Через плотную ткань рубашки я всё равно ощущаю тепло его тела. Гарет сглатывает. По-моему парень ошалел от моей смелости, а то, что его руки всё ещё стянуты за спиной, добавляет остроты. Я не торопясь опускаю ладонь чуть ниже и одновременно завожу чуть глубже под полу, пока мне не попадается край кармана. Не разрывая зрительного контакта, я вкладываю конверт и… убираю руку, а затем ещё и пуговицы застёгиваю.
Кажется, Гарте всё это время не дышит.
Лестно.
Или я просто слишком смелая по сравнению с местными девушками?
Руку я убираю с лёгким сожалением — под полой камзола ладонь банально не мёрзла.
— Нам пора, Гарет, — напоминаю я и тут же предлагаю. — Икринку?
“Капусту” надо съесть сейчас. Во-первых, не факт, что она хранится. Во-вторых, до меня дошло с запозданием, но главное, что дошло, светить демоническую “капусту” в столице опасно прежде всего для нас.
Поэтому пару шариков графу, остальные — сёстрам и тётушке Хлое.
Я накалываю “капусту” на шпажку и подношу Гарету к губам. Он медлит, и я касаюсь “капустой” его губ. Гарет уступает и снимает шарик со шпажки. Я отворачиваюсь и накалываю на шпажку вторцю “капусту” — смотреть как Гарет жуёт… Ему, наверное, будет неловко?
Он съедает, и я протягиваю ему вторую икринку.
— Спасибо, Даниэлла.
Что-то в его взгляде… Он взрослый мужчина, ему нужно полноценное питание, а не каши с корешками, щедро засыпанные приправой. Он… вечно голодный?
— Ещё? — улыбкой предлагаю я?
— Тогда всем не хватить поровну. К тому же мы опаздываем ещё больше.
Я мысленно пересчитываю — в тарелке осталось восемь шариков. Оставить Бетти за бортом не получится, плюс близняшки и тётушка Хлоя. Получается, на каждую по паре штук.
— Идём.
Гарет косится на одеяло, в которое я продолжаю кутатьс:
— Вам нужна обувь, Даниэлла.
— Ничего… — у меня стопы уже ледяные. На улице вряд ли что-то изменится.
— Простите…
Мы спускаемся на первый этаж. Я замечаю, что Гарету не по себе. Я догадываюсь, что он не хочет показаться сёстрам связанным, и предлагаю ему подождать у дверей. Внутри, разумеется. Его камзол хоть и тёплый, от ветра не защитит.
Я прохожу в сторону кухни — где ещё искать кухарку?
Звать её я не тороплюсь, наоборот, пользуясь тем, что подошва у туфелек тканевая, стараюсь не шагать, а бесшумно скользить.
Любопытно же…
До сих пор я не могу объяснить себе, на чём собираюсь поймать женщину.
Когда я заглядываю, она стоит над котелком, помешивает и что-то бормочет. Голос настолько тихий, что слов не разобрать, а вот интонация и тон… Она будто заговор речитативом читает, и я не могу отличить, это действительно так или я предвзята. Да даже если она читает что-то похожее на заговор — и что?
Я останавливаюсь. Пугать немолодую женщину внезапным появлением неправильно. И я отбиваю ритм костяшками пальцев об дверной косяк.
Тётушка Хлоя резко оборачивается:
— Графинюшка? Ой, что же делается! Вы голая… Неужто леди Бетти характер показала?
Я ставлю на стол тарелку с “капустой” и внимательно слежу за реакцией служанки. Это немного сложно — она закутана в тряпьё с головы до ног, лицо и то частично прикрыто. Но глаза видны. И они её выдают.
На тарелке всего лишь непонятные шарики. Логично удивиться или недоумённо пожать плечами. Пугаться точно нечего. Но на долю мгновения на лице тётушки Хлои отражается узнавание, вспыхивает… Я не могу прочитать её эмоции. Целый веер разом. Там есть и изумление, и страх и много чего-то сложного. Кухарка поразительно быстро справляется с собой и, отложив половник, делает шаг навстречу.
— Не стоит беспокоиться, — отвечаю я. — Это угощение на всех. Надеюсь, и тебе, тётушка, и сёстрам, придётся по душе. Поскольку нас с графом ждёт визит к моему отцу, позаботься об угощении.
— Да-да, графиня. Как прикажете.
Задерживаться на кухне смысла нет, больше я ничего не увижу.
Надо догонять Гарета.
Вот-вот пробьёт полдень, и нам надо быть у перехода.
С тётушкой Хлоей я обязательно поговорю…
А лучше сперва аккуратно о ней расспрошу.
Гарет ждёт меня у выхода. Путы совсем бледные, но ещё держатся. Очередная попытка скинуть их ничего не даёт. Видно, что графа они нервируют. Предстать перед Медведем связанным… унизительно. Впору предложить графу отпустить меня одну, но я давлю в себе дурной порыв.
Во-первых, с Медведя станется запереть меня, а графу соврать, что я сбежала от ужасов севера, а раз я сбежала, то приданого за меня не полагается. Во-вторых, граф может заподозрить меня в желании сбежать.
Он плечом открывает для меня дверь, пропускает первой. Я крепче стягиваю на плечах одеяло. Не намного хуже, чем в плаще. Дойти до руин точно осилю. Вот стопы…
Гарет держится справа от меня, приноравливаясь к удобному мне темпу. Я стараюсь идти быстро, почти бегу. Мы сворачиваем в узкий проход вдоль обвалившейся стены. Над головой вновь кричит чайка, слышно море, но сегодня оно тише.
Мы минуем храм и выходим к руинам.
— А-апчихи! — вырывается у меня.
Обязательно зайдём в аптеку…
Надо бы и ломбард посетить, сдать антиквариат, но… впопыхах я забыла прихватить хоть что-то. Обидно.
Когда мы подходим к арке, переход оказывается уже открыт. По ту сторону горят живые факелы, стоит Медведь и держит под руку рыжуху. Даже с нашей стороны видно, насколько он не доволен опозданием.
А на Гарете путы всё ещё держатся…
Терять одеяло у Медведя, как потеряла плащ у демоницы я не собираюсь. Сбросив его, я во всей полноте ощущаю пронизывающий холод и с гордо поднятой головой шагаю в переход. Берлога встречает меня душным теплом. Только стопы замёрзли настолько, что ничего не чувствуют.
Гарет не отстаёт и проходит за мной. Я лишь краем глаза отслеживаю его движение, всё моё внимание приковано к Медведю и рыжухе.
Он стоит откровенно довольный, хоть и посматривает с гневным прищуром.
Рыжуха… спокойна. То есть, ей удалось убедить Медведя отказать мне в приданом? Делать выводы рано, но есть о чём подумать.
Сбоку бьёт вспышка магии. Я зажмуриваюсь. Кажется, мелькнула и погасла молния? Когда я открываю глаза, руки Гарета свободны. Он смог!
— Что это было? — Медведь вроде бы не повышает голоса, но с его басом вопрос грохочет громом, от стен отлетает эхо.
— Что было, батюшка? — я делаю шаг навстречу и демонстративно подставляю лоб под поцелуй.
— Дочка, — Медведь отпускает рыжуху и сграбастывает меня в объятия.
Я в ответ лишь приобнимаю.
У меня нет к Медведю положительных чувств. Возможно… он неплох. Возможно, по-своему он любил дочь и желал ей лучше, но любил именно что по-своему, относился как к домашнему питомцу, существу милому сердцу, но не имеющего права голоса.
При всей моей антипатии Медведь может быть полезен, поэтому незачем устраивать скандальный разрыв.
— Уже зазналась и не здороваешься, — шипит рыжуха.
Вот в ней пользы я не вижу ни капли.
— Госпожа, вы до сих пор не поприветствовали его сиятельство, но упрекаете меня?
Муж аристократ, рыжуха принадлежит купеческому сословию. Кто кому кланяется очевидно и от брачного союза не зависит.
— Дорогой зять! — Медведь отпускает меня и распахивает объятия для графа.
Гарет мирится с неизбежным костоломством. Медведь то ли по простоте, то ли нарочно из желания показать себя и свою силищу, стискивает Гарета от души. Только вот и для Медведя, и для меня оказывается сюрпризом, что внешне стройный подтянутый Гарет способен ответить взаимностью и стиснуть так, что у Медведя глаза выпучиваются.
— Дорогой тесть!
— Зять, — Медведь хлопает Гарета по спине будто просит отпустить.
Не оставаясь в долгу, Гарет тоже хлопает, и мужчины, наконец, расходятся.
— Приветствую вас, ваше сиятельство, — рыжуха приседает.
Кстати, кто она?
Явно, что не мать Даниэллы.
И не экономка. Для слуги, пусть и главной над другими слугами, рыжуха слишком вольно держится с Медведем. Родственница или вторая жена? Как вариант, просто любовница, хотя, если она действительно просто любовница, то у Медведя странные вкусы.
Он приглашает нас следовать в дом.
Я, улучив момент, подхватываю Гарета под руку. Мне кажется, показать, что мы по-настоящему вместе, будет полезно. Я почти моментально ловлю на себе задумчивый взгляд рыжухи. Да и служанки, жавшиеся вдоль дальней стены, тоже смотрят с удивлением, переглядываются. Чуть мы удалимся, и зашепчутся.
Рыжуха по моему примеру повисает на Медведевом локте.
Хм…
Мы поднимаемся на второй этаж, Медведь выбирает коридор. По логике, он ведёт нас либо в гостиную, либо в столовую. Где ещё принимать гостей? Как вариант, библиотека.
Я шмыгаю носом.
Гарет оборачивается, смотрит с тревогой. Боится, что я простыла? Насколько я понимаю, правила этикета предписывают и вовсе не заметить конфуз. Гарет ничего не спрашивает.
Рыжуха, не отпуская Медведя, аж голову выворачивает:
— Неужто поняла, как дома хорошо жилось? А то всё нос воротила. То не так, это не так.
Кто бы сомневался, рыжуха не упускает возможность уколоть. Только вот эту возможность я дала ей нарочно.
— День прошёл, а кажется, что вечность. Я так соскучилась! Мне нужно умыться, — я часто-часто моргаю. — С вашего позволения!
Позволения я разумеется не жду.
Отпустив Гарета, я приказываю одной из служанок:
— Проводи меня, — обидно, что я не запомнила имён, только лица. Я выбрала девочку, которая мне сочувствовала и пыталась отдать саквояж с вещами первой необходимости.
— Да, госпожа! То есть, леди. Простите…
— Мне было приятно услышать старое обращение, — заверяю я.
Остановить меня рыжуха уже не может.
Всё, что она может — это упасть мне на хвост.
Я пытаюсь уйти как можно быстрее, чтобы эта светлая мысль не посетила её голову.
Куда идти? В моём плане есть одна большая дыра — я совершенно не ориентируюсь в доме. Как мне найти свою спальню?
Собственно…
Для убедительности я всхлипываю ещё раз и, как только мы скрываемся за поворотом, утыкаюсь служанке в плечо. Мне самую малость жаль обманывать, но лучше так, чем я в лоб заявлю о своём беспамятстве.
— Отведи меня в мою комнату, — прошу я.
— Госпожа ещё вчера приказала всё прибрать…
— Проводи, — повторяю я и всхлипываю громче.
Служанка сдаётся.
Бережно поддерживая меня, она ведёт в нужную сторону, а я продолжаю изображать душевное расстройство, чтобы не возникал вопрос, почему я сама не могу дойти до спальни.
Рыжуха почему-то не объявляется. То ли придёт позже, то ли Гарет её перехватил. Сомневаюсь, что она добровольно оставила меня без присмотра.
— Вот, госпожа, пришли.
— Умыться, — прошу я.
Это вчера нельзя было выносить багаж, потому что в храм на свадьбу с чемоданом не ходят. А сегодня никакого храма. Сегодня я вынесу всё, до чего дотянусь.
Лишь бы рыжуха не подрезала на взлёте…