Гамельнский Крысолов

Глава 27. Правда о Ботаническом саду.

Иероним пришел через полчаса. Глядя на его хмурое выражение лица, Анна, молча, сунула альбиносу в руки чашку с черным кофе, только-только сваренным в турке, и ушла обратно на кухню мыть посуду. Виктор с удивлением отметил, что с каждым глотком кофе взгляд Иеронима светлел, а на губах заиграла едва заметная улыбка.

Вопреки ожиданиям и опасениям Гадателя, ни Грейс, ни Иероним не стали даже давать намек на недоверие или подозрение друг к другу, а просто пожали друг другу руки и пошли дальше - Иероним с правой стороны от Виктора, а Грейс с левой. Будто и не прошло два года, и Пенелопа не умирала и вот-вот догонит их, закуривая и чертыхаясь.

Но даже эта иллюзия разрушалась очень легко. Выходя из такси, Иероним щелкнул зажигалкой, закуривая, и тихо ругнулся - язычок пламени лизнул его по пальцу и обжег.

-Зачем ругаться, если можно просто сунуть палец в снег, - Виктор несколько раз кашлянул и затянул шарф потуже.

Пока они ехали в такси, никто из них не обмолвился ни словом, так что теперь Виктору было неловко, что их молчание нарушил именно он, и слова его были, как минимум, не раскрытием тайны Вселенной.

На плечо Гадателю, тихо каркнув, опустился Одиссей. Ворон вцепился когтями в ткань пальто, кромсая ее и царапая, заставляя Виктора недовольно морщиться. Все шло к тому, что, вернувшись домой, ему снова придется наведаться к портному и заказать новое пальто.

Они дошли до ворот. Воздух, казалось, с каждой секундой становился все холоднее и об этом можно было судить не только по облачкам пара, появлявшимся от каждого вздоха, но и потому, какую боль неожиданно снова испытал Гадатель. Будто он отвык от мороза, или его легкие стали окончательно сдавать, Виктор испытывал резкую боль при каждом вдохе и с каждым разом дышал все слабее. Прокашлявшись, он постарался сделать вид, что все в порядке, едва ощутив покалывающую нервы тревогу Иеронима и Грейс.

-Вот и сад, о котором ты спрашивала, - Гадатель зашагал вперед, едва не скользя по тонкому слою льда, присыпанному снегом, - Тебя правда сюда тянет?

-Да. Ощущения... будто это место мне очень знакомо... - пробормотала Грейс. Она провела пальцами по воротам, а потом решительно зашагала в сам сад, - Как будто я уже бывала здесь...

Мир вокруг вдруг начал преображаться, словно он только и ждал Грейс, и куда бы она ни ступала, все стремительно менялось. Деревья казались намного выше, такими длинными, что закрывали собой небо и все еще не кончались, стоило девушке пройти мимо них. Виктор ощутил запах сырости - не снега, а плесени и мха, и липкого болотного воздуха. Под ногами тихо зачавкала тина, и Гадатель удивленно замер, глядя вниз. Они оказались на краю мутной речки, заросшей уродливыми водорослями и камышами, и покрытой толстым слоем тины.

-Ты здесь действительно была, - Виктору стало страшно, что сейчас Грейс снова забудется сном, как тогда, на маяке, снова исчезнет из его жизни, и он сделал шаг к девушке, взял ее за руку и крепко сжал ее ладонь в своей.

-Но это... оно будто не настоящее, ведь там было более жутко и... - Грейс зажмурилась, пытаясь отогнать видение, и прижалась плечом к плечу Виктора.

-Это врата в Безмирье, - шепнул Гадатель, - Правда, теперь они почти не работают, только для заклинателей, или как сторожевой пес... Отпугивает тех, кто мешает исполнить волю кого-то из Колоды... - Виктор посмотрел на Грейс, но не решился продолжить свое предложение. Придя ему на выручку, заговорил Иероним:

-Похоже, Грейс, ты здесь кому-то очень мешаешь.

-Этот вывод напрашивался и раньше, - покачал головой Виктор. Слова Иеронима помогли ему сформулировать то, что вертелось у него на языке с самого утра, - Мне стало лучше после того, как Грейс приехала. Наверное, кто-то до этого как-то влиял на меня и тебя, Белоснежка, а с появлением Грейс ему приходится тянуть на себе еще и третьего человека...

-Но я не чувствую никакого... воздействия на мой разум. А я бы почувствовала... - начала Грейс и замолкла, встретившись с Виктором взглядом.

-То, что ты жила в Безмирье, не делает тебя экспертом во всей встречающейся в мире магии. И, тем более, гипноза.

-Я тоже этого не чувствую, - покачал головой Иероним, - Но меня мучает бессонница, постоянно крутится какая-то мысль в голове, ускользающая, стоит мне попытаться ее... вспомнить, или осознать, - альбинос пожал плечами и сунул руки в карманы.

Иерониму явно было сложно подобрать правильные слова для описания этого ощущения - ускользающей мысли, сбегающей, похожей на просыпающийся сквозь пальцы песок. Порой Виктор пытался представить себе, насколько упорядоченной была информация в голове у альбиноса, напоминала ли она картотеку или огромную базу данных; и как быстро он находил причинно-следственные связи в своем поведении, вспоминал что-то важное и нужное. Наверное, неспособность восстановить что-то в памяти для него всё равно, что ночной кошмар.

-Да, и я порой мучаюсь таким... полусном, - Виктор прикрыл рот шарфом и прокашлялся, - Еще мне стало гораздо хуже в этом городе, будто Болезнь не два года развивается, а лет пять, как минимум...

-Может, это из-за Юноны? - Грейс зябко поежилась, и Виктор осторожно ее обнял. Он не чувствовал в ее словах ни ревности, ни зависти, скорее просто волнение. - Ну, ты же помнишь, что тебе нельзя заниматься тем, что тебе не предписано и...

-Нет, просто я подсознательно сопротивляюсь внешнему воздействию, или как ты там выразилась. Тратится больше сил, становится хуже... - Гадатель потер лоб, - Боюсь представить, что было бы, если бы мы не нашли комнату в планетарии.

Он боялся озвучивать Грейс то, о чем думал: что не прячься он в отцовском кабинете, он, скорее всего, уже бы погиб, практически сгорел за пару дней. Видимо, благодаря защитным рунам на дверном косяке, которые Учитель, наверняка, нарисовал, спасаясь от кого-то. Только поэтому, сидя в планетарии, Виктор чувствовал себя лучше, а не наоборот. Он не ошибался раньше, считая, что здесь он укрыт от Всевышних, которые обязательно наказали бы его за такие дерзкие побеги в другой мир. И именно в планетарии он был спрятан от кого-то, кто хотел ему помешать. Например, от Джека.

Гадатель отпустил Грейс, виновато улыбнувшись, и коснулся рукой одного из деревьев, утонул пальцами в пушистом мокром мхе и покачал головой. Безмирье, пусть и иллюзией, все же казалось настолько реальным, что постепенно Виктору становилось до зубовного скрежета больно - он будто каменел изнутри, и каждое движение давалось с трудом.

-Неожиданно это все прозвучит, но я бы предпочел дальнейшее обсуждение провести где-нибудь, где тепло, - он развернулся и пошел к воротам, прислушиваясь к своим шагам, но почти не замечая, как чавканье грязи и болотной жижи сменяется хрустом снега.