатый мне не требовался, но хозяйка не отходила от меня ни на шаг.

— Привыкай, госпожа Бриэль. Теперь, пока я здесь, ни одна крыса не посмеет засунуть нос в твой дом.

— Только у меня нет второго матраса. И грязновато там, — причитала она, держа в руках тускло горящую лампу.

— Ничего! Я всё отмою.

Она что-то там еще бормотала, но я уже не слушал, мигом взлетел по шаткой лестнице, поднял люк и втянул себя на чердак. Всё именно так, как я и помнил. Я смогу спать один, будто в собственном доме, а не вповалку с двумя десятками мужиков, и платить гораздо меньше, чем в таверне. К тому же, судя по оставляемым угощениям, готовила госпожа Бриэль весьма недурно.

Повесив суму на сучок, торчащий из балки, я засучил рукава, переставил на чердаке вещи, освободив себе место для ночлега, потом спустился за ведром и тряпкой, начисто вымыл полы. Сбегал к городской конюшне и купил у стражника большой пук чистой соломы. К зиме надо еще шерстяное одеяло купить, а лучше два. Осеннюю ярмарку я пропустил, но будут еще, пусть и поменьше.

Когда я в очередной раз соскочил с лестницы, меня встретила улыбающаяся вдова.

— Как хорошо, что ты здесь поселился, — сказала она, погладив меня по плечу. — Топот, шум, чей-то голос… Будто муж вернулся. Или детки мои.

Я не знал, что там случилось с ее мужем кроме того, что он умер, про деток слыхом не слыхивал да и не хотел, но я не мог так просто отвернуться от женщины, что впустила меня в свой дом.

— Госпожа Бриэль, я сейчас схожу в лавку, куплю съестного, а потом подсоблю, с чем нужно, — сказал я, неловко выворачиваясь из-под ее руки.

— Да что мне нужно? Ничего и не нужно. Разве что очаг подправить, он уж почти рассыпался. Глиной его бы подмазать. В погребе зерно из мешков пересыпать в короба. Крышу тоже надо глянуть, в прошлый дождь текло оттуда. Черепица нынче дорога, так хоть доски поменять на новые, чтоб щелей не было.

Будто она до этого дня не жила тут! Что же она делала целыми днями? Спала? В окошко смотрела? Или меня ждала?

Три дня я убил на хлопоты по ее дому: обновил очаг, сложил его заново и обмазал глиной, чтоб крепче держал жар, выкинул гниль из погреба, заново там всё расставил, пересыпал клятое зерно. С крышей было сложнее. В деревне дома кроют соломой, укладывают ее в несколько слоев и закрепляют поперечными брусьями. Тут же всё иначе, и я никак не мог уразуметь, как надо укладывать доски, чтобы вода не прошла внутрь. Решил оставить до первого дождя, чтоб увидеть, где протекает.

Госпожа Бриэль, пока я работал, не отходила ни на шаг. Не доверяла, наверное. Казалось бы, хочет смотреть, так пусть смотрит! Но она же еще болтала без умолку и терлась возле меня чуть не вплотную. К примеру, когда я обмазывал очаг будучи по локоть в глине, хозяйка стояла за спиной так, что ее юбка задевала меня. Когда я ел, сидя за ее столом, она нередко касалась меня ногой. Я всякий раз отодвигался подальше и бормотал извинения, а она будто и не замечала, морщила круглое, побитое оспинами лицо, смеялась, показывая уцелевший десяток зубов, поправляла поседевшие пряди волос, выбившиеся из-под чепчика.

На четвертый день я быстренько проглотил разваренный в кисель овес и ушел, сказав госпоже Бриэль, что мне пора искать работу, иначе я не смогу платить за ее крышу. Она явно огорчилась. Хорошо хоть препятствовать не стала.

Насчет заработка у меня было несколько задумок. Пока мы с крысоловом ходили по разным домам, осматривали их и выискивали щели, хозяева часто следовали за нами по пятам и рассказывали всякое про свой быт, про беды, преследующие их дом, про проклятья, про жадных цеховых мастеров и скупых хранителей корней. Кое-что я запомнил и сейчас хотел посмотреть, выйдет ли моя задумка.

Перво-наперво я отправился к дому торговца шерстью. Он выстроил дом в четыре яруса, каждый ярус был шире предыдущего, набил дом диковинками, там даже была своя конюшня, а его немалой семье прислуживало аж семь человек. В таком большом доме за день набиралось немало помоев и нечистот, служанки выливали их ведрами, но сточная канава, проходящая вдоль этой улицы, забилась. Торговец мог бы заплатить золотарям, чтобы те вычистили ее, или строителям, чтоб расширить канаву, но он не захотел. Пожадничал! Хуже того, разругался с золотарями, и теперь их цех вообще не показывался близ того места. Поэтому возле того дома страшно воняло, нечистоты разливались по всей улице, и ни одна женщина не могла пройти там, не перепачкав юбок.

Всё это сам торговец и вывалил, пока ходил за нами по дому: ругал жадных золотарей, ныл, что жена и дочери достали его жалобами на дурной запах, радовался, что шерсть хранится в другом месте. Вот я и подумал уговорить торговца дать мне работу, а для того попросить плату меньше, чем золотари.

На счастье, хозяин был дома и даже согласился со мной встретиться.

— А, юный крысолов! Зачем пришел? Я всё, как оговорено было, отдал. Твой мастер всю душу из меня вынул из-за пары десятков медяков. Говорил же, что те крысы не мои! Поди, поймал их на помойке и подсунул мне! Все вокруг норовят обокрасть да надурить!

— С платой всё верно. Я насчет другого пришел! — бодро начал я. — Видел, канава тут забилась.

Торговец плюхнулся на обшитую парчой скамью и оскалился, показав темные зубы. Сразу видать, что богач! У бедноты зубы белые или желтые!

— Золотари возгордились совсем! Живут, как крысы, по ночам ковыряются в навозе! Должны радоваться каждому медяку, а тут глянь — носы воротят от моего дома. Будто из меня выходит не то же дерьмо, что у всех, а… — он задумался, пытаясь представить, что может быть хуже, — … а крысиный помёт!

Ну, тут я бы поспорил. Крысиное дерьмо выглядит получше человеческого, похоже на обугленное овсяное зерно: маленькое, вытянутое и темное. И пахнет не так сильно.

— И бургомистр… Для чего он над городом стоит? Ни ума, ни совести! Уж сколько раз я ему говорил, столько жаловался на золотарей, сколько раз к нему подходил, а он только ржет, как лошадь. Вон, золотари ходят по площади, как хозяева, и ничего не боятся!

— Так вот, — не выдержав, перебил я торговца. — Могу помочь с твоей бедой.

— Как? — сразу же спросил он. — И почем?

— За пятьдесят медяков вычищу канаву, и все нечистоты уйдут.

— Дорого просишь.

— Золотари возьмут больше!

— Не знаю, не знаю, — засомневался торговец. — Вдруг заберешь медяки, а делать ничего не станешь? Да и хватит ли силенок? Там давно уж засорилось…

— Вперед возьму лишь десяток и начну в тот же день. Остаток заберу, когда всё будет готово. Не справлюсь, верну медяки. Я работаю честно, как с крысоловом, так и один!

— Пятьдесят — много. Ты не золотарь! Вдруг что напортишь? Дам десяток и хватит тебе.

— За десяток поищите кого другого. Скоро вся улица будет в нечистотах. И крысы вернутся! А, может, и в погреб что просочится…

— Двадцать монет. Больше не дам.

Я поклонился хозяину, повернулся к нему спиной и пошел к двери со словами:

— Ну, раз нет, так нет. Видел там с десяток крыс. Скоро наведаются в гости.

— Пять монет вперед и тридцать после! — крикнул торговец.

Чуть посомневавшись, я согласился на такую плату, но с условием, что лопату и ведра мне дадут. Хозяин кинул мне пять медяков, кликнул конюшего, тот отвел меня во двор, где я переоделся в рвань, в которой пришел из деревни, выдал всё обещанное и выпроводил за ворота. Сам не ушел, а остался приглядывать.

Канава была довольно узкой и вроде бы неглубокой, примерно по колено, но сейчас ее толком и не разглядеть под расплывшейся огромной лужей нечистот. Я пошел вниз по улице до того места, где помои уже не растекались по мощеной дороге, а мирно засыхали в проложенном каменном русле. Оттуда я неторопливо пошел обратно, время от времени проверяя канаву: если лопата проходит свободно, значит, тут засора нет.

И почему торговец не отправил своих слуг на прочистку? Неужто тот же конюший не справился бы? Для чего было нюхать всю эту вонь? И ведь дожди уже шли не раз, но даже они не смогли смыть всю грязь с этой улицы.

Когда лопата уткнулась во что-то, я начал действовать: подтащил ведра поближе, с размаху вогнал острие в засор, поднатужившись, вывернул наверх и закинул в ведро. Проверил дальше русло — всё забито намертво. Так что я понемногу отколупывал куски и наполнял ими ведра. Чего там только не было: ветки, обрывки тряпок, разложившиеся крысиные трупики, кости, объедки… И всё это, будто глиной, обмазано дерьмом да помоями. Вонь стала настолько сильной, что я едва мог дышать.

Наполнив ведра, я ухватился за ручки, поднял их и крякнул от натуги. Теперь понятно, почему слуги торговца не справились с этим делом: силенок бы не хватило. Медленно, чуть пошатываясь от тяжести, я двинулся вниз по улице, выглядывая, где можно опустошить ведра. Золотарям проще: у них есть повозка, в повозке — огромная бочка. Они наполняют бочку и вывозят за город. Если же я каждую пару ведер буду таскать за ворота, то мне и недели не хватит.

Но удача была на моей стороне. В самом конце улицы я увидел выгребную яму, прикрытую дощатой крышкой. В нее я и вытряхнул свою ношу. Затем вернулся к дому торговца и начал всё заново.

Через десяток таких прогулок я пожалел, что запросил так мало. Всего тридцать пять монет? Нельзя было уступать. И пятидесяти мало! Новус я или нет, но от такой тяжести у меня заныли плечи и спина, колени дрожали, и я весь пропитался мерзкой вонью. Сходив еще раз пять-шесть, я понял, что больше не выдержу. Вернулся во двор торговца, бросил ведра с лопатой в дальний угол, попросил принести воды. Мог бы и сам, но вдруг случайно испачкаю колодец? Конюший аж побледнел, услыхав это, и приволок два ведра чистой ледяной воды. Я разделся догола, взял пук соломы и стер с себя приставшую грязь. Одежду стирать не стал, ведь завтра я продолжу работу, так что переоделся в чистое и поспешил домой.

Одно порадовало: госпожа Бриэль поначалу сунулась ко мне, но почуяв запах, отшатнулась и больше в тот день не приближалась.