Утро началось со стука в дверь. На миг почудилось, что я снова дома, в своей деревне, и тетка Филора вот-вот заорет: «Лио-ор! Ли-о-о-ор!». Пора вставать, доить коров, гнать их к стаду, таскать воду свиньям…
— Лиор! — послышался мужской голос. — Пора в оружейную!
В оружейную? Открыл глаза, а вокруг вместо почерневшего от сажи дерева серый камень. Я там, где когда-то мечтал жить — в замке. Я тот, кем когда-то мечтал стать — новус. Так отчего на душе так тошно?
Прошлепал босыми ногами по полу, убрал подпорку, распахнул дверь и лишь потом спохватился: а вдруг это ловушка? Совсем забылся из-за воспоминаний о деревне. Но за порогом не было ни Фалдоса, ни его ближников, только Ренар.
— Проспал? Так я и знал. Живее, урок скоро начнется!
Я захлопнул дверь. Скамью я вновь ставить не стал, наскоро натянул гамбезон и вышел из кельи.
— Эдмер очнулся, — сказал Ренар. — С утра я поймал слуг, велел привести лекаря, а они позвали брата Арноса. Он осмотрел келью Эдмера, сказал ему перебираться в другую. Возле моей как раз есть свободная.
Мне жуть как хотелось спать. Из-за его слов я вспомнил, что было прошлой ночью, и радости мне это не добавило. И моя глупая ошибка с кельей, и удар в челюсть Фалдоса, и извинения от Ренара.
— На кой тебе это? — буркнул я.
— Я же говорил вчера ночью. Забыл? — удивился Ренар. — Хочу, чтобы ты мне товарищем стал. Ну, в грядущих поручениях.
— Ни к чему, иначе Фалдос и на тебя въестся.
— Мне Фалдос не указ! К тому же он вознамерился встать над всеми новусами первого года, не только над тобой. Если уступим сейчас, не бывать нам адептусами. Фалдос не потерпит, чтобы кто-то был лучше него хоть в оружейной, хоть в писчей, а ведь он не блещет талантами ни там, ни там.
Мы спустились по лестнице и двинулись по пустым коридорам к оружейной зале.
— А что твой дядя? Ты вроде говорил, что у тебя дядя тут.
— До обряда верности нам нельзя говорить с другими культистами и нельзя выходить из замка. Надо дождаться обряда, и тогда я смогу встретиться с дядей.
Я хотел спросить, что это за обряд верности такой, но мы уж пришли, и урок к тому времени начался.
Всё шло, как обычно: махали палками, колотили по столбам, потом друг по другу, набивали синяки. Но через треск, топот и окрики брата Арноса до меня доносились обрывки из чужих разговоров: новусы обсуждали беду, приключившуюся с Эдмером. Никто не верил, что пожар произошел по случайности, слово «поджог» то и дело опаляло мои уши. Что будет, если они догадаются? Что, если подумают на меня? Только-только я понадеялся, что моя жизнь в культе станет лучше…
В трапезную я шел, еле дыша, словно мне предстояло вновь подняться на помост и вынести пятьдесят плетей. Против одного Фалдоса я худо-бедно могу выстоять, но против всех мне не удержаться.
Я сел, как и прежде, за дальний конец стола, в стороне от всех. Фалдос зло глянул на меня и отвернулся. С чего вдруг? Пока разносили миски с похлебкой, в трапезной появился наш погорелец Эдмер, окинул взглядом стол и неожиданно сел напротив меня. По спине аж мороз прошел — неужто он догадался? Или видел меня ночью? Ложка заплясала в моей руке, похлебка пошла не в то горло, и я надрывно закашлялся, пытаясь вдохнуть.
— Извини, брат Лиор, — сказал Эдмер, едва япродышался. — Я неверно думал о тебе, судил лишь по крови и рождению.
Чего? Какая муха их всех покусала?
— Ренар рассказал, что ты не побоялся выйти из кельи ночью, несмотря на угрозы от кое-кого, и помог в поисках лекаря. Это достойный поступок.
— Эдмер! — рявкнул Фалдос, вставая. — Ты совсем ополоумел? Или дым затуманил тебе разум? Хочешь якшаться с беспородной псиной?
— Лучше добрая дворняга, чем злобная борзая, — Эдмер тоже встал. — Думаешь, я не понял, кто поджег мою келью?
— Меня винишь? — Фалдос оглянулся. — Вы все думаете, что это я?
Я был удивлен не меньше него.
— А кто еще? Я явственно помню, как погасил свечу вечером и лег спать. Значит, это сделал кто-то другой. А кому еще я мог встать поперек горла? Помнишь, как разбил нос Лигану на этом самом месте? А помнишь, за что? За то, что он лучше говорит на истинном языке. Вчера я сумел пересказать весь первый лист наизусть, а ты едва три слова запомнил.
— Это полнейшая чушь! — взревел Фалдос.
— И Лиора ранил не ты? Тоже исподтишка, чтобы Арнос не заметил! Кичишься своей кровью, а поступаешь хуже любого безродного.
Фалдос двинулся было к Эдмеру, но тут поднялся Ренар и те трое, что пришли вместе с нами, следом встали еще четверо новусов.
— Угомонись! — сказал Ренар. — Мы все увидели, чего стоит твое благородство. Простолюдин и тот честнее.
Мои уши горели огнем со стыда, но я смолчал, как, видать, буду молчать и потом. Моя задумка всё же помогла, хоть и не совсем так, как должна была. Я впервые за несколько дней наелся досыта.
Урок истинного языка тоже прошел спокойно. Эдмер, несмотря на ночные потрясения, сумел пересказать и второй лист книжицы, я одолел едва ли половину и то лишь благодаря предыдущим ответчикам. Брат адептус задал учить третий лист, а потом заставил всех хором повторять за ним слова первых двух и записать все незнакомые значения. Кажется, он вознамерился обучать нас истинному языку по той самой книжице, хотя в ней столько листов и слов, что этого должно быть довольно.
Сперва всё шло тихо и гладко. Мы фехтовали палками, ели, ходили в мыльню, заучивали наизусть новые листы из книжицы. Эдмер переселился в ближайшую келью и частенько помогал с истинным языком мне и другим новусам, что незаметно собрались вокруг Ренара. Наш круг окончательно разделился на две половины: Фалдосову и Ренарову.
Ренар привлекал новусов справедливостью, честностью и открытостью. Он рассказывал со слов дяди, что нас ждет в культе, помогал с фехтованием, подбадривал в минуту отчаяния. Всё-таки благородным было нелегко привыкнуть к обыденности жизни в культе, многие мальчишки скучали по родителям, по кормилице, по братьям-сестрам или хотя бы по любимой собаке, если семья их не радовала. Но из-за этого вокруг Ренара собрались не самые сильные ребята. Слюнтяи, если говорить откровенно. Даже Эдмер со всеми своими познаниями оказался не таким стойким, каким показался тогда в трапезной.
А к Фалдосу тянулись совсем иные новусы, крепкие, злые, уверенные в собственной правоте. Они чаще побеждали в оружейной, хоть уступали в писчей, считали, что черни и слабакам не место в культе, и что первый же кровавый зверь сожрет их с потрохами. Многие из них были уверены, что это Фалдос поджег келью Эдмера, но их это не отпугивало. Они считали, что новус, как и дворянин, не обязан знать языки с грамотой, для того можно купить писаря. «От кровавого зверя не отболтаешься, а вот острый меч его быстро угомонит», — говаривали Фалдосовы прихлебатели.
В чем-то я с ними был согласен, к тому же Ренар рассказал, какие нас ждут поручения. К примеру, те четверо новусов, которых я видел в своей деревне, как раз приезжали для этого, а значит, нас будут посылать на охоту за кровавыми зверями по всей округе. В таком случае Фалдосовы парни выглядели понадежнее, чем Ренаровы, но выбора у меня всё равно не было. Если я вдруг поеду на охоту с Фалдосом, он первым делом скормит меня кровавому зверю, а уж потом вытащит меч из ножен, ну, или подымет копье.
Спустя месяц всё стало намного хуже. Фалдосовы новусы начали задевать Ренаровых, вламывались к ним в кельи по ночам и устраивали поединки, где проигравший должен был сделать что-то мерзкое. Но проигравшие не говорили, что именно, и наставникам не жаловались. Меня не трогали лишь благодаря уловке со скамьей и помощи прежнего обитателя кельи.
В трапезной фалдосовцы громко обсуждали поединщиков, сравнивали их с бабами, смеялись и делали ставки, как быстро кровавые звери порвут каждого из Ренарового отряда. Спустя некоторое время я заметил, что на уроках истинного языка брат адептус перестал получать ответы на свои вопросы, даже Эдмер затих и не говорил больше одного-двух слов. Ренар пытался защитить своих, предлагал ночевать по двое-трое, я показал, как и чем подпирать дверь, но и это не возымело никакого действия. Когда прекратились ночные избиения, начались дневные — в оружейной. Скорее всего, Фалдос перед уроком говорил своим, кого следует поучить, и стоило только цели оказаться в паре с кем-то из фалдосовцев, как тот избивал его едва ли не до беспамятства. Брат Арнос старался останавливать бой вовремя, но это не всегда удавалось, а наказание в виде ответного избиения не помогало. Фалдос понял, как действует ядро кровавого зверя, и теперь тренировал выносливость ничуть не меньше, чем силу.
Я видел, что некоторые новусы готовы сдаться Фалдосу, лишь бы тот перестал их донимать. Их останавливали лишь уговоры Ренара:
— Если пойдешь к нему, станешь его рабом. Или думаешь, что он радушно похлопает тебя по плечу и назовет братом? Нет, ты лишь покажешь себя еще большим слабаком, чем Фалдос тебя видит ныне.
Рано или поздно кто-то бы явно сорвался: или ренаров друг приполз бы на коленях к Фалдосу, или Фалдос кого-то бы убил, но, хвала древу Сфирры, пришло время для обряда верности.
Когда мы пришли в оружейную в тот день, то увидели там помимо брата Арноса и других культистов. Я узнал лишь магистра, командора и брата адептуса, а остальные были мне незнакомы.
Брат Арнос выстроил нас в ряд. Магистр вышел вперед, приветливо улыбнулся нам и сказал:
— Bene fecistis(1)… Неплохо. Брат Арнос поведал мне, что некоторые из вас — non omnibus(2) — начали постигать первые уроки. Вы терпели боль. Вы учились молчать. Вы даже… пытались фехтовать.
Он усмехнулся, будто пошутил, но никто не рассмеялся.
— Но сегодня мы поговорим не о силе. Сила — дело наживное. Грубый мужик с дубиной силён. Дикий зверь силён. Но что отличает вас от них? Fides. Devotio. Loyalitas(3).
Магистр замолчал и медленно обвел взглядом ряды новусов.
— Культ дает вам знание. Дает мощь. Но взамен требует omnia(4) И потому сегодня вы пройдёте обряд верности. Но не спешите радоваться, ведь предателя культа ждет ужасная гибель. Нельзя говорить verbum никому за пределами культа! Нельзя вредить культу словом или делом! Нельзя нарушать приказы вышестоящих! Тот, кто предаст культ — умрёт. Вся сила, впитанная из ядра, разъест его плоть изнутри. Он будет гнить заживо, чувствуя, как его мясо отстаёт от костей. А когда наконец испустит дух — его ждёт вечность в tenebris exterioribus, во тьме кромешной, где нет ни бога, ни надежды… Только голод и крики тех, кто предал нас до него.'
Кто-то возле меня шумно сглотнул, а я удивился, что понимаю каждое его слово, даже на истинном языке.
Магистр улыбнулся:
— Но вы ведь не из таких, nonne? Вы — избранные. А потому… accipite calicem(5).
По его знаку брат Арнос и брат адептус взяли по два кубка и передали их четверым новусам, затем вернулись за следующими кубками, и так до тех пор, пока у каждого новуса не оказалось по кубку.
— Пейте. Если сердце ваше чисто — обретёте благословение культа. Если же в нём таится fraus(6) или perfidia(7)… moriendum est(8). Здесь. Сейчас.
Он поднял руку до груди, и мы дружно поднесли кубки к губам.
— Revelatio veritatis illuminat animam! — сказал он.
Мы хором повторили:
— Revelatio veritatis illuminat animam!
И опрокинули кубки.
Кто-то закашлялся, поперхнувшись густым напитком, кто-то шумно глотал жижу. Из кубка тянуло терпкими травами — не тошнотворно, но неприятно. Я допил всё до дна, опустил кубок… и в тот же миг в кишках вспыхнула резь. Огляделся — все новусы стояли спокойно, никто не морщился, не хватался за живот. Боль нахлынула еще сильнее, будто кто-то вонзил крючья нож в нутро и выдергивал их по одному.
Почему я? Я не собирался предавать культ! Может, это наказание за то, что я после ядра говорил не те слова? Но разве же это измена? Я же не виноват!
Из последних сил я выпрямился, впиваясь ногтями в ладони. Смотреть вперед! Не морщиться! Стиснуть зубы и терпеть! Сквозь боль я заметил, что командор культа не сводит с меня взгляда, а брат Арнос стоит за его плечом, опустив голову…
1 Вы сделали хорошо (лат.)
2 Не все (лат.)
3 Вера. Преданность. Верность. (лат.)
4 Всё или все вещи (лат.)
5 Примите чашу (лат.)
6 Обман (лат.)
7 Предательство (лат.)
8 Нужно умереть (лат.)