— Дом! Милый дом! — радостно напевали матросы Лудестии из тех, кто первыми присоединился к нашей команде.
— Вроде бы несколько месяцев тут не были, а будто бы полжизни прошло, — весело воскликнул один из них.
— Вот моя жёнушка от счастья визжать будет. За эти несколько месяцев заработал больше, чем за половину жизни! — громко восторгался крупный черноволосый матрос Жак. — Хоть дом новый купим!
— А я старый подлатаю и дочку отдам в гимназию для девочек!
— А я думаю подкопить, а потом небольшое именьице за городом куплю!
Я слушал моряков, оперевшись на планширь, улыбался и смотрел на горизонт. Приятно, когда делаешь жизнь хороших людей лучше.
Я напряжённо уставился на старый капитанский компас, обтянутый красной кожей. Мне… точнее, Леону Джонсону подарил этот компас отец в день выпуска из Академии.
И я никогда с ним не расставался. Вплоть до самой смерти. Я рад, что Бари сохранил его. Правда, он валялся в одном из сундуков в капитанской каюте, заваленный новыми вещами.
Сзади послышались мягкие шаги. Причём одновременно с двух сторон.
Секунда… вторая… третья…
Я тяжело вздохнул:
— Ну и чего молчим?
С полуулыбкой я обернулся и увидел переглядывающихся Марси и Уллу-Урсулу. Она, как и можно было ожидать, сейчас была в своём «сменном» облике.
— Ты выглядишь напряжённым, Тайон, — произнесла полу-алти. — Ты не хочешь возвращаться в этот город?
— Хочу, — улыбнулся я. — Этот город очень важен для меня. Так было и так будет. Бун и Торвиль навсегда в моём сердце.
— Тогда что же тебя тревожит? — нахмурилась она.
Однако я не успел ответить:
— Это ведь из-за бабушки, да? — с грустью спросила Марси.
Урсула тут же посмотрела на неё, не понимая, о чём речь:
— Бабушки? Какой бабушки?
— Матери Леона Джонсона, — пояснил я вперёд Марси.
— Она ведь не верит, что Джекман Барбаросса предатель, — покачала головой моя «духовная» дочь.
— И… её мнение важно для тебя? — воздержавшись от резких высказываний, осторожно поинтересовалась Улла.
Я вновь улыбнулся. От переживаний этих милашек мои собственные переживания развеялись.
Я обнял обеих.
— Расслабьтесь, девушки, — легко сказал я. — Всё будет хорошо. А сейчас мне пора за штурвал. Готовьтесь, скоро войдём в бухту.
Оставив шокированных девушек за спиной, я взлетел на шканцы и отогнал от штурвала Берга.
— Команда! Курс в порт Торвиля! — громко скомандовал я.
И десятки голосов ответили мне громогласным гулом.
На пристани собралась уйма народу. Ну ещё бы! Не каждый день увидишь целую эскадру в своём порту — мы пришли сюда в сопровождении союзников, которых «подобрали по дороге».
А то, что эскадра дружественная, никто не сомневался, иначе стража уже объявила бы эвакуацию.
Но конечно же, не только эскадра поразила зевак.
Почти все взрослые жители города знали этот корабль. Гордились им! Считали символом города и острова! Ведь когда капитан Джонсон возвращался домой, частенько в городе устраивали стихийный праздник. А ведь он ещё и был щедр и всячески помогал своей малой Родине!
Вот только многие годы Лудестия не появлялась у берегов острова Бун, не заходила в порт города Торвиль.
И сейчас, я уверен, там, на пристани, звучат удивлённые голоса:
— Лудестия!
— Смотрите! Это в самом деле она!
— Не может быть!
А мы подходим всё ближе и ближе. Глубина позволит мне пришвартоваться вплотную к пристани! Как я ни раз делал! Сойти по трапу, не спуская шлюпок!
Даже моё любимое место свободно!
Вижу его без подзорной трубы. А там, на берегу, если кто-то глядит в трубу, наверное, уже разглядел наше «украшения».
Представляю эти шепотки:
— Капитан Барбаросса?
— Капитан висит на рее!
— Что происходит⁈
Может быть, кто-то даже побежит докладывать стражникам или личным гвардейцам дель Ромбергов. Вот только сама губернатор стоит вместе с Лагранджем впереди толпы, невозмутимая и гордая.
— Бросить якорь! — скомандовал я.
И уже через несколько минут первым ступил на трап.
Я видел красивую, статную женщину в красном жакете, подчёркивающим большую грудь, и длинной юбке. Придерживая рукой шляпку, она смотрела на труп Бари. Мне показалось, Мэри Кэролайн едва сдерживается, чтобы не оскалиться от кровожадной радости.
Рядом с ней стоял немолодой мужчина с аккуратно зачёсанными к затылку седеющими волосами. На нём сюртук в бордовую клетку и атласный алый шарф — мой приёмный отец выбрал сегодня наряд очень похожий на тот, в каком был в день, когда мы познакомились. Он смотрел на меня с полуулыбкой. Мне кажется, он гордится мной. От так сильно оберегал меня от слухов о злодействах Бари, но ведь сам явно терпеть не мог этого гада.
А ещё его рука, та, что ближе к дель Ромберг, чуть напряжена. Это на случай, чтобы одёрнуть возлюбленную, если та не сдержится и начнёт торжествующе кричать?
На эту парочку я бросил лишь быстрый взгляд. Моё внимание привлекла фигура высокой пожилой женщины в широкополой шляпе. Как обычно в последнее время, плечи моей матушки — Терезы Джонсон, укрывала шаль. Мама стояла в третьем ряду зевак, но, когда я спускался по трапу, начала активно прорываться вперёд.
Вот она уже вырвалась из толпы. От встречающих нас дель Ромберг и Лагранджа её отделяли лишь стражники, которые бросились ей наперерез.
— Пропустить! — рявкнул я.
Дель Ромберг-старшая нахмурилась, а затем, проследив за моим взглядом, повернула голову.
— Пропустить! — повторила она мои слова.
Моя матушка с невозмутимым видом прошла мимо губернаторши и Лагранджа. На это Мэри Кэролайн лишь закатила глаза.
Я уже ступил на пристань, а матушка остановилась напротив меня.
— Что всё это значит, мальчик⁈ — с вызовом воскликнула она, а затем указала на мой корабль. — Ты убил Бари⁈ Захватил Лудестию⁈ Как это понимать⁈ Я видела в тебе своего сына, он бы никогда не…
— Твой сын пал от руки предателя! — перебил я.
На пристани повисла тишина. Люди изумлённо смотрели на нас. И матушка тоже с недоумением хлопала ресницами.
— Капитана Леона Джонсона умышленно отравил его лучший друг Джекман Барбаросса, — в этой тишине мой голос был подобен грому. — Это факт. Предатель сам рассказал мне об этом перед смертью! Увы, его слова я не записал. Но! Я нашёл это!
Я достал свой старый корабельный компас и, держа его за цепочку, протянул матушке.
— Это же… Леона… — прошептала она, осторожно беря компас.
— Да! Этот компас принадлежал Леону Джонсону. Легендарному капитану и выдающемуся артефактору. Как многие из вас знают, я тоже хорош в артефакторике. Мы запатентовали портативные Певчие, скоро они поступят в продажу.
— При чём здесь твои Певчие? — выкрикнул кто-то из толпы, пока матушка любовно разглядывала компас.
— При чём здесь компас?
— Как ты смеешь обвинять капитана Барбароссу, после того как убил его.
— Тихо!!! — неожиданно громко рявкнул мой приёмный отец.
— Теодор? — хмуро посмотрела на меня дель Ромберг-старшая, а затем скосила взгляд на притихшую дочь, стоявшую за моей спиной. Ну да, что-то я не подумал, что в итоге она всё равно узнает эту часть правды.
Ну а что поделать? Мне не хочется, чтобы моя матушка считала меня убийцей лучшего друга её сына.
Да и злодеяния Бари необходимо предать огласке.
— Всё это связано! — громко произнёс я. — В компасе капитана Джонсона я обнаружил энергетический контур такой же, как и в миниатюрном Певчем. Кроме того, там стоит защита, похожая на те, что ставят на личные письма. Иными словами, у компаса есть функция записи и воспроизведения голоса. Очень тонкая работа с малым объёмом запоминая. Насколько я успел узнать капитана Джонсона, он не мог просто так умереть, не оставив подсказки. Я считаю, что в компасе записаны последние минуты его жизни. И только близкий родственник капитана Джонсона может активировать этот артефакт. Я так думаю.
Конечно же, я так не думал. Я знал это.
— Там будет… голос Леона? — подняла на меня намокшие глаза матушка.
— Верно, — кивнул я.
— Я… могу услышать его? Могу… узнать?
— Да.
— Я… не уверена, должна ли я…
— Бабушка! — сделала шаг вперёд Марси, — Я могу открыть её для тебя! Тебе не придётся лить свою кровь!
И глаза так горят… она ведь в самом деле искренне хочет быть полезной.
А в этот момент в глазах её матери застыл ужас! Дель Ромберг-старшая думает, что если мои слова насчёт крови правда, то сейчас может раскрыться многолетняя ложь о происхождении её дочери.
— Можешь, Марси, — проговорил я твёрдо, даже не глядя на свою старпома. — Кроме госпожи Джонсон, ты самый близкий родственник капитана Джонсона. Но сейчас открыть нам путь к памяти капитана Джонсона должна именно госпожа Джонсон. Хватит ли у неё духу, принять правду? Или нет? Решать ей.
Матушка оторвала взгляд от компаса, решительно посмотрела на меня и резким движением вырвала шпильку из своей скромной причёски.
В следующий миг она проткнула до крови себе большой палец и приложила его к центру крышки компаса.
Ровно туда, куда нужно. Туда, где, кроме сосредоточения контура, была вшита и маленькая пластинка из лаванды виброскопа.
Я почувствовал, что матушка пустила в компас структурные вибрации.
— А теперь откройте крышку, — подсказал я.
Она распахнула её:
— Яд рыжей тропической лягушки сработал с точностью до секунды, — пронёсся над пристанью насмешливый голос Бари . — Но самое главное, эффект этого яда уж очень похож на яд керуанской тыквины. Удивительное растение, да же? Всем известно, что действует оно не на всех. Действует случайным образом, но закономерность неясна.
Послышался тяжёлый хрип. Он звучал громче, так как при записи компас был ближе ко мне, чем к Бари.
— Э, нет, Леон. Для всех артефакт разрядился после недавней стычки с титосийцами.
Хрип стал ещё громче, а затем раздался грохот — звук упавшего тела.
А после свист и:
— Аркх!!! — яростно взревел от боли Джекман.
Через какое-то время зазвучал громкий кряхтящий смех.
— Чего ржёшь? — выплюнул Джекман . — С ума сошёл перед смертью? Хотя ты всегда был безумцем!
— Я лишь подумал… кха… что тебя вздёрнут на нок-рее… за предательство… Бари Голодное Ухо.
— Идиот! Полоумный дебил! Сдохни уже быстрее! Сдохни с осознанием того, что никто ничего не узнает. А если кто и узнает, то не посмеет и вякнуть! Лудестия будет моей!
— Ха-ха-ха… — продолжил я заливаться сиплым вороном . — Представь, что… байки… алти… о перерождении… правда. Я приду… за тобой!
— Довольно бредить! Будь это так, это было б доказано!
— Ну а… вдруг? Думай об этом… бойся… меня…
Несколько стуков, лёгкий грохот и еле слышный шёпот:
— Стоп…
Когда запись завершилась, я произнёс:
— Примерно что-то такое я и предполагал. Вы всё слышали, — я обвёл взглядом присутствующих и громко выговорил: — Многие из вас, уверен, узнали голоса! Узнали капитана Джонсона и предателя Барбароссу! Всё, что вы услышали — правда! Как и то, что, убив своего друга и капитана, захватив обманом Лудестию и сменив на ней команду, Барбаросса уничтожил целое поселение алти на острове Мун. Алти, которые были друзьями капитана Джонсона и его верных товарищей. Но даже из этого дела Барбаросса вышел сухим из воды, обвинив других.
Я поймал взгляд дель Ромберг-старшей. Она сдержанно кивнула, благодаря меня за это.
— Джекман Барбаросса предатель! — собравшись с силами, выкрикнула она.
— Предатель! — поддержали её некоторые гвардейцы.
— Лжец, обманщик и убийца! — вскинул я кулак. — Его место на рее! Но он уже там! Оставим его кормить чаек. Горожане Торвиля, я капитан Лаграндж вместе со своей командой вернулся домой с дарами городу! После недавнего нападения морских охотников ещё не все дома восстановили, так что мы с радостью поучаствую в этом благом деле. Госпожа губернатор, предлагаю позже обсудить, какие объекты нуждаются в срочном ремонте.
Народ одобрительно загудел, предчувствуя, что вскоре стройка последних месяцев наконец-то завершится. Сколько урона городу нанесло то вероломное нападение… даже поддержки всех меценатов и самой дель Ромберг не хватило, чтобы всё отстроить заново.
Но они многое сделали, это видно.
Сейчас же дель Ромберг благодарно кивала.
А вот моя мама так и стоит, сжимая в руках компас и не поднимая глаз.
— Госпожа Джонсон, — под гул толпы, я коснулся её плеча.
— Я, пожалуй, пойду… — устало проговорила она.
— Я провожу вас.
— Не стоит.
— Провожу, — с нажимом повторил я.
Из «оцепления» на пристани нам помогли выбраться стражники и гвардейцы, выполнявшие приказ губернатора. Александр Лаграндж любезно предложил воспользоваться его самоходной каретой. Он знал, что у меня (его приёмного сына Теодора) сложились тёплые отношения с Терезой Джонсон и напрашиваться с нами не стал, уехал с дель Ромбергами. Правда, предварительно мы договорились пообедать вчетвером.
Урсула и её алти пока носу не казали с Лудестии.
И вот мы с матушкой едем в самоходной карете. Вся эта ситуация выбила её из колеи настолько, что она даже не стала отказываться от предложенных удобств, как она обычно делает.
Ехали молча, пока не добрались до небольшого домика на отшибе с крохотной лужайкой, огороженной покосившимся забором.
В этом доме мы жили, когда я был маленьким. На этой лужайке отец обучал меня рукопашному бою и фехтованию в стиле «Рвущий кроншнеп». Несмотря на то, что в богатые времена я приобрёл в Торвиле особняк, в котором и жила матушка, отчий дом мы сохранили.
А теперь у матушки, кроме него, ничего и не осталось.
И когда я переродился и впервые побывал здесь, ужаснулся от того, как тут всё… грустно. Начал помогать по мелочи — что-то убрал, что-то починил, что-то подарил. Благо от меня матушка, хоть и с боем, но принимала подарки.
Например, кресла в гостиной, на которых мы расположились, когда мама подала чай и печенье, я подарил ей уже будучи Теодором Лагранджем.
— Вкусно, — сказал я, откусив любимое печенье с корицей. — Свежее…
— Захотелось испечь сегодня утром, — проговорила она со странной интонацией, вглядываясь мне в лицо. — Считай морские ветра и Дева под Килем нашептали, что это будет хорошим решением. Давно не пекла… а тут…
Она покачала головой.
Я же грустно улыбнулся. Раньше не раз бывало так, что в день, когда я возвращался из плавания, матушка с утра готовила какое-нибудь не повседневное блюдо. Мне нравилось это забавное совпадение…
— Как всё это возможно, скажи мне? — поставив полупустую чашку, спросила она. В её голосе звучала надежда.
Я сжал зубы, борясь самим с собой. Я не знал, как будет правильно поступить. Чёртов Бари! Ты уже умер, но твои действия до сих пор доставляют мне неудобства!
Я прикрыл глаза. Когда не знаешь, как будет правильно, когда мозг не может выбрать нужный вариант. Пошли его куда подальше и доверься сердцу.
— Мир велик, — произнёс я, тепло улыбаясь. — Ты никогда не знаешь заранее, что ждёт тебя на следующем острове. Какое новое растение ты найдёшь. Какое животное… С какой новой загадкой ты столкнёшься.
Из глаз матушки потекли крупные слёзы. Она прикрыла рот ладошкой и прошептала:
— Ты ведь всегда так говорил! Почему… почему ты не сказал мне раньше?
— Не хотел тебя пугать… Не хотел, чтобы, если бы со мной что-нибудь случилось, ты бы вновь… Хотел просто остаться для тебя мальчиком, напоминающим сына.
— Дурачок… — она вскочила с кресла, и я встал. Мама крепко обняла меня и разрыдалась. — Я думала, схожу с ума! Думала всё — сбрендила Тереза Джонсон, как все эти годы судачили разные клуши! Но… но… Леон, думаешь, мать не узнает своего сына⁈ Пусть ты стал выглядеть иначе… Внутри ты остался тем же!
Она заглянула мне в лицо.
— Да… иначе! Но также… Это сводит меня с ума!
— Мама… Если хочешь… Я покажу тебе. Себя прежнего.
— Что?
Моё тело начало уменьшаться, зрение и слух ухудшаться. Мама замерла, забыв, как дышать.
Я же уже не сомневался, что поступаю так, как нужно. Если ей станет плохо… Я помогу ей — артефактов у меня много. Она справится. Она сильная. И то, что она увидит, даст ей сил жить дальше ещё много лет.
— Леон… — тихо прошептала она, коснувшись моей небритой щеки.
— Да, мама, это я.