Гром над городом

6 (2)

* * *

«Лисы», вернувшиеся с Ящеричной улицы, дожидались своего десятника во дворе Дома Стражи. С ними не было Фагрима: он, как доложили Ларшу, занят в подвале с телом Гижера.

(Тут все разом вздохнули: разве знали они еще вчера, что нынче их товарищ будет лежать на столе под ножом Фагрима?)

– Кому что удалось узнать? – спросил Ларш.

– Да, лампа перевернута, с нее и пожар начался, – сообщила Авита. – Дверь выбили пожарные, до того она была заперта изнутри на засов. Тело лежало у открытого окна, туда заливал дождь, потому труп не сгорел в головешку. А комната изнутри порядком выгорела. Но кое-что мы с Июми углядели. Там стол из прочного, плохо горящего дерева, уж не знаю какого...

– И у нас такое не растет, – огорченно развела руками Июми.

– Не в названии дело, – азартно отмахнулась Авита, – а в том, что что обгоревшая столешница с тремя ножками лежала почти под окном, а четвертая ножка – отдельно. Я спросила пожарных, они стол не ломали.

– Окно! – почти простонала Июми. – Старшая сестра, скажи про подоконник!

– Скажу, конечно... На подоконнике глубокие царапины. Всё сходится: большой, тяжелый зверь прыгнул на подоконник, процарапал его когтями. Спрыгнул в комнату, своим весом сломал стол. Гижер пытался проскочить к окну и бежать, но зверь...

– Харру! – перебила ее Июми. И тут же поправилась: – Ой, тигр, тигр!

На пару секунд Ларш закрыл глаза. Прикусил губу, чтобы не выругаться. Он уже любил этого тигра большой и чистой любовью. Хорошо бы заполучить его шкуру к себе в кабинет. На пол.

– А у меня ничего, – вздохнул Алки. – Мы с Даххи поделили улицу, опросили соседей. Могли бы не опрашивать. Глухая ночь, дождь бил по ставням, все спали. Что они могут нам сообщить? Сны свои расскажут?

Ларш кивнул и без надежды, для порядка спросил:

– А у тебя что, Даххи?

– А у меня свидетель, – скромно отозвался наррабанец.

Это был поистине театральный эффект, сразивший публику.

Ларш вскинул голову. Июми и Авита ахнули. Алки обиженно взвыл:

– И даже не намекнул, верблюд наррабанский! Всю дорогу молчал! Свидетель! Ночью, в дождь...

– Зато теперь говорю... – усмехнулся Даххи. – Свидетель ничего не видел, но кое-что слышал... По соседству с Гижером живет резчик по дереву. Я к нему зашел. Мол, соседа вашего убили, так не видали ль вы чего? Резчик с женой заахали, стали сокрушаться. Но ничего не видели, спали всю ночь. А ученик резчика, совсем юнец, пришел, когда уже заперли дверь. Чтоб никого не тревожить, влез на сеновал и проспал там до утра. Тоже ничего не видел и не слышал... Только, смотрю, больно уж бледен паренек, глаза отводит. Я ему сделал незаметно знак: мол, выйди за мной... Завел его за дом, приткнул к забору и говорю напрямик: «Не тебе, щенок, дурачить «лиса». Или говоришь всё здесь, где хозяева тебя не слышат, или идем в Дом Стражи, там из тебя все тайны вытряхнут, как труху из мешка!» Он и сломался...

– Что он сказал? – не выдержала Авита.

– Хозяева у него строгие. Мальчишка приходится им роднёй, вот они по-родственному и держат его на крепкой привязи. А он нашел себе вдовушку, норовит к ней удрать. Прошлой ночью он у нее задержался. Для хозяев придумал отговорку про сеновал. По пути домой его прихватило дождем, он надеялся, что на сеновале одежда высохнет. Чтоб его не услышал старый, глуховатый, но горластый пес, мальчишка решил пройти с заднего двора. Это удобнее сделать из соседского двора, там забор ниже. Парнишка влез на соседский двор, хотел уже перебраться к себе... вот тут и началось что-то непонятное.

Теперь уже не выдержал Ларш:

– Да говори толком!

– Мальчишка стоял за углом дома, под дождем. И вдруг почувствовал такой страх, что у него ноги отнялись. Ему показалось, что за углом – что-то большое и очень опасное. Почему показалось, объяснить не смог. То ли тяжелое дыхание, то ли еще что – толком не сказал. Зато точно запомнил: сквозь шум дождя послышался стук, словно чем-то костяным по дереву. Да не просто так, а ритм был: тук, тук, тук-тук-тук... Тишина, только дождь... и снова: тук, тук, тук-тук-тук...

Даххи выбил по забору ритм.

– А потом голос Гижера: «Это ты, господин?» Вместо ответа – тот же стук. Гижер говорит: «Сейчас, сейчас». И другой уже стук, деревянный – как ставни открылись. И – крик Гижера! Как услышал мальчишка этот крик, его оторопь враз прошла. Он промчался через двор, перемахнул невысокий заборчик и вскарабкался на сеновал. Я так думаю, юнцу крупно повезло, что его не заметили.

– Похоже, повезло, – кивнул Ларш. – Но что получается? Под окном у Гижера стоял некий господин с ручным тигром? Или тигр, который умеет стучаться в ставни условным стуком?

– Тигры еще и не то умеют, – убежденно сказала Июми. – Охотники говорят, что тигр может заманивать их в чащу человеческим голосом.

– Вообще-то наши охотники, наррабанские, говорят то же самое, – неохотно подтвердил Даххи.

– Конечно! – хмыкнула Авита. – Охотники же самый правдивый народ на свете!

– Мне плевать, умеют ли говорить тигры в заморских землях, – с тихой ненавистью сказал Ларш. – Но когда я доберусь до здешнего тигра, он, гад, у меня продиктует писцу все свои похождения! И подпишется!

* * *

Ларш поручил Даххи и Алки сходить в порт и поговорить с капитанами кораблей, которые могли привезти в трюме тигра. А что? Выгрузили зверя на берег (в закрытой досками клетке, чтоб не собрать толпу зевак), заперли в сарае, а тварь возьми да сбеги. Теперь виноватые молчат чтоб не попасть под наказание. Так что идти надо двоим. Один задает капитанам вопросы, другой на берегу толкует с портовым людом о погрузке-выгрузке.

Даххи ушел, но Алки вернулся от порога:

– Уж прости, командир. За ночными делами я забыл о твоем вчерашнем задании. Не доложил, что удалось узнать.

Ларш тоже за ночными делами забыл, что же такое он вчера приказал Алки. Но вслух этого не сказал. Молча ждал доклада.

– Этот лавочник, Вилират Острый Гвоздь, в Аршмире недавно. Торгует вроде успешно. Очень мне повезло со стариком в доме напротив. У него ноги не ходят, он весь день сидит у окна, пялится на улицу. Говорит, к Вилирату часто заходили люди чужеземного или моряцкого вида, приносили ящики и коробки – это понятно, тот скупает заморские безделушки. Про наследство соседям не хвалился. А вот сейчас, командир, скажу самое интересное. Живет неподалеку одноглазый Дамикур, плотник...

– Который в контрабанде подозревается? Помню.

– Во-во, он самый... Вчера Вилират с этим Дамикуром сидел в кабачке «Веселая встреча». У меня там водится птичка. Та птичка слышала не всю беседу – так, кое-что. Но показалось птичке, что Вилират готовит побег – то ли себе, то ли кому другому. Вот такие услышались слова: «Все равно куда, лишь бы скорее». А чуть позже – слова Дамикура: «Нет, сегодня никак не выйдет». Еще деньги перешли из рук в руки, но про те деньги Вилират орал на весь кабак, что возвращает долг. А больше, командир, я ничего не знаю.

И Алки поспешил выполнять новый приказ, оставив Ларша в недоумении.

Конечно, сказанные слова могли относиться к чему угодно. Например, к торговым делам (хоть бы и контрабандным). Но если Вилират и впрямь затеял побег...

– Человек продает дорогую вещь, – сказал он вслух. – Вещь уже у покупателя. Еще не торговались, цену не назначили. А торговец готов сорваться в бега? Как можно скорее?

– А кто покупатель? – спросила Авита, которая не знала, о чем идет речь.

– В том-то и дело, что Хранитель. Помнишь гадскую вазу? Ее Вилират продает.

– А если ваза проклята? – вопросила Июми таким голосом, словно рассказывала страшную сказку. – На моих островах человек, который хочет навредить соседу, подбрасывает ему еду или одежду, которую прокляла колдунья.

Ларш хотел рявкнуть на Июми, но сдержался. Кто их знает, колдунов... не островных, а здешних, грайанских...

– Вот что, – сказал он, – поговорю с этим странным лавочником. Июми, пойдем со мной, тебе не мешает получше узнать город. Авита, у тебя много работы с портретами?

– Совсем нет.

– Тогда пойдешь с нами. Глянешь глазом художницы – вдруг этот Вилират нам где-нибудь встречался...

* * *

Когда Фагрим выбрался из подвала, наверху его ждал Мирвик.

В другое время «лекарь мертвых» приветливо встретил бы парня, которого «лисы» считали почти своим. Но сейчас он был угнетен тем, что пришлось вскрывать изорванное тело старого приятеля, с которым вместе и работали, и гуляли по кабачкам.

Потому Фагрим хмуро спросил:

– Тебя кто сюда пустил?

– Я сказал «крабам», что у меня дело к особому десятку, – невозмутимо отозвался Мирвик.

– Соврал?

– Не совсем. Дело и впрямь есть. К тебе. Понимаешь, дали нам... театру, то есть... обезьяну. На время.

– Обезьяну? Для спектакля?

– А то! Для «Даров из-за моря». Зверюга дорогая, случись с нею что – не расплатимся. А она, понимаешь, лапу наколола. И вокруг ранки такое красное напухло. А мы не знаем, как быть и что делать. Если заболеет или, храни Безликие, сдохнет... что хозяину скажем?

– А ко мне зачем прибежал?

– Полечил бы ты ей лапу, а?

– Сдурел? Знаешь ведь, я давно никого не лечу.

– Так то ж не человек, то обезьяна! На них разве проклятье действует?

– Тем более! Что я понимаю в обезьянах?

– А кто в них понимает? Выручай, Фагрим!

– Других врачей в Аршмире нет?

– Другой врач меня с лестницы спустит, если я его к обезьяне позову. А ты... говорил мне один дружок: мол, Фагрим, когда мусорщиком работал, еду, заработанную за день, делил со старым псом, что к нему прибился. А как обзавелся работой и жильем, того пса к себе взял. Ты ведь жалеешь зверье, Фагрим!

«Лекарь мертвых» смутился:

– Да... тут ты меня поддел. Животных я и впрямь люблю, они проще и чище людей, а хвостатый дурень Лопух – мой лучший друг. Но не боишься ли, Мирвик, что проклятие все-таки подействует и обезьяна сдохнет? Не пришлось бы театру за нее платить!

Это Мирвику явно не приходило в голову. Парень тяжело вздохнул и повернулся, чтобы уйти.

– Постой? – окликнул его Фагрим. – Обезьяна кусачая?

– Нет, – обернулся Мирвик. – Еду берет из рук.

– Подожди здесь. Я руки вымою, куртку накину, возьму куртку с мазями, холст для перевязки. Посмотрим на твою зверушку. Если что, ты ей лапу намажешь и перевяжешь. Вроде ты ее лечишь, а не я.

* * *

Вилират после вчерашнего разговора с контрабандистом извелся ожиданием. Измучился. Истомился.

Дамикур сказал: «Не раньше завтрашнего вечера, а вернее – послезавтра». Задаток взял и исчез.

И нельзя побежать к нему, нельзя поторопить. Надо помнить про бернидийскую слежку. Пришлось открыть утром лавку и что-то невпопад отвечать единственному покупателю. Вилират ничего не ел со вчерашней встречи с Дамикуром – ему не шли в голову мысли о еде. Он то начинал суетливую уборку в лавке, то пытался проверить записи за прошлый месяц, но все дела бросал на середине.

Когда дверь без стука распахнулась и на пороге встал стражник с черно-синей перевязью на груди, вся пытка последних дней ударила Вилирату в голову и на миг лишила рассудка.

Лавочник сделал самое глупое, что можно было в такой ситуации: завизжал и ринулся в окно.

Ну как – «ринулся»? Сунулся в окно – и застрял, зацепившись за что-то курткой.

Тут же стражник ухватил его за пояс и рывком вернул обратно в комнату. Вторым рывком развернул его лицом к себе.

За короткие мгновения неудавшегося побега в комнате прибавилось народу. За плечами стражника стояли две девицы. Но Вилират их заметил краем глаза. Внимание бедняги принадлежало ужасному стражнику.

– Ларш Ночная Волна, – сурово представился тот. – Командир особого десятка. Будем признаваться?

До этого момента он держал Вилирата за ворот рубахи. Сейчас выпустил – и лавочник мешком опустился на пол. Нет, это не было попыткой пасть на колени. Просто ноги стали непослушными.

Стражник Ларш приподнял Вилирата и подтолкнул в сторону скамьи. Тот плюхнулся на скамью и, не дожидаясь вторичного вопроса, начал каяться. На глазах у пришедших рассыпался на мелкие осколочки...

На мелкие осколочки? Э, нет! Все-таки не до конца Вилират обезумел от ужаса, крупицы здравого смысла сохранились в затравленной душе. Про пиратское прошлое не сказал ничего. Слово «Берниди» не прозвучало ни разу.

Жил-был скромный лавочник, честно торговал заморскими безделушками. Как-то ночью вышел по нужде в собственный двор. А там его подкараулили лиходеи, напали со спины, приставили под лопатку клинок и угрозами заставили ввязаться в непонятное дело.

Вилират не соврал ни словечком. Кое-что недоговорил, это верно...

Вошедшие слушали с каменными лицами. Когда лавочник выдохся и замолк, младшая из девиц твердо сказала:

– Этот человек говорит правду.

– А почему они выбрали именно тебя? – въедливо спросила старшая девица. – Вот так подошли к первому попавшемуся аршмирцу...

Вилират молча дернул плечом: мол, мне-то откуда знать?

Десятника заинтересовало другое:

– Говоришь, не видел того, кто тыкал в тебя железом? И голоса не слышал, только шепот?

– Шепот...

Десятник обернулся к своим спутницам:

– Ох, «лисички», чует мое сердце: здесь наследили Семь Островов. Этот шпион по кличке Шепот... Ладно. Обопремся пока на то, что героический лавочник говорит правду. Ведь если бы он был сообщником злодеев, не стал бы удирать, пока дело не доделано.

– А какое дело? – учтиво спросила младшая. – Я не понимаю.

– Я тоже не понимаю, вот и будем разбираться. Ниточка у нас пока одна: женщина, что приходила в лавку с поручением. Как она выглядела?

Тут возникла серьезная трудность. Вилират готов был помочь страже, но он действительно забыл, как выглядит проклятая баба. Бормотал лишь: «Такая серая... такая в сером...»

Старшая из девиц вытащила из мешочка у пояса навощенную дощечку и начала выспрашивать Вилирата: какие у той женщины были брови, какой нос? Вилират таращил глаза, честно стараясь вспомнить. Но память со страху отшибло. Перед взором плыло серое пятно.

И тут стражник Ларш поступил необычно и непонятно: поклонился второй своей спутнице (девчушке с гирляндой из белых цветов на шее) и почтительно сказал:

– О богиня Июми, я пожертвую тебе большой пирог с грушами. Молю тебя: верни память этому недотепе, дабы раскрыли мы тайну и распутали преступление!

– Он сейчас всё-всё вспомнит! – ласково пропела девчушка и шагнула к скамье.

Отупевший от ужаса Вилират яснее всего видел в этот миг не стражника, не странную девчушку, а белый лепесток, упавший из ее гирлянды.

Едва лепесток коснулся пола, Вилиратом овладело странное состояние. Ужас не исчез, но отдалился, словно что-то страшное происходило с кем-то другим. А серое расплывчатое пятно обрело четкость и превратилось в женщину. И Вилират взахлеб принялся рассказывать, как она вошла, как склонилась над прилавком, как от самого порога поигрывала веером, прикрывая лицо.

Вскочив со скамьи, лавочник ладонью показал рост своей недавной гостью. Обеими руками обрисовал «хорошую такую» фигуру. Описал серое платье с дешевенькими кружевами, темные поношенные туфли, выглядывавшие из-под длинного подола. Упомянул серый, без рисунка платок, скрывавший волосы. Рассказал о выцветшем, едва различимом узоре из рыбок на веере и о бахроме с нанизанными ракушками, колыхавшейся по краям этого веера.

– Молодая или старая? – спросил стражник.

– Молодая. Походка легкая, голос певучий.

– А лицо ты совсем не видел? – В голосе стражника было разочарование.

– Нет. Только ушко мелькнуло.

Старшая девица снова схватилась за навощенную дощечку:

– Ушко? Большое, маленькое, проколота ли мочка?

– Маленькое ушко. И сережка в нем.

– Какая?

– Черная рыбка на цепочке.

– Черная рыб... – Голос девицы осекся, но тут же зазвенел так яростно, что все обернулись к ней. – Черная эмаль? Золотая цепочка?

– Да.

– Авита, – с надеждой спросил стражник, – ты видела на ком-то такие серьги?

– Видела! И ты видел, командир! Только глазел не на уши, а на... другие места. Такие серьги носит Нуроса!

– Нуроса-то тут при чем? – не понял стражник.

– При серьгах! При фигуре! При певучем голосе! И она сама мне говорила, что в Аршмире она недавно!

– Ты думаешь...

И Вилират увидел, как резко побледнел командир особого десятка.

Впрочем, Ларш быстро пришел в себя:

– Сегодня Нуроса собиралась посмотреть на подарок для короля, дядя Ульфанш ей это обещал. Надо ее там перехватить. Этого... торговца берем с собой. Если по дороге встретим «крабов», прикажем отвести его в Дом Стражи... И быстро, девочки, быстро!

* * *

Ох, Белый ручей! Ох, каменный лес, нагромождение высоких валунов! Скверное место. Вроде часть города, окраина как окраина – а хуже дикой чащи.

«Крабы» сюда поодиночке не суются, да и с обходом-то появляются редко. А ведь в донесениях в Дом Стражи Белый ручей упоминается редко. Где драки, шум и буйство? В кабаках Нового порта. Где гнезда контрабандистов? На рыбачьих улочках, ближе к Старому порту. Где воры сбывают добычу? Это уже от моря подальше, за Бурым спуском и в других местах. А Белый ручей – так, тихая окраина. Прачки там, мусорщики... Оттуда жалобы не долетают до Дома Стражи. Если творятся там злые дела, то творятся тихо да сноровисто, концы там же и прячутся...

Но Сверчок не мучил себя мыслями о недоброй окраине, по которой сейчас шел, потому что, спускаясь по тропке, углядел внизу, у самого ручья, фигурку в голубеньком платьице и с голубеньким платочком на голове.

И пусть Сверчка сожрут акулы, если это не Жайла!

От радости парень чуть не заорал сверху: «Жайла, стой!» Но вовремя спохватился. Незачем тревожить здешнюю тишину. Тут даже эхо – и то подлое.

Сверчок поспешно принялся спускаться по крутой, узкой, ненадежной тропке. То и дело приходилось наклоняться, опираться о камни. Парнишке еще и меч мешал.

Смотреть приходилось, конечно, только под ноги. А потому, оказавшись на ровной площадке и бросив взгляд вниз, сверчок увидел уже совсем другую картину.

Девушку в голубом платье обступили трое дюжих парней.

Откуда они взялись – это Сверчка не интересовало. Важнее то, что парни были вооружены. У одного за поясом меч, у двоих на груди перевязи с метательными ножами.

Ветер не донес до Сверчка даже обрывка тихого разговора. Но видно было, что разговор этот девушке не нравится. Она дважды оглянулась, словно ища помощи, а потом вскинула ладони ко рту, явно желая сдержать вскрик. Парни стояли с добродушными рожами, но Сверчок знал цену этому добродушию.

Парни с двух сторон подхватили девушку под руки и повели куда-то. Жайла попыталась вырваться, но третий парень легко взмахнул рукой перед ее лицом. То ли платочек поправил, то ли ножом перед глазами блеснул... Жест этот испугал девушку. Смирилась, пошла...

Сверчок стоял за валунами, его не заметили – и хвала Безликим! Какой из него спаситель? На перевязь стражника тут всем плевать... Меч? А Сверчок умеет им орудовать? А те три лба, похоже, носят оружие не для красоты.

Вернуться? Сказать Вайсуле, что не догнал ее дочь?.. Да-да, и такая мысль у Сверчка мелькнула – и исчезла. Подлецом паренек не был.

А вот бежать за «крабами» – эта мысль была поярче, но и ее Сверчок прогнал. Пока найдешь стражу, эти гады уведут девушку и спрячут так, что весь особый десяток не сыщет.

Что же делать?

А то, что Сверчок делает сейчас. Тихо перебегать от валуна к валуну, красться следом за гадами, стараясь как можно дольше остаться незамеченным. Вот уж это бывший беспризорник умел хорошо!

Следить, преследовать, следовать след в след... вдруг удастся понять, куда ведут девушку... и если уж вмешаться, то по-умному, пользуясь тем, что эти верзилы не ждут нападения...

* * *

Ларш, Июми и Авита не добрались до дворца.

Дойдя до Кошачьей улицы, Ларш издали увидел выходящего из Кривого переулка дядиного секретаря, которого сопровождал дворцовый стражник.

В другое время Ларш не обратил внимания на секретаря. Спешит куда-то – и пусть спешит. Ларш и имя-то его все время забывал. Но сейчас встревоженное, огорченное лицо секретаря Ларшу очень не понравилось.

Взмахом руки он подозвал секретаря к себе и пожелал немедленно узнать, что случилось во дворце.

Секретарь нацепил безмятежную улыбочку и сообщил, что во дворце всё чудесно и прекрасно. Прозвучало это неубедительно, подозрения Ларша всколыхнулись с новой силой. Молодой Спрут пообещал тут же, не сходя с места, вытряхнуть из секретаря всю правду, если тот не пожелает выложить ее по-хорошему.

Дворцовый стражник, остановившись в двух шагах, даже не подумал вмешаться в неприятную беседу. Это Ларш не помнил их с секретарем имен, а они-то его имя помнили прекрасно. И понимали, что с ними может сделать любимый племянник Хранителя.

Поэтому секретарь с неохотой поведал, что недавно во дворец пришла певица Нуроса и сообщила, что сегодня утром хранитель пригласил ее, чтобы показать подарок, предназначенный для короля. Секретарь певицу прежде видел, заметил впечатление, которое она произвела на Хранителя, а потому в словах девицы не усомнился. Любезно сообщил ей, что Хранитель только что покинул дворец по срочному делу.

Девица огорчилась и спросила секретаря, нельзя ли ей все-таки хоть одним глазком взглянуть на подарок. Секретарь решил, что беды в том не будет.

(Тут Ларш горько усмехнулся: он знал, как Нуроса умеет упрашивать!)

Секретарь провел певицу в зал, где хранилась ваза. К его удивлению, при взгляде на подарок Нуроса резко побледнела, скомкала приятный разговор, который вела с секретарем, и заторопилась прочь. Секретарь с недоумением вернулся к своим делам.

Вскоре к нему подошел дворцовый управитель и поинтересовался, чем секретарь обидел или испугал гостью: та почти выбежала из дворца, на ней лица не было!

Секретарь рассказал управителю о визите Нуросы. Оба встревожились: а не украла ли чего-нибудь девица-певица? Конечно, ваза стоит там же, где стояла, но что-нибудь мелкое по пути в зал Нуроса вполне могла утянуть.

Договорились, что управитель немедленно осмотрит всё в зале – не пропало ли чего? А секретарь, прихватив для солидности стражника, догонит Нуросу и поговорит о ее поспешном уходе. Адрес возможной пассии Хранителя секретарь уже знал.

На Нешумной улице секретарь обнаружил запертый флигель, в котором жила Нуроса, а также любопытную и глазастую соседку. От соседки узнал, что Нуроса недавно прибежала домой, пробыла в доме недолго – выскочила, заперла дверь, куда-то умчалась...

Ларш отпустил секретаря и стражника и обернулся к своим спутницам:

– Что, «лисаньки», похоже, мы ее проворонили?

– Похоже, – кивнула Авита. – Шепот она или не Шепот, а в бега ударилась... – И добавила небрежно, думая о другом: – Интересно, она тот фальшивый браслет вернула Шеркату? Или взяла с собою, чтобы продать как настоящий?

– При чем тут Шеркат? – не понял Ларш.

– Ну как же, это же его браслет. Забыл, когда был в гостях у Нуросы.

Не до браслета было сейчас Ларшу. Но все же слова Авиты царапнули его, потому что напомнили разговор с Райши-дэром.

Вот как? Шеркат когда-то донес на кузена, чтобы заполучить дедово наследство. Видно, не пошли ему эти деньги впрок, раз он носит фальшивые драгоценности...

Но тут же Ларш забыл о Шеркате. Были дела важнее.

– Наверное, надо известить стражу на всех городских воротах, чтоб не выпустили беглянку, – сказал он без особой уверенности. – Хотя есть столько мест, где и без ворот можно выскользнуть из города...

– Жаль, я никогда не видела эту женщину, – вздохнула Июми. – А то я могла бы попробовать ее найти.

– Да? – заинтересовался Ларш. – Как?

– Как нашла в море корабль. Глазами птиц. У меня это плохо получается, забирает много сил, но все-таки вижу... Впрочем, я же ее не видела.

– Видела! – воскликнула Авита. – Видела! Позавчера! Вспоминай: мы с Милестой водили тебя по лавкам. Уже купили тебе платье, хотели заказать в харчевне пирог. У сапожника сидели.

– Помню.

– По улице мимо лавки прошла молодая женщина. Синее платье, жемчужное ожерелье... вряд ли настоящее, очень крупный жемчуг. На плечах платок, расшитый серебром. Милеста сказала тихонько: «Смотри, Нуроса идет...»

– А ты ответила: «Вырядилась-то как!» – ответила Июми.

– Точно. Это я потому сказала, что обычно она одевается скромнее. Но в тот день нарядилась для прогулки на корабле.

– У нее был платок с блестящими кистями, – уверенно сказала Июми. – Я помню эту женщину и хочу такой платок.

– Куплю, – горячо пообещал Ларш. – Куплю, только найди ее!

– Дайте мне руки, – попросила Июми. – У меня голова закружится, могу упасть.

Ларш и Авита подхватили девочку под локти, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих.

Июми закрыла глаза. Ее смуглые щеки стали серыми – от них отхлынула кровь. С цветочной гирлянды на ее груди один за другим стали осыпаться белые лепестки.

И тут же вороны, сидевшие на крышах и карнизах, разом взмыли ввысь, с криками закружились в небе.

Июми прикусила верхнюю губку.

Галдящая стая разрасталась, к ней присоединялись новые птицы. Время от времени то одна, то другая ворона снижалась, словно стараясь получше разглядеть прохожих.

– Я ее вижу, – с усилием выговорила Июми. – Она в зеленом платье. И без платка. Она идет по улице. Но я не знаю, где это...

– Там есть приметные дома? – спросила Авита.

Июми просияла, щеки ее вновь разрумянились:

– Есть! Возле одного дома – две красивые куклы! Большие! У них длинные волосы! У одной золотые, заплетены в косы и такими кольцами подняты к вискам, а у другой...

– Капитанская улица, – перебила ее Авита. – Лавка цирюльника. Куклы с образцами причесок.

– Знаю короткую дорогу на Капитанскую! – повеселел Ларш. – Мы ее догоним! Скорее, девочки!

– Я хочу платок с блестящими кистями! – напомнила Июми, приходя в себя.

– Будет тебе платок!