Генерал-предатель

XXIV

Над центральными регионами Летрики занимался день, открывая туманную пеструю мешанину бесконечных полей в мягких коричневых, зеленых и желтых тонах. Эта обширная территория была хлебной корзиной Гереона, наиболее производительными сельскохозяйственными провинциями. Вдалеке, похожий на синий шрам на фоне горизонта, лежал массив центрального региона, вздымающиеся горы, увенчанные облаками. Такие далекие, но все же, в конце концов, видимые.

Утреннее небо было прозрачным и пронизано нитками спутанных облаков, похожих на вату.

Роун лежал в высокой траве и смотрел на них. Каждое чертово облако имело различимую форму. Там – женщина на лошади. Там – ларисель. Вон то было птицей, или, может быть, парой суженных глаз. Вон то – рука, держащая нож.

Он сходил с ума. Теперь он это знал. Он перевернулся на спину и закрыл глаза, не желая больше ничего видеть. Болезненный солнечный свет упал на его грязное лицо. Он ощущался горячим после всех дней в бессолнечном Нихте.

Они все были больны. Все они. Некоторые, как Фейгор, физически инфицированы. Некоторые, как Керт, эмоционально разрушены. Их предупреждали об этом, медики и жрецы, до высадки, но предупреждение всегда только предупреждение. Они никак не могли приготовиться к реальности.

Роун везде видел символы, куда бы ни посмотрел. Он понимал, что это зараза делает это с его разумом, но от этого не становилось легче. Он видел изображения в облаках, в листьях, в тенях, в траве, в очертаниях камней. Каждое было особенным и ему можно было дать название. У каждого был определенный смысл.

Даже сейчас, с закрытыми веками, он мог видеть символы из точек и очертаний, плывущих на красном фоне. Угорь, плойн, женщина с пышной грудью. Стигмата.

Он открыл глаза.

Он повсюду видел непотребный символ, который Кёрк носила на щеке. Вот опять, в тех зарослях. Там, в засохшей серой грязи, прилипшей к носку его сапога. Там, в линиях на его ладони, в изгибах на подушечках его пальцев.

— Роун!

Он посмотрел вверх. — Что?

Это звал Гаунт. Роун поднялся на ноги и пошел к остальным. Так, как они сгруппировались вокруг Гаунта, тоже создавало очертания символа. За исключением одной части. И присоединяясь к ним он полностью закончит форму.

Потребовался еще целый день ходьбы, чтобы дойти от того первого луча света, который нашел Бонин, сюда, до границы центрального региона. Путь пролегал через убогую лесную местность и глубокие ущелья из затвердевшей грязи, где травы выросли по грудь. Они приближались к свету, к обещанию настоящего дня по ту сторону редеющих деревьев.

Затем наступил подъем на пояс глубокого бассейна Антилла, через разрушенные временем возвышенности, изобилующие невысокими кустарниками и камнями. Деревья здесь были голыми и мертвыми, колючие рога высушенной древесины пробивались из отвесной земли. Они видели одичавшего истощенного грокса и другой домашний скот, которые, несомненно, сбежали из смежных центральных регионов и теперь искали корм в этой суровой пустоши. Из одного сделали хороший ужин, самый лучший из тех, что у них был на Гереоне.

За пустошью местность стала травянистой, и они вошли в пограничный лес старого лесного массива, который окаймлял западную границу Антилла. Гаунт видел, насколько лишенным присутствия духа стал Эзра ап Нихт. Он продолжал останавливаться, чтобы вдохнуть новый странный воздух, и иногда задерживался позади, смотря на небо и моргая.

— Он такого никогда не видел, — сообщил Маквеннер Гаунту.

— Я это понял.

— Он все время плачет, — добавил Маквеннер.

— Это всего лишь свет, — сказала Керт. — Он не привык к свету. Его глаза слезятся. — Варл порылся в своем поношенном ранце и вытащил выигранные солнечные очки. Он любил надевать их, чтобы выглядеть круто вне службы. Один Трон знает, почему он взял их с собой.

Он дал их Эзре.

— Держи, Эзра Ночь, — сказал он. — Бери их. Они твои, приятель. — Партизан был озадачен, и попытался вернуть их, пока Маквеннер медленно не объяснил их назначение. Эзра надел их. Странная улыбка скользнула по его лицу. Больше, чем когда-либо, с темными, блестящими линзами, закрывающими его глаза, он выглядел похожим на человека-мотыля.

— Вен, скажи ему, что он может вернуться. Он может вернуться и присоединиться к своим. Тщательно поблагодари его от меня. Он сделал для нас больше, чем я вообще мог ожидать. — Маквеннер вернулся через несколько минут. — Он не уйдет, сэр, — сказал он.

— Почему? — спросил Гаунт.

Маквеннер прочистил глотку. — Потому что он ваш, сэр.

— Что?

— Он – ваша собственность, сэр.

Гаунт пошел и сам поговорил с Эзрой. Маквеннеру пришлось присоединиться к ним, чтобы помочь с переводом. Лунатик был предельно ясен. В ответ на усилия, сделанные Гаунтом и его отрядом при защите лагеря партизан, Синхед ап Нихт отдал им одного из своих сыновей. Оказалось, что партизаны были крайне буквальными людьми. Когда первоначально Гаунт попросил у них проводника, чтобы пройти через Антилл, Синхед понял его так, что он просит о постоянном владении Лунатиком. Не удивительно, что он отказал.

Но отец Эзры чувствовал себя обязанным после битвы с убийцами Уэкскулла. Он дал им проводника, о котором они просили. Буквально отдав Гаунту одного из своих сыновей. Навсегда. В знак благодарности.

— Ты возвращаешься, — сказал Гаунт Эзре. — Ты сделал все, о чем я просил тебя. Возвращайся к отцу.

Маквеннер перевел. Эзра нахмурился и снова выразил сомнение.

— Пожалуйста, возвращайся, — сказал Гаунт.

Эзра снял солнечные очки.

— Он может оставить их, — сказал Варл.

Они оставили Эзру ап Нихта в одиночестве на края леса.

Но он пошел за ними, на расстоянии.

— Он не уходит, — сказал Макколл.

— Вен, иди поговори с ним еще раз, — сказал Гаунт. — Заставь его понять. — Когда Маквеннер вернулся, Эзра Ночь был с ним, надев солнечные очки, как трофей.

— Его нельзя убедить, сэр, — сказал Маквеннер. — Я думаю, что это связано с культурой. Дело чести. Его отец сказал ему, чтобы он пошел с вами и служил вам, и это то, что он собирается делать. Вполне возможно всегда. Не просите его уйти снова. Он никогда не был так далеко, и он не совсем уверен в обратном пути. Кроме того, просить его вернуться, то же самое, что просить его не повиноваться строгим инструкциям отца. Он любит своего отца, сэр. Он дал клятву. Я не думаю, что вы полагаете, что он нарушит ее.

Гаунт кивнул. Он повернулся в Эзре и протянул руку. Эзра ап Нихт мягко взял ее.

— Теперь ты один из нас, — сказал Гаунт. Казалось, что Эзра понял. Он улыбнулся.

Это был странный момент единения, который Гаунт запомнил на всю оставшуюся жизнь.

Итак, на рассвете, у границы лесной местности Гаунт собрал свой потрепанный отряд вокруг себя. Вдали лежали манящие безмятежные поля. Он понимал, что безмятежность была иллюзией. Инструктажи сообщали, что центральный регион являлся наиболее охраняемой территорией на Гереоне.

А так же местом их цели.

— Нам нужен хороший отдых, еда и припасы, — начал Гаунт.

— К северо-западу, примерно в трех километрах отсюда, есть деревня, — сказал Макколл. — Кажется, что он заброшена.

— Мы начнем оттуда. Более важно, мы должны выяснить, где мы точно находимся. Кёрк? — Она пожала плечами. — Летрика, восточная окраина. Больше понятия не имею.

— Мистер Ландерсон? — спросил Гаунт.

— Тот город вдали может быть Хедгертоном. Но опять же, это может быть и другие полдюжины поселений. Извините.

— Давайте пойдем к деревне, — сказал Гаунт.

Они осторожно приближались в теплом солнечном свете. Насекомые жужжали. Разведчики разошлись, окружая место. Не было никаких признаков жизни. Деревня была покинута месяцы назад, возможно во время вторжения, и никто не посетил ее с тех пор.

Они разделились и обыскали несколько домов, забрав кое-какие сухие продукты, соленое мясо и банки с консервами из кладовых. Белтайн нашел старый дробовик и несколько керосиновых фонарей. В одной из комнат Керт нашла куклу в пустой детской кроватке. Это заставило ее снова рыдать. Она ругалась и неистовствовала над слабостью, которую зараза вызвала в ней. Ее нашла Крийд и попыталась успокоить. Затем она увидела пустую детскую кроватку и тоже начала рыдать. Для Керт это было благословением. Она заставила себя обуздать эмоции, чтобы успокоить свою подругу.

Фейгор и Варл обыскивали другой дом. Как только они вошли внутрь, Фейгор увидел старую кровать с кишащим крысами соломенным матрацем. Он лег на нее.

Когда Варл вернулся, чтобы найти его, Фейгор уже уснул. Варл присел на край кровати и присматривал за ним.

Роун ушел в следующий дом и нашел стол, подготовленный для обеда. Шесть стульев, приборы, тарелки. В кастрюле на холодной плите была черная масса. Обед бросили в спешке.

Роун сел во главе стола и уставился на столовые приборы. Они составляли форму весельной лодки. Там был образ восходящего солнца. Роун потянулся и переложил несколько приборов, и передвинул тарелки на новые места.

Так было лучше. Теперь они составляли знак стигматы.

В хижине кузнеца Ларкин и Бонин нашли полупустой бак с прометиумом, который использовался для питания кузнечной печи.

— Приведи Бростина, — сказал Бонин.

Большой человек появился через несколько мгновений и, с довольным ликованием, начал заполнять свои баки.

Пропищала микро-бусина.

— Первый, — подтвердил Гаунт.

— Макколл. Идите в темплум, сэр. Прихватите Ландерсона.

Гаунт и Ландерсон вошли в темноту деревенского темплума. Как и все строения в этой отдаленной фермерской общине, он был немногим больше деревянной лачуги. Солнечный свет пробивался сквозь дыры в дощатых стенах и освещал пыль, которую потревожили посетители. Жесткие деревянные стулья стояли рядами, лицом к латунной аквиле, висящей на алтаре. Гаунт прошел вперед и преклонил колени перед ней. Он сделал знак орла и начал произносить Отречение Гибели.

Был хороший шанс того, что это последняя неоскверненная часовня на планете.

Гаунт закрыл глаза. В последние несколько ночей он начал опять видеть сны, впервые после своего прибытия на Гереон. Эти недавние сны были такими яркими; они снова проигрывались у него в голове. Саббат, всегда подзывающая его, несмотря на то, что иногда она выглядела, как Кёрк. Это было прекрасно. Пока Беати была с ним, не имело значения, какой облик она принимала.

Тем не менее, в этих возобновленных снах были заметные недостатки. Некоторые из его давно потерянных друзей больше не приходили ему во сне. В них все еще был Слайдо, хотя и нечеткий и прозрачный. Цвейла Гаунт тоже видел, и иссохший жрец смеялся. Но не было никаких признаков Брагга.

Так же не было Вамберфельда. И Гаунт не мог вспомнить, когда в последний раз он видел лицо Колма Корбека.

Наихудшим было то, что Брин Майло все еще не появлялся ему. Гаунт все еще не видел Майло в своих снах с тех пор, как покинул Херодор. Тем не менее, и это угнетало его, всегда был крик. Человек кричал в пустоте. Да кем он, черт побери, был? Он был совершенно уверен, что знает голос...

Ибрам Гаунт серьезно воспринимал сны. Он верил, что ни были единственным каналом, с помощью которого Бог-Император мог сделать свой замысел понятным для простого человека. Гаунт не всегда так думал, но видения, которые привели его и Призраков на Херодор были такими реальными, что теперь он расценивал каждый сон, как сообщение.

Он был очень рад, что они наконец-то вернулись, не важно, какими тревожными они казались.

— Сэр?

Макколл позвал его к большой книге, которую перелистывал.

— Что это?

— Церковные записи, сэр, — ответил Макколл. — Смотрите. — Он открыл пыльную страницу и повел грязным пальцем по записям, написанным каллиграфическим почерком. — Рождения и смерти. Свадьбы.

— Ты хотел, чтобы я посмотрел на это?

Макколл закрыл тяжелый, с медной окантовкой том, и затем снова открыл на заглавной странице.

— Видите?

— Церковный реестр Таули Виллэдж, — прочитал Гаунт. — Ландерсон? — Ландерсон поспешил к ним.

— Таули? Знаешь это место?

Ландерсон покачал головой. — Простите, сэр. Нет. Я могу спросить Кёрк...

— Не заморачивайся, — сказал Макколл. — Тут еще.

Он развернул страницу и разложил ее. Это была схема границ церковного прихода. На ней был Таули и близлежащие городки.

— Великий Трон...— сказал Гаунт. — У нас есть карта.

Они собрались на крыльце темплума, и Гаунт показал им старую схему. — Мистер Ландерсон был прав. Город вон там – это Хедгертон. Вон там – Лиферинг. Посмотрите. Теперь мы знаем, где мы.

— Итак, а цель где? — спросил Роун.

— Прямо за границей карты в этой стороне, за Фургешем, здесь. Видишь?

Роун видел все слишком хорошо. Он видел, как их тени создают образ богомола на крыльце.

И он видел знак на щеке Гаунта, который выбила одна из костяшек Уэкскулла, и который Гаунт отказался перевязать. Знак уже покрылся коркой, но форма была безошибочна. Ведьминский знак Хаоса. Стигмата. Точно такая же, как и та, которую дьявольски красивая Кёрк носила так гордо.

Гаунт был помечен.

— Разве сейчас не самое время посвятить нас в ваше задание, сэр? — спросила Кёрк.

— Скоро, майор. Очень скоро, — ответил Гаунт. — Посмотрите на карту, расскажите мне, что знаете. — Ландерсон нагнулся вперед. — Хедгертон – маленькое место. И мы скорее всего найдем там глюфы и экскувиторов. Лиферинг более важен. Это большое поселение, и последнее, что я знаю – там была активная ячейка сопротивления. Майор Кёрк?

— Ландерсон прав, — сказала Кёрк. — Есть хороший шанс установить контакт в Лиферинге. Но там гарнизон. Отлично защищенное место, с вокс-базой и множеством Оккупационных солдат. Не считая проволочных волков.

— Я могу иметь дело с проволочными волками, — нагло сказала Керт. — Они меня не пугают. — Гаунт решил не упоминать тот факт, что причина, по которой Керт убила проволочного волка давно исчезла.

— Вокс-база? Ты уверена, Кёрк?

Она пожала плечами. — Ну, когда я в последний раз проверяла.

Гаунт улыбнулся. Для Роуна это скрутило ведьминский знак в гораздо более непристойные формы.

— Лиферинг в приоритете, — провозгласил Гаунт. — Определенно. — Он сделал паузу. — Варл, где Фейгор?

— Я оставил его спящим, сэр, — сказал Варл.

— Отличный совет, — сказал Гаунт. — Давайте все нормально выспимся и выдвинемся утром.

Ночь упала на деревушку, холодная и темная. В разных домиках Призраки нашли кровати и спали сном, самым глубоким с высадки на планету. Никто не беспокоился о запахе плесени от простыней и сырости. По сравнению с серой грязью Антилла это была роскошь.

Эзра ап Нихт не спал. Он снял свои солнечные очки и осторожно повесил их на пояс.

Сейчас была ночь, что-то, что он понимал.

Он увидел движение на узкой улице деревушки и пошел за ним. Это был человек, которого звали Роун.

Он скользил между домов, серебряный нож был в руке.

Эзра опустил железную стрелу в дуло своего рейн-боу.

Гаунт выбрал кровать на втором этаже коттеджа. Простыни были вонючими и заплесневелыми, так что он лежал на них и спал в одежде.

Он смутно осознал, что дверь комнаты открылась. Он поднял взгляд, в темноту, и увидел силуэт женщины на фоне звездного света, пробивающегося в окно.

— Анна?

Она сняла куртку и бросила ее на пол. Затем она села на край кровати и стянула сапоги. Затем быстро последовала остальная одежда.

— Ибрам, — прошептала она. Он обнял ее, и они поцеловались. Они смеялись, когда она стягивала с него одежду.

— Анна...— прошептал он.

— Шшшш...— сказала она.

С серебряным клинком в руке Роун пошел по лестнице коттеджа в темноте. Над ним раздавался неясный шум. Он поднялся еще на несколько ступенек. Теперь он мог слышать крики оргазма сквозь тонкие стены коттеджа. Потом тишина.

Роун прошел последние несколько ступенек, тихий, как тень, и осторожно открыл дверь в комнату.

Он заглянул внутрь.

Обнаженные, спящие, Гаунт и Кёрк лежали в обнимку, их конечности переплелись. Прямо, как символ, который Роун видел в туманах Антилла.

Он закрыл дверь и пошел вниз по лестнице. Рабочий конец магнитного арбалета Эзры ап Нихта внезапно уставился ему в лицо.

Роун убрал в ножны свой боевой нож.

— Иди спать, — сказал он партизану. — Просто иди спать.

Гаунт проснулся с дрожью. Было рано, все еще темно. Ему снилось, что он в кровати был не один.

Сбивающие с толку воспоминания отхлынули. Он потянулся рукой и обнаружил, что трухлявые простыни были все еще теплыми на ощупь.

Кто-то был здесь с ним. Теперь у него были яркие воспоминания о мягкой коже. О настойчивости. О теплоте тела.

— Анна? — позвал он. — Анна?

Они покинули Таули, как только встало солнце, подернутое дымкой и красное, над полями.

Пристойный отдых и шанс постирать одежду и снаряжение под насосом в деревне подняло им настроение. Даже Фейгор выглядел немного лучше, к нему немного вернулся цвет лица.

Макколл установил быстрый темп. Они шли по проселочной дороге, пока она не соединилась с линией между полями, которая скоро соединилась с сельской дорогой. Первые два дневных часа они не видели никого, но когда солнце забралось повыше, несколько транспортов проехали по дороге, так что они ушли с нее и срезали путь через поля, напрямую к Лиферингу.

Поля центрального региона были в гораздо лучшем состоянии, чем фермерские угодья вокруг Инейрон Тауна. Огромные зоны полей, некоторые из которых были созданы методичной очисткой от старых изгородей, чтобы соединить меньшие поля вместе, были превращены в индустриальные плантации. Воздух вонял удобрениями, и поля были покрыты толстым слоем розоватых нитратов. Из-под них росли, ряд за рядом, толстые, черные, мясистые стебли, на которых развивались миллионы луковицеобразных розовато-лиловых плодов.

— Это не местные масштабы производства, — сказала Кёрк.

— Как и не местные растение, бьюсь об заклад, — ответил Гаунт. За годы он прочитал множество докладов об огромных плантациях ксено-растений архиврага на захваченных сельскохозяйственных мирах, таких, как Гереон. Высокоустойчивые к болезням и климату, возможно скрещенные для ускорения роста, эти плантации быстро утраивали или учетверяли урожаи, но дорого обходились экосфере планеты. За несколько десятилетий выращивания ксенокультуры планета становилась бесплодной, верхний слой почвы лишался всей органики. Он задумался, имела ли Кёрк хоть какое-нибудь представление о том, что эти плантации будут значит для будущего ее мира.

— Если у тебя когда-нибудь появится шанс, — сказал он, — порекомендуй сопротивлению нацелиться на эти плантации. Ты не захочешь их здесь, даже больше, чем не хочешь архиврага. — Она странно посмотрела на него. Если подумать, у нее все утро было странный взгляд. Гаунт уже был готов спросить ее об этом, когда Бонин просигналил предупреждение и все нашли укрытие в густой живой изгороди, которая шла по всей длине плантации. По полю приближалась машина. Она была немного похожа на сталк-танк, центральные секции корпуса двигались на восьми паучьих конечностях. Но эти конечности были более двадцати метров в длину, так что машина возвышалась над землей, как будто на ходулях. Машина широко расставила ноги над рядами плантации, по пачке ног на каждой стороне линии насаждений, так что ее корпус висел над растениями. Пока она шла, она выпускала ядовитые облака пестицидов из труб внизу брюха.

Призраки ускользнули через изгородь, вдоль тихой дороги, и вместо этого пересекли следующую плантацию.

Они проделали путь, по меньшей мере, в десять километров по плантациям. Гаунт задумался, сколько же тысяч квадратных километров центрального региона было заражено чуждыми культурами. Команда сторонилась других опрыскивателей на ходулях, и того, что издали казалось работающими механическими сборщиками урожая.

Лиферинг был уже менее, чем в получасе. Он был похож на большое старое поселение с величественными каменными зданиями. Как только они будут достаточно близко, разведчики проведут быструю разведку и решат, как попасть внутрь.

Дороги уже были совершенно переполнены машинами, в основном транспортами и грузовиками, так что они придерживались живой изгороди, выходя на открытое пространство только по необходимости. Во время последнего привала в молодом лесу таликсовых деревьев, когда солнце было жарким и высоким, Гаунт сел рядом с Керт.— Как дела?

— Сегодня? Лучше. Совершенно не чувствую себя переутомленной.

— Думаю, что я тоже, — сказал Гаунт. Он отпил воды из фляги. — Ты ушла.

— Куда я ушла? — спросила она.

— Ты ушла. Этим утром.

— О чем фес тебя ты говоришь? — спросила она. — Ты что опять был на солнце без шапочки?

— Не бери в голову, — сказал Гаунт. Он решил, что нет смысла напирать, когда Керт была настолько уязвима и предрасположена к переменам настроения. Он поднялся на ноги.

— Идем, — позвал он. — Давайте сделаем это.