Город сестёр

Проснулся Пашка рано. Посмотрел на часы — двадцать минут шестого.

Он лежал, уставившись в темноту. В голову полезло нехорошее.

Если рассудить здравомысленно, то возникает вопрос, — А оно ему надо?… На кой чёрт ему этот мир, этот Стикс? Эта смесь улья и муравейника? Эта бредовая ойкумена?

Нет, ну если так — всерьёз подумать… С его семьёй видимо всё в порядке. Дети живы–здоровы. Они там, на месте, в своём настоящем мире.

Лариска…

При мысли о жене сердце вдруг защемило, заныло.

Ларису он любил. Сильно любил. И часто. Почти каждый день. Красивая, горячая баба. Без закидонов и глупых претензий. Может потому, что хлебнула по жизни. А может просто характер такой от природы. Её мать, его тёща, тоже удивительной простоты женщина. Шестьдесят семь старушке. Так она поумней молодых. И Лариска у него тоже — очень умная. Иногда такое посоветует, что и гению в голову не придёт.

Четырнадцать лет прожили. Ребёнок у неё, Виталька, глядя на нормального мужика, пусть и не родного, сразу стал отличником и спортсменом.

Потом родилась Кристинка. Маленькое чудо. Крошечное солнышко. Папина радость. И Пашка всё для неё… Всё…

Накатила тоска. Аж со слезами. И снова встал вопрос — А оно ему надо?

Вся эта беготня, стрельба, погони, эти долбанные муры, эти твари — выходцы из преисподней. Всё это как–то…

Это не нормальная жизнь. Желания жить у него совершенно не было.

Может так же как Машка… Даже ещё проще — из апээса пулю в балду, и привет. Можно ещё проще — выйти на черную речку и потерять сознание. Насовсем. А то, тут глядишь и дырка в башке может зарасти. Жить Пашка отчаянно не хотел. Без Лариски, без Кристинки… Нет. Не хотел.

Бабка со своей бригадой тут уже уйму времени обходились без него. Обойдутся и дальше.

Маша… А вот с Марией всё сложнее. Хоть она не выросла у него на руках, и даже у него на глазах. Так… Соседские детишки. Но сейчас она единственное, что связывало его с той, нормальной жизнью, с памятью о семье, доме, счастье.

— Эх Машка, Машка, — думал Дугин, — как же тебе не повезло. И повезло одновременно. Это надо же было так попасть девчонке. В такой жуткой дыре оказаться. Ну ладно, хоть выжила.

Пашка представил — что почувствует Беда, если он прикончит себя и решил — нет.

Поживёт ещё. Уничтожить свою боль и тоску вместе с самим собой, он всегда сможет. В любой момент. Но надо свою смерть приберечь для серьёзного случая. Распорядиться своей кончиной хозяйственно. Как последний аргумент в какой–нибудь заварушке. А их, заварушек этих, впереди будет ещё ох сколько. Тут за три дня навалилось столько приключений, что там, в нормальном мире, на всю жизнь бы хватило.

Он решил — ладно, поживу. Ради Машки. По крайней мере — есть, за что цепляться в жизни.

Дугин осторожно поднялся, чтобы не разбудить больных, и тихо вышел из бункера.

На дворе чуть светало. Над речкой тьмы висел туман и отсвечивал зеленью. В нём, как в жидкости, плавали светящиеся точки, беспорядочно клубясь и перемешиваясь. Иногда между этими светлячками проскакивала фиолетовая искра. И тогда, со стороны ленты мрака, доносился негромкий щелчок.

Кроме этого щёлкания, ничто не нарушало тишину. Ни пичуга не свистнет, ни кузнечик не стрекотнёт.

Пашка нашёл в развалинах кухни эмалированное ведро, набрал два раза из колодца и вылил в бадью у колодезного сруба. Наверное, поилка для скота.

Разделся до пояса и всласть побулькался в прохладной водичке, разогнал кровь.

Потом вернулся в бункер и сварил пятилитровую кастрюлю риса с тушёнкой и такую же компота.

На запахи проснулась вся бригада.

Скорый объявил час лечебных процедур и принялся сращивать кости и наращивать мясо у раненных. Перестарался. Пришлось снова лечь на свой матрас и минут пять–десять отлеживаться, прихлёбывая живец.

Очухался достаточно быстро. Он вообще, все меньше и меньше уставал от применения знахарского дара.

Пошел на склад. Господи, чего там только не было. Тащили видимо всё, что в Улье имеет хоть какую–то ценность. Нашёл армейские котелки на всех. Вернулся и устроил завтрак. Бабку пришлось кормить с ложечки, растирая кашу и мясо в клейстер. Жевать та ещё не могла и руками двигала неважно.

А Шило очнулся, повернулся набок с помощью Пашки и, с горем пополам, поел сам. Руки у него работали. В отличие от нижней половины. Та отнялась напрочь.

Короткий дометал варево, запил компотом, слез с верхней койки и ухромал. Пашка посмотрел вслед, не стал материться, только помотал головой.

Столько сил потратил, чтобы срастить тому большеберцовую кость, а он нисколько не бережётся.

Потом пришлось тащить Бабку в туалет.

Потом сопровождать туда же Беду, потому что девочка поначалу–то, в горячах, не чувствовала боли, то теперь каждое движение вызывало у неё стон.

Для Шила пришлось делать импровизированную утку. Ходить ему пока было не на чем.

Скорый управился с больными, ещё малость подбросил всем здоровья и пошёл на склад. Так… Присмотреться.

Сразу же наткнулся на АПС в деревянной кобуре. Вернулся в спальное помещение.

— Бабка, я тут ещё одного Стечкина нашел. Возьму себе?

— А зачем тебе два? Впрочем, если хочешь, бери конечно. Бери, что хочешь. Не спрашивай. Там кстати рядом…

Тут Бабка схватилась за лицо, застонала от боли.

Скорый быстренько просканировал её. Челюсть выскочила из сустава. Он взял одной рукой Бабку за затылок, второй за бороду, оттянул подбородок вниз и резко двинул назад. Сустав со щелчком встал на место.

Бабка материла сквозь зубы и Улей, и тварей, и муров, и своё невезение. Вот вроде челюстью человек шевелить не может, а мат выходит вполне прилично.

Потом успокоилась, передохнула, и, осторожно еле шевеля губами подсказала.

— Там рядом Берета лежит… В набедренной кобуре… Проверь. Должна подойти.

— А ещё где–то Короткий обещал калаш, такой же как у тебя. Для Машки. Извиняюсь — для Беды.

— Да, есть такое… Прямо за дверью… На верхней полке…

Пашка полез и обнаружил три штуки АК, раскрашенных в камуфляжку. Вытащил один и поставил у кровати Беды, рядом с Аугом.

Потом спросил.

— Бабка, а вот Шило, он далеко может гранату метнуть?

— Не знаю. Но намного дальше… Чем обычный человек.

— Ага. Если найду гранаты, будет нам лёгкая артиллерия.

— Хм… Я как–то не додумалась… А гранаты в ящике из–под посылки, там же… Под автоматами на полу.

Скорый проверил и действительно обнаружил ящик с эргэдэшками. Двенадцать штук. Отметил, что нужно их захватить с собой.

Опять вернулся к Бабке. Сел на табуреточку и присобачил на вторую ляжку ещё одну кобуру. Вставил туда Стечу. Вошёл, как родной. Встал перед шефом.

— Ну, как?

— Красавец!

— А магазины от калашей здесь есть?

Проснувшийся Шило с трудом повернул голову.

— Тут всё есть. Только поискать…

Пашка поискал. И нашёл магазины под семь шестьдесят две, целую коробку. На нижней полке стояли ряды цинков с подходящими патронами. И он набил ими все обоймы. Двадцать шесть штук. Всё это и ещё пару цинков засунул в свой рюкзак.

Он как–то спонтанно взял на себя заботу о вооружении бригады. Всё–таки он служил в десантуре. Тем более в разведке.

Вернулся к больным и спросил:

— Шило, сколько же времени вы это богатство собирали?

Шило мудро просветил:

— Достаточное количество времени… мы это собирали.

Пашка хмыкнув, пошёл мыть кастрюли и варить на обед гречку. С молоком. И с тушёнкой.

Бабка посмотрела на состав продуктов и не удержалась от подковырки:

— Что, гурман хренов. Распробовал всё–таки Бабкино варево?

— Ох и злопамятная ты женщина.

— Ай, брось. Никакая я не злопамятная… Мстительная только.

Закончив кашеварить, Дугин завернул кастрюлю с кашей в полотенце и оставил её на столе. А сам пошёл посмотреть, что там Короткий делает.

Метрах в ста, в большом то ли ангаре, то ли гараже, сверкала дуга сварки.

Скорый зашёл в этот сарай, огляделся.

Вдоль стены расположились станки. Токарный, фрезерный, сверлильный. В углу, сразу за воротами, навалена куча арматуры и трубок разного сечения. Посредине стояла багги. Короткий, в брезентовом переднике, со сварочной маской на затылке, пожаловался:

— Прослабили, сволочи, снарядом раму. Я наложил шину, но это временно. Придётся весь блок заново вваривать.

— Или новую раму делать.

— Да. Или новую… В случае чего, ты мне поможешь?

— А то! У меня уже несколько идей есть. Хочется реализовать, тэкскать, в металле… Вот у меня к тебе вопрос. А откуда тут электричество?

Короткий сел, погладил раненную ногу.

— Знаешь, Скорый… У нас есть несколько наработок. Можно сказать — открытий. О которых посторонним сообщать пока рано… Но тебе скажу. Электричество — от аккумулятора.

Пашка недоверчиво хмыкнул. А Короткий продолжил.

— Вот когда мы переваливаем через черноту, то теряем сознание. Знаешь почему? Почему вся электроника, попадая во тьму, мгновенно дохнет? А вот выключенной — ничего не делается… Это потому, что все электрические токи в зоне темноты усиливаются в семнадцать целых и три десятых раза. Если в мозгу происходят электрические процессы, то их напряжение возрастает на ту же величину. Были бы мы обычными людьми, мгновенно бы умерли. Но мы не совсем обычные, сам понимаешь. А, кроме того, в черноте меняется структура материи. Но эти процессы мне непонятны… Да и бесполезны.

— Как это «меняется»?

Короткий встал, покопался на полке, протянул Пашке бинокль. Они вышли из ангара, и Короткий ткнул пальцем.

— Посмотри туда.

Пашка приложился к окулярам. На дальнем русле черноты, шириной метров пятнадцать, стоял абсолютно чёрный БТР, как будто вырубленный из одного куска угля. Рядом, прислонившись к колесу и вытянув ноги, сидела антрацитово–чёрная скульптура бойца.

— Увидел?

— Да.

— Всё, что попадает во тьму, становится черным стеклом. Так что, задерживаться в ней не следует. А вот усиление токов я использую. Всё просто. Аккумулятор, преобразователь и провод проложенный вплотную вдоль границы тьмы. Вон та, якобы оборванная линия… Потом через понижающий трансформатор и выпрямитель, подзаряжается аккумулятор. Представляешь? Вечный двигатель.

Короткий хохотнул.

— Когда я экспериментировал, у меня первая батарея так рванула, что пришлось камуфляж выбрасывать. Ох, Бабка и материлась. Но параметры тока и напряжения я успел снять. А дальше — просто.

— Ясно. А, например, экранироваться от этого… поля? Никак нельзя?

— Ты же сам видел БТР. Куда уж больше экранироваться? Только об этом — никому. Эта информация стоит столько, что вся бригада лет сто может жить — вот так.

Короткий показал ладонью выше головы. Потом поморщился и снова уселся, потирая ногу.

— А ты, Скорый, сделай доброе дело. Выпотроши тварей. Пока время есть. Там, под Бабкиной кроватью ящик, в него ссыплешь добычу. Только рассортируй. Вот, возьми мой ножичек.

Короткий вынул из ножен и протянул Пашке свой тесак.

— Смотри, он острый, как бритва. Я потом тебе такой же сделаю.

Дугин забрал мачете и пошел в сторону коттеджа.

Но остановился и обернулся.

— Слушай, Короткий, у меня ещё один вопрос. А как вы это бомбоубежище выкопали?

— А мы его не выкапывали. Его Бабка случайно нашла. Мы уже на Куране полгода обретались, когда подвал обнаружили. Тут какой–то бей жил.

— На каком «Куране»?

— Это село так называется. Куран.

— Ага.

И Пашка побрёл потрошить исчадий.

Когда спустился в подвал с ведром, на дне которого перекатывались трофейные шарики, и выдвинул ящик из–под боеприпасов, Бабка сразу спросила:

— Ну, что там у нас?

Пашка отчитался.

— Две зелёных, одиннадцать красных, пятьдесят четыре чёрные, сто десять споранов, сто пятьдесят четыре штуки гороха и пятьдесят девять ниток янтаря.

— Да… Ничего себе добыча. Дай мне сразу зелёную.

Пашка принёс воды и скормил бабке изумрудный шарик.

Та, после приёма жемчуга, тяжело откинулась на подушку.

— Уф. Голова кругом. Спек, будь он проклят…

Потом посмотрела на Дугина как–то так… Виновато.

— Скорый, ты прости меня.

— Кха, — поперхнулся Пашка. — За что?

— Я могла уйти от боя. Но я понадеялась только на тебя. Без тебя, я бы никогда не стала связываться с бандой муров. А тут, решила рискнуть. Вот и подвела всех… Чуть не погибли.

— Да ладно тебе. Кто не рискует, тот не пьёт это… живец… И не колется спеком.

И они на пару тихо посмеялись. Потому, что Шило и Беда спали.

Пашка провел ещё один сеанс, выложившись по полной. И упал на матрас обессиленный, но со странным чувством удовлетворения.

Трещина в позвонке у Беды затянулась.

Компрессионный перелом позвоночника в шейном отделе у Бабки исчез. Остался только не полностью приросшим остистый отросток. Переломанная челюсть срослась. Сломанная переносица приняла совершенно нормальный вид. Держалась только небольшая припухлость лица.

Переломанные позвонки у Шила окончательно восстановились. Только на ногах мускулы сформировались ещё не полностью.

Так что Пашка вполне справедливо гордился своей работой.

Когда он, отдохнувший, встал со своего собачьего матрасика, Бабка подсказала:

— Скорый, ты сходи к Короткому. Ты ему там зачем–то нужен.

Пашка удивился:

— А ты откуда знаешь?

— Чувствую. У меня, после последней зелёной, как–то… зрение изменилось. Я ещё толком не разобралась. Ещё экспериментирую. Но к Короткому ты иди, а то он сам сюда прителепается.

И Пашка пошёл к Короткому.

Тот выходил из ангара.

— О! А я как раз за тобой собрался.

— Это не совпадение, Короткий, — задумчиво сообщил Скорый, — это меня Бабка послала. Сказала, что я тебе нужен.

Короткий хмыкнул:

— Ты там, что — зелёный жемчуг нарезал?

— Две штуки…

— Интересно, что с Бабкой будет после десятка зелёных. Может она начнёт не только мысли читать, но и диктовать? Ну ладно… Я вот что тебе хочу сказать. Мы всё придумывали, как установить корд, и чтобы ты вокруг него бегал. А если наоборот? Ты сидишь на месте, а Пулемёт вокруг тебя ходит.

И Короткий продемонстрировал Пашке мотоциклетный обод без спиц.

— Вот по такому желобу. А?

— Как ты эту проблему решишь?

— Вот смотри, — и Короткий протянул листок бумаги с чертежом.

— А где подшипники взять?

— Пару с той бедняги, на которой муры сюда проскочили. С передних колёс. А ещё пару с шохи, которая стоит вон в том гаражике. Снимешь? Там подшипники хорошие, герметичные. Инструмент вон в том красном ящике. Съёмник — там же.

И Пашка отправился разбирать технику.

Вернулся с запчастями и с ободом от колеса тракторных граблей.

Короткий обрадовался:

— О! Это хорошая штука. А вторая там не найдётся?

Пашка пошёл и открутил второй обод.

Провозились до темна.

Когда закончили, Скорый встал за пулемёт, повертел его вверх–вниз, вправо–влево. Крутанул вокруг себя. Конструкция исправно работала.

Пашка дёрнул трос доводки, прицелился в старый «Беларусь», стоящий без колёс у ржавой водонапорной башни, резко нажал и отпустил гашетку. Корд стуканул с лёгкой шепелявостью. В блоке цилиндров образовалась дыра от которой побежала сетка трещин. Скорый удовлетворённо кивнул — попал точно туда, куда и целил.

— Ну, как? Нормально? — беспокоился Короткий.

— Более чем.

— Тогда поехали домой. Что–то есть хочется. Мы же только позавтракали.

— Погоди, я апээсы ещё пристреляю.

Пашка подобрал три полиэтиленовых бутылки, и десяток камней. Пошёл установил всё это на валяющемся бетонном столбе отстрелял в сумерках из каждого своего короткоствола по пятку патронов. Пистолеты показали себя прекрасно.

Мужики сели в обновлённую багги и покатили к подвалу.

Ввалились в спальню. Короткий сразу спросил:

— Поужинать есть чем?

Шило беззаботно отмахнулся:

— А вон — Скорый сейчас сварит.

Тот удивился:

— Вы что, всю кастрюлю каши уметнули?

Шило в ответ возмущённо развёл руками:

— Ну, знаешь! Ты уже каши, блин, пожалел!

Пашка пошёл на склад, принёс рыбных консервов и сухарей. Тем они с Коротким и поужинали.

Скорый указал Марие, читающей какую–то брошюрку:

— Беда, не читай лёжа. Зрение испортишь.

Та буркнула:

— Ты прямо, как моя мама. Да чтобы тут зрение испортить это надо глаза повыкалывать. Это же Улей.

Шило одобрил:

— Беда правильно просекла фишку.

Короткий съел скумбрию в масле.

— Ты тут доедай, а я неваляшку пригоню. Её надо разгрузить и спрятать в сарай. Павел быстро доел банку и пошёл помогать. Разгрузили и спрятали.

Закончив все работы, Пашка ещё раз полечил раненных и, уставший, завалился на свой матрас.

Но уснуть не дал Короткий. Он зашипел.

— А, черт! Забыл!

— Что?

— Гильзы! Они же будут сыпаться на головы. Горячие.

Встал и пошёл на склад. Пашка следом.

Короткий нашёл небольшой брезентовый мешок и кусок проволоки шестимиллиметровки. Продев железяку в горловину мешка, он прямо руками изогнул пруток в два крюка. Пошли к пепелацу, и при свете фонарика попробовали установить приспособление на пулемёт.

Получилось. Только рожки Пашка обмотал изолентой, чтобы не карябали воронение.

И изобретатели отправились отдыхать.

* * *

Легли спать рано, решив завтра выехать сразу после восхода.

Но вот — не спалось.

Пашка не выдержал, заговорил:

— Слушайте, а вот куда мы торопимся? У вас в ящике этих жемчугов, просто уйма.

Бабка пояснила:

— Четыре года собираю. На всём экономлю.

— Но ведь можно спокойно жить. Не надрываясь, не рискуя. Глотать «красные», пить горох, расти, совершенствоваться. Какой смысл в этой гонке?

Вся команда молчала.

Потом Бабка сказала в темноте:

— Нам… Мне… Нужна белая жемчужина. Сами мы добыть её не можем. Силы не те. Так что — придётся купить. Сейчас у нас есть средства для покупки. Особенно после твоих «подвигов». Завтра поедем в Полис торговаться…

— С кем?

— С главой Полиса — Алмазом. Но, вернее всего, придётся контактировать с его заместителем — Авраамом.

— Еврей, что ли?

— Не знаю. Да мне всё равно. Мне нужна белая жемчужина. Кровь из носу.

— А что она даёт?

— Она даёт новый дар. Очень сильный дар. Какой? Заранее неизвестно. Но, дело не в этом. Дело в детях…

Беда свесилась с кровати.

— А что с детьми?

— Дело–то, в принципе, даже не в детях, а в их весе. Всё живое, что превышает весом примерно пятнадцать килограмм… Начинает мутировать в тварь. Спасение только в белой жемчужине. Ребёнок, проглотивший жемчужину, становится иммунным. Ещё не обращённый новик, тоже становится иммунным. Не превращается в безмозглое чудовище… А у меня в Полисе — внучка.

Беда ахнула.

Бабка продолжала:

— Ей уже, по земному времени, пятый год. Она живёт у моей знакомой. Её вес пока сдерживают. Строгой диетой. Ограничивают в еде. Но время поджимает. Время заканчивается…

Бабка замолчала.

А Беда наверху всхлипнула.

Шило тоже заговорил:

— Бабке пришлось сына и сноху завалить, чтобы Анечку спасти. Вот такая, сука, проза жизни.

— А где эти жемчужины берут? В каких–то особенных тварях? — не успокаивался Дугин.

Шило хохотнул.

— В особенных?… Ты знаешь, Скорый, я один раз видел такую «особенную»… Не рядом, конечно. Нет… Километрах в пяти. Скажу честно, как другу. Я чуть не обосрался. Скажи, Короткий.

Короткий подтвердил:

— Да, Шило молодец — он не обосрался.

— И что это за… Ну… — Пашка искал название.

— Скажи Шило, — приказала Бабка.

— Эта тварь называется «Скреббер». Только никогда и нигде не говори это название. Вообще не упоминай. Запомнил?

— А почему?

Бабка пояснила:

— Боятся люди. Слишком страшное и огромной существо. Какое–то не наше… Вот смотришь на тварь, на элитника, там, рубера… Я уж не говорю про прыгунов или топтунов. Они, в любом случае, взяли что–то от человека. Две руки, две ноги, голова. Или от земного животного. А те… Скребберы. В них нет ничего знакомого. Вообще, ничего… Вот в них и есть — белые…

— А как их убивают?

— Я не знаю. Ходят группы. Приносят белый жемчуг. Но, если из десятка групп возвращается одна, это хорошо. Да и то не в полном составе.

Пашка спросил:

— Короткий, а у тебя какие–то соображения на этот счёт есть?

— Есть, конечно. Но главное моё соображение, это не лезть в задницу.

Беда шмыгнула носом.

— Мы ей поможем? Анечке?

— Я обязана ей помочь. И я её спасу. Чего бы мне это не стоило, — сказала решительно Бабка.

— Завтра поедем и надерём задницу всему Полису, — объявил Шило. — Ну, всё — я сплю.

И все замолчали. Пашка переваривал свои мысли. Встал к всхлипывающей Машке и усыпил её даже не прикасаясь.

Потом спросил:

— Короткий, спишь?

— Ещё нет. Спрашивай.

— Кто такие «рейдеры» и «трейсеры»?

— Рейдеры добывают то, что появляется в городах после перезагрузки. Продукты, одежду, оружие… Да всё. Всё подряд… Мы вот набрали в Отрадном патронов. Но оставили там ещё много чего. В основном оружия… А трейсеры, это охотники на тварей. Они добывают спораны, горох, жемчуг… Мы занимаемся и тем и другим. Ты видел сколько у нас шариков? Вот. Это в основном выменяли. Наторговали. Но есть и добытые. Ну, давай спать. Завтра за день надо добраться до Полиса. Сто пятьдесят километров.

Помолчал. Потом добавил:

— Да и дохлых тварей надо куда–то… Утилизировать. Провоняют всё в округе.