Город сестёр

В полис приехали только часам к десяти.

Тянулись медленно, пристраиваясь к скорости фуры, осторожно ползущей с грузом искалеченных операциями людей. В пути останавливались, кормили доноров и раздавали живец. Всех недвижных повторно укололи спеком.

В Полисе начали натягивать палатки. Особо тяжёлых увезли в школу. Разложили по классам. Пришли два городских знахаря и начали лечить увечья. Володенька метался по зданию. Бабка ему строго сказала:

— Вова, не мечись бестолку. Организуй медицинскую службу.

— А Ванесса Витольдовна занята?

— Её убили, Вова.

Владимир побледнел и тяжело прислонился к косяку.

— Как убили? Как…

Бабка тяжело выдохнула:

— Убил один придурок. Палмер… Или как его там…

— Парсон?!

— Да.

— Сволочь! Где он?! — на глаза парня навернулись слёзы. — Где он тварь?!

— Короткий его убил… Ладно, Вова. Управляйся тут. Я чуть позже подъеду.

К палаточному городку тянулись люди. Спрашивали — чем можно помочь. Помощи никакой не требовалось, но было приятно, что совершенно посторонние имунные беспокоятся о судьбе освобождённых.

Приехал Корень.

Корень, это начальник команды по борьбе с чрезвычайными ситуациями. Он осмотрел палаточный городок, поспрашивал кое–что и удовлетворённый укатил в свою контору.

Скорый пошёл искать Танечку. Тьма и Габри кошеварили в армейских котлах. Пашка подошёл, обнял, постоял так молча. Девушка, из кольца его рук спросила.

— Паша, что–то случилось?

— Ванессу убили.

Таня ахнула, уронила половник.

— Где она?

— В пепелаце.

Тьма и Габри бегом помчались к багги. Там уже стояли Шило с Бедой. Машка плакала взахлёб. Девчонки тоже заутирали слёзы. А Короткий так и сидел замерев, с остекленевшим взглядом.

Приехали Алмаз с Фуксом.

Оба сияли, и начали было поздравлять Бабку. Но та остановила:

— Не до поздравлений мне.

— Что случилось?

— Ванессу убили.

Начальство удивилось:

— Какую Ванессу.

— Ванессу Витольдовну Мазур… Я хочу похоронить её с почестями.

— Погоди, — вступил Фукс, — она в розыске. Какие почести…

— Это она у вас в розыске. А на самом деле, именно она всё это, — Бабка обвела пальцем палаточный городок, — и организовала. Два года работала над восстанием. Я хочу, Алмаз, похоронить её со всеми почестями, как героя.

Алмаз посмотрел внимательно на Фукса:

— Саша, ты у себя укрывал человека, которого объявили преступником?

— Да. Я просто знаю немного больше, чем ты.

Алмаз сердито засопел:

— Конспираторы хреновы. Могли бы и поставить в известность.

Повернулся к Бабке:

— Ты знаешь, Мила, народ может не понять…

— А ты скажешь, что она работала по твоему заданию.

— Да. Это правильно… Чёрт… Вот, кто бы мог подумать…

Фукс спросил:

— Тут все доноры.

— Нет. Ещё в школе, особо тяжёлые.

— Ты знаешь… Мы тут Авраама привезли. Мужик умолял. На коленях стоял. Где–то здесь его Полинка. Если, конечно, жива.

— Как её кличут?

— Полиной и кличут. Архипова она.

Бабка снова полезла на броневик. Выстрелила в воздух. Закричала звонко.

— Есть тут Полина?! Полина Архипова!

— Её в школу увезли, — крикнул кто–то.

— Поехали в школу, я заодно проверю — как там.

Бабка уехала.

Скорый потрогал Короткого за плечо.

— Аркаша, надо Ванессу занести в дом.

Тот непонимающе поднял глаза.

— Аркаша, Ванессу в новый дом Беды надо занести. Чего она на улице–то…

Короткий как лунатик вылез из пепелаца. Отвёл руками кинувшихся на помощь Шило и Беду.

— Я сам…

И понёс свой скорбный груз в жильё.

Положил покойницу на новую кровать. Шило уже озаботился двухспальной. Что делать дальше, никто не понимал. Пашка вдруг вспомнил о отце Ефреме.

— Шило, брат, сходи к столярам, пусть гроб сделают. Только длину замерь. Хорошо?

— Сделаю, Скорый. А ты куда?

— В церковь.

И он подался со своими нерадостными вопросами к храмовнику.

На душе было гадко.

Нет, он конечно предполагал, что будут потери. Он даже предполагал, что будут большие потери. Но не так же нелепо! Чёрт возьми!… И не Мазур же… Ну, он сам. Ну, Короткий. Ну, кто–то из подполья… Но только не эта женщина.

В церкви был народ.

Отец Ефрем беседовал с двумя девицами. Ещё несколько дам стояли перед амвоном и молились на иконостас.

Пашка подошёл, извинился:

— Святой отец, у меня к вам два дела.

— Да. Я вас слушаю.

— Мы грохнули ферму, к такой–то матери. Вывезли всех доноров оттуда. Где–то около семисот человек. Мне кажется им нужны слова утешения.

Отец Ефрем приосанился:

— Где страждущие?

— Они в ограде дома Векселя. Знаете, где это?

— Да, знаю. Я сейчас подойду.

— И ещё… У нас женщину убили при освобождении…

— Бабку! — ахнул Ефрем.

— Нет, нет. Бабка жива и здорова. Убили Ванессу Витольдовну Мазур. Женщину, которая организовала всю эту операцию по освобождению.

— Погодите, сын мой. Но ведь… Ведь Мазур Ванесса… Она же преступница. Она же в розыске.

— Весь этот розыск — фикция. Ей надо было как–то укорениться на ферме. Стать там своей. Вот и…

— Я понял. Это выходит… Эта женщина — герой?

— Да, святой отец. Надо как–то организовать похороны по православному обычаю.

— Подождите секунду.

Поп извинился перед паствой, выпроводил женщин из церкви, закрыл её на амбарный замок и, почти бегом, помчался на улицу Энтузиастов, к горелому дому Векселя.

Скорого встретила Бабка:

— Паша, тут есть человек пятьдесят, я не считала, из Заозёрного. Человек тридцать из Комаровки. Все ходячие. Человек десять из Акана. Четверо из Голицыно. Надо их сегодня отвезти… Двое из Воскресенок.

Посмотрела внимательно на Пашкино лицо, с синими кругами под глазами.

— Если ты устал, то я сама свожу.

— Я не устал, Мила. Мне плохо. Да и тебе, думаю, не лучше. Только, раз мы уж взяли на себя ответственность…

Усадили в один автобус за руль Шило, в другой одного подпольщика, и, под охраной пепелаца, поперли развозить освобождённых по домам.

Промотались до вечера.

И всю ночь просидели у тела Ванессы.

Под утро, Пашка плеснул всем энергии и бодрости, сам нажрался живца, и продолжил следующий день.

* * *

Всё было красиво.

Мазур одели в белое свадебное платье, в котором она собиралась выходить замуж за Короткого.

Пригодилось.

Похоронить решили в центре Полиса, на площади Ленина. Такого никогда не было, но Ванесса сделала достаточно, чтобы лежать после смерти на этом месте.

Отец Ефрем устроил из похорон торжественное и даже величественное событие.

Народу собралось, человек с тысяч пять.

Алмаз выступил с речью. Он говорил о самоотверженности этой женщины, которая по заданию власти Полиса, внедрилась в систему ферм, и уничтожила их главную базу, которая находилась в настоящем мире. Теперь внешники не скоро построят новую. А уж в Улей они не попадут никогда.

Он обещал установить на месте захоронения Мазур монумент и объявил конкурс на лучшую композицию надгробья.

И тут Пашка испытал давно забытое чувство внимательного взгляда из ниоткуда. Возник образ Мазур и ощущение вопроса. Тьма и Беда насторожено посмотрели на Скорого. Тоже почувствовали присутствие Улья.

Скорый вздохнул, сосредоточился и отослал картинку с неподвижно лежащей Ванессой. Долго ответ не приходил. Но потом возник образ падающей и исчезающей Мазур.

— Да, — ответил Пашка в тишине, — она прекратила существование.

Стоящие рядом посмотрели на него удивлённо.

И тут земля под ногами дрогнула, и солнце начало тускнеть.

Дугин устало сказал в пустоту:

— Не надо. Этим ничего не исправишь.

Земля дрогнула ещё раз, и солнце вернуло себе прежнюю яркость.

Алмаз насторожено смотрел на Скорого. Да и все, кто слышал этот диалог, уставились на Павла.

— Она дружила с Ульем. Она была его единственным другом… Это он так горюет…

Поминки устроили там же, на площади. Народ шёл до самых сумерек. Могилу завалили полевыми цветами. Просто гора из цветов.

Уже по темноте разошлись.

Короткий остался. Он вообще весь день сидел сначала у гроба в доме, потом на табуретке у могилы. Не ел. Не пил. Только слегка покачивался, как йог во время медитации.

— Идите, я ещё маленько побуду.

Все побрели в новый дом Беды. Бригада, как–то осиротела. Все старались держаться поближе друг к другу. Так и шли плотной кучкой.

Где–то в стороне центра Полиса раздался хлопок. Бабка ахнула:

— Короткий застрелился!!

Все рванули обратно.

Аркашка лежал у могилы с простреленным виском. Кровь толчками вытекала из пулевого отверстия.

Скорый упал перед ним на колени и приложил ладони к ране. Разрушения в мозгу были ужасными. Он первым делом остановил кровотечение. Вышел из дара и приказал Ромке:

— Быстро за знахарями! Обещай любые суммы! Только бегом сюда! Я один не осилю!

Ромка рванул с места как спринтер. Наверняка, включил своё ускорение. Пашка уже почти выбился из сил, когда Шило вернулся, неся впереди себя знахаря. Потом снова рванул в сторону знахарского тупика и вернулся уже со знахаркой. Отпустил её на землю, а сам рухнул без сознания. Хорошо Беда поймала, не дала разбиться.

Дело пошло бодрее. Знахари работали в полную силу. Пашка тоже сращивал мозговую ткань. Он отпустил Короткого на секундочку, повернулся к Танечке:

— Солнышко… Спек…

Таня достала шприц и уколола Аркашу.

— Танечка… И мне…

Таня повернулась к Бабке, достала у неё из пенальчика шприц и уколола Скорого в плечо.

Спасли.

* * *

Бабка сидела на диване и ревела в голос. Сломалась. Столько времени была железным командиром, а тут прорвало. Она, по–бабьи подвывая, захлёбываясь слезами, выговаривала Короткому:

— Ты меня бросил! Совести у тебя нет! Ты забыл, что Ванка говорила?! Она теперь снова иммунная появится в Юнусово! И что?! Я одна поеду её вытаскивать?! Прошлый раз нам с ней просто повезло! Проскочили! А если второй раз не повезёт?! А?! Я думала — ты мне как сын! А ты меня бросил! И её бросил! Ты её бросил! Совести у тебя нет!

Короткий сидел на стуле с перебинтованной головой. Хоть значительный участок мозга был повреждён, но он сохранил личность и даже помнил последние события. Оправдывался.

— Прости, Бабка… Я не подумал… Мне очень плохо было… Ничего не соображал…

Пашка, Шило и два знахаря валялись на полу, в отходняке после интенсивного использования Дара.

Бабка, размазывая ладонью слёзы, обратилась к Беде.

— Машенька, посмотри по карте — когда Юнусово на перезагрузку пойдёт.

Та вышла из комнаты, через минуту вернулась.

— Через двенадцать дней. Кластер быстрый. Период — тридцать два дня.

— Вот! — Бабка снова переключилась на Короткого. — Через двенадцать дней надо ехать, забирать её! А ты!… Разве так можно, Аркаша?! Разве так можно?!

Настроение у всех было хуже некуда. Девчонки притащили освободившиеся матрасы и разместили всех, включая городских знахарей, на полу просторной гостиной.

Так и уснули.

* * *

На второй день, сходили с утра на могилу.

Хотели прихватить чего–то съестного. Но Ефрем сказал, что есть на могиле — грех.

С утра заморосил мелкий дождь. Он весь день уныло мочил землю. Бабка сказала:

— Улей плачет.

Столы накрывать не стали. Раздавали завтрак из котлов в разовую посуду. В палаточном городке осталось около двухсот человек. Остальные разбрелись по Полису. Кто–то просто пошел домой, а кого–то забрали знакомые. В палатках остались только те, кого прямо с перезагрузки поймали муры. Которым просто некуда было идти.

Их надо было куда–то девать. В палаточном городке из–за дождя становилось неуютно. Бабка уехала на стройку, посмотреть — как идут дела и поторопить с жилым корпусом. Всё остальное можно потом.

Вернулась нахмуренная.

— Надо трубы и сантехнику. Надо снова в Отрадный и выносить оттуда душевые кабины, ванны, унитазы… И, главное, трубы. Труб надо много. Потом, — кровати. Кроватей нет.

Горе — горем, но жизнь продолжается.

А Скорый пошел в школу.

И три часа выкладывался, поднимая на ноги искалеченных людей.

Рядом работали городские знахари. Они иногда с удивлением посматривали на Пашку.

А когда тот упал без сознания на пол, рядом с мужиком, которому восстанавливал ампутированную печень, с осуждением покачали головами и продолжили неспешно и рачительно использовать свои дары.

Очнулся он в пепелаце. Танечка сидела за рулём, скорбно поджав губы.

Посмотрел мутным взглядом и снова закрыл глаза. Видеть не хотелось не только никого, но и ничего. Опять ушёл в беспамятство.

Второй раз очухался, когда тащили в общагу. Шило нёс его на руках как ребёнка. Пашка хотел сказать, что он сам способен идти, но снова провалился в забытьё.

Ещё раз он всплыл из небытия под вечер, уже в своей постели. Рядом на стульчике сидела Беда. Она тихо спросила:

— Как ты?

Пашка поморщился в ответ. Что он мог сказать?

Тут же вошла в комнату Тьма, за ней Бабка. Шеф спросила:

— Очнулся?… Слушай, зачем ты так делаешь? Ты что, пытаешься убить себя?

Таня заступилась:

— Он просто устал. Ему надо отдохнуть.

Хоть, как эмоционатор, прекрасно понимала, что дело тут не в усталости. Да что там говорить. Над его тушкой стояли три мощных экстрасенса, — ментат, эмоционатор и сенс. Всё они видели и всё понимали. Им не нужно было врать про жестокую необходимость, совесть, мораль и нравственность.

— Паша… Будь добр, скажи мне пожалуйста, — задумчиво спросила Бабка, — ты зачем сам себя убиваешь? Мне как–то не нравится твой настрой. Я, что? Я что–то делаю не так?

Пашка слегка офигел от такой постановки вопроса.

— Нет, Мила, всё ты делаешь правильно, — язык ворочался с трудом.

— Ну не знаю… Ты же не просто так изводишь себя. Ты же уходишь от какой–то проблемы. От какой–то боли.

Таня мрачно покивала, соглашаясь с Шефом.

Пашка снова скривился.

— Чёрт его знает… Иногда находит…

— Что?

— Девочки, — увещевал Скорый, — не принимайте это на свой счёт. Просто… Иногда что–то ломается внутри. Вот, как сейчас. Жить не хочется.

Бабка подсела к нему на край кровати.

— Паша… Это с каждым так. Каждый проходит через это. Вон Беда… Помнишь?

Скорый покивал.

— Кто–то раньше, кто–то позже.

— А ты?

— А у меня Анька! Как я могу. Мне тоже было плохо. Тоже думала, — пулю в голову и всё. Но Аня, это она меня спасла. Эх… Была бы Ванесса, она бы всё тебе объяснила.

Маша–Беда подсказала:

— Это надо просто пережить. Перетерпеть. Сколько мы с тобой уже здесь?

— Сорок пять дней.

— В отпуск надо. Надо просто отдохнуть.

Пашка горько усмехнулся:

— Куда тут в отпуск? Кругом одно и то же.

— А давай в Город Сестёр тебя отправим. Как в санаторий.

Пашка снова усмехнулся:

— А ты, что — портальщик?

— Ай, Паша, не иронизируй. Тут Бекас пару часов назад пришёл. Поедет в Малиновку за коровами. Она, эта Малиновка, завтра в шесть утра перезагрузится.

— Да, — подтвердила Бабка, — нашу Сканию хочет взять.

— Хозяйство расширяет?.. Знаете, если вы все со мной пойдёте, то я согласен.

Бабка подумала–подумала:

— Если всё сегодня правильно организовать, нанять и расставить людей, то завтра можно умотать. Дня на два… Беда, ты как?

— Я не против.

— Ну и славненько. А ты, — она ткнула в Пашку, — иди поешь, и спи дальше.