Город сестёр

Глава 8.

Дальше вояж напоминал поездку на пикник.

Ну, ладно, не на пикник — в место дислокации боевой группы.

— Сколько ещё? — спросил Пашка.

— Если в километрах, — ответила Бабка, — то чуть больше сотни. По времени — часа четыре.

— Дотемна успеем?

— Должны… Заночевать в Монгольской степи… Рискованно. Слишком близко ко Тьме. Но быстрее не получится. Дорог нет.

— Может глушитель раскрыть. Меньше топлива жрать будем.

— Нет, не надо. Слишком близко ко Тьме… — повторила Бабка.

Часа в три остановились, глотнули горошницы, хлебнули живца, перекусили, попили чаю из термоса и снова покатили по степи. С одного пологого холма на другой. Солнце перевалило через зенит и светило в спину. Шины шуршали по сухой, коричневой земле. На далёком–далёком горизонте зеленело. Виднелись небольшие горы. Туда они и направились.

И снова — пересохшие озёра и речки, волнистая равнина, покатые холмы. Вверх, вниз.

Пашка сидел и думал:

— Полжизни проторчал в автомастерской… Теперь вот хоть попутешествую. Мир посмотрю. Век бы его не видеть, — и усмехнулся своим мыслям.

Перескочили резкую границу между глинистой землёй и зелёной травой. Сухая степь сменилась лугами. Бабка приняла влево и выскочила на хорошо утрамбованную грунтовку. И тут же резко затормозила.

— Да что же это за день такой?! А?!

— Что случилось? — заволновалась бригада.

— Стая. Блин, — она ударила кулаком по рулю.

— Далеко?

— Пара–тройка километров. Идут почти к нам навстречу. Интересно — куда они прутся? Неужто на стаб внешников. Приступом крепость брать хотят, что ли…

Шило сказал:

— Если поднажать, то проскочим. Вылазь.

Они поменялись с Бабкой местами. Короткий дёрнул рычаг. Мотор взревел. Багги приподняла передок, прыгнула, вернула себе сцепление с дорогой и рванула так, что ветер загудел в дугах и попытался содрать с бойцов каски.

Бабка вцепилась в спинку кресла водителя и что–то говорила в шлем Шила. Тот мрачно кивал. Потом прокричал:

— Успеваем! Не волнуйся! Успеваем!

Поперёк их пути, приближалось шоссе. Они взлетели на насыпь и, пролетев по воздуху метров пять, грохнулись на другой стороне разбитой трассы.

— Помнишь, как?! — кричала сквозь рёв мотора Бабка. — Вон туда, к лесу! Скорый, приготовь на всякий случай винтовку!

— Цель?! — запросил Пашка.

— Сзади, на два часа!

Багги пер по выпасу. Слева, метрах в двухстах, стояли далеко разбросанные домики. Справа, на отшибе от села, тоже была пара построек. А между машиной и селом тянулась чёрная речка.

— Пакеты приготовили! — орала Бабка.

Короткий повернулся, сунул Беде полиэтиленовый пакет. Бабка позаботилась о Скором.

Объяснила:

— На пол не блевать! Только туда! Ясно?!

Маша с Дугиным покивали. Они плохо понимали, — что происходит. Но то, что старожилам страшно, даже жутко, это было понятно.

И понятно то — что они пошли на смертельный риск. И понятно — что иного выхода не было.

Скорый встал коленом на сиденье и положил винтовку цевьём на спинку, направив её в сторону, указанную Бабкой. Один патрон в стволе, пять в магазине. Только — поможет ли?

Крикнул:

— Река глубокая?!

— Это не река!

И тут Павел увидел, что прямо на чёрной «речке», как на твёрдой поверхности, растет кустарник антрацитового цвета и стоит бревенчатая сараюшка, сложенная из угольно–чёрных брёвен. Что за херня?

Бабка закричала:

— Вроде, успели! Точно, успели! Ушли!

Шило пёр к лесу. Проскочил мимо одинокой берёзки и Бабка скомандовала:

— Давай!! — и Машке со Скорым. — Сели! Приготовились!

Шило резко вывернул влево и помчал на чёрноту, шириной в этом месте метров шесть–семь, набирая скорость.

— Чуть правее! Между тех кустов! — тыкала пальцем Бабка.

Пепелац, ревя выхлопом, мчался со скоростью намного больше сотни, прямо на чёрную полосу. Не долетая метров десяти до угольной речки, Короткий щелкнул тумблером, и двигатель замолчал. Машина летела дальше по инерции. Пашка только хотел спросить — что они творят, но тут под колёсами захрустело, как будто битое стекло, и он потерял сознание.

Очнулся. Машина стояла. Медленно оглянулся. Черноту проскочили. И тут его замутило. Он перегнулся через трубу борта и освободился от обеда. Голова гудела, руки дрожали, слабость разливалась по телу.

Немного продышавшись, нащупал на поясе фляжку с живцом, глотнул. Сразу полегчало.

Перегнулся к Беде. Та сидела, откинувшись на спинку, без сознания. Плеснул ей из остатков своего здоровья. Захлопал легонько по щекам, подставляя к губам фляжку.

— Маша. Машенька. Попей.

Беда застонала, приоткрыла рот. Проглотила пойло. Закашлялась.

Бабка слева попросила:

— Дай и мне.

Он поднёс флягу и к Бабкиным губам.

Короткий замычал, застонал. Тоже соснул из Пашкиной фляжки.

Шило, матюгнулся и спросил, достаточно бодро.

— Все живы?

— Заводи, давай. Уходим с глаз долой.

Шило ткнул кнопку, мотор заревел. Короткой дёрнул рычаг и двигатель послушно перешёл на шёпот.

Тут Беда перегнулась за борт и её тоже вывернуло. Обессилено она снова откинулась на кресле.

— Ничё, — успокоил Шило, — первый раз — все так.

Пашка продышался и спросил:

— А движок зачем выключали?

Короткий, через силу шевеля губами, объяснил:

— Чтобы не сгорел.

И они, не спеша, покатили в сторону группы больших добротных домов, срубленных из отборного кедра.

И тут Бабка, как очнувшись, застучала по водительскому креслу:

— Стой Шило! Стой, говорю!

Багги остановилась. Все ждали объяснений.

— Там люди. Не твари. Шесть человек. В нашем доме. Да что за день такой?!

— А… Как пропустили–то? — удивился Пашка.

— Через тьму я не могу видеть. Никто не может видеть. Только что обнаружила. Так. Думаем. Что делать?

Скорый наклонился к Беде, спросил тихо:

— Машенька, ты как?

— Ничего, Паша. Прошло…

Пашка взял её руку, плеснул ещё здоровья.

Бабка приняла решение:

— Надо за котлован проехать. Шило, вылазь из–за руля. Нам стрелок нужнее.

Пересели.

— А чё именно «за котлован»? Чё там такого?

— Проскочим мимо них, — объясняла Бабка, — чтобы они увидели… А около огородов дорога направо. Повернёмся к ним спиной. Бронёй. И уйдём за бугор. Там позиция хорошая. Надо же как–то проверить, кто там засел.

— Провокация? — спросил Короткий.

— Да… А что ты можешь предложить?

— Я бы ушёл. Но у нас времени нет на маневры. Сидеть в засаде нам некогда… Да и слышали они уже нас. Уже знают, что мы на этой стороне.

Шило возмутился:

— Как они, суки, пролезли–то?

Ответа не было.

Короткий сбросил прицеп. Тронулись.

Багги бесшумно катила по траве, прячась за высокими зарослями конопли, росшей вдоль жердевого забора за огородами. Все, даже Беда, отслеживали большой двухэтажный дом, прицелами оружия.

Выкатив на поперечную дорогу Бабка повернула направо. И тут же в землю у колёс впилась пуля, подняв фонтан пыли.

— Муры, суки! — взревел Шило. — По колёсам бьют!

Машина, взметнув ошмётки грунта, рванула к зеркалу котлована.

Скорый, каким–то немыслимым образом, поймал в прицел человека с винтовкой в чердачном окне. Выстрелил. В том, что попал, он даже не сомневался. Привык к своей стрелковой безупречности.

И прогадал. Нет, в снайпера–то он попал. Даже в голову, как и хотел. Но в окне тут же появилось рыло с гранатомётом. Пашка не успел перезарядить. Гранатомётчик выстрелил.

— Граната! — заорал Дугин.

Машина уже поворачивала за насыпь котлована, когда в открывшийся борт ударил снаряд.

Пашка даже не отключился. Повезло.

Багги, упав на правый бок, юзом прошла по дороге метров пять. Короткий, с хрипом потянулся, и щёлкнул тумблером. Двигатель заглох.

Дугин выбрался из заднего отсека, огляделся, схватил винтовку, пригнувшись пробежался и залёг на глиняную насыпь. В ушах звенело.

От дома с мурами никто к ним не бежал. Там началась отчаянная пальба. Но никто не стрелял в их сторону.

Скорый вернулся к товарищам. Шиле досталось больше всех. Снаряд разорвался прямо под его сиденьем. Пластик разлетелся и часть его ушла Шиле в ягодицы. На ногах мясо до колен превратилось в лохмотья, местами обнажив кости. Из ушей, носа, глаз, из уголка рта у Шила сочилась кровь.

Пашка, вспомнив про «спек», трясущимися руками расстегнул ладанку и вкатил наркотик тому в плечо.

Потом, не разбирая, кто насколько пострадал, уколол по дозе всем, начиная с Машки.

Каммулятивная струя прошла под сиденьем Беды, не задев её. Марию просто оглушило и она лежала под Шилом.

Бабку ударило лицом о руль, поломав ей, и нос, и челюсть и, видимо, шею. Броневой полукокон не позволил повредить остальное.

Короткий был в сознании. Получив свою порцию спека, он начал выкарабкиваться из–под тела Бабки.

— У меня нога сломана. Ты всех уколол?

— Да, Короткий. Всех.

— Молодец.

— Короткий, я не понимаю, что происходит. Там стрельба идёт. Но стреляют не в нас.

— Возьми оружие, помоги мне добраться до бугра. Придётся серьёзно отстреливаться. Дай ещё живца хлебнуть.

Скорый подтащил Короткого к вершине глиняной насыпи. Тот глянул в сторону воюющего с кем–то дома и обрадовал.

— С тварями бьются. Мелкие через черноту не пройдут, а вот начиная с рубера, те с разбега иногда проскакивают… — Поморщился от боли — Правда, начинают после этого сильно тупить. Шанс есть. Если мы с тобой отобьёмся — выживут все.

Пашка повернулся к машине, чтобы проверить товарищей, но Короткий остановил.

— Ты им ничем не можешь помочь. Надо остановить стаю и муров. Тогда выживут все.

Залегли за бугром. Пашка с сайгой и аэсвэка, Короткий с акээмом. Разложили обоймы, приложились к прицелам.

Пару минут стояла тишина, потом снова затарахтели автоматы.

Над крышей сарайчика, стоящего у самой чёрной реки, показалась голова твари.

Тот хромой элитник, которого Дугин укокошил одним выстрелом, был помельче. Этот же красавец был просто огромен.

Он не походил ни на что. Его тело, сложенное из угловатых, шипастых элементов, походило на оживший бесформенный кусок скалы. Такое мог выдумать только больной на всю голову художник–аниматор. Годзилла из фильма, по сравнению с этой махиной, был признанным красавцем. Кошмарное создание, ростом повыше двухэтажного дома, неуверенно шагало на двух ногах, иногда останавливалось и трясло головой.

Короткий подсказал:

— Видишь, как двигается? Это он через тьму прошёл. Ты помнишь, что бить надо в глаз?

— Угу.

Пашка припал к оптике.

Урод, не спеша приближался к обороняющемуся коттеджу, не обращая внимания на град пуль, рикошетивших от его брони.

Следом, чуть правее, вылезло ещё одно пугало. Поменьше первого, и стоящее на четырёх ногах. Этакая пасть на ножках. Массой эта харя была побольше чем первая, хоть ростом и уступала. Двигалась тварь также замедленно и неуверенно.

Скорый лежал и ждал «глаз».

Первый «кошмар» спокойно подошел к дому с торца, засунул лапу, заканчивающуюся подобием клешни в окно второго этажа и начал сосредоточенно что–то там нащупывать. Причём конечность в проём окна не поместилась, и часть брёвен с треском вдавилась внутрь.

Наконец, прямо «просветлев лицом», выродок вытащил из недр избы орущего благим матом мужика и принялся его разглядывать со всех сторон. Так дети разглядывают эскимо, прежде чем начать его есть.

Но спокойно перекусить бедному животному не дали.

Вторая тварь, обошла дом вокруг и, увидев, что Первый уже нашел чем поужинать, решительно подошла к счастливчику, привстала на задние лапы и нагло откусила половину орущего угощения. Как такими зубами она не отхватила «руку» Первому — удивительно.

Человекообразный явно обиделся. Не обращая внимания на стрельбу, практически в упор из окон, он засунул в пасть остаток лакомства, размахнулся и врезал свинообразной твари по голове. Удар был ужасен. С башки снесло несколько броневых пластин, оголив кости черепа.

«Свинка» не осталась в долгу, утробно рыкнув, она прыгнула, и вцепилась в горло обидчику. Точнее в то, что должно быть горлом.

Обе твари, рыча покатились по двору, круша заборы и постройки.

— Скорый! Не спи! — крикнул Короткий.

— Жду… — ответил Пашка.

В этой круговерти, даже с его талантом, точку прицеливания найти невозможно.

Из окна высунулся чуть ли не по пояс стрелок. Он поливал из американской винтовки дерущихся зверюг. Эффекта, правда, никакого не наблюдалось. А вот пулю из Пашкиной сайги он в голову получил.

Грохот стоял как на линии фронта. Там поливали и из автоматов, и из двух пулемётов. Один — явно крупнокалиберный. В кого стреляли — непонятно. В дерущихся тварей? Так — бесполезно.

С северного угла осторожно выбралась тварь поменьше.

— Рубер, — объявил Короткий.

Бронированная скотина обнюхала стену дома, и принялась выворачивать из неё бревно.

Дугин взялся за сайгу, приложился и долбанул рубера в то место, где должно быть ухо.

Тварь недоумённо повернула голову, посмотрела в сторону стрелка.

У Скорого в руках уже была снайперка. В перекрестие оказался глаз зверя. После выстрела, над головой нежити возник нимб из кровавой пыли и зверюга села, прислонившись к стене.

Пашка опять перевёл оптику на драку.

Там четвероногая уже стояла над двуногим и трепала его как собака. Все бока у неё были располосованы клешнями противника. Броня, местами вырванная, местами встопорщенная, смотрелась как изодранный камуфляж. Сзади, на черепушке, в области грибного нароста, бронирование исчезло начисто.

Павел, на голой интуиции, всадил в это место тяжёлую пулю. Свинорылка упала на своего противника и замерла.

Короткий прошептал:

— Мама родная! Такую элиту застрелить!

Первый урод, почуяв слабость противницы, выбрался из–под неё, тяжело встал на ноги. Его правая рука валялась во дворе, оторванная по локоть. То, что можно было с натяжкой назвать головой, болталось на одном позвоночнике. Она, практически откушенная, странным образом не теряла устойчивости и подвижности.

Пашка ждал. Тварь тупо обводила взглядом окрестности. Когда она повернулась «лицом» к Скорому, тот отправил пулю в глубокую глазницу. Зверь всхрапнул, покачнулся, встал на колени и рухнул мордой в землю.

Из–за дома выскочил ещё один рубер. Этот, похожий на ящерицу–молоха, покрытый светлыми пластинами брони, легко взлетел на крышу, и стал разбрасывать шифер.

Скорый попросил:

— Короткий, выстрели в него.

Грохнул акээм.

Рубер на крыше оглянулся и тут же опрокинулся за дом, насмерть сбитый из винтовки.

Из дыры на крыше высунулся боец, удивлённо покрутил головой. И зря… Пашка потратил на него крупнокалиберный патрон.

Сзади замычали. Мужики оглянулись. У подножия бугра стояла на четвереньках Бабка и что–то хрипела.

Пашка подлетел, зашипел:

— Ты что творишь?! Ложись. Ложись немедленно. Да что ты будешь делать! Ложись, без тебя управимся.

Разбитая челюсть у неё не двигалась. Она упала на спину, притянула Дугина. Показала ему три пальца.

— Трое муров осталось?

Бабка кивнула головой и застонала от боли. Потом выставила ещё два пальца.

— Нас с Коротким — двое?

Женщина возмущённо замотала головой.

— Осталось две твари?

— Д–д–а-а. — Прохрипела она. — В-в. До–мме.

— Спасибо, золотая. Лежи спокойно. Мы управимся. Я тебе спек вколол. Лежи.

Подошел к Короткому. Поднял сайгу закинул на плечо. Взял снайперку. Обоймы в гнезде не было. Короткий протянул её.

— Полная. Я набил. Обойди слева, со стороны огородов.

Пашка кивнул и побежал влево, через дорогу, в сторону заросших бурьяном грядок.

Из дома по–прежнему грохотали автоматы. Пулемёт молчал.

Потом и вовсе всё стихло.

Павел засел в зарослях крапивы. Принял сектор вокруг дома. Он в принципе понял, что люди в доме уже мертвы. Ждал. Выход из коттеджа — один. Дождался.

Медленно, спокойно, сыто, вышла тварь, похожая на огромную, страшно мускулистую обезьяну.

Пашка свистнул. Макака не спеша повернула голову. И опрокинулась на спину, нелепо взмахнув лапами.

Прямо сквозь стену, выломав межоконный проём, вылезла ещё одна такая же красотка, только покрупнее. Рыкнула. Заводила мордой, прислушиваясь и принюхиваясь.

Она стояла боком к Пашке.

— Эй, — помахал Павел.

Обезьяна замерла. Потом резким прыжком рванула к Скорому. Он понял, что глаз поймать не удастся. И всадил крупняк в коленку уродливой скотине.

Та хрюкнула, и, наступив на подломившуюся ногу, растянулась на газоне. Но тут же, вскочила, и, сильно хромая, пошла на Дугина. То, что надо.

Пуля тяжёлого калибра выбила бедняге и глаз, и мозги.

Пашка вздохнул и насторожено пошёл проверять результаты бойни. Возможно, кого–то надо добить.

Живых не нашёл. От людей вообще мало чего осталось.

Дугин перестал осторожничать и бегом помчался к брошенной машине.

Маша уже выбралась из опрокинутого багги и заматывала ноги Шила бинтами.

Короткий сидел возле Бабки, держа её голову на своих коленях.

— Короткий, что делать?

— Не знаю. Дом разнесли.

Бабка замычала. Короткий, как ни странно, — понял.

— Точно? Ты уверена? Ты ему так доверяешь? — спросил он.

Та, с укором, посмотрела на товарища.

Короткий сказал Пашке:

— Надо всех перенести в дом. Подумай, как.

Павел кивнул и пошёл к машине. Оглядел её. Взялся за верхние дуги. Присел, напружинился, зарычал и… поставил машину на ноги.

Пошел к товарищам.

— Машенька, как ты себя чувствуешь?

— Ничего, Паша. Нормально.

Наклонился, попытался поднять Шило с пола. Маша со стороны ног подхватила того под коленки, угнездили бессознательное тело на сиденье. Павел мимоходом глянул лекарским взглядом. Позвоночник переломан в двух местах.

Потом перенесли Бабку. Короткий уже сам прополз половину пути. Подхватили его с двух сторон, тоже уволокли в Багги. Уселись сами. Двигатель спокойно завелся. Порулили осторожно к коттеджу.

Когда подкатили ко входу, Короткий сказал:

— Сначала помогите мне… И не рассуждать.

Ну что же. Подставили ему плечи, потащили в разваленный дом.

— В подвал.

Поволокли в просторный пустой подвал.

— К стене, вон туда, в угол.

Подвели его к голой стене.

— Вон тот кирпич. Нажми.

Пашка нажал. За стеной что–то щёлкнуло.

— Толкни вот тут.

Толкнул. Часть массивной каменной кладки, как дверь, сдвинулась внутрь.

— Туда, — скомандовал Короткий.

Его потащили по недлинному коридору вниз, к ещё одной двери. Мощной. Сейфовой.

Открыли и внесли Короткого в некое подобие склада.

— Справа, на стене. Свет.

Пашка щёлкнул выключателем. Между стеллажей потащили раненого дальше. Ещё одна дверь. За ней небольшая комната. Две, двухъярусных кровати, стол, стулья, небольшой кухонный сектор, плита, холодильник.

Свалили Короткого на кровать. Тот запротивился:

— Меня наверх. Вниз — Бабку и Шило.

Пашка поднял Беду, засунул её как багаж на верхнюю полку. Приказал:

— Лежи, старайся поменьше шевелиться. У тебя шейный позвонок повреждён.

Затащил остальных.

Устал.

Он вылез из подвала, посмотрел на солнце, уже низко висящее над горизонтом, на слоноподобные трупы тварей в ограде, на изуродованные окрестности, на развороченное дно пепелаца…

Сплюнул в сердцах — Тьфу, твою мать! — и полез обратно. Вернул на место передвижную кирпичную стенку. И пошел лечить своих товарищей.