Город сестёр

Глава 7.

Бабка нажала на кнопку стартёра. Выхлоп гулко выдохнул первые газы и дальше зашептал почти бесшумно. Тронулись. Бабка вырулила из перелесков и направила багги на восток.

Дугин оглянулся на покинутый дом и увидел вдали между деревьев широкую гладь воды. Спросил у Шила:

— А что за водоём?

— Река. «Урал». Казахстан. Вон тот мертвый посёлок, это Есентай. А ещё в двадцати километрах южнее, там часть Каспия.

Павел так поприкидывал. Это же километров пятьсот к югу от их Черновки. Покачал огорченно головой.

Короткий что–то сказал Бабке. Та остановилась. Механик вылез, подошёл к заднему борту, открыл инструментальный ящик и достал из него маслёнку. Смазал что–то в фаркопе.

Поехали дальше. Раньше фаркоп действительно слегка поскрипывал. Теперь и вовсе наступила тишина. Только колёса шелестели по ковылю.

На краю села, того, что осталось справа, стояла печальная группка заражённых. Они даже не пытались догнать автомобиль, как те, что в Черновке.

Шило объяснил:

— Оголодали. Ослабли. Даже друг друга жрать сил нет. Только и питаются теми, кто коньки откинет от истощения.

Они выскочили по насыпи на трассу и, некоторое время, шли по ней на хорошей скорости.

— Вот так бы всегда, — пожелала Бабка.

Километра через два она срулила с трассы и опять покатила по холмистой ковыльной степи. Скорость упала примерно до тридцати.

— А что спидометр не поставите? — поинтересовался Пашка.

— А зачем? — совершенно резонно задал встречный вопрос Шило.

Павел обратил внимание, что все приборы были перед Коротким. А перед Бабкой — голая панель.

Он перегнулся через спинку к Беде:

— Машенька, ты как?

Та молча покивала. Мол, всё нормально.

Так и ехали. Не спеша. Огибая сухие и высыхающие озёра. Спускаясь в пересохшие русла и выкарабкиваясь на склоны осыпающихся берегов.

Через час затормозили. Бабка скомандовала:

— Девочки направо, мальчики налево.

И рявкнула на побредшую в степь Беду:

— Куда тебя понесло?!

Управились. Поехали дальше. Шило втолковывал Беде:

— Какое–то там место, в Улье, занимает смерть вот такая… Глупая.

— Да, — пояснила Бабка, — пятое место по частоте занимает смерть во время этого…

— Отправления естественных надобностей, — подсказал Короткий.

Шило прочёл короткую лекцию:

— Да. Отошел, бля, в кустики, метра на три. Только вывалил х… этот… инструмент, ага. И всё… Одни, бля, кости. Так что… Вот.

Дальше опять катили в тишине. Багги потряхивало, покачивало, но не так сильно, как можно было ожидать. Видимо, Короткий и с амортизаторами что–то нахимичил. Пашка–Скорый даже придремал слегка.

Вскинулся от того, что машина затормозила.

Все напряглись. Бабка мрачно объявила:

— Там, впереди, засада.

Короткий поинтересовался:

— Почему ты так думаешь?

— Стоят точно у нас по курсу. В старом русле. Один броневик и два пикапа. Все с пулемётами. Людей… — она пошевелила губами, — тринадцать человек. В полукилометре. Обойти мы их, конечно, сможем. Но придётся делать крюк в полста кэмэ.

Пашка усомнился:

— Может, не за нами? Может, остановились передохнуть?

— Нет, — отрезала Бабка, — это не караван. Грузовиков нет. Это не рейдеры и не трейсеры. Что им делать в голой степи? Тут, на сорок километров вокруг, ни одного жилья. Эти ребята ждут нас. Точно.

— Какой план? — спросил Шило.

Павел поднял снайперку вверх, тщательно осмотрел через прицел небеса. Ткнул пальцем.

— Квадрокоптер… Сбить?

— Понятно, как нашли… Значит так, — произнесла своё любимое Бабка и начала выдавать расклад. — Они внизу. Если сейчас собьём дрона, они попрутся к нам и уже будут сверху. Над нами. Это нам не интересно. Если мы на холмике, то пару метров назад и нас не видно, а они — как на ладони. Правильно?

Все покивали.

— Сбрасывать прицеп и уходить? Что–то мне не хочется дарить каким–то говнюкам наше имущество. Там патронов — новый пикап купить хватит…

— Давайте так, — предложил Скорый, — Отцепляем прицеп, встаём в позиции для стрельбы, вылетаем на горку правым бортом. Вы молотите по пулемётчикам, в пикапах, а я бью двигатель броневика, — он похлопал по эсвэкашке, — и тут же уходим к прицепу. Они вылетают на бугор…

— А если не вылетят? — засомневался Шило, — а если они в обход. В клещи.

— А Бабка у нас на что?

— Один к нам едет, — объявила Бабка, — на переговоры, что ли? Мы уже не успеваем. Ладно… Раз так — поговорим. Приготовьтесь. Правые наши с Шилом. Левые — Скорого и Короткого. Беда, ты сиди.

Она по крутой дуге развернула машину, прицепом в сторону вероятных противников.

На бугор выкатил пикап. Боец, стоящий за пулемётом в кузове, размахивал арматуриной, с привязанной к ней белой тряпкой. Переговорщики приближались, под нацеленными на них стволами. Когда расстояние сократилось метров до ста, Бабка медленно тронулась с места, сохраняя дистанцию. Пикап остановился.

Из кабины вышел человек и через мегафон прокричал:

— Бабка, нам надо поговорить!

— Господи! Кто это? — спросила сама себя Бабка.

Шило тоже удивился:

— Что за уроды?

— Ну, и чего он ждёт? — поинтересовалась начальница, — что я ему в ответ орать начну?

Мужик, положил мегафон в кабину и, без броника, без каски, с одним пистолетом, спокойно пошёл в сторону багги.

Короткий спросил:

— А где две остальные?

— Подкатили к вершине бугра. С той стороны.

Переговорщик остановился метрах в десяти и объявил:

— Я — посланник Цезаря!

Бабка слегка тронула машину, повернув её бортом к «посланнику». Не выходя из–за руля спросила:

— Ну?

— Бабка, я не собираюсь за тобой бегать.

Посланник опять сократил расстояние.

— Ну, так не бегай. Сиди дома.

Все в пепелаце хмыкнули.

— Чего надо? — спросила Бабка.

— Ну, ну. Зачем так грубо. Ты ведь не знаешь, с кем говоришь.

— Почему не знаю–то. Ты, наверняка, Рыба. Так?

— Да. Я — правая рука Цезаря.

— И чего «правой ноге»… извини, «правой руке» Цезаря надо.

— Бабка, ты зря хамишь. Ты разговариваешь не со мной. Ты разговариваешь с Правительством.

Бабка выматерилась тихонько. Объяснила Рыбе как ребёнку.

— Правительство в Полисе, а вы в Сосновце.

— Всё может неожиданно измениться.

— Ты пришёл поговорить о политике?

— Что ты, — усмехнулся Рыба, — политические вопросы мы обсуждаем с более достойными людьми. У тебя кое–что есть. То, что нужно Цезарю.

— Неужто, моя невинность?

— Бабка, прекрати хамить. Иначе…

В багги все подняли оружие. Пашка поймал в прицел голову пулемётчика. Молчали.

— Ладно. Успокоимся… — поднял руки Рыба. — Ну? Бабка. Что скажешь? — продолжал «правая рука».

— Что тебе надо?

— Ты сама знаешь — что.

Бабка устало выдала переговорщику:

— Ладно. В загадки вы тут между собой поиграйте. Без нас.

И слегка тронула машину, собираясь слиться с высоких переговоров по английский.

— Стой! Я что, на весь улей должен объявить о твоей тайне?!

Бабка придавила газ.

— Карта! — заорал Рыба.

Бабка остановилась. Недоуменно посмотрела на товарищей.

— Из–за этой карты, столько шума?

Сдала влево, снова повернувшись бортом к мужику, стоящему посреди ковылей.

— А что в ней такого? Что сам Цезарь!… Послал такого высокого!… Но такого тупого представителя.

— Это не твоё дело! Она ему нужна! Остальное тебя не касается!

— И какова цена вопроса?

Рыба криво усмехнулся.

— Цезарь берёт то, что хочет.

— То есть, я так понимаю, — это ограбление?

— Понимай, как хочешь. Но карту я получу, так или иначе.

— Давай уточним. Ты забираешь карту. Я, взамен, не получаю ничего. Потом ты убиваешь меня и моих друзей. И все довольны. Так?

— Ну, Бабка, ты преувеличиваешь мою кровожадность, — усмехнулся Рыба.

— Не юли, га*дон! — рявкнула Бабка. — Я спрашиваю, — Так?!

Стволы снова уставились на переговорщика.

— Если вы меня убьёте, мои бойцы начнут стрелять.

— Тупой долб**б! Его не трогать! Остальных мочим!

Загрохали выстрелы. Пулемётчика выкинуло из кузова. Лобовые стёкла пикапа рассыпались на мелкие осколки. Капот, истыканный пулями, выпустил облако пара.

Рыба, пригнувшись, метнулся от багги.

Бабка нажала на газ. Пепелац рванул с места, лихо выбросив из–под колёс ковыльные стебли и комья глины. Машина помчалась назад, на запад. Скорый, встав коленом на сиденье, положил цевьё на спинку. Ждал. Первым из–за холма вылетел броневик. И, схлопотав тяжёлую пулю в двигательный отсек, встал колом.

Следом на горку, как чёртик из коробочки, вылетел пикап. Над головой у Пашки громыхнул одинокий выстрел, и грузовичок, резко приняв влево на склоне, кувыркнулся через крышу и замер колёсами кверху. Пулемётчика придавило бортом, и видимо насмерть.

Беда сказала:

— Я, вроде бы, попала. В водителя.

Все в один голос одобрили:

— Молодец!

Но Бабка добавила:

— Беда. Чего же ты такая непослушная? Тебе же сказали — сидеть… Ну ладно… Минус восемь.

Пашка поднял винтовку, нашалил крестик дрона и одним выстрелом разнёс его на куски.

И тут в поле, слева, метрах в сорока от них, грохнул взрыв.

— Миномёт! — заорал Шило.

Машина взревела отпущенным на свободу выхлопом и ушла резко вправо.

— Блин! — орала Бабка. — У нас ответить нечем!

— Козлы! Заденут неваляшку… Я им яйца поотрываю! — сквозь рёв мотора вопил Шило.

Скорый заметил движение ствола пулемёта на броневике. Вогнал пулю в щель пулемётного гнезда. Причем — почти не целился. Просто подумал — туда! И ствол аэсвэкашки как бы сам навёлся, куда надо.

— Стой, — заорал Скорый, — Бабка, стой!

Багги пошла юзом на тормозах.

— Ложись! — кричал Пашка. Впереди, метрах в тридцати, с коротким подвыванием, упала и разорвалась следующая мина. Целили с упреждением.

— Твари, — шипел Скорый, передёргивая затвор.

Один боец–миномётчик уже подносил к стволу новый снаряд. Пашка приложился к прицелу. Боец вставил хвостовик в ствол и разжал руки. И Пашка нажал на спусковой крючок. Он успел увидеть, как смялась горловина трубы, перед тем, как полыхнуло и грохнуло. Рвануло так, что броневик юзом отъехал в сторону, а валяющийся кверху колёсами пикап, ещё раз кувыркнулся и встал «на ноги».

— Минус два, — посчитал Дугин.

— Минус три, — поправила Бабка.

— Значит — один остался?

— Да. В броневике сидит. Поехали, посмотрим. Так. Все окрысились! Скорый, держи на мушке пулемёт.

Развернувшись, Бабка потихоньку, осторожно, поползла к месту побоища.

Внизу, на полу машины, Беда попросила:

— Шило, слезь с меня. Придавил.

Уселась на место и тут же подскочила.

— Ай! Ай!

— Что? — кинулся Пашка. — Что случилось?

— Я на что–то села!

— Куда руками! — рявкнул Дугин. Сам полез, осторожно прощупал сиденье. В набивке торчал горячий осколок. Он выхватил железяку и, перебрасывая из руки в руку, выкинул за борт.

— Сильно обожглась?

— Да, — скуксилась Маша.

— Давай суда твою попёнку. Становись на четвереньки.

Беда послушно встала коленом на сиденье, повернувшись кормой к Пашке. Тот, прямо через камуфляж проверил повреждение. На бедре, чуть ниже ягодицы, образовался волдырь и ухитрился уже лопнуть.

— Козлы, — ругался Скорый залечивая «боевое ранение».

Все терпеливо ждали, пока он не вылечил Машкину задницу.

Бабка выудила из сумки между сиденьями большой марлево–ватный тампон.

— Засунь в штанину, намочила сукровицей.

Подъехали. Никто не выскочил из броневика. Нигде не стукнуло, не брякнуло.

Все вышли, подошли к задней двери самопальной бронированной телеги. Бабка постучала.

— Тук, тук, тук. Кто в теремочке?

Тишина.

Шило предложил:

— А давай я в пулемётное гнездо гранату кину?

— А давай, — согласилась Бабка.

Шило полез на броню. Из недр машины закричал Рыба:

— Не надо! Я выхожу! Не стреляйте!

Бабка заворчала:

— Нужен ты мне, патрон не тебя тратить.

Дверь щелкнула и выпустила помятого «переговорщика».

Бабка прищурилась и спросила:

— Что ты там говорил, про кровожадность?

Потом повернулась к мужикам.

— Ребята, а привяжите–ка его к сиденью. Чтобы не мельтешил.

Короткий и Шило завернули Рыбе руки и потащили его к багги.

— Куда! — остановила Бабка. — В броневик, давайте. Потом отмывай от него пепелац, — и пошла в свою машину.

Рыбу попёрли в десантный отсек. Бабка вернулась с бельевой верёвкой.

— Приматывайте.

Посланника Цезаря зафиксировали на боковом сиденье по рукам и ногам, и уступили место Бабке.

— Ну, рыбка, давай побеседуем. А вы мужики соберите трофеи. Скорый, останься.

Повернулась к пленнику.

— Давай порассуждаем.

И засадила Рыбе жесткую пощёчину. Тот зашипел:

— Вы все тут покойники. Понятно? Вы все — трупы, мать вашу.

И получил ещё раз в рыло.

— Я же сказала — «порассуждаем», а не «поёрничаем». Скорый, заткни ему пасть.

Скорый огляделся, открыл аптечку на борту, достал валик бинта и попытался засунуть в рот Рыбе. Тот вертел башкой и не давался.

— Ну–ка отойди, — скомандовала Бабка. И достала армейский нож.

— Рыбка, открой ротик. Ты же не хочешь испачкать своими слюнями мой новый ножик? Правда?

Рыба сверкнул зенками, но покорно открыл пасть. Один свёрток бинта исчез во рту. Вторым обмотали голову, чтобы не выплёвывал. Бабка довольно покивала.

— Рассуждаем дальше.

И с размаху врезала ещё разок Рыбе по уху.

— Итак. Цезарь посылает своего помощника за картой. Которая находится у меня. Пока что всё логично?… Хорошо. Идём дальше. Поскольку с Цезарем я давно знакома и знаю его натуру… Он не стал бы рисковать людьми. Которых, кстати, у него не так уж много. Он просто купил бы эту карту, тем более она не так уж и дорого стоит. В том месте, что указано на карте, не россыпи добра, чтобы портить отношение со мной. Какой вывод? Чего молчим?!

Она снова развернулась и врезала Рыбе по морде.

— Ты что молчишь, тварь?!

Пашка подсказал:

— У него рот заткнут.

— А-а. Ну да… Извини Рыба. Так вот. Моё предположение, не лишённое некоторой логики… Цезарь отсыпал тебе споранов… Или даже дал несколько жемчужин, для покупки информации. Впрочем нет, жемчужинами он разбрасываться не стал бы… Но! Но!

Она склонилась к лицу Рыбы.

— Но мы же умные… Мы же хотим и службу исполнить и кое–что в карман себе положить. Так?… Не молчи, тварь!

И снова врезала Рыбе по лицу, как по боксёрскому мешку. Тот с ненавистью сверкал глазами.

— Так. Ладно. Я спокойна… я спокойна… я спокойна. Теперь — главный вопрос.

И она заорала Рыбе в лицо:

— Где спораны, сука?!

Рыба зло прищурился. Скорый вышел из броневика и пошёл к Короткому, сваливающему броники в прицеп.

— Короткий, у нас молотки есть?

— Да. Тебе большой, маленький? Зачем они тебе?

— Рыбу пытать буду.

— А! Ну это дело святое. Пошли.

Он дал Пашке небольшой, на сто граммов, слесарный молоточек. Тот вернулся в броневик. Бабка красная от злости металась перед Рыбой.

— Он молчит! Паскуда!

— Сейчас, сейчас, — успокоил Скорый, стягивая с Рыбы берцы и носки. Вытащил у того из варежки кляп.

— Ну что, мужик, теперь моя очередь. Итак. Где плата за карту?

— Да отсоси ты!!

Пашка легонько врезал молотком по голому мизинцу.

Как бедняга орал! Со слезами и с визгом. Скорый ждал. Как только Рыба замолчал, Паша повторил по другому мизинчику. Крика не вышло. Рыба выключился. Дугин приложил руки к голове пленного, подстегнул процессы. Рыба очнулся.

— С добрым утром, рыбка моя, — приветствовала Бабка. — Как самочувствие?

— Да пошла ты…

— Не хами женщине, — укорил Пашка. И врезал по безымянному. Тоскливый вой разнёсся далеко по степи.

— Может, отдашь, бля, свои сокровища без членовредительства, и разойдёмся? — спросила шефиня. — Нет, если ты мазохист, то конечно — другое дело… — Погоди, Скорый, — остановила она замахнувшегося Пашку.

— Ты меня… Всё равно… Не отпустишь… — хрипел пленник.

— Слово даю. Отпущу. Ты меня знаешь. Я слово держу.

— В кабине… На потолке… Обшивку оттяни.

— Молодец. Давно бы так.

Пашка ещё раз врезал Рыбе по пальцам ноги. Тот опять завопил на всю казахстанскую степь.

— А это зачем? — спросила Бабка.

— Уточнить хотел… До диез второй октавы, — объяснил Скорый. — У меня слух.

Вскрыли тайник, нашли мешочек с двумя горстями споранов.

— На пяток автоматов… — отреагировала Бабка. — Стоило такое жизней этих парней? — кивнула на раздетых покойников.

Крикнула остальным:

— Ребята, вы закончили?!

Подошла Беда:

— Да, шеф. Готово. Прицеп упаковали. Я что спросить хочу…

— Спрашивай, деточка.

Беда помялась, помялась.

— …Ладно, я потом спрошу…

Бабка вздохнула.

— Ох, молодёжь… Шило! Шило! Иди, отвяжи засранца в броневике. Твои узлы хрен распутаешь. Только не режь! Верёвка пригодится… Ну что, поехали дальше…

Направились к машине, расселись. Грохнуло два выстрела. Подбежал Шило. Подошёл к сидящей с автоматом, стволом в небо, Беде.

— Машенька…

Все остолбенели. Смотрели на Шило, разинув рот. Не «Беда», а «Машенька»!

Тот тоже смутился от своих слов. Но продолжал.

— Смотри, какая штука. Нравится? — и протянул девушке позолоченный «стечкин», с инкрустированной серебром рукояткой.

— Ты что, Рыбу шлёпнул? — поинтересовалась Бабка.

— Нет, ты же не приказала. Это я его пистолет проверил. Работает как часы. Точность уникальная. Держи Беда.

Он вытащил у девушки из кобуры свой пистолет и вставил туда презент.

Бабка хохотнула:

— Свадебный подарок. Горько! Беда, ну что ты такая кислая? Тебе золотой пистолет подарили, а ты…

— Я сегодня человека убила.

Все помолчали. Но Пашка поправил.

— Ты убила не человека, а бандита. Иначе он убил бы тебя. Мы все гордимся тобой.

Всё покивали как болванчики. А Бабка объявила:

— Беде причитаются премиальные. Ну, что — едём?

Павел, остановил:

— Подождите. Беда, подставь голову.

Та сняла шлем и наклонила рыжую копну под его руку. Пашка «снял» с неё страх, удалил смятение и добавил самоуверенности. Такие операции получались у него с каждым разом всё лучше и лучше.

— Давайте остальные. Просто протяните руки.

Старожилы посмотрели на него, как на брякнувшего несусветную глупость.

— Зачем?!

А Шило добавил:

— Скорый, я тут уже четыре года, бляха–муха, смерть раздаю. Ты от чего меня лечить собрался?

— Ну, как хотите…

И они тронулись.

Проезжая мимо относительно целого пикапа, Бабка достала пистолет и, почти не глядя, выстрелила в переднее колесо. Пикап со вздохом присел набекрень.

Отъехали метров триста и Скорый спросил:

— А этот… Рыба… Что с ним будет?

— Ну, я же его отпустила, — объяснила Бабка, — как и обещала. Пусть идёт… Далеко, правда, не уйдёт.

Все уставились на неё в недоумении.

— С севера небольшая стая прёт. Они же там нашумели. Из миномёта начали палить. Придурки… Улей такого не прощает… Кстати! У меня к тебе, Скорый, вопрос. Тебе не кажется, что ты слишком спокойно и профессионально пытаешь людей?

— Это не человек… А что «спокойно»?… Так я через девяностые Российские годы прошёл. Мы с другом учились на одном факультете, и вместе автомастерскую открыли. У нас шесть раз пытались бизнес отжать. Шесть раз!… Мы не отдали… Всякое бывало. Бывало и так, как сейчас…

Народ понятливо покивал.