Хозяйка графских развалин

Глава 30

Она может начать ритуал не дождавшись меня, хотя я вроде как главная героиня ритуала? Звучит так, будто собираются провести брачный ритуал без жениха и невесты. Очень странно…

Уточнять некогда, да и незачем.

Мы заходим в следующий зал, и по глазам бьёт многоцветье. Стены исписаны растительными узорами с пола до потолка, свод — тоже. Светящегося орнамента нет только на полу. Цвета все, даже чёрный, и должна признать, что чёрный цветок смотрится эффектно, привлекает внимание даже больше, чем белый, золотой и перламутрово-розовый.

Я невольно застываю в восхищении, и меня никто не торопит. Вея и Амела наоборт отходят. Даже жёлтая птица куда-то перепархивает.

Господыня Имили Оти ждёт меня по центру зала. Дождавшись, когда я обращу на неё внимание, она недовольно поджимает губы, но в то же время по её лицу заметно, что моё искреннее восхищение храмом ей польстило.

Она взмахивает рукой. Я думала, что я уже видела магию? Настоящее волшебство начинается сейчас. Орнамент оживает. Я только сейчас замечаю, что в этот раз нет сюжетных сценок, изображены только цветы. И картинки вместо того, чтобы оставаться картинками, сходят со своего каменного полотна. Пространство заполняют всё новые и новые светящиеся цветы, на моих глазах вырастает то ли сад, то ли лес, а на самых крупных стеблях, сколонённых под тяжестью бутонов, появляются птицы. Не светящиеся, созданные волшебным неоном, а самые настоящие живые, которых я видела в вольере.

— Карр! — моё внимание привлекает жёлтая птица. Подозреваю, что она и есть моя воровка.

— Карр, — подхватывают другие птицы.

— Карр-карр!

Раздаётся хлопанье крыльев, и карканье сливается в многоголосый птичий базар, который мало похож на пение.

В храме будто сам воздух меняется.

— Даниэлла, — господыня впервые обращается ко мне по имени. Она жестом приглашает меня.

Мне идти сквозь изображения цветов? Учитывая, что птицы прекрасно держатся за стебли, я сомневаюсь, что лес — мираж.

Жётая птица взмывает вверх, делает надо мной круг и улетает по направлению к господыне, но тотчас круто сворачивает. Да она мне показывает дорожку!

У демонов какая-то особая страсть к лабиринтам, да? Без лабиринта демон не демон?

Среди волшебных цветов я иду не одна. Ещё два силуэта в белых накидках, но лишь у одного вышивка. Полагаю, Гарет и близняшки? А где Бетти? Разве её не нужно пригласить на общесемейный шабаш? Демоны о ней знаю, но почему-то не пригласили.

Девочки идут вместе, а вот у Гарета своя тропинка.

И в компании какой демоницы он плавал обнажённым?!

Эм…

О чём это я?

— Если отсечь ветвь, то ветвь погибнет. Если ветвь отпустила собственные корни, она может стать деревом, но оно всегда будет помнить свои истоки.

Красиво складывает.

Господыня отступает в сторону. То, что стоит в центре зала и до этого момента пряталось за её юбкой… не очень похоже на алтарь, а вот на кадку под фикус или декоративную пальмочку — вполне.

И что надо делать?

Почему нельзя объяснить по-человечески?!

Наверное, потому что демоны…

— Достаточно ли крепки ваши новые корни? Действуйте.

То есть я напрасно обрадовалась, что начался инструктаж?

Мда…

И что делать-то?

В отличии от меня Гарет знает. Он сбрасывает капюшон и поднимает руки, дожидается, когда непомерно длинные рукава соскользнут до локтя и, освободив руки, избавляет от тряпки перед лицом меня.

Его мягкая улыбка разом прогоняет всё моё беспокойство. Что бы ни происходило, вместе мы справимся. Гарет помогает мне освободить руки, переплетает пальцы с моими и тянет к кадке.

— Мы должны наполнить её магией, — поясняет Гарет.

— М-м-м… А как?

Пока что мой магический талант ограничивается умением проявлять магическую татушку на разных частях тела.

— Вместе со мной.

Инструктаж не многим лучше.

Придётся разбираться самой.

Гарет слегка встряхивает наши руки, видимо, намекая, что мне надо расслабить кисти. Я вдруг начинаю чувствовать что-то необычное, будто по нашим рукам заструилась невидимая вода. Это… тоже магия? Я как-то привыкла, что она светится.

Получается, всю работу будет выполнять Гарет, а я стою рядом с ним чисто формально?

Я искренне хочу помочь, но первые попытки чего-нибудь наколдовать надо делать в учебном классе, а не в родовом храме во время ритуала, который, вероятно, определит нашу судьбу.

А моё бездействие не повлияет?

Но приставать с расспросами сейчас — это отвлекать и мешать.

Ничего не происходит, незримая вода бежит весёлым ручейком вниз. По идее она наполняет кадку, но это лишь моя догадка. Интересно, а как понять, что кадка наполнилась? Вопросов всё больше, ответов нет и не будет. Разве что… всё-таки попробовать разобраться самой? Я не рискну что-либо делать, но вот попытаться прислушаться к ощущениям, попытаться почувствовать магию — почему бы и нет?

Вот вода попадает на наши руки… Я концентрируюсь на её появлении и понимаю, что она будто бы вырывается из ладоней Гарета. Это точно магия.

Я пробую проследить за ней, мысленно соскользнуть в кадку вместе с ней, дотянуться так далеко, как только смогу.

И струя как будто становится толще, веселее. Гарет, сосредоточенный на ритуале, поднимает на меня полный удивления взгляд, а струя, приобретя лёгкой перламутровое сияние, становится едва заметной, но всё же видимой.

— Карр! — одобряет жёлтая птица.

— Выберите ваш цветок, — подсказывает господыня.

Выбрать… как? Пойти и сорвать? Вызвать силой мысли? Представить, представить в воображении свой собственный? Возможно, демоницы ничего мне не пояснили, потому что Гарет прекрасно знает, что делать? Судя по его спокойной уверенности, так и есть — он отпускает мои руки, оборачивается к саду, оглядывается. Его взгляд скользит с одного волшебного цветка на другой.

Я не вмешиваюсь. О магии я знаю только одно — она, оказывается, существует.

— Тебе нравится оранжевый, Дани?

— Да, — легко соглашаюсь я. Надеюсь, Гарет выбрал не случайным образом?

Цветов безумно много, и я не представляю, сколько дней понадобится, чтобы познакомиться с каждым, но выбор настолько быстрый, что я начинаю подозревать, что Гарет указал чуть ли не на первый попавшийся.

Впрочем цветок он выбрал красивый. Длинный стебель с серебристым пушком вместо листьев венчает сочный оранжевый бокал из крупных плотно собранных лепестков с неровным краем. Мне кажется, если я сложу ладони чашей, то цветок будет больше раза в два.

Гарет подаёт мне руку, приглашая вместе пройти за цветком.

— Карр! — возмущённо кричит жёлтая птица. — Карр! Карр!

Неужели я теперь действительно её понимаю?

Я чётко улавливаю её посыл — нет-нет-нет!

Птица взмывает с куста, проносится по саду, едва не задевая близняшек краем крыла — девочка успевает пригнуться.

— Нет! — возмущается господыня, но ничего не предпринимает.

Птица поднимается к потолку, бьёт крыльями, пытаясь удержаться на одном месте. Кажется, она зависла перед настенным изображением цветка…

С клёкотом она буквально нападает на камень, бьёт когтями, клювом. Вниз летит мелкое крошево, и за каких-то пять-шесть ударов ей удаётся вырвать из стены плоское изображение перламутрового цветка. Светящиеся линии, потеряв удерживавший их “каменный холст”, тотчас искривляются, сворачиваются в светящийся шарик. Кажется, будто изображение цветка гибнет. Но нет.

Светящийся шарик похож на жемчужину, но, наверное, правильнее сравнить с семечкой.

Птица хватает его на лету и приносит.

— Гарет? — разве вороватой пернатой можно доверять?

— Удачи, — цедит господыня.

Покосившись на меня, Гарет вдруг хмыкает:

— Видимо, это возмещение за слезу.

Сомнительно…

Гарет принимает семечко и выставив руку над кадкой, позволяет ему соскользнуть. Светящаяся точка опускается медленно. Когда она касается магии, по поверхности разбегаются круги. Погрузившись, семечко выпускает самые настоящие с виду корни, разворачивается стебелёк, а память подкидывает по случаю обрывок очередного воспоминания о прежнем мире — видео, как проклёвывается фасоль, только ускоренное в разы.

Бутонов у цветка два.

Для Гарета и для меня?

Стебель поднимается над кадкой. Похоже, он самонаводящийся — легко дотягивается до моего запястья. Гарет всё ещё продолжает удерживать мою ладонь в своей, и стебель связывает наши руки.

Когда бутоны распускаются, я начинаю чувствовать едва уловимый сладковатый аромат, от которого почему-то становится не по себе. Вроде бы приятный аромат, лёгкий, но в то же время настолько въедливый, что вдыхать его совершенно не хочется. На языке появляется привкус всё той же сладости, а в голове начинает шуметь.

С цветком и с его ароматом явно что-то не то.

Думать всё труднее, а ощущения странные. Появляется тяжесть в ногах, ноги начинают казаться свинцовыми столбами, и сделать шаг будет чем-то непосильным. Впору задержать дыхание, но воздуха не хватает. Сладость цветка обволакивает, заполняет лёгкие.

Перед глазами темнеет, но сознание я не теряю. Наоборот, я начинаю видеть.

Невольно вспоминаю про сорта мака, запрещённые к выращиванию…

Рождающаяся перед глазами картинка обретает не только объём. Я начинаю слышать лёгкий звон то ли весенней капели, то ли быстротечного ручейка. Сладость распадается на целый спектр оттенков. Я вижу нас с Гаретом стоящими на том самом перламутровом семечке, только в видении оно огромное — валун, на котором можно спокойно стоять, сидеть или даже построить жилой шалаш. Мощный стебель разворачивается к самому небу, и мы с Гаретом оказываемся внутри.

Я вижу близняшек. Они стоят сбоку от Гарета, и для них от стебля отделяется собственная ветвь. А стебель, дотянувшись до небес, раскрывает огромный солнцеподобный цветок.

От семени, от ушедших вниз корней через стебель и через нас с Гаретом, поднимается волна какой-то совершенно сумасшедшей энергии. Её мощь сравнима с цунами, и я искренне не понимаю, почему она нас не сжигает до тла.

Что-то достаётся близняшкам, но основная сила устремляется ввысь и ослепляет вспышкой сердцевины цветка.

Я вскрикиваю от несильной, но очень неожиданной боли в ладони — мы с Гаретом до сих пор держимся за руки.

На тыльной стороне появляется новая магическая татушка, и одновременно сознание гаснет.

Когда я прихожу в себя, я обнаруживаю, что мы по-прежнему в храмовом зале, только многое изменилось. Пропала кадка. Пропал волшебный лес. Стены теперь скучные, каменные. Пропали зрители — ни господыни, ни Веи, ни целительницы, ни других демонов. Пропали близняшки. Надеюсь, их пригласили в комнаты отдыхать…

Я приподнимаюсь на локте.

— Гарет… — не пропал только муж.

Мы лежим бок о бок, и первой очнулась я. Я ещё раз оглядываюсь убедиться, что мы действительно одни. Только сейчас я замечаю, что кое-что добавилось. Мы лежим на голом полу. Под нами… тонкий матрас? Ковёр? Поверх натянута ткань, и лежать совершенно не холодно.

Дурман не выветрился. На языке сладко.

Я облизываю губы. Взгляд сам собой возвращается к Гарету. Накидка чуть задралась, и видно босую ногу выше колена. Я ловлю себя на том, что уже тяну руку, чтобы смахнуть полы накидки совсем. Порыв безумный, но внутри уже разгорается пожар, и я касаюсь его лица, дрожащими пальцами очерчиваю скулы, и Гарет от моего прикосновения просыпается.

— Дани? — хрипло спрашивает он.

— Да…?

— Почему мне кажется, что мы знакомы всю жизнь? Что когда-то я потерял тебя, а теперь обрёл? Я ведь не терял…

Может, эффект от цветка?

— Я с первого взгляда выбрала тебя, Гарет, — улыбаюсь я и вдруг понимаю, что это действительно так. Я с первого взгляда почувствовала, что он мой. И дело не во внешности, вообще не в ней.

Дело в его взгляде… в том, с какой душевной теплотой Гарет смотрит на меня.

Я первая тянусь за поцелуем, и между нами всё происходит само собой, очень естественно и легко.