— Подожди! — крик огромного ящера заставил меня остановиться.
— Да? Ты хочешь предложить мне что-то еще? — я решил, что, жив Обжора или мертв, это уже не изменить, так что ничего страшного, если я немного задержусь, не случится.
— Да! — рявкнул ящер. — Один год — это ничто! Мне нужно больше. Сейчас!
— Что ж, — я сделал вид, что задумался. — Мне от тебя больше ничего не нужно, но, может, ты сам сможешь что-то предложить? Я обещаю хотя бы выслушать тебя.
— Я силен, я могу стать твоим воином. Пусть кровь бораса и не течет внутри тебя, но она есть, и этого хватит, чтобы признать твою власть.
— Мне не хватит, — ответил я, и ящер зарычал от ярости.
Ему хотелось броситься на жалкого бога, так похожего на сотни тех, кого он уже убил, но… Я был сильнее.
— У меня есть сокровища, — ящер смог меня удивить.
— То, что ты собирал с трупов? Я, конечно, могу посмотреть, но вряд ли меня это заинтересует.
— Не маленькие вещи, а большие, — ящер расплылся в зубастой улыбке. — Целые горы карвы, фонящей падалью.
Карвы? Я мгновенно узнал слово, которым назывались горы омертвевшей истинной стихии. То, что осталось от убийц Хашама… Кажется, я понял, что именно тут происходило. Инквизиторы собирали карвы в Арахе, складывая их в горы вроде той, что я нашел в подземелье, где меня поджидал отряд Валентина. Собирали, чтобы очистить свой мир, чтобы ничто не сдерживало защищающее их проклятье. Вот только в куче карвы действовали только сильнее, и тогда нашлось простое и элегантное решение. Их стали вывозить в соседний мир, проход в который открылся прямо на границе с Ноксом. Так удачно. Я еще вспомнил следы от шин, ведущие как будто бы на Кладбище — вот только по нему ездить на технике можно было разве что по самой окраине. Значит, карвы вывозили на грузовиках, и их точно было немало.
— Сколько? — спросил я.
— Очень много, — ящер понял, что мы будем договариваться, и засверкал глазами. — Горы, как я и сказал. Горы, которые выше меня в десятки раз.
— Тогда ты мне не нужен, — тут же разочаровал я стража. — Если горы такие большие, то я найду их сам.
— Но… — тот сначала растерялся, однако быстро нашелся. — Эти горы не на поверхности, а под землей. Без меня ты потратишь годы, чтобы найти их все.
— Спасибо, что указал, где искать. Значит, небо, водоемы и поверхность — вычеркиваем, — мне показалось, что ящер от моих слов даже покраснел от злости.
— Ты! — рев гиганта прокатился по поверхности мира, словно цунами.
Песок закрутился, поднимаясь на сотни метров вверх, а потом сквозь него еле различимой молнией пронеслась огромная лапа. Пять острых, наполненных истинной Тьмой когтей целились прямо мне в грудь, а Тени окружили со всех сторон, не давая сделать и шагу.
— Ты не учел… — я просто отвел удар в изнанку. — Твое тело уже принадлежит мне, я вижу каждое твое движение, тебе никогда не удивить меня. Как бы ярко ты ни изображал ярость, как бы ни старался убить своего нового хозяина.
Сквозь начавший оседать песок было видно морду стража. На ней больше не было ни капли гнева или каких-либо других эмоций — он был спокоен и холоден. Ящер попытался воспользоваться моментом и убить меня. Не получилось, и теперь он ждал, как я отреагирую. Возьму виру, показав во сколько оцениваю собственную жизнь, сыграю в тряпку, заменив наказание красивыми словами, или же разорву и так уже нарушенный договор…
— Ты не посмеешь, — ящер был уверен в том, что говорил. — Я — страж, я так или иначе уже твой слуга, и я понял, тебе нужны карвы, а я помогу добраться до них за считанные минуты. Я нужен тебе!
— Давать шанс тому, кто один раз напал на тебя — это риск. Делать то же самое дважды — это глупость. Я был готов рискнуть ради всего, что ты перечислил, но ты показал, что не готов смириться. Тогда прими свою судьбу так же, как и жил, страж пустынного мира, предок будущего демиурга! Умри!
Я отдал приказ, и тот, кто назвал мертвого демиурга Хашама своим потомком, был вынужден подчиниться. Убить стража не так просто. Одного приказа, одной стихии для этого недостаточно, и если бы я оставил все, как есть, то уже через пару минут ящер бы поднялся. Да, лишившись стихии Обмана, но полный ярости и желания со мной расправиться. Вот только кто бы дал ему такую возможность.
Я создал несколько десятков телепортов, расставляя точки стихии Света по краям, по центру тела рухнувшего гиганта, а потом… Пришлось поднапрячься, но я соединил их все потоком стихии, разрезая лежащую тушу на десятки частей. После этого оставалось только ждать. Как я и думал, ящер попытался воскреснуть, вот только тело просто не смогло собраться — я не дал — и первый порыв энергии прошел зря.
Был и второй, и третий, и даже десятый рывок, когда инстинкты по-настоящему умирающего ящера пытались его возродить. Но раз за разом отдельные волны силы упирались в возведенные мной барьеры, а потом опадали. Энергия тратилась впустую, и я чувствовал, что уже скоро тело передо мной просто развеется. Немного жалко первобытное творение, созданное этим миром, но он стал моим врагом. Он сделал свой выбор, а я свой: с врагами надо сражаться и надо их побеждать.
Я провел в этом мире еще четыре часа, прежде чем жизненные силы окончательно оставили ящера-стража, и его тело начало растворяться в воздухе. Противник был уничтожен, и можно было двигаться дальше, но сначала я хотел сделать кое-что важное. Еще одна причина довести сражение со стражем до конца… Я выждал пару мгновений, пока его тело не стало полупрозрачным — почти как у призраков Грани — потом разогнался до одиннадцатого Шага и нанес удар. Добивающий выпад, который не только гарантированно развеивает противника, но еще и позволяет разбить его тело на составляющие стихии. И мне, черт побери, хотелось понять, из чего состоит страж этого мира.
— Необычно, — я даже сказал это вслух, когда из призрачных останков ударил целый водопад искорок.
Раньше мне обычно попадались противники с одной основной стихией, редко больше. Точно ни у кого не было свыше десятка, а тут — не меньше сотни. Каждый бог или человек, убитый ящером, оставлял в нем частичку себя. Именно они позволяли стражу использовать чужие способности, а я вот выпустил их на волю. Огонь, вода, ветер, камень, лед, дерево, соль — я не стал задерживать уже знакомые мне стихии. Пурпурный туман, свет рыцаря, гнев печали, страх боли — сложные стихии я пропускал через себя, запоминая, на что они способны, но и их задерживать мне было не нужно. Без своей великой башни любая стихия — это, прежде всего, цепи, которые держит в руках тот, кто собрал чуть больше алтарей, чем ты сам. После того, как ящер попал в эту ловушку, я уж точно не собирался так подставляться.
А вот искорки Тьмы и Обмана, которые страж украл у меня самого, я вернул на место. Чужие стихии уже почти закончились: я допроверил остатки и, наконец, сосредоточился на самой яркой личной способности ящера. Той, с которой и начался его путь стража. Это был шарик, похожий на переливающуюся жемчужину. Удивительно. Я протянул руку, и ощущение жемчужины не пропало — это действительно была не столько стихия, сколько предмет.
Поиск истины
Я не постеснялся и выложился на полную, исследуя добычу на всех трех доступных мне уровнях этой способности.
Жемчужина стража (имя собственное, данное одним из владык мироздания)
Карва, омертвевшая стихия, способности Суть рода Ма
Суть помогала подчинить себе силы, которые не убили ее носителя
Жемчужина не обладает силой Сути, но помогает почувствовать и увидеть ее воздействие
Новая способность только что получила название Взор сути (имя собственное, данное одним из владык мироздания)
Мощность новой способности — 351 единица (эквивалентно третьему Шагу духов)
Благодаря личному названию сила способности увеличена до 22313 (максимально доступный уровень для того, кто дал имя)
Сочетание с некоторыми металлами и стихиями способно усилить взор до 22% от текущего максимума
Рекомендуется: истинная Сталь, карвы металлов, сталь Смерти, сталь Тьмы
Не рекомендуется и ослабляет почти до нуля: металлы Жизни
Новые строчки все появлялись и появлялись. Меня больше всего удивила возможность описания подстраиваться под изменения, раньше я такого не замечал. Впрочем, раньше я и названия способностям не давал. Разным существам и сущностям — пожалуйста, а вот силам и предметам — как-то не доводилось. Даже интересно: это моя собственная мысль шагнула за границы привычного или же Зашам смогла усилить свой алтарь, наш скрытый кусочек мироздания, а вместе с ними и подаренные ими возможности?
«Муар-муар!» — из-за изнанки Света донесся истошный вопль.
Мой слизняк-паразит, который раньше подавал признаки жизни только рядом с карвами, снова проснулся и рвался наружу. Кажется, на этот раз его привлекло мое новое сокровище. Я усмехнулся, а потом выпустил подросшего слизня наружу. Действительно, после того как он подкрепился металлом в Арахе, в нем прибавилась пара килограммов, а еще появились два тонких щупальца. Прямо по краям огромного беззубого рта.
— Это не тебе, — я поймал оба щупальца, когда паразит на ходу попробовал выхватить мою жемчужину.
— Муары-муару! — слизняк завыл раза в три громче, чем раньше.
— Нет, — я покачал головой.
— Муар? — кажется, паразит решил договориться. Он больше не рвался, а просто указывал на жемчужину.
— Нет.
— Муар! Муар! — он попытался мне что-то объяснить. Наверно, насколько важно ему перекусить столь вкусной и полезной штукой. Вот только отказываться от возможностей, которые дает жемчужина, я не собирался. И плевать на защиту — главное, с ее помощью я смогу вычислять потомков и предков Хашама, и что-то мне подсказывает, что это будет очень полезно.
— У меня другое предложение, — я говорил и одновременно транслировал свои мысли в голову слизняка в виде картинок. Так ему было проще понять меня и, главное, сделать это правильно.
— Муар? — в голосе маленького паразита были только боль и безнадега.
— Принюхайся, — я мысленно напомнил ему сожранную гору железа, а потом показал сотни таких гор, спрятанных в этом мире.
Слизняк недоверчиво посмотрел на меня, поднял вверх свои щупальца, словно ловя дуновения ветра, а потом резко попытался куда-то рвануть. Пришлось даже использовать силу, чтобы его остановить. Сначала инструктаж и только потом — развлечения.
— Муар! Муару! — слизняк подпрыгивал на месте.
— Одна десятая, — я показал паразиту картинку, где он находит десять гор карвы. Девять оставляет мне, помечая их кусочком нашей изнанки для открытия портала, а одну забирает себе. Как награду. Можно было дать и меньше, но мне хотелось посмотреть, как будет расти мой необычный питомец и какие способности у него будут открываться в процессе. Мелькнула мысль, что это может быть не очень безопасно. Но я помнил, что смог одолеть его взрослую копию, которая копила силы тысячи лет, так что, как бы могуч и велик ни стал мой малыш, и с его переходным возрастом мы тоже справимся.
— Муар? — слизняк вернул мне мысленную картинку, где каждому из нас доставалось по пять гор карвы.
— Одна двадцатая, — я уменьшил долю малыша, а потом открыл проход обратно в изнанку, как бы предлагая вернуться.
— Муару! Муару! — слизняк затряс щупальцами и вернулся к изначальной картинке. Одна десятая.
— Нет, — я покачал головой. — Раз ты начал спорить, то возвратов назад не будет. Одна двадцатая, и чтобы получить больше, тебе придется это заслужить.
Я ждал ответа.
— Муары, — грустно кивнул слизняк, показав картинку с двадцатью горками.
— Вот и договорились, — я убрал преграду на пути маленького паразита. — Не подведи меня. Вечером свяжусь с тобой, так что приготовься показывать первые результаты.
Слизняк еще раз махнул щупальцами, а потом вбурился в землю и, словно акула по мелководью, рванул вперед, разгоняя во все стороны песчаные волны. Я невольно улыбнулся, глядя на его энтузиазм. Если честно, мне были не столько важны окаменевшие стихии убийц Хашама, сколько я радовался, что угасающее рядом со мной живое существо наконец-то смогло найти для себя смысл существования.
— А теперь все-таки проверим Обжору, — я снова открыл портал, ведущий в Сирен, где должен был находиться алтарь моего котенка.
Проход между мирами прошел так же легко, как и обычно. Червоточина междумирья, еле заметная вспышка на границе обычного пространства… В этот самый момент я активировал три Шага Смерти, переходя в Кровавые поля и возвращаясь чуть в стороне от точки выхода. Все-таки Сирен был не просто миром Обмана, но еще и местом, где когда-то Бо построил свою резиденцию. После того, как присоединился к Атону, он давно там не появлялся, но все равно просто так мне не хотелось бы посещать место, где мой старый друг и враг мог оставить ловушки или даже просто маячки для отслеживания непрошенных гостей.
Я вышел, выпуская во все стороны стихии, проверяя пространство вокруг и с помощью силы, и с помощью поиска истины. Чисто. Мертвый мир Обмана не хранил в себе следов чужой силы, и это внушало надежду. Я открыл еще один переход, на этот раз к точке, где стоял подаренный Обжоре алтарь. Переходы внутри мира идут чуть медленнее, так что на этот раз мне пришлось подождать почти минуту, прежде чем в лицо ударил свежий ветер. Я стоял на краю обрыва, где-то внизу плескались волны, а на вершине небольшого холма стояла полуразрушенная часовенка. Не знаю, какому богу посвящали ее жители этого мира когда-то, но какое-то время она служила убежищем для одного из моих алтарей.
Служила… Удар ящера-стража все-таки оказался достаточно силен, чтобы не просто убить Обжору, но и разрушить его алтарь. До основания. Грустно. Я поднялся к часовне, рядом с которой горела только одна живая точка.
— Спасибо, Том, — кивнул я сидящему на земле главе своих следователей. — Спасибо, что попытался спасти моего котенка.
— Я… — Том Пау поднял взгляд, и в его глазах горел непонятный огонь. Решимость, злость, желание изменить этот несправедливый мир. Сколько раз я такое видел. — Это я должен был умереть. А Обжора прикрыл меня. Представляешь, я замешкался, когда страж скопировал мои силы, а он оттолкнул меня в сторону. У него была улыбка на лице, когда он умирал. Словно он напоследок смог понять что-то важное. А я… Я даже не смог отомстить. Понял, что не справлюсь, и единственное на что хватило решимости — это отправиться сюда. Попробовать помочь, если будет шанс. Но он погиб сразу. Прости, Кот…
Кулаки Тома сжались, прочертив по земле полоски от пальцев. Под ногти забилась грязь, словно передо мной сидел не бог, а самый обычный человек. Впрочем, а есть ли разница?
— Прости, что я застрял тут, что не вернулся, чтобы доложить. Наверно, я не подхожу для своей должности, и кто-то более опытный… Ники Пор, Асуколус… Я же знаю, многие просились у тебя на место лидера черных, но ты почему-то всем им отказывал.
— Возможно, я говорил им нет, потому что знал: они не могут вот так вот сожалеть об ошибках. А знаешь, чем отличается хороший человек от плохого?
— Я не человек, — растерялся Том.
— Хорошие люди умеют сопереживать другим, — я проигнорировал возражение черного. — Вот и вся разница. И те, и другие могут творить что угодно. Вот только одни оправдают себя в любой подлости, которая только придет им в голову — поверь, придумать оправдание, особенно для себя, совсем не сложно — а вот другие будут помнить. Помнить, чтобы исправиться, чтобы стать лучше, чтобы принять на себя этот долг перед миром.
— То есть то, что я сижу тут и ничего не делаю, это хорошо? — на лице Тома появилась глупая улыбка.
— О, это очень плохо. Здесь и сейчас ты совершаешь ошибку, но в итоге она сделает тебя сильнее. А тот, кто не обратит на нее внимания, так и останется навсегда тем же, кем и был всю жизнь.
— Доброта и сопли как способ стать сильнее, — Том улыбнулся уже во весь рот. — Иногда ты говоришь такие странные вещи. И… — тут он снова погрустнел. — Почему ты сам не грустишь? Я же чувствовал, что Обжора был тебе дорог.
— Есть еще один неожиданный приятный бонус от хороших людей, — я улыбнулся, и Том невольно опять мне ответил. — В хороших людях живут те, кто им дорог. Чем больше ты за кого-то переживаешь, чем ближе принимаешь чувства и поступки кого-то другого, тем крепче ваша связь. Поделишься?
Я протянул руку. Том на мгновение замер, потом все осознал и открыл свой внутренний мир, чтобы выпустить наружу кусочек души Обжоры.
— Сколько? — голос черного дрогнул. Как и я, он прекрасно знал, что для воскрешения погибшего нужно не меньше тридцати процентов личности. Но каков шанс, что у кого-то найдется почти треть чужой души?