* * *
Мертвец все так же лежал лицом на столе, но вид его уже не казался Сверчку страшным. Вот с улицы, из освещенного окна – это было жутко, да...
– А теперь рассказывай, как дело было, – потребовал Ларш у Фагрима.
– Стражник остался на крыльце, а я вошел в дом...
– Стоп. Рассказывай с самого начала. С чего ты заявился сюда на ночь глядя? Полагаю, ты тут не первый раз, если с ходу сказал, где хозяин держит свечи и огниво.
– Держал, – со вздохом поправил десятника Фагрим. – Теперь уже – держал. Потому что этот человек с разбитой головой и есть почтенный Гикфи.
Ларш кивнул:
– Я его тоже знал, встречал два-три раза в театре... Но я перебил тебя. Продолжай.
– Я... ну да, я тут не впервые. Часто приходил сюда, причем всегда по вечерам, так было удобно хозяину. Гикфи в шутку называл себя «филином». Он читал до утра, а потом спал до полудня, а то и дольше. Так я с утра к нему не заходил, боялся побеспокоить.
– Вы были друзьями?
– Нет. Я платил за право читать его книги – очень осторожно и под его присмотром. В библиотеке Гикфи есть интереснейшие трактаты по медицине. Продавать их он оказался наотрез, а вот читать позволял, хоть и с неохотой. За плату, ведь он был небогат. Каждый раз требовал, чтобы я перед чтением мыл руки с мылом и вытирал чистой холстиной. А потом садился рядом и следил, чтоб я бережно переворачивал страницы. Сегодня я должен был читать работу Тонги из Нарра-до «О кровообращении».
– Это она? – кивнул Ларш на стол, где лежала раскрытая книга. Переплет ее чуть намок от крови.
– Нет, – подойдя ближе, ответил Фагрим. Он глянул в книгу через голову мертвеца, ни до чего не дотрагиваясь. – Тоже наррабанская, но тут не медицина... что-то про хорошие манеры... А! Вот! Глянь на этот листок! Гикфи начал описывать свое приобретение. Дата покупки: сегодняшнее число... теперь уже вчерашнее. Название: «Тропа благочестия и добродетели». Язык: наррабанский. Автор неизвестен... дальше не написано. Вообще-то он еще указывает имя переписчика, количество страниц, есть ли пятна и повреждения. А на обороте – у кого куплено и за какую сумму. У него на каждую книгу заведен такой листок. В отдельном ящике лежат.
– Значит, не успел дописать... – прикинул Ларш. – Кто-то тихо подошел, ударил его по голове – и он умер прямо за столом.
– Нет, – задумчиво возразил Фагрим. – То есть умер-то он за столом, это да. Но пусть мой господин посмотрит вот на это...
Фагрим осторожно раскрыл сжатый кулак мертвеца и вынул оттуда скомканный обрывок бумаги.
– Да, его ударили по голове. Но он обернулся, дрался с кем-то...
– Да, и балахон у ворота надорван, – подошел ближе Ларш. – Точно, дрался.
– От таких ударов не всегда умирают сразу, – продолжил Фагрим. – Вероятно, он от волнения не сразу понял, какую опасную рану получил. Я думаю, убийца бросился наутек – и только тогда бедняга Гикфи почувствовал боль, слабость и головокружение. Чтобы не упасть, он сел на стул. А встать не смог.
Ларш уже оглядывал пол, опустив пониже свечу.
– Точно! Вот брызги крови, у книжной полки...
– На столе беспорядок, – добавил Фагрим. – Опрокинута чаша с песком, которым он собирался промокать чернила. Думаю, он бился в агонии – и рассыпал песок.
– Нет, – подал голос от двери Сверчок, до сих пор почтительно молчавший. – Не было этого.
Оба «лиса» разом обернулись к нему.
– Чего не было? – требовательно спросил командир.
– На столе было что-то не так. Я смотрел с забора, видел...
– Долго ли ты смотрел-то... – недоверчиво начал Фагрим.
Но десятник перебил его:
– Начальник стражи сказал, что ты, Сверчок, обладаешь редкой памятью и внимательностью к мелочам. Джанхашару расписал меня с ног до головы, хоть и видел вскользь. Не забыл даже, какие у меня каблуки на сапогах... Так что соберись и подумай: что было не так, когда ты заглянул в окно?
Сверчок серьезно кивнул. Выпал случай доказать, что он годится в особый десяток. Сердце билось взволнованно, перед глазами стоял четко освещенный квадрат окна.
– Свеча горела.
– Это как раз понятно, – хмыкнул Фагрим.
– Понятно, но важно, – кивнул Ларш. – Какой был огарок свечи? Большой, маленький? Покажи на моей свечке.
– Вот такой, – провел Сверчок пальцем по воску.
– Маленький... Какие свечи у Гикфи – мы знаем. Можно прикинуть время между моментом, когда Гикфи зажег свечу, и мигом, когда ты заглянул в окно.
Фагрим тут же подметил неточность в словах командира:
– Это если свечку зажег Гикфи. Если не убийца ее зажег, отыскивая что-нибудь.
– Это верно, – признал свою промашку Ларш. – Остальное на столе все так и было?
– Нет. Чаша не была опрокинута. А на углу лежала еще одна книга, поменьше, черная.
– Еще одна? – встрепенулся Фагрим. – Мальчик, ты не путаешь?
От волнения Сверчок не заметил даже, что его (не в первый раз уже) назвали «мальчиком». Он только упрямо замотал головой.
А Ларш присел на корточки, посветил себе и коротко хохотнул:
– Да вот она! Со стола упала.
Поднял книгу, положил ее на стол. Держа свечу в левой руке, правой раскрыл книгу с небрежностью, которая привела бы в ужас хозяина, будь тот жив.
– Вот и нашлась работа, что интересовала тебя, Фагрим! «Вогра» с наррабанского – «кровь», а «вогратоу» – «течение крови». Значит, Гикфи ждал тебя?
– Кровообращение, да... Извини, Сверчок, что не сразу тебе поверил...
– Погоди! – перебил Фагрима командир. – Посвети-ка! Там еще что-то было, под столом...
Когда Ларш разогнулся, в руках у него был какой-то предмет. К Ларшу тут же шагнул Фагрим и заслонил находку от Сверчка. Парнишка хотел сунуться поближе (интересно же!), но командир через плечо бросил строго:
– Сверчок, когда ты в окно глядел, с чернильницей всё было так же, как сейчас?
– Так же, – уверенно кивнул паренек.
– Она не была накрыта крышкой?
– Да как она могла быть накрыта, если из нее вот так же перо торчало?
Оба старших «лиса» переглянулись. Затем Ларш сказал:
– Вот у нас и орудие убийства.
И положил на стол массивную крышку от чернильницы. Полукруглую, бронзовую, в виде шлема.
– И пятно на ней подходящее, – кивнул Фагрим. Нагнулся над мертвецом, развел в стороны волосы на его затылке. – Да, этим и нанесен удар, могу ручаться.
– Значит, Гикфи сидел и писал, как раз перо макнул в чернила, – прикинул Ларш. – Крышка лежала рядом на столе. Убийца подошел сзади, схватил крышку, ударил...
– Стало быть, заранее убивать не собирался, – продолжил его мысль Фагрим. – Не то принес бы с собой оружие.
– Ладно, с этим ясно. Дальше рассказывай!
Фагрим чуть помешкал, собираясь с мыслями:
– Да... я предупредил Гикфи еще утром, что зайду вечером, попозже... Но стыд мне и позор, что я трупом занялся, а на стол не поглядел. Выходит, там потом кто-то похозяйничал...
– Вот давай насчет «похозяйничал», – строго оборвал его Ларш. – Ты еще не досказал свою историю...
– Да, верно... Я стучал, мне не открыли... да, дверь не была заперта, но она тугая, а толкнуть посильнее я не догадался. Тут появились стражники. Один двинул дверь плечом – она отворилась. Стражники вошли, я вслед за ними. Гикфи уже был мертв, мы не смогли бы ему помочь.
– Дом осмотрели?
– Нет. Он невелик: вот этот рабочий кабинет, за дверью – спальня, мы туда только заглянули, не осматривали. Промашка, да...
– Еще какая промашка, – сурово отозвался Спрут. – Продолжай.
– Есть еще пристройка-кухня – вон та дверь, в углу. Но она заперта. И вход в пристройку со двора тоже заперт. Гикфи давно не пользуется кухней, ест в трактире «Черепаха в колпаке», там дешево кормят. А верхний ярус в виде башенки – это книгохранилище. Туда вела вообще-то лестница, короткая такая. Но дом старый, лестница прогнила и однажды рухнула вместе со столбом-опорой. Гикфи пустил ее на дрова и стал копить деньги на новую лестницу. Но у него не получается. Как скопит немного, так покупает новые книги... – Фагрим запнулся и виновато поправился: – То есть покупал... я все про него как про живого...
– Дальше, – строго сказал Ларш.
– Гикфи поднимался на второй ярус по лестнице-стремянке. Вот она, – кивнул Фагрим на стоящую у стены лестницу. – А вон в потолке люк, он всегда открыт. Мы со стражником остались охранять дом. «Краб» вышел на крыльцо, а я как раз хотел осмотреть спальню. Но тут мне послышался шорох наверху, в книгохранилище. Я взял свечу – там же, в шкафчике, я знал, где у хозяина свечи. Зажег свечу от той, что горела на столе. По стремянке взобрался наверх и пошел меж полок с книгами. Тут моя свеча вдруг погасла – то ли сквозняком потянуло, то ли я ее качнул неловко... Я поспешил назад к люку. В темноте чуть в него не провалился, потому что свеча внизу тоже погасла. Я решил спуститься вниз в темноте, взять в шкафчике кремень, огниво и трутницу. Сел на край люка... да, свою свечу обронил, она где-нибудь там и валяется. Свесил ноги, стал нашаривать стремянку – а ее нет... Сейчас-то понимаю, что кто-то ее тихо передвинул. Я не удержался, сорвался вниз, ударился головой... наверное, как раз о стремянку и ударился. Потерял сознание. Очнулся – слышу твой голос...
– Ясно, – сухо отозвался Ларш. – Из твоего рассказа выходит, что убийца был в доме. Спрятался, надо полагать, в спальне. И вы с «крабом» его упустили.
Фагрим отвел глаза:
– Выходит, так. Осёл я, а не «лис». Преступник дождался, пока я полезу наверх, задул свечу, сдвинул стремянку, оглушил стражника...
– Нет. Свеча догорела сама. Убийца что-то искал – зачем бы ему делать это в темноте? Он опрокинул чашу с песком, уронил книгу... а ты, Фагрим, ничего наверху не слышал?
– Не слышал. Если моему господину угодно проверить, он может сам подняться наверх, а я тут что-нибудь уроню. Наверх звуки не очень-то долетают. Потолок каменный, толстый, а я зашел за полки с книгами.
– А что этот гад искал-то? – не удержался Сверчок. Юноша не усомнился, что замечательный командир особого десятка сумеет ответить на этот вопрос.
И Ларш оправдал его ожидания.
– Думаю, он искал вот это. – Десятник кивнул на клочок бумаги, вынутый из кулака убитого.
Фагрим аккуратно развернул бумагу. Ларш светил ему, стараясь не капнуть на находку свечным салом. Сверчок остро пожалел, что не умеет читать.
Впрочем, тут же оказалось, что все трое в равном положении.
– По-наррабански написано, – вздохнул Фагрим. – Я знаю язык, но тут оборвано поперек строк.
– И почерк беглый, неразборчивый... – вздохнул Спрут. – Ладно, возьмем его в Дом Стражи. Там света побольше, а для Даххи это родной язык, он прочитает... Ну-ка, Сверчок, беги на улицу и попробуй поймать стражников, там парни из седьмого десятка должны бродить по прибрежным улицам. Найдешь – веди их сюда, а мы с Фагримом пока осмотрим дом.
* * *
Сверчку повезло. Спустившись к морю, он услышал, как в начале Сырого переулка «крабы» переругиваются с двумя дюжими забулдыгами, которые не желали идти спать и собирались выбить ставни какой-то «рыжей стерве». Выслушав Сверчка, стражники сказали забулдыгам: «Попадетесь нам еще», оставили «рыжую стерву» с ее ставнями на произвол судьбы и поспешили на Яблоневую улицу. Там один из «крабов» повел пострадавшего товарища по десятку к лекарю, (хотя Кудни уверял, что сам дойдет, у него «котелок крепкий»). Ларш настоял на том, чтобы с ними отправился и Фагрим: все-таки ударился головой о стремянку! Второго стражника, приведенного Сверчком, оставили сторожить дом и мертвеца. А десятник, взяв с собой «лиса»-новичка, решил заглянуть к соседям убитого Гикфи.
* * *
– Они сейчас спят, – боязливо сказал Сверчок, стоя у калитки. – Как это можно – взять да разбудить Сына Клана?
– Ты уже знаешь, кто тут живет? – одобрительно улыбнулся Ларш.
– Рассказала хозяйка, у которой комнату снимаю.
– А, понятно... Но ты не робей. Я с этими ребятами столько вина выпил, столько вечеров в этом доме провел, часто и ночевать оставался...
И Спрут грохнул кулаком в дверь.
Стучать пришлось недолго. Отворил слуга-наррабанец – и согнулся в поклоне, узнав позднего посетителя.
– Тархи, хозяин спит? – спросил Ларш.
– И хозяин спит, господин мой, и гости его спят.
– Гости?
– У хозяина заночевал его двоюродный брат. И их новый друг из Наррабана. Имени при мне не называли, но сразу видно, что вельможа.
– Так. А ты что-нибудь слышал на дворе у твоего соседа, господина Гикфи?
Слуга чуть замешкался. Но ответил твердо:
– А я тоже спал, господин мой. Как хозяин и гости закончили игру в «радугу», так я игральную доску унес, сел у себя в каморке – может, позовут? И не заметил, как сидя уснул. А потом проснулся, глянул – все спят уже. Я проверил, не осталось ли свечей, чтоб не было пожару. Да и тоже лег.
– Ясно. Буди хозяина.
– Из-за чего шум? – послышался из комнаты голос. – Ларш, это ты? Заходи тихо, у нас все спят.
В коридор вышел высокий загорелый бородач без камзола, босой, в мятой рубахе и штанах.
– Сейчас не будут спать, – пообещал десятник. – В соседнем доме беда случилась.
– Что за беда?
– Ты Гикфи когда последний раз видел, Шеркат?
– Сегодня... то есть вчера вечером уже, а что?
Ларш молчал, но смотрел так, что Шеркат недоуменно продолжил:
– Вечером, в театре. Он новую книжку купил. Я шутки ради предложил ее мне продать, так он обиделся и убежал. Так что случилось-то?
– Его убили.
– Как – убили? – послышался сверху звонкий, совсем не сонный голос. Заскрипели ступеньки. В коридор откуда-то сбоку спустился хрупкий миловидный юноша, тоже босой и одетый так же, как Шеркат – с той разницей, что поверх рубахи на его плечи был наброшен плащ, скрепленный у горла круглой серебряной застежкой. При виде этого плаща Сверчок согнулся в низком поклоне: плащ был расшит лебедями – знаками Клана.
– Здравствуй, Арризар, – улыбнулся юноше Ларш. – А чего ты на чердак влез?
– Гость у меня, Райши-дэр из Нарра-до. Мы в «радугу» поиграли, а потом спать улеглись. Не гнать же гостя на улицу! Он остановился в Наррабанских хоромах, это далеко, а мы еще и выпили. Я ему хотел кровать уступить, но он сказал, что ему на ковре привычнее. Мы ему выделили ковер и подушку. Шеркат лег на кровать, а я – наверх, на чердак, там топчан стоит. Летом там еще и лучше, прохладнее. – Он улыбнулся – и тут же посерьезнел, даже побледнел: – Я дурак. Бренчу всякий вздор, а Гикфи убили. Как же так, а?
– Ты что-нибудь слышал с чердака? – вопросом на вопрос ответил Спрут.
– Нет, я крепко сплю.
– Это у нас фамильное, – хмыкнул Шеркат. – Я тоже крепко сплю. И тоже ничего не слышал.
Их голоса разбудили гостя. Райши-дэр высунул голову в коридор, учтиво поздоровался по-наррабански, но тут же спохватился и перешел на грайанский язык. При виде черно-синей перевязи стражника он глянул было на Ларша высокомерно. Но услышал слова «Сын Клана Спрута» и поклонился со всем почтением.
Как тут же выяснилось, Райши-дэр тоже спал и ничего не слышал. Но когда при нем произнесли имя убитого – выругался на родном языке и спросил, остались ли у покойного наследники.
Оказалось, Райши-дэр приехал в Аршмир по прихоти своей возлюбленной Сайти-шиу. Та сказала: «Если хочешь назвать меня женой – найди и привези мне наш семейный талисман: книгу, которую отец завещал двум своим дочерям». Осиротевшие сестры остались почти без денег, поэтому старшая сестра продала книгу. Судьба наказала ее за это: сестра вскоре умерла. А младшую взяла в дом троюродная тетка, полюбила как родную и теперь дает за нею богатое приданое. Но Сайти-шиу не желает идти замуж без книги, на которой лежит отцовское благословение. Влюбленный Райши-дэр пошел по следу книги, почти настиг ее в Аршмире. Узнал, что книгу только сегодня – ах, уже вчера! – купил почтенный собиратель Гикфи. Наррабанец нашел его в театре, заговорил о сделке, но этот необычный человек затопал ногами и в гневе убежал. А теперь он мертв, ах, какая беда, какая беда... Нет, Райши-дэр ничего не слышал. А убийца был грабителем? Он унес из дома жертвы какие-нибудь книги?
– Будем разбираться, – вздохнул Ларш. – А что за книга-то?
– Большая, толстая, переплет из телячьей кожи, на нем вытиснена роза в рамке из танцующих кобр. Кобра, да будет известно моему господину, у нас в Наррабане есть символ охраны женской чести. У книги есть примета: оттиск перстня на внутренней стороне переплета. Автор неизвестен, переписчик – Айсу из Горга-до. Называется книга «Тропа благочестия и добродетели».
* * *
Когда стражники вышли из дома Арризара, уже начало светать.
– Ступай домой и спи, – распорядился десятник. – Свободный день не дам, но разрешу опоздать.
– Я лучше сейчас – в Дом Стражи! – затрепыхался Сверчок. – Ужас как хочется узнать, что написано на том клочке бумаги! Который был в кулаке у мертвеца!
– А мы все равно до обеда не узнаем, я Даххи вчера с поручением отправил, к обеду вернется. Иди к себе и постарайся урвать хоть немного сна! Это приказ.
* * *
И впрямь уже светало.
Солнце еще не поднялось над аршмирским портом, но тьма редела, становилась серой, а небо побелело. Над морем стояла тишина, лишь слышны были всплески весел рыбачьей лодки – а саму лодку не видно было в темном море.
Не кричали чайки, спали на черной воде. И, возвышаясь над волнами, спали корабли. Добрались до порта, можно отдохнуть...
На борту одного из кораблей мирно дремал вахтенный матрос. Он не слышал, как по якорной цепи ловко спускалась гибкая фигурка.
Девчонка-подросток, совершенно голая и такая темная, что сливалась с темным бортом, была укутана, как плащом, длинными черными волосами. В зубах она держала большой узел из оранжевой ткани, и это было единственное цветное пятно, которое могло бы ее выдать.
Но никто – ни с берега, ни с корабля – не заметил, как девочка бесшумно скользнула в воду и, не выпуская из зубов узла, поплыла к ближнему мысу, подернутому дымкой тумана.