Город сестёр

По приезду в город, все завалились спать и даже про завтрак забыли.

Пашка проснулся от того, что хотел есть. Желудок гневно урчал и требовал ублажения.

Танечка хлопотала на кухне. Газовый баллон, слава Богу, не сдетонировал от взрыва мины.

Скорый подошел сзади к стоящей у плиты Тьме и тихонько поцеловал её в затылок.

Танечка ойкнула, резко развернулась и попала в Пашкины объятия. Она расслабилась, прижалась к нему всем телом. Подставила губы для поцелуя.

— Кушать хочешь?

— О! Да!

— Я тут манной каши наварила. И киселя из брикетов. Мясного ничего нет, извини.

— Каша тоже пойдёт.

Пашка метал манную кашу. Тьма сидела напротив и с улыбкой смотрела, как он ест.

Когда Скорый, отдуваясь, отставил пустую, большую эмалированную чашку, она спросила:

— Паша, как мы жить будем?

Пашка уточнил:

— В смысле — «как»?

— Мы что, будем жить втроём? Как одна семья? Как эти… Мусульмане?

— Тань, скажи мне, как бы ты хотела жить?

— Да я не знаю, Паша. Тут, в этом месте, у меня всё в голове перепуталось. Я уже так… Плыву по течению. Давай я тебе киселя налью. Кексик хочешь?

— Давай.

Пашка попивал клюквенный кисель и, попутно, выяснял отношения. А может и наоборот.

— Танечка, чего ты от жизни хочешь?

— Я тебе уже рассказывала. Муж, дом, дети. Любовь, достаток. Только я никак не думала, что попаду в гарем.

— Тебе нужен только персональный муж?

Таня усмехнулась:

— Да вовсе нет, Паша. Я только боюсь. Я боюсь, что ты… Как бы тебе сказать…

— Что я предпочту тебя другой женщине?

— Да… Я этого боюсь.

— А если у тебя будут гарантии, то со второй женщиной ты смиришься?

— Наверное — да. Я же, Паша, тебя люблю. Я тебе многое могу простить. Кроме предательства. Но ведь это как–то… Не похоже на предательство… Не знаю. Странно всё.

— Танечка, — Пашка взял её ручку и начал целовать пальчики. Девочку следовало успокоить. — Я тебя никогда не брошу, никогда не предам, и сделаю всё, чтобы ты была довольна. Будут у тебя и дом, и дети, и любящий муж… Это я тебе — не обещаю. Это я тебе — гарантирую. В этом паскудном мире, всякое может случиться, но мы с тобой крепко связаны. Этого не порвать. Веришь?

— Ты знаешь… Верю.

— Ну и славно. Спасибо за кашу, очень вкусная. Пойду досыпать. Глаза слипаются.

* * *

Пашка проснулся от того, что Тьма зашла в комнату. Она тихонько на цыпочках пошла к свободной кровати.

— Танюша, не крадись. Я не сплю.

Она присела на край его лежбища. Поинтересовалась:

— Как ты?

— Нормально.

— Сегодня куда–то поедете?

— Нет. Поедем завтра. Ты с нами.

— А куда?

— В какой–то город сестёр.

— Ты меня с собой берёшь? Там, что — не опасно?

— Беру. Пока здесь оставаться ещё опаснее, чем в рейде. Тань, а сколько сейчас?…

— Половина одиннадцатого.

— Пойду что–нибудь ещё съем.

Он немного потискал Таню, оделся и пошёл на кухню. Танечка — следом.

Вся команда, включая кваза, Деда и Надежду, теснилась на кухне.

Ванесса что–то рассказывала. Скорый захватил только конец речи. Правду сказать — он это уже слышал.

— Так, что — все грибы в Улье чрезвычайно опасны. К ним даже прикасаться опасно. Смертельно опасно.

Дед пожалел:

— Эх… А я так люблю грибную жарёху.

— Придётся обходиться без неё.

Пашка спросил:

— А чего вы здесь?

Шило пояснил:

— Ужинали. То да сё.

Скорый поинтересовался у Беды:

— Машенька, как у вас дела?

— Пока нормально. Семьдесят два человека проверила. Из них одиннадцать нелояльных. Один из них вообще на внешников работает. Думал, что Зиночка его спасёт. А тут я…

— Куда нелояльных дели?

— В камере сидят.

— Фуксовская команда их сторожит?

— Да.

— А они не это?…

— Нет, Паша. Мы же именно полицию и проверили. Весь личный состав. Только если кто–то отделение с боем возьмёт. Но Фукс и это предусмотрел. Там серьёзно подготовились.

Бабка заворчала:

— Раньше, мать их, надо было серьёзно готовиться. Распиндяи болотные.

Дед удивился.

— А это что за звери? Ну, эти самые «распиндяи».

Команда заржала как табун лошадей. Бабка, та аж вытирала слёзы.

— Ну, спасибо, Дед! Повеселил!

Старикан понял, что брякнул глупость. Но не отстал.

— Нет, правда. Тут вы про каких–то топтунов говорили. Про каких–то жрунов. Это что? Это как лошади? Или кто? Я, например, только зомбей видел…

Бабка продолжала похахатывать:

— Ванесса, расскажи ему. Я не смогу.

— Да, — поддержал Пашка. — Мне вот тоже интересно, как тут твари делятся по породам? Вот, чем жруны отличаются от… к примеру, от прыгунов.

Все начали объяснять Пашке особенности тех и других тварей.

И только Игла сидела, откинувшись на спинку стула, скрестив руки на груди, и наблюдала за дискуссией с иронической усмешкой.

Наконец просветители утихомирились, и Скорый спросил:

— А вы Ванесса Витольдовна, что скажете?

— Скажу, Павел Дмитриевич, что чётких определений в этом вопросе нет. Принципы Линнеевской классификации к тварям не подходят.

Вся бригада, понимая, что Ванесса, как всегда, изречёт истину, сосредоточилась на ней.

— Самые первые твари, это «пустыши». Только что заразившиеся неимунные. Тупые, медлительные, неуклюжие. Замена мозга грибницей даётся тяжело. Под действием этой грибницы… Точнее от действия выделяемых ею агентов, очень похожих на вирусы… ДНК и РНК человека, впрочем, и животного тоже, начинает изменяться. Следом за изменением генотипа, естественно, изменяется и фенотип… Например, удлиняется стопа. От этого заражённые передвигаются быстрее. Большая длина стопы разрешает совершать прыжки на большое расстояние. Отсюда и «прыгуны»… Потом формируется новый челюстной аппарат, приспособленный для эффективного разрывания плоти. И это уже «жруны»… Дальше — больше. Стопа продолжает изменяться, становясь очень похожей на птичью, обрастая роговыми пластинами. На первых порах, пока тварь не привыкла к новому способу передвижения, она несколько неуклюже топочет этими лапами. Отсюда — «топтуны».

Все знающие согласно закивали.

— Но чёткой градации нет. Потому, что это — своеобразный онтогенез одного и того же организма. Иногда медленный, иногда очень быстрый. Например, рубер — это что?…

Она вопросительно взглянула на команду.

Шило пояснил, поддерживая слова пантомимой:

— Рубер, это вот такенная тварь, вот с такенными зубами.

— А главное отличие?

Бабка подсказала:

— Он бронированный.

— Да. Крупный, бронированный топтун, это — рубер.

Беда поинтересовалась:

— А почему — «рубер»?

— Отпечатки следов рубера слегка похожи на отпечаток автомобильной шины. Та же ребристость… Так вот. Изменения происходят не скачкообразно, а постепенно, плавно. И тут возникает вопрос — топтун, покрытый бронёй только со спины, это рубер?

Короткий пожал плечами:

— Наверное — нет.

— А бронированный везде кроме… Ну, например, паха и подмышек… Это рубер?

Шило почесал макушку:

— А хрен его знает.

— Вот вам и ответ, Павел Дмитриевич, — усмехнулась Игла. — Все названия тварей абсолютно условны… В быту, в обыденном общении эти термины понятны на уровне — «Вот такенный». Точно классифицировать тварей по морфологическим признакам невозможно. Это не разные виды животных. Это один и тот же организм, но на разных стадиях развития. Так что…

Шило опять взял слово:

— Но ведь я их отличаю. Одних от других.

— Да. Я и говорю. Для бытового определения, этой классификации достаточно. Но как только начинаешь вникать в сущность вопроса, так сразу возникают проблемы.

— А вот… Элита? Это что? — продолжал допытываться Скорый.

— В каком смысле «что»?

— Она–то чем отличается?

— Да, собственно, ничем. Просто крупнее… Ну, может быть, немного умнее. Шариков у неё побольше. А так… Элитой обычно называют рубера, массой свыше тонны. Размером больше лошади. Рубер — очень опасен. А элита — ещё опаснее.

Пашка с сомнением пожал плечами:

— Ну… Не знаю.

— Он ещё в задницу не попадал, — объяснил Шило. — Он четыре элиты завалил, и как–то так… Как бы между делом. Ага… Но вот, кажется мне, почему–то, что всё у него впереди. Ещё хлебнёт дерьмеца–то…

Бабка зачем–то встала.

— Так. Ладно. Теперь к делам насущным.

Оглядела собравшихся.

— Завтра едем по вопросам Бекаса. Едем все. Дед, ты с нами?

— Ну, если вы все… Тогда и я. Место–то найдётся?

— Да. Багги восьмиместная. Шило и Беда остаются.

Надежда осторожно спросила:

— И я с вами?

— Думаю, тебе лучше остаться. Посидишь у Ольги.

— А можно я поеду?

Бабка спросила у Бекаса:

— Кваз, насколько эта поездка опасна?

— Не опаснее любой другой.

— Хорошо, Надюха, ты едешь с нами. Ознакомишься… Но, смотри! Команды выполнять беспрекословно.

Надежда часто закивала в согласие.

Шило подсказал:

— Ей позывной нужен.

— Хорошо. Надя, выбирай себе погоняло.

— Что выбирать? — удивилась девочка.

— Кличку, Надя. Кличку выбирай. Только короткую.

— А можно я подумаю. Это ведь дело серьёзное…

— Хорошо. Думай.

Ещё раз осмотрела Бригаду.

— Теперь, — продолжила она, — о настроениях в бригаде. Некоторые думают, что мы чересчур жёстко…

Она покрутила рукой, подбирая слова. Короткий подсказал:

— Действуем.

— Да… Действуем… Объясняю. Улей жестокое, опасное и совершенно безжалостное место. Мы тут не живём. Мы тут выживаем. Малейшая слабина — и мы покойники. Речь идёт не о качестве жизни. Речь идёт о жизни и смерти. Да. Вот так вот — категорично. И я настроена устранять любую, даже маленькую опасность.

Она замолчала, собираясь с мыслями.

— Я предлагаю четыре правила, обязательные для соблюдения всеми членами команды. Вот прямо по пунктам…. Первое — уничтожение любой опасности и любого кто опасен… Второе — уничтожение всех и всего, что способствует опасности… Третье — уничтожение всего, что хотя бы намекает на опасность… И последний принцип — уничтожение всего, что подозрительно.

Шило восхитился:

— Ну, ты Бабка, прям философ! Блин! Так загнуть, а!

Ванесса, усмехнулась:

— Тогда придётся уничтожать всех, кто попался на глаза.

— Ты абсолютно права, — подтвердила Бабка. — Если мы твёрдо знаем, что опасности нет, тогда всё нормально. Но если у кого–то есть сомнения, — она погрозила пальцем, — то говорите сразу. И начинаем стрелять.

— А если ошибёмся? — поинтересовался Скорый. Скорее так, для проформы.

Но Бабка выдала феноменальное:

— Если ошибёмся, то нас утешит то, что мы остались живы.

Ванесса снова криво усмехнулась:

— Здесь, в Улье, лично я, всегда придерживаюсь такой жизненной позиции.

— Спасибо за поддержку, — поблагодарила Иглу Бабка. И продолжила:

— Так. Всё. Проверить обмундирование, оружие и рюкзаки. После этого — свободное время.

Пашка поднял руку.

— А пожрать что–нибудь есть?

После позднего ужина, Пашка, как ответственный за вооружение, прошёлся по кабинетам и проверил стволы на предмет чистоты и смазки. Деду предложил взять АКМ. Благо в запасе лежало штук десять. Но старикан не стал менять свой СКС на что–то другое.

А вот кваз охотно обменял свой Хеклер Кох на пулемёт Корд. Вытащил его из подсобки и принялся начищать. Объяснил, что давно хотел такой, да всё денег не хватало, чтобы приобрести.

Пашка удивился такой постановке вопроса.

— В гильдии не хватало денег на хорошее оружие?

На что кваз ответил:

— А ты видел, какой дом у Квадра? Или его БТР? Представляешь — сколько он стоит?

— Понятно… — дошло до Пашки. — Всё, как на земле. А, кстати, что за позывной такой странный? Квадр.

— Так он хотел квазом стать. Четыре раза намеревался и четыре раза отказывался. Трусил, наверное. Ну, кто–то и сказал, — ты не кваз, мол, ты квадр. Ну, и прилипло.

Скорый, согласно покивал.

— Понятно. Ладно. О покойных или ничего, или хрен на него.

Скорый, заодно, проверил укладку рюкзаков и наполненность магазинов и обойм.

И только после этого отправился к себе, холить свою сайгу и стечкины.

А после профилактики оружия он последовательно прошёлся по комнатам и наложил на всех крепкий здоровый сон.

Конечно, кроме Беды и Шила. Пусть веселятся…

* * *

Следующий день начался с солнечного утра. На убитых холодом деревьях, неожиданно для всех, проклюнулись малюсенькие листочки, покрыв кроны нежной зелёной дымкой. Запахло клейкими тополиными почками и берёзовым соком.

Команда, сразу после рассвета, приготовилась к выезду.

Короткий выкатил луноход из гаража без прицепа. Но Бабка приказала неваляху пристегнуть. Мало ли что. А вдруг — какая добыча? А куда складывать будем?

Короткий вернулся и пристегнул.

Скорый наставлял остающихся Машу и Ромку.

— Беда, ты там не расслабляйся. Слышишь? Не теряй контроль. А ты, Шило, постоянно будь готов поставить щит. Вы согласились на опасную работу и, поэтому, будьте начеку.

Шило покивал.

— Да. Мы с Машенькой уже обсудили это дело. Там всё не так просто. Маша для многих теперь как заноза в заднице. Могут и попытаться… Я постоянно со слабеньким щитом сижу. Сегодня и жратвы с собой возьмём, чтобы в столовке не светиться. Там место очень неудобное. Трудно следить…

— Машенька, — наставлял Пашка, — кевлар одень обязательно. Не мешало бы конечно пятый броник.

— Нет, Паша, броник — это уже чересчур. Я в кевлар залезу и, думаю, достаточно.

— Ладно, — давайте. Мы поехали.

Чмокнул Беду в нос, пожал Шиле руку. Уселся на своё место. Справа — Дед весь в новом, с СКС, слева — кваз с кордом. Тронулись.

Короткий спросил:

— Что Анечка сказала?

— Ребёнок говорит, что не знает, как пойдут дела. Да и то сказать — уж слишком далеко для её маленького дара. Но вернёмся все. Живы, здоровы. Через три дня.

Скорый тоже задал вопрос:

— А насчёт Беды не спросила?

— Чёрт! Нет, не спросила. Забыла, старая курица. Короткий — разворачивай.

— Не надо, — остановил Пашка, — Маша, наверняка, сама спросит.

Выкатились за ворота, в благоухающий весной пленер. От такой победы жизни в природе, на душе стало как–то хорошо. Даже уютно как–то.

Надежда, на которую напялили шлем Беды, объявила:

— Я выбрала себе имя.

— Ну?

— Габриэль.

— А покороче можно?

— Да, можно. Например — Габри.

— Ну а что… — одобрила Бабка, — нормальное имя. Непонятно только, где ты его выкопала.

— Эта девушка, — пояснила Надежда, — подруга Зены, королевы воинов.

— О, как! — удивилась Бабка. — Так ты у нас королева, значит?

— Нет, — вздохнула девочка, — на королеву я не похожа.

Пашка объяснил:

— Габриэль, это подруга королевы. Маленькая, такая женщина.

— Да, — подтвердила Надя, — маленькая, но очень смелая.

— Значит — Габри?

— Да.

— Все запомнили? Надежда… Как там тебя?

— Надежда Фёдоровна Сырчикова, — отчеканила Надя.

— Ты, Сырчикова, теперь — Габри. Слушай и запоминай, подруга… Если вдруг начнётся стрельба — быстро падай на пол и лежи тихо. Поняла. Потренируемся.

Новоиспечённая Габри покивала. Бабка рявкнула:

— Ложись!

Девочка быстро, как белка, нырнула под сиденье.

— Во! Молодец. Не мешкаешь. Всё, вылазь.

* * *

Короткий порулил на юг, в сторону Кукушек, по полевой, наезженной дороге.

Перескочили поперечную «железку» и снова придорожный степные ковыли с шуршанием ложились под колёса широкой багги.

Всё время до этого молчащий кваз спросил:

— А… Куда мы едем?

Бабка с усмешкой ответила:

— Ну, по твоим делам… Тебе же куда–то надо? Вот мы и едем.

— А почему никто не спрашивает, куда именно мне надо?

— А чего там спрашивать… Беда тебя вычислила. Тебе надо в Пахтаабад. Правильно?

Кваз снова надолго замолчал. Потом не выдержал:

— А как она узнала?

— Беда–то? Хоо! Дружище, Бекас! Беда, такой башковитый ребёнок. Это наш маленький, рыженький гений. Иногда такое подскажет… Не парься. Вот вернёмся назад, сам у неё спросишь.

— Я, вернее всего, не вернусь.

— Дело твоё.

Прямо со степной травы выскочили на вспаханное когда–то поле. Уже заросшее осотом, репейником и таволгой. Короткий взял вправо, выбрался на широкую межу и через минуту вкатился в деревню.

Бабка комментировала, больше для «Габри».

— Кукушки. Перезагрузились дней тысячу назад. Из этой деревни я никого не знаю. Вернее всего имунные тут не появлялись.

Ещё километров пять катились по неплохой грунтовой дороге. Потом и вовсе выкатились на асфальтированную трассу. Правда, через три–четыре километра она закончилась, уперевшись в коровью тропинку на ровной как стол степи. На этой пасторали перемежались луга зелёной травы, пятна голой, выбитой скотом земли и купы низкого кустарника покрывшегося свежей зеленью.

Дед пожалел.

— Эх! Вот где скотину–то выпасать! Не то, что в нашей тайге…

Бабка объяснила старикану его заблуждения:

— Не держится тут скотина, Дед. Твари её первым делом подъедают. Всю, подчистую.

Потом попросила:

— Короткий, давай через Жамбыл. Там дорога хорошая.

Короткий кивнул и свернул налево. Через пару минут действительно выехали на отличную дорогу. Асфальт хоть и потрескавшийся, но ровный не заросший пыреем.

— Позавчера перезагрузился, — кивнула бабка на пейзаж. Потом подняла руку.

— Стоп. Через село не поедем. Там кто–то орудует.

— Муры? — прищурился Скорый.

— Не знаю. Какая–то разношёрстная компания.

— Далеко?

— Где–то в паре километров от нас, — оглядела небо, — дронов нет. Какая–то дикая бригада.

— Много их там?

— Так… Минуточку… Двенадцать человек.

Скорый сказал:

— Поехали. Я не собираюсь из–за десяти рейдеров делать крюк в двадцать кэмэ.

И они покатились, не опасаясь промышляющей компании.

Миновали дамбу, проложенную через озеро и подкрались к краю села.

Пашка спросил:

— Тварей много?

— Нет, немного, и сплошь мелочь корявая. Те искатели сокровищ видимо сельпо бомбят.

Короткий докатился до развилки и снова решительно повернул налево, пояснив:

— В объезд, вокруг села. Там и дорога получше.

Проехали поворот внутрь жилого массива, мимо асфальтированной улицы.

Метрах в трёхстах, в глубине села взревели моторы и на асфальт из–за домов вылетела пара пикапов, обвешанных железом. По устоявшейся культурной традиции, в кузовах на высоких турелях красовались пулемёты.

Пепелац неспешно катил по шоссейке. Пашка развернул кресло и опустил пулемёт. Кваз поднял свой корд, положил на выемку спинки.

Не доезжая метров двести до бригады, пикапы резко затормозили, завизжав тормозами.

— Во! Чего это они… — удивилась Начальница, — останови–ка.

Бойцы выскочили из машин и замахали руками. Потом уселись внутрь и потихоньку, осторожно, поползли к луноходу. Пулемётчики в кузовах исчезли, видимо, чтобы не провоцировать Бабкину бригаду на конфликт.

Подъехали метров на тридцать. Вся команда багги держала их на мушке.

Из кабины первого пикапа выскочила женщина и быстрым шагом пошла к бригаде.

За ней следом ещё три человека, оставив оружие в кабинах.

— Чего им надо–то, не пойму?

Женщина, а на вид — совершенно девочка, не доходя попросила:

— Это… Не стреляйте. Вы же бригада Бабки?

Бабка встала в рост. Высунулась над дугами.

— Ну…

— Мы из Сосновца… Здравствуйте.

— Ага. И тебе не хворать.

— Скажите, а Скорый с вами?

— Да… Вон он, за пулемётом…

Женщина обогнула прицеп, подошла к самой корме, посмотрела на Пашку и спросила:

— Это точно — он?

Бабка рассердилась:

— Подруга, ты говори толком, чего тебе надо.

Та, не обращая внимания на Бабкины слова, подошла вплотную.

— Ты точно — Скорый?

— Мадам, — галантно окрысился Пашка, — вы что — из прокуратуры?

Девушка наклонилась, подняла с асфальта камешек гравия. Показала Дугину.

— Попадёшь?

И с силой подбросила его.

Пашка, достал пистолет и, глянув мельком, пальнул вверх. На результат даже не посмотрел.

Девчонка взвизгнула. Обернулась к мужикам.

— Это он!!! Жила, быстро сюда! Снимай! Быстро!!

Она взлетела через борт к Пашке, прижалась к нему боком, грудью, щекой, повернула лицо к Жиле.

— Давай!

Жила вытащил из–за пазухи цифровой фотоаппарат и занажимал на кнопку. Пашка возмутился:

— Э! Э! Ты чего?

Она его не слушала. Вытащила из нагрудного кармана записную книжечку и авторучку.

— Скорый, подпиши вот тут. Пожалуйста.

Офигевший Пашка поставил автограф. Девчонка чмокнула его в подбородок.

— Меня Феей зовут.

Взвизгнула:

— Хи!! Девки офигеют!! Жила, давай ещё пару снимков!

Снова прижалась.

Пашка спросил:

— Фея… А чего у тебя зуба–то нет? Это же Улей…

Та беззаботно отмахнулась:

— Ай, мне его только вчера выбили… Я с Жилой подралась… Ладно, простите за задержку. Всё…Всё… Ухожу.

Ещё раз чмокнула в лицо Скорого и выскочила из пепелаца. Вся четвёрка подалась к своим пикапам. Расселись и развернувшись покатились по улице. Фея, высунувшись из окна, помахала рукой. Пашка тоже вежливо помахал в ответ.

Бабка вдруг что–то вспомнила.

— Короткий, посигналь им.

Багги взревела клаксоном.

— Догони.

Короткий развернулся и помчался к бригаде рейдеров.

Бабка выскочила на асфальт.

— Кто у вас старший?

Из–за водителя высунулся усатый мужик.

— Ну, я.

— Ты к Цезарю вхож?

— Ну, так я же — начальник рейдерской бригады.

Бабка оглянулась и со значением посмотрела на Мазур. Та кивнула — не врёт. Тогда шеф вытащила из планшета свёрнутый экземпляр копии карты.

— Вот это, ему передай. Я задолжала.

И бегом вернулась в пепелац.

— Теперь, поехали.

Короткий надавил на газ.

Бабка спросила в микрофон:

— Это, вообще, что за хрень была?

Танечка мрачно пояснила:

— Это Пашкина поклонница… Он у нас теперь — звезда…

— Тань, ты чего обижаешься? Я‑то тут причём? — возмутился Скорый.

Бабка успокоила:

— Не ссы, Танюха, никуда он от тебя не денется. Я его хорошо знаю.

Бригада деликатно похихикала.

Короткий, совсем уж неспешно направился по четырёхполоске на юг.

Дорожное счастье кончилось, и они километров десять ползли без дорог, по лугам и заброшенным полям. В Комаровку не стали заезжать. Объехали. Перелезли через шоссе и через железнодорожное полотно.

Новоиспечённая Габри спросила:

— А вот там, что? Крепости, что ли?

— Да, Надюша. Крепости. Вот эта называется — Комаровка.

— У меня такое ощущение, будто я в сказку попала.

Вот тут Пашка со всей остротой понял, что эта, уже сформировавшаяся женщина, в сущности — совершенный ребёнок. Почему–то стало горько на душе.

Бабка подтвердила:

— Да, Габри, ты попала в сказку. В очень плохую, в очень страшную сказку.