Героика. Сага о не очень хороших людях

Глава 1.4

— Стало быть, — прошамкал беззубый рот, — вы, молодой человек, есть странствующий защитник слабых и обездоленных?

Блеклый камин едва тлел в глубине объемного зала. Ужин подоспел к позднему вечеру, и хилое пламя, для которого явно пожалели дров, с трудом разгоняло сгустившийся полумрак. Барон Сесил Гарибальд Локсли Таттон — тщедушный пыльный старик — восседал во главе длинного стола. Устроившись неподалеку от огня, он отбрасывал тень, по форме напоминающую скрюченный гриб на тонкой ножке.

Виконт скромно потупился:

— Мой долг — служить людям, Ваша Светлость.

— Занятно, занятно...

Дана, сидевшая напротив лорда Генри, бросила торопливый взгляд на столовые приборы. Обитатели поместья имели свои понятия о чистоте, граничащие с общепринятыми. Подняв глаза, девушка увидела бронзовый канделябр, стоящий промеж тарелок. Половина свечей отсутствовали. Оставшиеся — истлели до огарков и едва светили.

— Это вы к месту, к месту… — продолжил хозяин поместья. — Доблестные рыцари — это именно то, что сейчас нам так нужно...

Над камином висела большая картина в раме с облезающей позолотой. Затемненный холст изображал самого лорда Таттона в период расцвета его жизненных сил. Гораздо более молодой и стройный барон гарцевал на вороном жеребце, закованный в сияющие латы. На фоне своего портрета оригинал, сидевший чуть ниже, производил разительный контраст.

— Вы, юноша, напоминаете мне меня самого в вашем возрасте, — сказал старикан, напыщенный как страус. — Я ведь тоже когда-то был искателем приключений...

— Правда?! — встрепенулся лорд Генри. — О, я уверен, Вашей Светлости есть много о чем рассказать!

Сфокусировавшись на главном блюде, Дана с сомнением изучала его содержимое. Курица, зажаренная вместе с лапками, головой и частью перьев, таращилась на нее в ответ круглыми ошарашенными глазами. Судя по ее виду, умерла бедная птица от истощения.

Древний особняк стонал и содрогался от порывов ветра. Доски пола под ногами прохудились. Пыльные доспехи, расставленные по углам, выглядели древними и нечищенными со времен своего выхода из кузни. Откинувшись на спинку стула, барон погрузился в воспоминания...

***

Угрюмая старуха плюхнула миску на щербатый стол перед Хиггинсом. Содержимое было зеленого цвета, с торчащими рыбными костями.

Коротышка восседал на шатком трехногом табурете. Кухня поместья оказалась на редкость тесной, грязной и вонючей, от пола и до потолка заляпанной пятнами неразличимых цветов и происхождений.

Недовольно принюхавшись, он взялся за ложку. По вкусу угощение походило на гороховую кашу с нотками плесени и застарелого жира.

— Мяса нет? — спросил он, заглядывая в глиняную кружку. Та была полной загадочного мутного отвара.

— Не было... — осклабился Аткинс, примостившийся в углу среди мешков с картофелем и луком. — Пока вы не приехали!

Вымолвив эту фразу, дворецкий самодовольно захихикал, умиляясь собственному остроумию. Стоя у дровяной плиты, старуха-повариха размешивала что-то длинным черпаком в кастрюле.

«Ну и зверинец», — подумал Хиггинс, но вслух произнес:

— Выкладывай. Что тут у вас за проклятие?

***

— В юные годы, — начал лорд Таттон, — я, как и вы, мой друг, посвящал свою жизнь скитаниям по миру в поисках сражений, подвигов и приключений…

***

— Даже будучи молодым, старый хрыч не выбирался за пределы Козеля и его окрестностей, — сказал Аткинс, попыхивая трубкой. — Только и делал, что сидел в четырех стенах и читал идиотские книжки про рыцарей и драконов.

Повариха водрузила керамический заварник на серебряный поднос с вензелем дома Таттонов. Хиггинс проводил ее до двери задумчивым взглядом.

***

— Битвы с великанами, орками, ордами нежити. Я плавал за дальние горизонты, взбирался на горные вершины, исследовал зловещие подземелья. Не было пределов моей решительности и отваге! Не было испытаний, перед которыми бы я спасовал! И Бог вознаградил меня за это, позволив по крупице — кровью и потом — накопить мое скромное состояние…

***

— Будучи ленивым и малахольным куском говна, — беззаботно продолжал дворецкий, — Его милость за всю свою жизнь не заработал трудом даже медной монеты. Все, что у него сейчас есть — досталось ему от отца...

***

— ...и вот настал тот день, когда истомленный тяготами странствий, я решил вернуться в отчий дом, — не унимался старик Таттон. — Судьба распорядилась так, что именно здесь я повстречал свою милую и дорогую Беллу. Поверьте мне, друзья, не было на свете девушки прекраснее как душой, так и телом. Однажды, проезжая мимо ее дома на коне, я случайно увидел Беллу на пороге. Глаза наши встретились, и в тот же миг мы полюбили друг друга...

***

— Леди Белла Дунф — покойная жена барона. Родители их были деловыми партнерами и решили женить своих детей по расчету. Они возненавидели друг друга с первого взгляда — как кошка с собакой. Но выбора не было — папаша Его Светлости пригрозил лишить его наследства в случае отказа. Так что наш слюнтяй просто струсил...

***

— Спустя год после свадьбы Господь даровал мне еще одно чудо. У нас родилась прекраснейшая дочь. К моему величайшему горю, моя милая супруга не пережила эти роды...

***

— Ты бы знал, Хиггинс, как старый козел радовался, когда его женушка отдала концы, — встав со стула, Аткинс принялся расхаживать по кухне, заложив свободную руку за спину. — Слава Богу, что младенца удалось спасти. Мы нарекли ее Элизабет, и, поверь мне, ребенок этот стал незаслуженным даром для сего дома. Она не была похожа ни на отца, ни на мать, что невольно наводило меня на мыслишки: а точно ли она — от Его Светлости?

***

— Элизабет выросла умной, здоровой и полной жизненных сил, — лорд Таттон позвонил в стоявший на столе колокольчик. Мрачная старуха поднесла ему портрет в овальной рамке.

— Взгляните сами, — сказал барон, передавая изображение виконту, — здесь ей шестнадцать. За год до ужасающего происшествия.

— Красивая... — мечтательно произнес лорд Генри, вызвав у Даны жгучий всплеск ревности.

— Кто знает, кто знает... — хитро сощурился старик. — Если все сложится хорошо, то, может быть, я даже отдам ее вам в жены...

Приняв из рук виконта портрет, Дана увидела прелестную зеленоглазую девчушку с вьющимися каштановыми волосами. Сидя на стуле с высокой спинкой, Элизабет выглядела так, словно едва сдерживалась, дабы не прыснуть от смеха.

— С малых лет она совала нос куда не следует, — продолжил старик. — Облазила вдоль и поперек родное поместье и его окрестности. Знала здесь каждый укромный уголок... И вот, в одно трагическое утро Элизабет не спустилась к завтраку...

***

— Восточное крыло особняка примыкает к семейной усыпальнице, — выбив трубку в пепельницу, Аткинс встал у окна. Солнце зашло за горизонт, превратившись в оранжевую полоску света. По темному двору маячила сумрачная тень в форме Джейкоба с лопатой и ведром.

— Некий далекий предок Его Светлости выстроил дом подобным образом. Люди тогда свято верили, что живущие обязаны пребывать в неразрывной связи со своими ушедшими предками. Фамильный склеп всегда манил к себе Элизабет. Помню, нередко заставал ее шастающей по восточному крылу. Именно там мы и обнаружили ее в тот день. Бездыханной. Это случилось в год Лошадиной Тыквы.

***

— Никто не мог назвать причину смерти. Врачи и священники терялись в догадках, — горестно вскинул руки лорд Таттон. — Моя бедная девочка была бледной как полотно. Казалось, что она спит, мирно закрыв глаза, и вот-вот проснется. Но она не дышала, и ее маленькое сердце не билось в груди. Мы похоронили Элизабет в фамильном склепе рядом с матерью. Любимое место для игр стало ее последним пристанищем. По крайнем мере, так мы тогда все считали.

***

— Примерно с неделю после похорон все шло как обычно. Затем взошла полная луна, и девочка восстала из мертвых. Впрочем, слово «девочка» больше к ней не подходило. Элизабет обратилась. Вместо милого подростка она стала чудовищной тварью, жаждущего свежей плоти. В ту ночь она вырвалась из усыпальницы. Подняла на ноги весь особняк. С воем убила двоих слуг, разогнала собак, затем пробралась на конюшню и перерезала всех лошадей. В жизни не видел большего страху. Все стены и пол были темными от крови. Благо с восходом солнца Элизабет набила свое брюхо и убралась обратно в свою гробницу.

***

— И после этого вы остались жить в поместье? — спросил лорд Генри.

— Разумеется, — с горечью ответил барон, — куда я денусь? Это ведь фамильные земли рода Таттонов. Я не могу их бросить — это вопрос чести!

***

— После смерти жены и отца Его Светлость спустил почти все свое состояние на шлюх и карты. Поэтому теперь ему некуда деваться, кроме как торчать здесь.

***

— С тех самых пор Элизабет восстает каждое полнолуние и бродит по особняку в поисках добычи, — подытожил свой рассказ старик Таттон. — К счастью, мы смогли изолировать восточное крыло и запереть в нем монстра. Но с каждым разом голод ее становится все сильнее и сильнее. Каждый месяц, когда луна принимает форму круга, мы дрожим в своих спальнях за железными дверями, слушаем ее вой и молимся всем святым, лишь бы моя дочь не сумела опять вырваться наружу.

— Вы обращались за помощью к магам? — спросила Дана.

— Да, подавал запрос в саму гильдию Вальгрена. Эти высокомерные ублюдки снизошли до того, чтобы прислать мне двоих студентов. Можете себе это представить?! Студентов! Этих олухов звали Кригель и Тамос...

***

— Кригель был неприятным тощим типом с козлиной бороденкой и головой лысой как шар, — сказал дворецкий. — Ходил так, словно проглотил аршин, и косился на всех, как на голубиное дерьмо. Тамос — его полная противоположность: лохматый, низенький и толстый. Они с Кригелем явно недолюбливали друг друга. Сцепились как кошка с собакой и спорили друг с другом битый час о том, что же случилось с дочерью барона.

***

— Кригель считал, что на Элизабет было наложено проклятие, обратившее ее в упыря. Дескать, такое под силу человеку, искушенному в вопросах колдовства. Чтобы его снять, говорил он, необходимо провести ночь в усыпальнице, рядом с ее гробом, и остаться после этого в живых. Тогда Элизабет опять станет человеком...

— Кто же мог сотворить такое ужасающее кощунство? — воскликнул лорд Генри.

— К сожалению, я и сам теряюсь здесь в догадках, — развел руками старик Таттон. — У меня не было врагов, меня все обожали...

***

— Это все теща барона — Мара Дунф, — пояснил Аткинс, — старая и богатая ведьма из Елоева. Уже тогда о ней ходили дурные слухи. Люди шептались о запретном знании, о черной магии... Она всегда недолюбливала Его Светлость за глупость и разгильдяйство — не могу ее в этом винить. Когда же он женился на Белле, нелюбовь переродилась в ненависть. И ненависть эта перешла на Элизабет после родов. Старая змея считала, что девочка отняла у нее любимую дочь. Тем более, что носила она фамилию Таттон, а не Дунф, и в глазах Мары была не столько ее внучкой, сколько отпрыском презираемого зятя. Если кто и мог наложить это проклятие, то только она...

***

— Тем не менее, Тамос не согласился с Кригелем. Он утверждал, что дело не в проклятии, а в том, что девочку заколдовал демон-метаморф, и она превратилась в вурдалака.

— Звучит очень знакомо, — произнес лорд Генри. Сунув руку в карман, он извлек маленькую книгу в черном переплете. В сиянии огарков Дана различила тисненое название: «Стань героем легенд за 24 часа».

— «Согласно народным поверьям, метаморфы способны принимать облик животных, птиц и даже неодушевленных предметов, — прочитал вслух виконт. — Человек, попавший под влияние демона, впадает в летаргический сон, который окружающие принимают за смерть. Через некоторое время он воскресает в облике ужасного монстра — вурдалака».

— И что же ваше руководство велит делать в таких случаях? — спросил барон.

— Одну минуточку... — виконт перелистнул страницу. — «Единственный способ расколдовать несчастного — это убить самого метаморфа, наложившего злые чары. К сожалению, сделать это нелегко, так как черная магия демонов оберегает их как от серебра, так и от стали. В то же время, согласно дошедшим до нас старинным гримуарам, известно, что метаморф становится уязвим при условии, если...»

Нахмурив лоб, лорд Генри процитировал фразу на незнакомом языке:

— «...solus qui semen gustavit, furia potest occidere».

— «Убить исчадие может лишь тот, кто отведал его семя», — машинально перевела Дана.

— Юная леди понимает эту речь? — удивился барон.

— Да, это лютин — мертвый язык. Нам преподавали его в Академии. Наставница, леди Винтерс, говорила, что в прошлом он был «языком поэтов и магов».

— Это лишь один из многочисленных талантов леди Лодж, — сказал сэр Генри, вынудив Дану раздуться от гордости.

Вернувшись к книге, он продолжил:

— «Странно, но не встречается ни одного упоминания доблестных воинов, когда-либо осмелившихся бросить вызов метаморфу...»

— Нечто похожее сказал мне Тамос, — презрительно фыркнул лорд Таттон. — Большей чуши в жизни не слыхивал. Идея Кригеля звучала более правдоподобно, поэтому именно ее мы и взяли на вооружение. Впрочем, оба остолопа наотрез отказались ночевать в склепе, дабы снять проклятие. Поэтому я попросил Аткинса тактично выпроводить их восвояси.

***

— Тактичность — это мой конек, — промурлыкал дворецкий, доставая из кармана свинцовый кастет. На каждом из четырех округлых выступов было отлито по букве, образующих вместе слово «ТАКТ».

— И что же вы сделали с монстром? — спросил Хиггинс. Облокотившись на стол, он дослушивал историю со скучающим видом.

— Да ничего. Ни я, ни барон, ни кто-либо из слуг так и не решились проверить идею Кригеля. Поэтому мы выкручивались как могли. Сперва скармливали Элизабет свиней. Оставляли хрюшку в восточном крыле на привязи, а наутро от нее не оставалось и костей. Но свиньи стоят денег, поэтому в скором времени мы перешли на собак. Когда же в округе закончились все шавки, мне пришла в голову идея. «Ваша Светлость, — сказал я старикану, — взгляните, как много развелось ныне доморощенных героев, ищущих приключений на свой зад. Почему бы нам не давать ежемесячные объявления в газету. Мол так и так: нужна помощь истинного храбреца. Проведи ночь рядом с гробом дочери лорда Таттона и сними проклятие. Если сумеешь, то получишь в награду руку и сердце расколдованной баронессы. А если нет, то в этом месяце нам не придется тратиться на свиней».

— Гениально... — проворчал Хиггинс. — И много нашлось желающих?

Обернувшись, дворецкий хитро взглянул на коротышку. Свет масляной лампы отразился в стеклышках пенсне, заплясав в них зловещими огоньками.

— Двое или трое... — ответил он. — Разумеется, никаких смертей. Все до одного сбегали, едва только почуяв, что к чему. Сам посуди, какой идиот рискнет ночевать в склепе с монстром? Да еще ради сомнительной награды породниться с Его Светлостью?

***

— Милорд! — лорд Генри, вскочил со своего стула. — Даю вам клятву рыцаря, что незамедлительно отправлюсь в склеп и проведу там ночь, невзирая на любую опасность! О, Боже! Я впадаю в праведный гнев от одной мысли про ту несправедливость, что обрушилась на ваш благородный дом! Злые чары должны быть развеяны! Прекрасная Элизабет будет спасена!

— Браво, молодой человек! Браво! — захлопал в ладоши старик.

Вытащив из кармана платок, он смахнул с лица невидимые слезы.

— Ваше рвение, юноша, растрогало меня до глубины души! Давно мне не встречалась настолько отважная и чистая душа, как ваша! В свою очередь, я обещаю, что когда моя дочь вновь станет человеком, я благословлю вас двоих на брак! Мне не помешает такой зять!

Виконт смущенно покраснел. Мрачная как туча Дана присоединилась к аплодисментам.