* * *
По пути из Дома Стражи Ларш встретил очаровательную троицу. Милеста, Авита и Июми, веселые и нарядные, болтали на ходу и не замечали, как оглядываются на них прохожие. Или замечали, но виду не показывали, потому что им это нравилось.
Июми выглядела почти обычной аршмирской горожаночкой – с заплетенными в косу волосами, в коричневом с красной отделкой платье, из-под подола которого видны плетеные кожаные башмачки. Почти – потому что на шее у нее по-прежнему висела гирлянда из крупных белых цветов. Цветы были так же свежи, как и утром, даже с капельками росы на лепестках. Ларш невольно подумал: а ведь такие не растут в аршмирских окрестностях! Да и в цветниках у знакомых богатых горожан он что-то не видел подобной роскоши.
Поравнявшись с Ларшем, Авита заговорила весело:
– Посмотри-ка на Июми, командир! Скажешь, не красавица?
– Красавица, – с удовольствием подтвердил Ларш. И поймал себя на мысли: ему так приятно, словно при нем похвалили младшую сестренку.
И вдруг шевельнулась неприятная мысль: не забыть бы на днях зайти с Июми в храм! Пусть малышка принесет жертвы Безликим. И заодно посоветоваться с жрецом. Не было бы у девочки неприятностей из-за того, что она себя называет богиней...
Тут же, словно прочитав его мысли, Авита сказала:
– Мы только что зашли в храм Того, Кто Зажигает и Гасит Огни Человеческих Жизней. Показали Июми, как в Грайане приносят жертвы богам. Она всё сделала правильно, как я ей сказала: дала жрецу монету, бросила в огонь несколько зерен, брызнула вином...
– Богиней себя не величала? – Ларш тревожно взглянул на девочку.
Та не слушала их разговор, восхищенно заглядевшись на маляра, который выводил узор на высокой стене каменного здания, сидя на спущенной с крыши деревянной перекладине. На смуглой мордашке девочки ясно читалось: «Этот город полон чудес!»
Милеста хихикнула:
– А как же! Всё жрецу выложила: и про свою божественную семью, и про изгнание...
– Ну и что? – сердито ответила Авита. – Жрец ведь не рассердился! Такой умный, добрый старик... Он сказал, что мы ничего не знаем об обычаях Непролазных островов и о том, кто у них величает себя богами. Но если бы Безликие не хотели впустить девочку в город, они не дали бы ей сойти с корабля. А раз впустили – стало быть, не гневаются и будут ее беречь, кем бы она себя ни называла. Пусть только соблюдает здешние порядки и не забывает приносить жертвы в храмах.
– Мудро! – отозвался Ларш с облегчением.
Июми надоело глазеть на маляра. Она обернулась к Ларшу и сообщила:
– Храм очень большой и красивый! И картинки на стенах, и огонь в чаше... но почему там всё каменное? Если вы захотите изгнать своих богов, трудно будет ломать такие большие дома и строить заново.
– Июми, – строго сказал Ларш, – мы не меняем своих богов с Темных Времен. Это... не то два, не то полтора тысячелетия... точно не знаю.
Июми посерьёзнела:
– Так долго... Понимаю. У вас очень умные и осторожные боги. Они не ссорятся с людьми.
Ларш поперхнулся, кашлянул, а Милеста поспешно затараторила:
– Ой, как хорошо, что я не забыла! Меня же Шеркат просил передать приглашение на прогулку! Шеркат посылал слугу в Дом Стражи, но тот не застал высокородного господина. А Шеркат будет так рад, если высокородный господин присоединится к нашей компании! Там и актеры будут, и знатные господа со своими сестрами. И новую певичку позвали! И того наррабанца! Только Барилла не придет, она вся в царапинах, провалилась же под сцену! И Раушарни не будет. Он сказал, что ему постыл нелепый смех и праздное веселье. Хотя все знают... – Милеста заговорщически понизила голос, – у него спину разломило. Возраст! Но он в этом ни за что не признается.
Ларш глянул в хорошенькое личико актрисы, в ее сияющие глаза... и вдруг ему остро захотелось послать ко всем демонам работу – на время, только на время! – и отдохнуть среди таких вот веселых, милых женщин. И среди молодых людей, которые равны ему по происхождению. Сколько можно перерывать аршмирские трущобы в поисках беглого каторжника? Ведь можно отдать «лисам» приказ, они сами справятся...
– Нет, – с сожалением сказал он после короткой паузы, – не получится, красавица. У меня сегодня облава.
– Вот... – огорчилась Милеста. – Всё у господина работа да работа... А там так славно будет, на борту корабля...
Сожаление тут же исчезло из души Ларша. Хоть он и был Спрутом, плоть от плоти отчаянного Морского Клана, но корабли ненавидел всей душой. Мучительно было осознавать, что под ногами, под слоем досок – страшная глубина.
– Нет, это без меня. Сейчас пойду в Дом Стражи, узнаю, куда разбрелись мои «лисы»...
– Я двоих наших только что видела, – сообщила Авита. – За поворотом, в «Жареной утке». Алки и этот новый мальчик, Сверчок. Они пообедать зашли.
– А, хорошо, я их там и подхвачу.
– Господин, – жалобно взмолилась актриса, – ты хоть Авиту с нами отпусти!
– Авиту отпущу. На облаве она ни к чему, а рисовать сегодня некого. Можете и Июми заодно прихватить.
– Нет, – с неожиданной серьезностью вмешалась девочка. – Простите, старшие сестры, но я не пойду на ваш праздник... Возьми меня на охоту, вождь. Мне нужно учиться ремеслу.
Ларш не миг растерялся. Девочку – на облаву?
Но тут же вспомнил недавнее: стражник Кудни стоит на коленях, поскуливает, баюкает левой рукой правую...
– Ребенка? К бандитам? – возмутилась Милеста.
– Этот ребенок любого бандита в три узла завяжет... Ладно, дитя бога войны, пойдем на охоту!
* * *
Собравшуюся на берегу веселую компанию изумило то, что Арризар решил не присоединяться к морской прогулке. Прийти – пришел, даже Райши-дэра с собой привел. Сказал кузену:
– Шеркат, прими нашего друга наррабанца как замену мне!
– Райши-дэру я всегда рад, но почему ты-то нас бросаешь? Этак все начнут от меня разбегаться – в городе решат, что я разорился!
– Свидание! – ухмыльнулся Арризар. – Свидание, которое я не променяю ни на какие прогулки, даже в таком восхитительном обществе.
И он торжественно обвел рукой собравшуюся на берегу группу.
– А! – заулыбался Шеркат. – Свидание – это единственная отговорка, которую я принимаю!
– А мы не принимаем! – дурашливо возмутилась Милеста. – Свидание – и не с кем-то из наших, театральных? Труппа оскорблена!
– А может, все-таки с кем-то из наших, – ехидно шепнула ей Джалена. – Кое-кто ведь не явился на пикник, царапины свои залечивает...
– Думаешь? – усомнилась Милеста. – У нее же был такой несчастный вид!
– Она актриса, и недурная. Какую хочешь роль сыграет...
Арризар тем временем приветливо здоровался со всеми. Из труппы здесь были все главные актеры, не хватало только Раушарни и Бариллы. Зато был Бики, нахохлившийся и недовольный. Как объяснила Авите Милеста, расшалившаяся Джалена потащила беднягу за собой, остальные актеры весело ее поддержали – и театральный бутафор с неохотой подчинился. А вот поэт Мирвик навязался безо всякого приглашения, но его приняли с радостью. Мирвика в театре любили.
Из «золотой аршмирской молодежи» на морскую прогулку пришли подружки Арче́ли и Гира́нни, а также брат Арчели Зиннибран и его друг Лейчар, не сводивший глаз с Арчели.
– Вот и Ларш не смог прийти, опять кого-то ловит, морда лисья, – огорченно сказал Лейчар Арризару. – И ты нас бросаешь... Впрочем, не спорю, свидание – важнейшее из дел. – И вновь бросил взгляд на черноволосую красотку Арчели.
Тем временем Милеста тихо, но задорно говорила Авите:
– Ты проиграла! Проиграла! С тебя моток кружева! Он мне сейчас руку поцеловал, так я всё разглядела! Я же говорила! Кошка там, кошка! И хвост у нее трубой! И никаких человечков!
– Значит, у него две похожие застежки, – сдвинула брови Авита. – А вот я сейчас его самого спрошу!
– Да ты что, неудобно, – растерялась Милеста.
Авита только фыркнула. Она решительно подошла к Арризару, поймала его взгляд, поклонилась.
– Чем могу служить тебе, волшебница кисти и красок? – приветливо обратился Арризар к художнице.
– Не мог бы Лебедь разрешить наш с Милестой небольшой спор? – вежливо спросила девушка. И кратко, четко изложила суть спора.
– Нет, застежка у меня одна, – ответил Арризар.
Милеста просияла и скорчила Авите торжествующую гримаску.
– Но крючки на ней так устроены, – продолжил Арризар, – что бляху можно прикреплять к ткани хоть одной стороной наружу, хоть другой. На одной стороне выгравирован человечек, на другой – кошка. Так что выиграли вы обе. Чтоб рассудить по справедливости, завтра я подарю каждой из вас по мотку кружева... наррабанского, да? Вы ведь так спорили? Нет-нет, не отказывайтесь, красавицы, доставьте мне такое удовольствие!
Тут подошла большая корабельная шлюпка. Под смех мужчин и взвизгивание женщин гости начали в нее усаживаться. Все сразу не могли разместиться, за один раз на борт не перебрались, но Арризар не ушел, пока вся компания не оказалась на борту корабля. А потом, когда матросы уже выбирали якорь, стоял и смотрел вслед друзьям, подняв руку в прощальном приветствии.
* * *
В харчевне «Жареная утка» Ларш застал Алки, Сверчка и усатого «краба», имя которого не вспомнил. Стражники уже заканчивали обед, и Ларш тут же приказал им – всем троим – отправляться на поимку Гвоздодера.
Усатый стражник мог бы отговориться тем, что он из другого десятка и Ларшу не подчиняется. Но на Сына Клана не очень-то огрызнешься. К тому же неплохо было бы вместе со знаменитыми «лисами» изловить беглого каторжника и потом долго хвастаться перед приятелями. Поэтому усач ни словечком не возразил Ларшу и только покосился с недоумением на Июми, скромно поджидавшую мужчин у порога харчевни.
Позже, когда маленький отряд двинулся к порту, усач тихо спросил у Алки:
– А эта... чего с нами тащится?
– Июми? Она со вчерашнего дня у нас в десятке.
– Дитё?!
– Богиня.
Усач ничего не понял (у этих «лис» вечно всё не по-людски), но предпочел заткнуться.
* * *
Облава, увы, не задалась. Перед самым появлением стражников Гвоздодер покинул убежище.
– Как почуял, мерзавец! – зло буркнул Алки.
Старьевщик и его жена, упав перед Ларшем на колени, выли в голос и уверяли, что на несколько дней сдали чердак незнакомому человеку – а куда он сейчас подался, того они знать не знают.
Что делать? Тащить обоих в допросную? Под пытками они, пожалуй, оговорят всех соседей, отсюда до городской стены, да что с того толку? Гвоздодер – сволочь осторожная. Если сменил берлогу, то почти наверняка не сказал прежним укрывателям, куда уходит.
Мрачные стражники вышли на улицу – и тут их чуть не сшибли с ног трое парней, которые несли длинную лестницу. Пытаясь пропустить стражников, парни засуетились и перегородили лестницей узкую улочку. Зеваки хохотали.
Ларш готов был наорать на дурней, но тут один из парней – сын той торговки, что нащебетала про Гвоздодера! – быстрым шепотом произнес:
– Мать велела сказать: у травницы коряга.
Наорать на него Ларш все-таки наорал, для зевак старался. Но сделал в памяти зарубку: поскорее и пощедрее рассчитаться с умницей торговкой.
Когда стражники отошли за поворот, Ларш негромко спросил:
– Кто знает, где дом травницы? У нее сейчас коряга.
Усач и Алки заверили, что травницу знают и к ее дому проведут в два счета. Сверчок помалкивал, а Июми застенчиво спросила:
– Вождь, зачем этой женщине, травнице, коряга? И почему это беспокоит нас?
– Называй меня «десятник». Или «командир». А корягами у нас в Аршмире называют лесных разбойников. И очень их не любят, потому что в городе своего ворья хватает.
– Десятник или командир, а зачем тогда злодей из леса пришел в город?
– Может, захотел сбыть добычу. Или договориться о чем-то с городскими бандитами. Вот поймаем, так сам расскажет... Что встали, парни? Этот дом?
– Этот самый, командир.
– Сверчок, ты встань под окном, чтоб никто не выпрыгнул. Алки, останешься у двери. Мы идем в дом.
Усатый стражник на ходу небрежно приказал Июми:
– Жди тут, малявка, и не суйся внутрь!
– Ты мне не вождь, а я тебе не малявка, – буркнула вредная девчонка. И упрямо двинулась к крыльцу.
Алки попытался задержать ее. Июми сначала заспорила с ним, потом просто прошмыгнула мимо и вошла в дверь.
Спор немного задержал девочку, поэтому в комнате она очутилась уже в самый разгар действий.
Из большущих, широких, как веники, связок трав, которыми был увешан весь потолок, вырастал огромный – головой под потолок – громила с искаженным яростью лицом. В правой руке он держал топор. У Ларша и усача были выхвачены мечи. Одно движение – и начнется бой! Еще Июми увидела в углу женщину, та прижалась к стене и походила бы на груду ветоши, если бы не всхлипывала потихоньку.
Не останавливаясь, Июми пошла к разбойнику. За ее спиной охнул усатый стражник.
Глаза разбойника сверкнули злобной радостью. Он протянул левую лапищу, схватил девочку, рванул к себе:
– С дороги – или я ее...
Он не договорил.
Июми не сопротивлялась грубому рывку – но вскинула колено и ударила им бандита в пах. Рывок был мощным – и удар вышел сильным. И очень точным, как будто разбойник сам ударил себя ее коленом.
Разбойник выпустил девочку, согнулся. Июми встретила его приблизившееся лицо кулаком в нос – и шагнула в сторону, чтобы не мешать мужчинам работать.
Ларш и усач отобрали у разбойника топор, повалили его на пол.
– Лицом вниз надо, чтоб кровью не захлебнулся, – деловито сказал усатый. – Эк ему малявка нос расквасила...
– Июми – дочь бога войны, – весело объяснил ему Ларш. – Ее нельзя трогать без разрешения. Запрещено великими запретами... А чем вязать-то будем? Эй, баба, у тебя веревка есть?
Женщина, всхлипнув, доползла до стоящего в углу широкого сундука, сбросила с него прямо на пол одеяло и подушку, приподняла крышку и, пошуровав внутри, добыла моток веревки.
– Тихо! – вдруг воскликнула Июми. – Все – тихо!
Все замерли. Даже травница прекратила тихий плач.
– Здесь кто-то дышит! – объявила девочка.
– Так мы и дышим, – не понял усатый стражник.
– Здесь есть кто-то еще! – объявила Июми.
Ларш с тревогой огляделся, затем перевел глаза на девочку. Сейчас в ней было что-то звериное: злой огонь в глазах, приподнятая над зубами верхняя губка.
– Наверху! – подняла палец Июми.
И тут же пучки трав разлетелись в стороны, открыв широкую полку под потолком. И с нее глядел с ненавистью Щеголь. В руках бандита было по ножу. Он понял, что его убежище раскрыто, и готов был с боем пробиться на свободу – или умереть.
Но тут Июми, еще заметнее оскалившись, зарычала.
Это был жуткий, низкий, басовый звук. Голос чудовища-людоеда, которого не знали здешние края.
Ненависть на лице бандита сменилась ужасом. Он выронил оба ножа, вжался в стену и пронзительно завизжал:
– Уберите ее!.. Прогоните ее!.. Я не хочу... я не...
– Что ты сделала? – требовательно спросил Ларш. – Почему Щеголь так испугался?
– Я же рассказывала тебе, десятник или командир: этот нехороший человек и его друг угрожали мне ножами. Мне пришлось навести на них страшный морок. Сейчас я ему об этом напомнила.
– Морок, да? И ты каждого можешь так пугнуть?
– Могу. Но когда я трачу частицы своей божественной сути, с моей гирлянды падают лепестки. – Июми взглядом показала на лежащий у ее ног белый лепесток. – Когда все осыплются, я стану простой смертной. На Непролазных островах мою силу питала родная земля, а здесь... – В голосе девочки зазвенела горечь. – Учи меня ремеслу, десятник или командир! Учи – или я пропаду!
– Да уж постараюсь, – озадаченно пробормотал Ларш. – Эй, Алки! Заходи в дом! Сверчок, на всякий случай побудь снаружи. Парни, придется сломать полку, Щеголь по-хорошему не слезет, вон он как в нее вцепился...