Гром над городом

2 (1)

2

Утро тридцать восьмого дня Цветущего месяца

Конечно, в такую беспокойную ночь толком не выспишься, но Сверчку было не привыкать, его и на постоялом дворе не баловали. Опустил голову на подушку – провалился в глубокий сон.

А как заорал петух во дворе, так и вскинулся Сверчок на кровати. Разом оделся (перевязь не забыл!), сбежал по лестнице, умылся у бочки с дождевой водой.

Добрая Вайсула окликнула его из окна:

– Перекусить-то зайди, пока не убежал в свой окаянный Дом Стражи!

Хоть и спешил Сверчок, хоть и хотел показать командиру свое усердие, но когда ж это он от еды отказывался?!

– Вот и доченька моя, Жайла, с утра пораньше вскочила да умчалась. Нашла на Тополиной улице мастерицу-вышивальщицу, та ее будет по утрам рукоделью учить. Завтрака не дождалась, теперь только в обед толком поест...

Оказалось, что Аштвер занят у печи. Потому настоящего завтрака еще нет – без хозяина всерьез не накрывают. Но кружка молока, только что принесенного молочницей, и вчерашняя, чуть подсохшая лепешка, на которую хозяйка горкой насыпала соленый творог... да во имя всех богов, что еще надо человеку для счастья?!

А потом – бегом на работу... ах, как замечательно, если есть работа, да не случайная, подхваченная на день-другой, а постоянная, да еще с королевской, сказочной, небывалой оплатой! По дороге можно хозяйским взглядом окидывать окна открытых уже лавочек и прикидывать: вот шляпу нужно купить... и одеяло с подушкой... и пару рубашек... А та лавка чья – столяра? Надо пару табуретов купить, вдруг Алки в гости завернет... или Гижер... А там что?.. Нет, занавеску на окно – это пока не надо, это потом!

Как же здо́рово знать, что ты можешь купить всё, на что упадет взгляд... ладно, не всё, ювелирную лавку пробегаем, да и зачем Сверчку побрякушки? Что́ он – девчонка? А вот хороший нож обязательно купит!..

У самого Дома Стражи, почти в воротах, Сверчок увидел знакомую физиономию.

– Привет, Кудни! А чего ты здесь? Тебе же господин Ларш разрешил отлежаться!

– Пусть медведь в берлоге отлеживается. Подумаешь, по тыкве получил! Меня по ней чем только не били, а всё цела.

– Ты бы хоть лекарю показался.

– Других хлопот у меня нету! Бесплатный лекарь, который стражу пользует, живет за Бурым спуском. И я туда потащусь? Эх, дали бы мне просто лишний свободный день, я бы в кабаке посидел, а так...

– Погоди, я думал, что «крабов» пользует Фагрим...

Лицо Кудни исказилось. Стражник сделал ладонями жест, отвращающий беду.

– Кто, «лекарь мертвых»? Иди в болото, щенок, мне еще жизнь не надоела!

До этих слов Сверчок едва не приплясывал на месте от волнения: хотелось сорваться с места и бежать к Дому Стражи. Но надо же было расспросить знакомого о здоровье!.. А вот тут парнишка остановился, охваченный любопытством.

– «Лекарь мертвых»? С чего ты его так назвал?

– А его все так называют. Не в глаза, конечно.

– Ой, а почему так?

Кудни приосанился. Ему самому явно хотелось рассказать новому человеку то, что и так знала вся стража.

– Он ведь не из здешних, Фагрим-то. Недавно сюда перебрался, этак с год назад, а до этого жил в Шеджимире... или где-то в тех краях, не помню уже. Говорят, его учил ремеслу лекарь-наррабанец, который чем-то прогневал своего Светоча – и удрал из своего Наррабана к нам. Фагрим, говорят, всё врачебное искусство превзошел и лечил людей на радость всему городу... Шеджимиру, стало быть.

Сверчок незаметно окинул взглядом двор, по которому слонялись несколько «крабов» – ожидали, когда их вызовет командир.

Кудни, похоже, настроился на долгий рассказ. Нет чтоб в двух словах рассказать, в чем там было дело!

– Как-то позвали Фагрима к роженице. Трудные были роды, долгие, – неспешно, со вкусом повествовал стражник. – Возится Фагрим, спасает бабу и ребенка. А тут в дом врывается старуха и кричит, что ее сына в лесу волки порвали. Его, мол, едва живого домой принесли – беги, лекарь, спасай!

Кудни увлекся, начал изображать голосом и обезумевшую от боли старуху, и родственников роженицы, которые старались унять чужую женщину, вытащить ее из комнаты, чтобы не отвлекала лекаря.

– Фагрим тогда спас и ребенка, и бабу. И сразу пошел за старухой к ее сыну. А только как раз перед их приходом бедняга помер. Старуху-мать с трудом оторвали от покойника. А когда оттащили – она налетела на лекаря, пыталась ему глаза выцарапать. И проклинала его страшными проклятьями. Звала и Безликих, и Хозяйку Зла, и Богиню-Мать, что хозяйничала еще до Безликих. И всех их молила, чтоб у мерзавца-лекаря отныне все больные помирали. Вот до кого он дотронется, тот чтоб и не выжил!

Сверчок понимал, что Кудни пересказывает то, что услышал не из первых уст, наверняка еще и от себя сочиняет на ходу. Но не перебивал. Во-первых, было интересно. Во-вторых, он знал таких увлекающихся людей. Спросишь его: «Ты-то откуда это знаешь – сам видел?» Так он разобидится: «Я вру, да?!» Может и по уху съездить.

– Фагрим поначалу это всерьез не принял. Мало ли чего полоумная бабка в гневе наговорит! А только так оно и пошло: кого ни возьмется лечить, тому конец. Даже когда он здоровенному грузчику вправил вывихнутую руку, тот на радостях пошел в кабак, нажрался, споткнулся на пороге, упал – и хрясь тыквой о камень! Насмерть!

– Но тут уж лекарь вовсе ни при чем! – возмутился Сверчок.

– А ты это людям скажи... Никто в Шеджимире больше не хотел лечиться у Фагрима. И сам он с это проклятье поверил. Сказал, что больше ни к одному больному не притронется. Уехал куда глаза глядят – а они глядели как раз в сторону Аршмира. Да только дурная слава за ним следом притащилась.

Юноша вспомнил, как Фагрим, не прикоснувшись к разбитой голове стражника, спросил: «Ты не хочешь принести воды?» Вроде не сам лечил, вроде поинтересовался, что собирается делать Сверчок.

– Он мусорщиком работал за еду, – продолжал сплетничать Кудни, – он вместе с рабами-труповозами сжигал тела бродяг и нищих. Уж не знаю, как ваш десятник с ним познакомился, но взял он Фагрима в десяток – трупы осматривать да резать. Говорят, большая от него польза, от Фагрима-то. Ежели кого отравили, ни за что ему не докажут, что бедняга от сердечной болезни помер.

– Ага, понятно, – затараторил Сверчок, – спасибо, дядюшка Кудни, что рассказали, чего я не знал. А теперь побегу, а то мне на дежурство!

Кудни вслед обозвал его торопыгой.

Сверчок взбежал по лестнице на второй этаж, спросил встретившегося в коридоре стражника: которая тут дверь – к господину Ларшу?

Стражник кивком указал на обшарпанную дверь, такую хлипкую, что и плевком выбьешь. Сверчок отворил ее, вошел – и был встречен грозным рыком командира:

– Вазу не разбей!

* * *

Как эта ваза Ларшу опостылела – и сказать нельзя!

А ведь всего лишь сегодня на рассвете Алки и Даххи за ручки принесли это чудовище в Дом Стражи. Одна из «птичек» напела, что у Гвоздодера приют на Совиной улице, у одной вдовушки. Вдовушка вроде как вяжет на продажу всякие чулки-носки, а на самом деле сводничеством занимается, но это пока не доказано.

Нагрянули парни к вдовушке, да опоздали. На столе две немытые тарелки, постель на двоих постелена, а вдова в комнате одна.

Баба оказалась не из робких, подняла визг. Что, сейчас за немытую тарелку арестовывают?.. Да, был у нее полюбовник – и кому какое дело? Неужто всякая порядочная женщина обязана представлять в Дом Стражи список своих полюбовников? Нету такого закона! Имя она не назовет: он женатый человек, у него детишки, так чего ему семью ломать?

Алки и Даххи того визга не убоялись, учинили обыск – и в сарае, в сене, нашли большую вазу и серебряный браслет-вьюнок.

Хозяйка и глазом не моргнула. Заявила, что этот хлам ей подбросили соседи, желая опорочить ее доброе вдовье имя. Эти соседи – редкостные гады, она про соседей такого насказать может...

Алки и Даххи слушать про соседей не стали, а доставили вдову и находки в Дом Стражи. Причем пришлось кликнуть проходящих мимо патрульных: вдова идти отказалась наотрез.

Горластую бабу заперли в «холодную», а над вазой призадумались, ибо это чудо не числилось ни в одном из списков украденного.

Высокая такая, Ларшу по пояс. Из голубоватого стекла, в форме яйца, окованного серебряными драконами. И ручки тоже в виде драконьих морд. Недешевая, должно быть, вещь. Хоть драконы и тоненькие, серебра немного, а все-таки не медь!

Пришел командир стражи, присвистнул при виде вазы и сказал, что надо бы это чудище показать ювелиру: вдруг вещь известная?

Стражники с неохотой ухватились за серебряные ручки. Но Джанхашар тут же изменил свой приказ: эти балбесы непременно грохнут вазу по пути, а потому следует доставить ювелира сюда!

Доставили, чуть ли не из постели выдернули. Почтенный старик сначала перепугался, а потом понял, что это не арест, и разгневался, принялся грозить жалобой Хранителю Аршмира, а то и королю. Но когда его учтиво встретил Ларш в одежде со знаками Клана Спрута, ювелир унялся. (Да, он слышал, что в страже служит племянник Хранителя, но лично знаком не был... такая честь, такая честь...)

А когда ювелир заметил вазу, тут же забыл обиду. Лупу в руки – и давай порхать вокруг стола, на который для него водрузили эту громадину. Отогнал от окна стражников, заслонявших свет. А потом велел принести небольшой факел (это днем-то!) и принялся глядеть сквозь стекло на огонь со всех сторон вазы.

Когда вволю напорхался – сообщил, что это произведение искусства сделано весьма занятно. Серебряная оковка – это не оковка, это, собственно, ваза и есть. В эти серебряные трубки заливается вода и вставляются цветы на длинных ножках. Но это не уникально, такие вазы делают, хоть и редко. Неповторимость – в голубом «яйце», оплетенном трубочками. Нет-нет, это не стекло, это чистый горный хрусталь, редкая голубоватая разновидность. Причем внутри прозрачного «яйца» есть постороннее вкрапление. Если вглядеться, пятно похоже на крошечного дракона. Удивительная игра природы! Умный мастер подогнал к пятнышку весь облик вазы – и правильно сделал. Получилась вещь, достойная короля!

Командир стражи мрачнел с каждым словом ювелира, а потом поинтересовался, сколько эта штуковина стоит. Перед словом «штуковина» Джанхашар сделал маленькую паузу. Видимо, на язык просилось другое слово.

Ювелир отказался назвать точную цифру: мол, сначала ему надо порыться в каталогах, поискать мастера, работающего в сходной манере либо работавшего в старые времена. Разве что примерную, очень примерную стоимость...

Примерная стоимость ошеломила Алки и Даххи, которые еще не ушли из комнаты. Алки негромко сообщил: если бы он знал раньше, что этот горшок такой дорогой, то не попер бы его через весь город. Вообще не прикоснулся бы. Там, в сарае, и бросил бы ко всем демонам.

Ювелир забрал расписку, по которой позже получит из городской казны плату за консультацию страже, и ушел.

А Ларш прикинул: Алки-то прав! Случись что с вазой – ведь не расплатишься без дядиной помощи! А потому он учтиво попросил Джанхашара забрать эту ценность, ведь только уважаемый командир стражи может обеспечить ей достойную сохранность.

Уважаемый командир твердо заявил, что с послезавтрашнего дня будет в отъезде, дела призывают его в иные места. Запереть вазу в его кабинете нельзя: а вдруг отыщется владелец и надо будет опознать вещь? А потому ваза останется здесь, в кабинете десятника, и пусть высокородный господин Ларш не забывает, уходя, запирать за собой дверь.

Все попытки Ларша отбиться от ответственности оказались тщетными, и десятник смирился. Вазу поставили в угол кабинета, подальше от стола, и Ларш рычал на входящих, чтоб не разгрохали ценную вещь!

Когда в кабинете появился Сверчок, там уже были Авита и Даххи. Десятник как раз разворачивал на столе перед Даххи тот загадочный клочок бумаги, что вчера вынули из кулака убитого. Авита с равнодушным видом сидела на подоконнике и что-то рисовала палочкой на восковой дощечке.

Сверчок осторожно обогнул вазу и хотел пристроиться в углу, но десятник приветливо ему кивнул:

– Давай сюда, ты тоже «лис»... Даххи, смотри, я тут разобрал только «зверь» и «друг»...

– Еще вот здесь – «к голой коже», – кивнул Даххи. – И вот здесь: «человек». А перед словом «друг» что-то непонятное... обрывок какого-то слова... да я же не книжник!

– Меня пустите! – вдруг загорелась Авита. – Меня наррабанец воспитывал, я умею... ой!

– Что там у тебя? – обернулся к ней Ларш.

– Да рукав порвала, тут железяка острая торчит. Покажи бумагу... Ага! Действительно, «сул» – «человек». И строкой ниже «вурр» – «зверь». А тут не просто «друга». Перед этим еще обрывок слова «таккех», что означает – без чего-то нельзя. То есть «нельзя без друга».

– А верно, – подтвердил Даххи, с уважением глядя на художницу. – Кому-то нельзя без друга. Или без надежного человека. Так и так можно перевести. А на обороте почти все понятно. Почерк неразборчивый, зато писано в другом направлении, поперек тех строк, что на обороте. И потому почти уцелели две длинные фразы. Одна – «нельзя отнять или украсть». Другая – «можно купить, унаследовать, получить в дар»...

– Ладно, – решил десятник. – Это мы обдумаем, а сейчас работать надо. Гвоздодера ловить... Да! – хлопнул он себя по лбу. – Я же, болван, ювелиру не показал тот браслет! Который с сапфирами! Который вместе с вазой нашелся!

– А чего его показывать? – не понял Даххи. – Его же видел хозяин «Пьяной белки». Сказал, что подделка.

– Во-первых, трактирщик – не ювелир, хоть и учился чему-то в юности. Для меня его слова – не доказательство. Во-вторых, там мог быть другой браслет, да и другая баба могла его принести. Кстати, ступай-ка в «Пьяную белку», приведи трактирщика, пусть опознает вдовушку.

– Не опознает, – угрюмо возразил Даххи. – Одно дело – тайком почирикать со стражей, а совсем другое – прилюдно опознать того, кто вещь принес. В «Пьяную белку» никто ходить не будет. Еще и трактир спалят.

– Да? – сдвинул брови Ларш. – Это я не подумал... Ладно. Авита, ты уже зарисовала вдовушку?

– Да, сразу, как только ее привели.

– Даххи, сходи в трактир, покажешь рисунок хозяину. А для тебя, Авита, другое дело есть. Пойдешь к этому ювелиру, браслет на проверку отнесешь.

– У меня рукав порван, куда я пойду? – возмутилась Авита.

– Покажи... Крепко порвала! Что там за железка торчит, на окне?

– Это от внутренней решетки осталось, – отозвался Даххи. – Кусок петли. Решетка была двойная, но изнутри проржавела. Кто-то из наших, из стражи, решетку выломал и спер. Кузнецу продал, наверное. Давно это было. А внешняя решетка крепкая, хорошая.

– Да чтоб меня скормили акулам! – восхищенно воскликнул Ларш. – В Доме Стражи стражник спер решетку! И вынес со второго этажа! И никто его не остановил! Да что у нас за стража-то, любимые дети Хозяйки Зла! С такими стражниками и преступников никаких не нужно!

– Это же Аршмир! – поясняюще откликнулся Даххи.

Ларш глубоко вздохнул. Да, он слышал поговорку: «Кто ни разу в жизни не украл, тот не аршмирец».

– Ладно, – примирительно бросил он и обернулся к Авите. – Вот браслет. Бегом к ювелиру.

– Да почему я-то? Я художница. Вот Сверчка пошли!

Сверчок приосанился, явно готовый хоть сейчас бежать, куда пошлют. Но Ларш сурово возразил:

– Ювелир на нас обижен. Сверчка он попросту выгонит. А кого не выгонит? Или Сына Клана, или красивую женщину. То есть или меня, или тебя. А если я сам буду бегать по городу, то какой мне интерес командиром быть?

Слова «красивую женщину» несколько умиротворили Авиту (как и рассчитывал десятник). Она хмуро кивнула:

– Ладно, заверну рукав повыше...

Уже обернулась к двери, но тут Ларш добавил небрежно:

– А на обратном пути забеги на Нешумную улицу. Дом с красными воротами, на них нарисованы морские коньки. Флигель во дворе снимает певичка Нуро́са Черная Лиса из Семейства Тагини. Это там была кража, во флигеле. Покажешь ей браслет, пусть опознает. Если это подделка, то до опознания не говори ей об этом, а то вдруг откажется! Скажет: мой был с настоящими сапфирами, а этот вижу в первый раз. У нее в списке краденого значится как раз сапфировый браслет.

– Может, заодно еще куда сходить прикажешь? – ехидно поинтересовалась Авита. – Куда-нибудь подальше – за Бурый спуск, а? Или вообще до Змеиной балки пробежаться?

– Не в этот раз, – хладнокровно отпарировал Ларш. – Понимаю, тебе всё бы гулять, но в Доме Стражи тебя ждет работа, так что с Нешумной улицы – быстро сюда!

Авита оскорбленно вскинула голову, прошипела сквозь зубы что-то по-наррабански и гордо вышла за порог.

Сверчок хихикнул. Парнишка плохо знал наррабанский, но выражения, которые употребила Авита, ему доводилось слышать от матросов.