Живая степь

Глава 24. Дураки в степи не умнеют

По пути к лагерю баронета моя чуйка просыпалась дважды, и оба раза нам приходилось огибать опасные места. Первый раз троица новичков скептически отнеслась к странному, по их мнению, приказу сделать крюк, однако после появления нескольких десятков молний, засверкавших по прежнему курсу, сомневаться перестали. Мало того, немного оклемавшийся сынок барона даже предложил заключить с ним контракт на пять дней. Разумеется, мы отказались: денег на учебу нам теперь хватало, а если удастся выгодно пристроить добычу, то еще и на безбедную жизнь останется.

К сожалению, в лагерь удалось добраться только к вечеру, поэтому пришлось оставаться там заночевать, хотя мы планировали доехать к перевалу сегодня. За трое суток степь нас порядком измотала. Опять же, и сам перевал требовал еще некоторых усилий. Ленкур собирался преодолеть его за полдня, чтобы к вечеру добраться до жилья.

Месторасположение лагеря было весьма удобным – между двумя горными мини хребтами, вдававшимися почти на сотню метров вглубь степи. Молнии туда не попадали, местное зверье также не беспокоило, а окружавшие с трех сторон высокие естественные преграды позволяли обходиться минимумом дозорных. Вместе с баронетом и двумя вернувшимися с ним бойцами, насчитал дюжину воинов и пятнадцать лошадок. Пытался уговорить его продать нам двух скакунов, но сторговал лишь одного. Правда, баронет обещал даже отдать бесплатно двух лошадок, если мы завтра отправимся вместе туда, где, по его расчетам, осталась добыча, которую сегодня они не сумели подобрать. Пришлось отказаться – мы и так задержались дольше, чем планировали. Еще больше насторожило его «бесплатно». Захотелось как можно скорее покинуть «гостеприимный» лагерь.

Баронет, которого звали Гермус, производил не самое приятное впечатление: это был упитанный молодой человек лет двадцати, примерно с меня ростом, с лица которого не сходила брезгливая гримаса. Полголовы у него спереди было выбрито, а сзади волосы стянуты в «хвост». Усы тонкой нитью сверху огибали рот и внизу соединялись в жидкую бороденку, окантовывая квадратный подбородок.

Сам спасенный не удосужился даже поблагодарить за помощь, вдобавок отчитав Рихтоса за «непомерно щедрую» оплату лечения. Выговаривал ему баронет не при всех, но так уж получилось, что его брань я услышал:

– Не стоило этим ничтожествам предлагать двадцать монет, а особенно – отдавать сразу.

– Я отвечаю за твою жизнь перед бароном, – возразил Рихтос. – Деньги – ничто, а жизнь не вернешь.

– Им хватило бы и десяти, а отцу бы сказали – тридцать.

Слушать дальше желания не было. Тихо, стараясь себя не обнаружить, вернулся к своим, хотя направлялся туда, чтобы переговорить с Гермусом о продуктах в дорогу.

«Этот мерзкий баронет «от щедрот своих» запросто снабдит чем-нибудь протухшим, а потом будем маяться с желудком. Лучше уж продолжим питаться приевшимися, зато проверенными продуктами из шкатулки удвоения».

Еще не на шутку тревожило, что баронет ежечасно вызывал к себе целителя под предлогом ухудшения здоровья. А тому волей-неволей приходилось идти, ведь мы вроде как у того в гостях.

– Ишид, будь осторожнее с Гермусом. Как бы подлость какую не задумал, – предупредил нашего угая.

– Не маленький, разберусь, – ответил тот. – Этот тип мне горы золотые обещает, если к нему на службу поступлю. И обучение в академии – за его счет.

– Не думаю, что рабство у баронета будет слаще, чем у дрегов. Но решать тебе.

Мне не единожды говорили, что угаи излишне падки до богатства, а тут для Ишида открывались грандиозные возможности. Устоит одаренный или нет перед таким соблазном – еще большой вопрос.

– Я знаю, что подписывать бумаги с подобными людьми нельзя. В кабалу не собираюсь. Опять же, как лидер нашего отряда, ты лучше других. Зачем же рисковать свободой?

– Ладно, у нас еще ночь впереди, так что будь начеку. Запросто может попытаться тебя похитить.

– Мы же ему жизнь спасли, неужели…

– Об этом стоит расспросить Ленкура, он местных дворян лучше знает. Мой краткий негативный опыт говорит, что они – те еще твари.

По сути, спасенный сынок барона был первым титулованным, с кем я лично встретился в этом мире, но и интереса к нам местных дворянчиков, из-за которых пришлось спешно покидать заставу, да еще через пробудившуюся степь, хватало за глаза.

«Целителю надо срочно найти учителя, чтобы как можно быстрее получить статус волшебника. Как одаренный, он – чрезвычайно лакомый кусочек для любого, обладающего хоть какой-то властью. Начинаю уже жалеть, что попросил спасти этого баронета. А с другой стороны – как не помочь, мы же люди все-таки…»

Все приготовления к утреннему походу мы успели завершить еще ночью, а расположение лагеря покинули за час до рассвета. Нас попытались задержать на выезде, но хватило одной фразы Ленкура:

– Собираешься чинить препятствия тому, кто спас жизнь твоего господина? – и часовым пришлось отступить.

Когда мы отъехали от лагеря на расстояние, с которого невозможно расслышать разговор, он продолжил:

– Можно двигаться по дуге вдоль подножья гор, а можно по прямой к перевалу, этот путь чуть короче. Выбирать тебе, хоть я и проводник.

Ни первый, ни второй маршрут меня не вдохновлял. Абсолютно. Сначала около сотни метров мы ехали вдоль края степи, затем сменили направление, двигаясь строго на две выдающиеся горные вершины. В обоих случаях меня не покидало стойкое ощущение опасности. И лишь когда свернули вглубь степи, на душе стало спокойнее.

– Уверен, что выбрал правильную дорогу? – усмехнувшись, спросил Ишид. – Может степь просто не хочет тебя отпускать?

– Полагаю, если она действительно не захочет, то я при всем желании отсюда не выберусь.

– Тоже верно, – не стал возражать целитель.

Стараясь наверстать потерянное время, мы подстегнули лошадок. Оставшийся путь преодолели рысью, практически не останавливаясь. Небольшая заминка вышла только на подъезде к перевалу, где тропинку перегораживали три колодца.

Ленкур подал знак остановиться, а затем велел Алгаю выстрелить в один из них из арбалета. Впервые видел, как болт полетел по волнистой траектории, а в конце резко повернул на девяносто градусов и упал на землю, словно наткнулся на невидимую стену.

– Путаник, – мрачно констатировал проводник. – Его нельзя оставлять за спиной.

– И что будем делать?

– Остался последний артефакт, – Ленкур вытащил из кармана цилиндр и подозвал нашего стрелка. – Сумеешь прицельно выстрелить утяжеленным болтом?

– Сначала попробовать нужно, – ответил парень.

Проводник примотал бечевкой артефакт к болту и протянул Алгаю:

– Пробуй, но поторопись, пока путаник не напал сам.

Сделав три выстрела, паренек доложил о готовности.

– Теперь целься в то место, где лежит первый болт, – распорядился Ленкур.

И снова волнистая траектория полета, но на этот раз снаряд угодил в центральный колодец, потрясая степь мощным взрывом.

– А теперь быстро уносим ноги, – пришпорил коня проводник.

Мы последовали за ним. Сначала целитель на приобретенной лошадке, затем я. Замыкали процессию Игун с Алгаем, скакавшие на одной лошади.

Первый раз остановились только посреди горной тропы. Огляделись: и слева и справа скалы, позади – степь, а перед нами – крутой подъем.

– Перевал? – решил я уточнить на всякий случай.

– Он самый, – кивнул Ленкур, облегченно вздохнув. – Добрались-таки.

– А теперь расскажи, что это за три колодца, и почему в них не попасть из арбалета?

– Путаник искажает все пути. Ты можешь зайти в одном месте и выйти в шаге от входа, протопав тысячи шагов по прямой, а можешь попасть в петлю и шагать там до бесконечности, если никто не сумеет вовремя уничтожить все три колодца. У нас был шанс лишь повредить чужака. Спасибо Алгаю и хвала Варду, удалось! Только это позволило проскочить мимо, – объяснил проводник. Судя по удивлению на лицах приятелей, его рассказ поразил всех.

«Сколько же загадок таит этот мир… И даже местные многого не знают, что уж обо мне говорить? Надо побыстрее постигать основы здешней реальности, чтобы не выглядеть идиотом, которому неизвестны прописные истины. Хоть бы книжку какую раздобыть, да найти время для чтения. А то… как следует драться не умею, колдовать – тоже. Разве что танцевать могу, да языкам обучен. И куда с такими навыками – в гувернеры к барчукам?»

Убедившись, что отряд Платона благополучно покинул степь, Ехмед взял курс на деревню Хаши, посчитав свою миссию выполненной. И перед шаманом, и перед самой степью. По приказу деревенского колдуна он должен был привезти в Хаши целителя, когда того захватит дред, но поскольку со своей частью задачи островитянин не справился, Ашид остался на свободе. При желании Ехмед мог бы и сам схватить изгоя и привезти к шаману, но именно такого приказа ему не поступало, а вредить человеку, спасшему жизнь сына, угай не желал.

Опытный охотник, каким являлся помощник шамана, в пределах степи был способен на многое, но старался не показывать всех своих умений. Зачем? Ведь тогда шаман начнет поручать сложные задачи, и придется либо выполнять их, либо покидать деревню, в которой у Ехмеда проживали любимая жена и сын.

Лет двадцать тому, когда юный степняк по роковой случайности отбился от своего племени, перебиравшегося на новое место стоянки, сама степь сберегла одинокого мальчика, в течение трех суток не позволив добраться до соплеменников. Сначала он попал в пылевую бурю, потом сбился с тропы и вывихнул ногу… Когда же парнишка все-таки отыскал стоянку своего племени, в живых там не осталось никого, возле догоревших костров он нашел только человеческие кости. А рядом – до неузнаваемости изменившихся длиннозубов, доедавших останки своих бывших хозяев. У всех без исключения глаза горели синим огнем. Поговаривали, что именно так у скаковых волков проявляется магическая лихорадка – болезнь очень редкая и беспощадная. Как для хозяев, так и для самих животных.

Ехмед тогда от ужаса просто застыл на одном месте и мысленно молился степи, чтобы его не увидели. Так он простоял, не двигаясь, около трех часов, пока не пал последний длиннозуб. После этого случая паренек получил уникальную способность становиться невидимым для людей и животных, имевших магические способности.

Гораздо позже Ехмед узнал и причину гибели целого племени, и своего спасения: шаман кочевников почему-то нарушил непреложный закон степи, приказав убить на охоте одно из священных животных. Мало того, словно издеваясь, устроил по этому поводу пир, главным угощением на котором было жаркое из серебрянорогой лани.

В тот день мальчику было настолько худо, что он оказался единственным среди соплеменников, не явившимся на пир. Может поэтому, в наказание за неуважение к шаману, его одного на следующий день заставили убирать последствия праздника. Обглоданные кости лани он аккуратно собрал и закопал в том месте степи, которое накануне ночью возникло в его сновидении. Видимо, именно эти действия и сохранили ему жизнь.

После трагедии парнишка несколько дней скитался по бескрайним просторам степи, пока не наткнулся на охотников из деревни Хаши, которые предоставили найденышу кров.

Через несколько лет его заметил местный шаман, приблизил к себе, дал статус жителя деревни, а не так давно пожаловал званием достойного. Само по себе это звание особо ничего не давало, просто закрепляло за жителем деревни его заслуги, возводя в ранг особо уважаемых, и позволяло самому единожды назначить статус жителя деревни кому-то из чужаков.

Ехмед воспользовался этим правом для Платона, понимая, что дред от парня не отстанет. А еще бывший кочевник преследовал свою цель. Наблюдая за изгоем, он пришел к выводу, что целитель довольно быстро попадет в беду, если покинет отряд Платона. А в том, что это случится, он, после схватки маленького отряда с пнеобразным монстром, не сомневался.

«Сгубит тебя жадность, Ашид, точно сгубит. Неужели жизнь так ничему и не научила? Ведь ты и изгоем стал из-за собственной жадности. Опять же, эти разговоры с баронетом… Вижу, с какими мыслями ты от него выходишь».

Ехмед за пределами степи терял свои способности. Вне степи он не мог прийти на помощь спасителю сына, да и вообще не собирался становиться нянькой изгою, но еще один Ашиду шанс все-таки решил дать. Потому, подарив статус жителя Хаши Платону, обозначил ответную услугу. У того после перехода через перевал способности, скорее всего, не изменятся. Судя по наблюдениям угая, Платон сумел стать особым любимчиком степи – не тем, кого балуют, а кого стараются сделать сильнее. Видимо поэтому на долю чужака за три дня выпало столько испытаний.

Находясь почти все время рядом с отрядом, угай нутром чуял – помогать необычному бойцу не стоит, разве что в самый критический момент, что называется, за миг до неминуемой смерти. К счастью, ничего подобного не произошло, Платон сам находил выходы из сложнейших ситуаций.

Наблюдая за поединком Платона с дрегом, Ехмед отметил, что любимчик степи обладал неплохими навыками рукопашного боя, однако неумелое использование энергии быстро истощило его силы, да и точность движений оставляла желать лучшего.

Сам Ехмед по наказу шамана почти пять лет осваивал рукопашный бой в крупном селении оседлых угаев. Станами у угаев назывались поселения, подобные городам миригов. В стане Теплого ветра проживало более пятнадцати тысяч человек, и даже имелась школа, в которой молодых парней учили настоящие мастера боя без оружия. В палатке Платона бывший кочевник не смог удержаться от замечания.

«Парень неглуп, должен сделать правильные выводы. А мне нужно решить, рассказывать шаману о единорогах или нет?»

Немного поразмыслив, Ехмед решил, что умолчит о самом загадочном животном. Для спасения единорогов степь призвала своего избранного, тот с задачей справился, и знать об этом другим необязательно.

Сейчас Ехмед легко бежал среди холмов, его выносливость позволяла не снижать заданной скорости часа три. А поскольку в сезон пробуждения даже всадники не торопились, стараясь вовремя рассмотреть опасность, то сейчас угай не отстал бы и от верхового.

«Кстати, о скакунах… До Хаши путь неблизкий. Не поискать ли мне животинку в помощь?»

В эту пору в степи иногда можно было наткнуться на бесхозную лошадку, поскольку люди на ее просторах погибали чаще, чем их животные.

Вскоре до чуткого слуха одинокого путника донеслись громовые раскаты, конское ржание и людские голоса. Похоже, очередные добытчики столкнулись с проблемами. Угай поспешил к месту стычки исключительно из-за лошадей, в надежде немного отдохнуть, если получится продолжить путь верхом.

«Опять молодежь! – мысленно возмущался Ехмед. – Что же вы все сюда претесь, не разузнав самых необходимых вещей?! Деревянных чужаков нужно огнем разить, а не сосульками обстреливать. С ними вообще без магии обойтись можно».

Коряжистые монстры обступили неудачливых добытчиков, стараясь оплести и задушить своими ветвями. Пока один из бойцов удачно отсекал ветки саблей, но тех становилось все больше…

Из четверых горемык в живых еще оставались двое. Угай проскочил незаметным между живых коряг и позволил рассмотреть себя, оказавшись среди окруженных. Он поднял выпавший из рук погибшего арбалет, намотал на болт тряпку, смочил ее спиртом, поджег и поразил ходячую корягу, потом вторую…

Когда бойцы последовали его примеру, Ехмед вернул арбалет, так не произнеся ни слова. Оба одаренных, занятые схваткой, не заметили его исчезновения.

Угай не стал дожидаться окончания схватки – огонь уже перекинулся практически на всех чужаков. Посчитав, что его помощь достойна награды, поймал в степи одну из лошадок и продолжил путь верхом.

«Интересно, у парней хватит ума повернуть восвояси, или после потери двух приятелей продолжат поиски сокровищ? Если пойдут дальше, их уже ничто не спасет. Не зря у нас говорят: дураки в степи не умнеют – они там умирают».