Гололед

Глава 13 Белорусская ССР, г. Марьина Горка. 1970 год

Прибыл в гарнизон… как домой и очень этому удивился, что то во мне изменилось. Доложились по команде о прибытии и были освобождены до утра следующего дня, для решения личных дел. Решил заскочить к Вере, купил ей подарки в Москве и вообще… Однако, соседушка перехватила меня на выходе из квартиры и вручила запечатанный конверт, испытующе на меня глядя. Поблагодарил и пошел здороваться с цундапиком, соскучился однако. По дороге вскрыл конверт: «Вернулся Петр. Прощай», дата, за день перед нашим убытием в Москву. А ведь я в тот день соседку видел и она не передала записку. Точно, каждая женщина — вещун, жены военных в квадрате. Как точно все таки:

Не убавить, не прибавить, пошел отнес свертки с подарками домой. Оседлал мотоцикл: «Эх, чавела, в галоп родимый», и понесся в Минск. Оттянулся… трудно ли это мужчине с сертификатами в кармане, с которыми доступны и гостиница Интурист и магазин Березка.

Утром, 8.00, был в расположении отряда, где узнал последние новости. Касимов, получил, очередное звание — капитан и принял новую разведгруппу в нашем отряде, на половину состоящую из сверхсрочников. Замом к нему назначили Кириллова, уже старшего лейтенанта. На отдельную офицерскую группу командиром назначили капитана Голба, замом к нему — старшего лейтената Брагина.

— Ну, а тебе лейтенант, пора набираться командирского опыта, — сказал майор Валеев. — пойдешь командиром отделения к Касимову, он за тебя просил.

— Слушаюсь, товарищ майор.

— И еще Лобанов, ты был кандидатом в…, а теперь стал спецназовцем. И чем раньше ты поймешь, что это навсегда — тем лучше. В 9.30 тебе приказано прибыть к командиру бригады. Свободен.

Батя вызвал меня, скорее всего для оценки моего общего морального состояния после «крещения», так сказать. Опытнейший человек и военный, прошедший все ступени армейской службы, он был психологом-интуитом и давал оценку людям, практически, безошибочно. После разговора тет-а-тет за службу, за жизнь, за родителей, он предложил мне связать свою дальнейшую судьбу со спецназом ВС СССР.

В тот же день я подал рапорт по команде, о зачислении меня в кадры ВС СССР. Валеев усмехнулся и подмигнул Касимову:

— Опять Бате придется на бальзам тратиться. Я ему сказал, что в тот же день подаст рапорт. А он сомневался, мол гражданский технарь, они думать будут. А ты разбирайся с отделением и оформляй отпуск. Совет: зам для командира — это все, как сосед по жизни.

Через месяц я летел в Симферополь, в свой первый военный отпуск, уже кадровым лейтенантом ВС.

Строительный бум у Семеныча закончился, подворье пришло в завершенный и очень симпатичный вид. Как раз гостили Борельские с дочерью, ее мужем и внучкой, места в пристройке им вполне хватало. Так же комфортно они помещались и в новенькой Волге, двадцать четверке, (в своих вояжах к морю) с которой Игорь Павлович, чуть ли не пылинки сдувал.

Меня поселили в гостевой комнате и вечером было застолье, в которой гвоздем программы были мой четырехлетний племяш (двоюродный брат) Ванюшка и внучка Борельских — Надюша, которые то не могли поделить персик из множества на блюде, то угощали друг друга всем лежащим на столе. Борельские были у Семеныча, уже второй раз и приглашали меня поездить с ними, но у меня были свои планы.

В Севастополе Аннушка стала красивой и уверенной в себе девицей, перешедшей в выпускной класс и Петруха, ее друг, растерянно наблюдал за этим превращением — утенка в лебедя. Отец защитил докторскую и с нетерпением ждал из ВАКа диплом доктора экономических наук и аттестат на звание профессора (должность профессора кафедры он занимал уже второй год). У мамы многое изменилось, он ушла из школы и стала преподавать в Черноморском высшем военно-морском училище имени П.С. Нахимова. Для чего прошла курсы переквалификации, освоила немалый военно-морской словарный запас, но справилась и была аттестована преподавателем. Сейчас очень довольна, говорит, по сравнению со школой — небо и земля.

С Петрухой поговорили на следующий день, на открытой площадке кафе у Памятника погибшим кораблям. Он спросил не нужно ли мне девяток пострелять? Я рассмеялся:

— Петр, я в неделю минимум цинк расстреливаю из короткоствола. Служба.

И вот здесь мы обрели почву для разговора, несмотря на различие в возрасте. Севастополь и его пацаны — картина маслом. Я ему сказал, что севастопольцев принимать в Нахимовку будут ограниченно — специфика службы. Поэтому пусть пробивает через военкомат направление в Высшее военно-морское училище им. М.В.Фрунзе, или Высшие военно — морское училище подводного плавания им. Ленинского комсомола. А может во Владик в Тихоокеанское высшее военно-морское училище им. С.О.Макарова. Океан — это серьезно.

А в конце разговора я ему сказал:

— Петр ты мужик и я такой же, только старше. Девушки развиваются быстрее мужчин и Аннушке сейчас шестнадцать, а по сути 18–19 в сравнении с тобой. Поэтому терпи друг или не терпи. И то и другое — правильно.

— Я что слепой, она уже год со мной, как с младшим братишкой.

— Вот и я об этом. Ладно, пошли искупаешь меня где нибудь в хорошем месте. Такси за мной.

С отдыхом устроился просто, пошел помощником инструктора на туристический маршрут. Очень хорошо отвлекает от мрачных мыслей. И отощавший, как мартовский кот, вернулся в бригаду готовый нести тяготы службы.

И она понеслась… Юго-Восточная Азия, Ближний Восток, Африка, Южная Америка. А между ними КУОСК от ПГУ КГБ, курсы «Выстрел», Высшая школа КГБ им Дзержинского, Военная академия Генерального штаба им. К.Е.Ворошилова. Так же в промежутке женился-развелся, в Москве не прожили и года, вернулся из командировки, записка: «Если желаешь добра дочери, подпиши» и с извещением о разводе, заявление об отказе от кооперативной квартиры. Подписал, высылал деньги раза в два больше алиментов, так нет — подала на алименты. Лишь бы опозорить, зачем? Осталась только служба и служил — не за страх, а за совесть.

И финишировала она, на афганской стороне, в двух километрах от железнодорожного моста через Амударью, в районе города Термез Узбекской ССР, 15 февраля 1989 года.

Снайперы и корректировщики занимали все главенствующие высоты в окрестности 2–3 км от моста, на обратных склонах заняли оборудованные позиции расчеты минометов 2Б14 «Поднос», у подножья высот самоходные установки «Гиацинт». На дорогах и у выходов из ущелий, патрулировали мотоманевренные группы погранвойск. В небе постоянно находились штурмовики Су — 25, Грачи, за Амударьей были готовы к открытию огня дивизионы РСЗО «Град». В готовности к взлету находились эскадрильи крокодилов Ми-24.

Общее руководство операцией осуществляло высшее командование погранвойск. Приказ был ясен и прям, при малейшем подозрении на противодействие, открывать огонь на поражение, привлекая все средства усиления. Конец нашей военной колонны вступил на противоположный берег, в ее арьегарде отошли наши минометчики и самоходные установки. Через час уйдут погранцы, а за ними и и спецназ.

— Товарищ полковник, вас вызывает передовой пост наблюдения, — доложил связист.

— Гора 1 на связи, что случилось?

— Часть медсанбата из Кабула, на трех машинах, следуют к мосту по шоссе после развилки на Мазари — Шариф. С ними семь трехсотых.

— Как? Лично видел их медсанбат в колонне.

— Говорят делали операцию. Но к ним на хвост сели духи, сразу за развилкой. Лейтенант с отделением, остался прикрывать.

— Какой лейтенант?

— Им дали в охрану отделение разведки из ВДВ. Лейтенант Колесов.

— Как ты сказал?

— Лейтенант Колесов И.С., проверил документы.

— … … …. Кириллов, майор! Что у нас с колесами.

— ММГ ушли, наши грузятся на БМП, на них уйдем через речку. На БРДМ уйдут дозоры и передовое охранение.

— Уходи на моем БТРе, командирском, мне оставь другой, пойду заберу парней десантников.

— Ты что, Старый, еб… ся?

— Мастер, мне плевать, что будет со мной. Это семейное дело. Там племянник (на самом деле двоюродный брат, но разница в возрасте…) собрался умирать, Ванька. А за наших я спокоен, все в норме.

Я достал блокнот из планшетки, почти на бегу чиркнув пару строк приказа. Дата. Время. Подпись.

— Возьми.

— Да подотрись ты им.

— Все же возьми. Это больше для начальства, не для тебя. Все, уходите. Вон медсанбатовцев уже к мосту экскортируют.

Я не успел совсем немного, они вошли в боестолкновение с духами, когда я был километрах в трех от них. Насилуя двигатель машины, я влетел на совсем не заметную возвышенность, пересел к КПВТ и сразу открыл прикрывающий огонь метров с 1200. Духи, намек поняли и сразу расползлись по укрытиям. Выехал перед позицией отделение, закрыв их с фронта и открыл боковую дверь:

— Все быстро в машину.

И получил пулю в живот от обошедших прикрытие духов, которых кто-то тут же накрыл огнем. Повезло, если бы духи выждали, положили бы всех у БТРа. Ваньку несли, ранение в грудь и уже оказали первую помощь, когда его заносили в машину, разжал его руку и забрал РГД-5 с выдернутой чекой. Я сознание не терял, потому увидел подлетевшую БМП и подскочившего ко мне Кириллова:

— Уходите, Мастер, меня не довезете. Потроха вываливаются. Сейчас духи подтянут гранатометчиков и всех сожгут.

— Ты?

Показал ему РГД с зажатым рычагом.

— И Мастер, это люди Большого Узбека. Может у меня есть шанс. Прощай.

Он сразу оценил ситуацию и заорал:

— Все по машинам — отходим, БМП прикрывает. Прощай, Старый, парня довезу.

И я остался один, не надолго.

— Эй, шурави, еще живой? — вопрос был задан на чистом русском языке.

— И тебе доброго здоровья, Темир-ака.

Я узнал голос позвавшего, послышались осторожные шаги и рядом со мной присел на корточки мужчина неопределенного возраста от 50 до 70 лет.

— Что бросили, тебя одного, Тень?

— Почему бросили, выполнили приказ, мне что потроха по дороге раскидывать.

— Ясно, давай гранату, а то сознание вот вот потеряешь.

— Пожалуйста, Темир-ака, — и отпустив рычаг, протянул ему гранату.

Его реакции мог бы позавидовать и молодой парень — он тут же ее отбросил, за ближайшую груду камней. Взрыв и таких изощренных ругательств, я не слышал даже от старых боцманов буксиров. Дослушать не успел — потерял сознание.

Очнулся на кровати, в доме, под капельницей, живот забинтован, боль… но можно и потерпеть. У кровати сидела красивая узбечка, лет тридцати, по головному убору — вдова.

Увидев, что я пришел в себя вышла, через некоторое время зашел Большой Узбек — глава самого авторитетного махалля в городе Мазари-Шариф. В прошлом уроженец города Термез, прошедший всю Великую Отечественную войну в разведке и вернувшийся в родной город гвардии капитаном, командиром разведроты и нищим термезцем. Все, что притрофеил на фронте (рассчитывал собрать на калым невесте), продал местным баям, которые теперь назывались выборной советской властью и поднял семью из нищеты. Уже собирался осчастливить пару вдовушек, как последовало предложение перебраться через речку и стать зятем соплеменника, уважаемого и богатого человека, главы сильного рода в провинции Балх, Афганистан. У вождя не было сыновей и он рассчитывал на внуков, от одного из самых сильных мужчин округи — Темира Умид Карима.

Со временен Темир-ака перебрался в город Мазари-Шариф, построил дом, наполнил его детьми и внуками. В Термезе тоже был дом, построенный им для родственников. Большой Узбек, глава уважаемого махалля и известнейший удачливый контрабандист пяти государств: Ирана, Туркменистана, Узбекистана, Таджикистана, Китая. Война мешала его бизнесу и он был против всех воюющих, придерживаясь твердого нейтралитета.

Ни Гульбеддиин Хекматияр, ни Абдул-Рашид Дустум, ни Масуд Ахмад Шах не смогли его убедить вступить в борьбу против режима Бабрака Кармаля и неверных. И еще он ненавидел, давней ненавистью пуштунов — африди из Пешавара. Еще в первый мой срок в Афганистане, спецназ устраивал подвижные засады на шоссе Пешавар — Кабул в Хайберском проходе. Один раз уничтожили банду пуштунов из Пакистана, промышляющих заложниками. Среди захваченных ими людей был и восемнадцати летний внук Темир — ака — Муджид, студент экономического факультета Кабульского университета.

Когда Темир-ака прибыл в Кабул за внуком, он решил его определить на учебу в Ташкент, мы с ним встретились. После взаимных расшаркиваний, он прямо спросил:

— Чем я могу быть полезен офицеру СССР.

— Ни чем, это наш долг за Гитлера.

— Отец?

— Жив, заканчивал службу у Катукова в 1-ой гвардейской танковой армии.

— Может встречались.

— Вряд-ли. Вы герои-разведчики, воинская элита, а он мазута, всю войну мехводом.

— Таких в живых осталось один из десяти.

— Повезло.

— Получается и мне, и внуку моему, тоже.

С тех пор, мне приходили сообщения, на очень интересующие меня темы о пакистанских пуштунах. А в обратный адрес я отправлял, что сам о них узнавал. Обмен товаром, чисто бизнес. Об этом знал только Кириллов.

— Ну что землячок, ожил. Хорошо, тебе многое предстоит сделать и много нового узнать.

— Твоя воля, но что самое интересное?

— То, что ты чертовски везучий сукин сын. Рана страшная на внешний вид, как оказалась не сопровождалась значительными внутренними повреждениями. Ты через пару дней будешь ходить оправляться сам и вот здесь… будешь сильно удивлен.

— Что! — в ужасе простонал я. — Отрезали?

— Да лишнее, — подтвердил этот садист, — крайнюю плоть и строго по обряду. Теперь ты истинный суннит. Это тебе за гранату.

— Писец…, а что еще?

— У тебя есть жена, моя вдовая невестка Наргиз, она ухаживала за тобой всю неделю, что ты лежал без памяти. Сын привез ее из Герата.

— И то же по обряду?

— А как же, со всеми записями. Ты теперь Искандар Килич Акбай.

— А с сыном, что случилось?

— Случилась пуля, а потом смерть. Пуштунские шакалы. — заскрипел дед зубами, своими зубами.

— Что будет со мной?

— Лечись, плодись и размножайся, ты теперь правоверный. Можешь называть меня дада. Кхе, кхе… — заржал Темир-ака.

Так он наверное ржал, когда устраивал ответную пакость своим фронтовым друзьям.

Несмотря на весь комический трагизм ситуации, я должен был упасть в ноги Темир-ака. Я стал его родственником и за меня теперь может подняться вся махалля.

— Уважаемый дада, вы не скажете, где такая маленькая пачечка презренных американских сто долларовых бумажек? Они была к меня в кармане комка.

— Конечно угил. Пять тысяч ты заплатил за калым, по пятьсот за обряды. У тебя осталось четыре тысячи этих презренных, во всех отношениях, бумажек.

— Ну у вас и расценки дада. Да за пять тысяч можно заплатить калым всем семьям вашего махалля.

— Всем может быть, но не за мою невестку, — скалился старый джинн.

Поговорили, жена покормила, и сынок-муженек заснул.

Через недельку я уже начал потихоньку приводить себя в порядок, выполняя незамысловатый физкультурный комплекс. Гулял, в обязательном при доме каждого правоверного, саду. Родня Темир-ака относилась ко мне незатейливо: не корча из себя близкую родню, ровно, как к доброму гостю.

Каждый день разговаривали с Темир-ака, от него я узнал много нового о событиях на родине. Я конечно чувствовал, что жизнь разворачивается совсем в другую сторону от развитого социализма. Хорошую, плохую, лучшую, худшую — покажет только время. Но ни как не думал, что мою страну ожидает, просто, крах. А виновниками, и инициаторами этого, будут партийные верха и ни кто иной.

— В азиатских странах СССР уже появились баи, — говорил хозяин дома.

— Но они всегда и были.

— Э нет, появились большие баи, которые делят страну на роды и кланы, а главное появились ханы, под чьим внимательным руководством они это делают. Ты член КПСС?

— А как иначе можно на моей должности.

— Вот представь, что партии нет, как править страной? Выборными органами? Но это может быть только прикрытием феодализма. Горбачев выпустил джинна на свободу и только реками крови его можно будет запрятать обратно. А это СССР не позволит никто в мире, все ополчаться против Союза и альтернативой для СССР будет только гибель планеты. Развал страны на республики — не отвратим. И какое место ты займешь в новом мире, мире чистогана и коррупции, которая и не снилась в СССР?

— Армия нужна в любом государстве.

— А ты будешь служить другому государству? Примешь новую присягу?

— Нет, я и так хотел по возвращению подать в отставку. Двадцать лет есть. Насмотрелся здесь на больших военных.

— Ты, что думаешь твоей пенсии хватит на жизнь в новых реалиях? Может когда нибудь потом и то вряд ли.

— Страну начнут грабить. Уже сейчас, в Афганистане, была репетиция. Ты, как думаешь, сколько горючего здесь оставили, сколько продовольствия оружия, техники? На очень многие миллионы, и из этих ресурсов очень большая часть, по пути от государства к государству, испарилась. А денежки осели в карманах больших людей, честных и преданных делу партии. Вернее их сообщников.

— Думаю ты преувеличиваешь, Темир-ака.

— Преувеличиваю? Я преуменьшаю, я это все видел на примерах Афганистана, Ирана, Ирака, Китая наконец. Ты знаешь, что бойцов вышедших из Афганистана в прессе, вашей, называют кровавыми убийцами?

— …

— А те кто отдавал приказы, как бы ни при чем, белые овечки, только не блеют. И их не тошнит от героина, что гнали через СССР в Европу. Как же, секретная операция против потенциальных врагов. А счета тоже секретные, но на предъявителя и в офшорных зонах.

— Ты много знаешь дада. — сказал я уже без юмора.

— Поживи с мое, покрутись в моем ремесле…

— Что посоветуешь, отец?

— Сейчас тебе возвращаться домой нельзя, порвут. Для всесоюзного примера, ты подходящий экземпляр. А вот когда поделятся на республики, вернешься. И среди славянских стран, будут недовольные. А то, что Россия будет приемником СССР, без вариантов. Ей нужно всех остальных, отсечь от нефти и газа и поэтому она пойдет на любые уступки в суверенитетах. А для тебя главное — вернуться сильным, а сейчас это будет становиться синонимом — богатым. И на происхождение капитала, стыдливенько, все чины закроют глаза. За взятку, разумеется.

Пол ночи я думал о словах аксакала и приходил к выводу, что он прав. От этого становилось тошно, всю жизнь служил тварям и даже не замечал этого. Шутил, смеялся, рассказывал анекдоты, но безукоризненно выполнял приказы, получал награды, звания, немалую зарплату. Как теперь жить, как тому же Ваньке я посмотрю в глаза? Когда он скажет: «Дядя Леша, что же это?». Мог бы завыть, завыл, но спецназ отучает от истерик. Обычно летально.

А после полуночи пришла Наргиз и все мысли отлетели прочь, боюсь я был груб поначалу. А затем меня закрутил этот ураган чувственного наслаждения. Да женщины востока, это… женщины. Когда проснулся к полдню, ее уже давно не было, но мне полегчало. И я подумал: «Что ты скис? Будет день, будет пища. Нужен план, вот и думай голова — богатой сделаю.»

В конце концов решил, что буду уходить в Европу. Знаю английский, серьезно изучал арабский, понимаю испанский и французский. Языковой проблемы не будет. Куда пристроиться я уже решил. Остался серьезный разговор с Темир — ака и он состоялся:

— Я решил двигать в Европу, во Францию. Зная арабский язык, всегда сойду за эмигранта из Ближнего Востока. А там видно будет.

— Как пойдешь?

— Через Иран: Мешхед, малой авиацией в в порт Бендер-Аббас, далее пристроюсь на судно идущее через Суэцкий канал. А уж в Порт-Саиде выберу судно идущее во Францию.

— В Мешхед довезу и на самолет посажу.

— А теперь, Темир — ака, скажи, что тебя тревожит и как я могу помочь.

— На вас напали, мои люди, ослушавшиеся моего приказа не нападать на шурави вообще, а тем более на выходе. У них появились друзья от Дустума, которые сейчас, здесь, пытаются диктовать свои условия для всего города. Дустум молодой шакал без чести и достоинства, то он заигрывает с Союзом, то его предает. Но это все еще не главное. Сейчас он устанавливает прямые контакты с первыми людьми Узбекистана и в свете грядущих событий, будет получать помощь напрямую, минуя центр. И тогда он вообще не будет считаться с жителями Мазари-Шариф. Я хочу, что бы он осознал, что это не так.

— Ясно. Где, сколько, как вооруженны, охрана и подходы к объекту — за тобой. Оружие покажешь, хочу выбрать. Нужен помощник.

— Пойдет мой внук, Муджид, ты его знаешь. Больше ни кто, не будет знать. Внук с опытом, не подведет.

— Тогда сегодня и начнем?

— Это будет лучше всего.

— Значит грузимся в твой джип, прощаемся и уезжаем в Мешхед, а ночью возвратимся, на время.

— Хорошо.

У Темир-ака были два Винтореза… нет слов, я ВСС не видел, в Афганистане, ни у кого. Также было четыре ПСС.

— Может у тебя есть ВАЛ?

— Нет.

И ведь не спросил, что это, как же мы прогнили. Уселись за изучение объекта операции. Двух этажный дом с садом, собак еще не завели. У ворот дежурят круглосуточно по два человека, из которых один периодически патрулирует периметр. Третий, на втором этаже ходит по круговому балкону, страхуя патрульного.

Остальные, девять человек, спят на первом этаже в пяти комнатах. Командир отдельно, остальные по два. Для двоих многовато, так и сказал аксакалу:

— Придется вам, Темир-ака, тряхнуть стариной.

— А я и не сомневался.

«Гвозди бы делать из этих людей — не было б в мире крепче гвоздей»[2].

Духа с балкона я снял, когда он пристроил автомат у стеночки и оперся на перила балкона, где и повис. Муджид проехал по проулку, а я выстрелил из Винтореза. Охранников застрелил в караулке у ворот, стреляя с двух рук, они и со стульев даже не успели привстать.

В дом попали с балкона второго этажа. На первом дада сам зарезал командира духов (похоже личное), а я двоих в соседней комнате.

В три остальные комнаты вошли все одновременно, с ПСС в руках… и все. Ничего не брали, вышли и уже окончательно уехали в Мешхед.