Физрук-9: назад в СССР

Глава 7

Это еще кто? Я нехотя оглянулся. Смутно знакомая рожа. Где-то я ее видел, и даже имел с обладателем оной какое-то дело.

— Не узнаете? — спросил тип, подходя к моему столику. — Сергей Иванович Лисицин.

— А-а, председатель общества книголюбов! — вспомнил я. — Чем обязан?

— У вас есть несколько минут?

— Найдутся, если разговор по делу.

— Исключительно по делу.

— Тогда слушаю вас.

— Я слышал у вас обширные планы…

— От кого?

— Ну-у многие уважаемые люди говорят… Например, Максим Петрович…

— Ну допустим, что дальше?

— Полагаю, вы будете нуждаться в хороших книгах.

— Вполне вероятно.

— Знаете, в наше районное отделение Всесоюзного общества книголюбов из области попадает не так уж и много книг, особенно — дефицитных. И я вот подумал, что вы, с вашим авторитетом и связями могли бы увеличить их поток в наш город. Разумеется, с учетом того, что будете иметь возможность приобрести по госцене экземпляры лучших изданий.

— Идея понятна, — сказал я. — Я подумаю, а детали вам придется обсудить с Аграфеной Юльевной.

— С мадам Плюшкиной?

— Об этом дурацком прозвище забудьте и другим передайте. Ее фамилия Малышева. Теперь эта женщина мое доверенное лицо.

— Вас понял, Александр Сергеевич! — ответил главный книголюб города. — Я всем передам, что Аграфена Юльевна, а не мадам… Ой! Я хотел сказать — товарищ Малышева — ваш доверенное лицо.

— Вот и отлично. Она вам и сообщит об условиях нашего сотрудничества.

Лисицин раскланялся и отвалил к своему столику. Я подозвал официанта, расплатился с ним по счету, присовокупив и чаевые. Похоже, лучшие люди города начинают приходить в себя и шевелить мозгами. До этого, видать, выжидали, покуда Гулливер со мною разберется, а когда увидели, кто вышел победителем, поняли, что из-под моей тяжелой лапы им вывернуться не удастся, следовательно придется налаживать отношения. Книголюба, скорее всего, отправили на разведку. Значит, скоро прибегут и другие. Поглядев на часы, я понял, что успею еще подскочить к общаге, потолковать с Груней. Пусть принимается за дело. Их надо брать за горло, покуда они еще тепленькие. В смысле — растерянны. Я доехал до общежития, вошел в подъезд. Увидев меня, вахтер поднялся. Встал по стойке смирно.

— Вы к товарищу Малышевой? — спросил он.

— Да.

— Подождите минуточку!

Вахтер взял трубку. Набрал короткий внутренний номер.

— Аграфена Юльевна, к вам пришли!.. Хорошо… Пройдите в комендантскую.

Я поднялся к комендантше.

— Саша! — обрадовалась она. — Звонила тебе, но не застала.

— Привет, Груня! А я, как видишь, сам приехал… Как твои дела?

— Готовлюсь сдавать дела. Сегодня ко мне приехал, ты не поверишь, сам Сичкин, начальник горторга. Слезно просил принять должность у себя в отделе. Сулил квартиру, хороший оклад и прочее. Намекнул, что выполняет указание самого предгорисполкома, но я уверена, что это твоих рук дело.

— Быстро отреагировали, — хмыкнул я. — Выходит, ты согласилась.

— Конечно! Теперь они у меня все будут в кулаке.

— На это я и рассчитываю. Кстати, там Лисицин, председатель общества книголюбов, напрашивается, насчет поставок дефицитной литературы…

— Ну так насчет этого, лучше с директорами книжных магазинов потолковать.

— Вот ты и разберись с ними со всеми. И вообще, Груня, надо что-то делать, чтобы торгаши не прятали под прилавок нужные народу товары… Я понимаю, все эти директора, товароведы и простые продавщицы имеют с дефицита солидный приварок, но рядовые покупатели-то почему должны страдать?

— Ого! Ну ты и задачи ставишь, Саша!

— Как раз по плечу тебе, выпускнице «плехановки». Подумай, как, оставаясь в рамках социалистической законности, наладить цепочку доставки товаров от производителя к населению и чтобы никто не остался в накладе.

— Поняла, шеф!

— Ну вот и отлично. Не смею больше мешать. Мне еще секцию сегодня вести.

— Удивляюсь тебе, Саша…

— Чему именно?

— Ты хоть понимаешь, что сейчас стал фактическим хозяином города?

— Понимаю, не дурак.

— Зачем тебе эта школа, секция, пацаны сопливые?

— Для души! — ответил я и покинул комендантскую.

Не удивительно, что Малышева не понимает моих мотивов. Они привыкли, что официальный хозяин города — это административно-хозяйственный раб городского комитета партии, а — неофициальный — жирный хапуга, который гребет под себя, пока ОБХСС не остановит. А тут какой-то физрук, который к тому же не собирается бросать свою профессию. Ну а с другой стороны, где ей понять? Она же не знает, что я уже был относительно не бедным человеком, у которого, кроме денег, иных целей в жизни не имелось.

И чем это кончилось? Тем что труп с простреленной башкой отвезли на кладбище, а душа вынуждена была приспосабливаться к новому телу, обитающему, к тому же, в совершенно в ином времени, да и в другом мире — тоже. И теперь я не хочу повторять прежнего пути. Ведь мне выпал шанс стать другим человеком. Вряд ли кому-нибудь еще столь же повезло. Хотя что я знаю? Все эти мысли крутились у меня в голове, пока я ехал к школе. Пацаны меня ждали. Днем я на уроках не появлялся, но никто из самбистов не сомневался, что я приеду на занятия секции.

Вадику я доверил провести разминку. Этот парень меня радовал с каждым днем все больше. Жаль, что придется следующей осенью расстаться. Надо помочь ему поступить во ВГИК или ГИТИС — куда захочет. Придется дать кому-нибудь на лапу, дам. Хотя, на мой взгляд, Красильникову и так должно хватить таланта. А если кто-то в приемной комиссии решит иначе, ну что ж, деятели искусства тоже люди. И ничто человеческое им не чуждо. Любому из них что-нибудь да нужно. Машина, дача, турпоездка за границу — не поскуплюсь ни на что. После занятий я, как обычно, развез пацанов по домам. Последним в машине оказался как раз Вадик. И он меня спросил:

— Александр Сергеевич, а вы правда вытащили из подземелья под Чертовой башней какой-то ящик?

— Правда!

— И что там внутри?

— Не знаю. Не смотрел еще.

— Вот бы взглянуть…

— А поехали, посмотрим!

— А можно⁈

— А почему — нет? Время еще детское.

— Тогда погнали!

И я повернул к дому. Загонять «Волгу» во двор не стал. Надо будет будущего актера все-таки подбросить домой. Мы поднялись в квартиру. Когда вошли, то услышали на кухне шум льющейся воды. Ну да, Севка-то должен быть дома. Точно! Пацан выглянул из кухни, вытирая полотенцем мокрую тарелку.

— Привет! — сказал он.

Мы с Вадиком тоже с ним поздоровались. Поскидывали куртки и обувку. И я взялся за монтировку, которую сам же и оставил на крышке ящика. Оба пацана стояли рядом и, затаив дыхание, ждали результата. Я поддел доску. Раздался противный скрип ржавых гвоздей, выдираемых из дерева. Еще пару рывков и крышку удалось снять. Под нею оказалась старая промасленная бумага. Отвернув ее, я и мальчишки увидели нечто напоминающее ствол пулемета «Максим». Сбоку лежала круглая коробка, вроде тех, в которых перевозят и хранят шляпы. Кроме нее обнаружилась тренога и битком набитый портфель.

— Гиперболоид инженера Гарина! — восторженно выдохнул Севка.

— Точнее — теплофорный снаряд студента Никитина, — поправил его Красильников.

— Не торопитесь с выводами, друзья! — сказал я, вынимая из ящика портфель. — Это, надо полагать, документация к нему. Пока ее не изучим, ничего трогать не будем.

— А можно я посмотрю эти бумаги? — спросил Вадик.

— Можно! — согласился я. — Ты начал это расследование, тебе и карты… точнее — схемы в руки.

— Спасибо!.. — кивнул будущий актер. — Их хорошо бы еще Марине Павловне показать.

— А вот с этим не торопись… Если эта штука и впрямь аналог гиперболоида, то прежде чем сделать ее существование достоянием общественности, надо крепко подумать.

— Хорошо. Я не буду торопиться.

— Тогда давай я подброшу тебя к дому. Завтра нам всем в школу.

Накинув куртку и зажав драгоценный портфель под мышкой, Красильников вышел на лестничную площадку. Я велел Перфильеву-младшему не дожидаться меня и ложиться спать. Он не возражал. Пока я вез Вадика к дому, парень без умолку говорил о находке. Наверное, ему было обидно, что не он обнаружил этот ящик, хотя если бы не его энтузиазм, никто бы и не узнал о тайне Чертовой башни. Вот пусть теперь разберется с бумагами «Алхимика», за что ему будет честь и хвала.

Я вернулся домой уже около одиннадцати. В большой комнате было темно и тихо. Сверхчеловек спал. Я, прежде чем лечь, попил на кухне чаю. День прошел относительно спокойно, что не могло не радовать. Утром мы с Перфильевым-младшим отправились в школу. Директор, понятно, все еще был в больнице и всем заправляла Царева. Впрочем, она в последнее время стала заметно мягче. Особенно — ко мне. Завуч перед началом занятий провела пятиминутку, на которой рассказала о моем «подвиге».

Коллеги, впрочем, и так были в курсе. Они принялись меня поздравлять, словно, меня уже медалью наградили. Мужики жали руку, а женщины норовили расцеловать. Я не возражал ни против первого, ни тем более — против второго. Потом начались уроки. Погода, которая радовала почти весь апрель, вдруг начала портится. Пришлось ограничить занятия физкультурой спортзалом. В начале мая должна пройти городская спартакиада. Забавно, что инициатива проведения ее исходила когда-то от Лжестропилина, но подхваченная городскими организациями вошла во все планы спортивных мероприятий 1981 года.

Мне было что показать. И мои самбисты и девчушки из секции по каратэ выступят не хуже других. И это не считая легкоатлетов и баскетболистов. Так что двадцать вторая школа не уронит чести советского спорта. День все-таки не обошелся без сюрпризов. В школе объявилась Илга. Я думал, она пришла, чтобы опять тестировать моих пацанов. Хотя они и вне школы где-то тусуются с нею. Оказалось, что я ошибаюсь. Моя бывшая пришла ко мне. После большой перемены у меня в расписании «окно», так что время поговорить с нею нашлось.

— Пойдем ко мне в тренерскую, — сказал я Илге. — Там нам никто не помешает.

— Пойдем! — согласилась она.

В тренерской у меня был беспорядок, но я решил, что гражданка Шульц-Эглите вряд ли будет излишне привередлива. Я оказался прав. Она без смущения опустилась на предложенный ей стул. Сам же я устроился на подоконнике. Илгу я не видел довольно давно. Кажется, еще с того момента, когда мы повздорили на ее новой квартире. Не, потом мы с ней еще общались в школьном буфете, когда была загипнотизирована буфетчица тетя Тома. Моя бывшая с того момента почти не изменилась. Хотя, вроде, немного похудела, но не слишком. Выглядела, как всегда, великолепно, словно в моей конуре, завешенной вымпелами и заставленной кубками, появилась кинозвезда.

— Я пришла, Саша, чтобы поделиться с тобой своими тревогами.

— Слушаю тебя.

— Мне все больше беспокоят мальчики.

— Меня — тоже, но что именно тебя беспокоит?

— Они совершенно утратили интерес к эксперименту.

— Не приходят на твои тесты?

— Приходят. Отвечают на вопросы, играют в игры, но делают это с совершенно безразличным видом, словно проходят обязательную процедуру.

— Подростки вообще переменчивы в своих пристрастиях.

— Да, но перемена настроения и смена интереса не бывает у всех сразу.

— Тебе виднее. Ты же у нас психолог, а не я.

— Я полагала, что как педагог, ты лучше знаешь своих учеников.

— А что ты знаешь о них?

— Разве мы с тобой не говорили об этом?

— Говорили. Мне хочется знать, что ты думаешь не о том, что отличает этих пацанов от других людей, а о том, кем они осознают сами себя?

— Ты хочешь сказать — понимают ли они, что отличаются от других? — уточнила Илга.

— Нет. Я знаю, что — понимают, — сказал я. — Кем они себя считают и как видят свое будущее? Вот в чем вопрос! Получив на него ответ, ты узнаешь — почему твои испытуемые охладели к твоим опытам.

— Ответ мудреца.

— Ну чем богаты…

— Знаешь, у меня такое ощущение, что они к чему-то готовятся…

— К чему?

— Этого я не знаю… Они словно все время на чем-то сосредоточены и потому все остальное им не интересно… Как они ведут себя на уроках, кстати?

— Нормально, — ответил я. — Как обычно…

— Возможно, возможно…

— Тебе что-нибудь известно о восьмом «Г» классе из девятнадцатой школы?

— Ты имеешь в виду, класс из одних девочек, который существовал с семьдесят пятом году?

— Да.

— Это была первая попытка провести эксперимент по управляемому взрослению, который провалился, потому что не была разработана толком теория, да и практические рекомендации — тоже.

— И что с этими девочками случилось дальше?

— Класс расформировали, девочек распределили по другим классам. Сейчас они, наверное, уже в институты поступили, а некоторые — даже замуж вышли…

— Ты это точно знаешь?

— Нет, но ведь логично же…

— А вот сначала узнай поточнее, а потом мы опять поговорим.

— Хорошо, Саша! — она поднялась. — Спасибо, что уделил мне время.

— Пожалуйста! Всегда рад!

Моя бывшая удалилась. И вовремя. Как раз раздался звонок. Журнал я не захватил в учительской и потому решил, что надо отправить дежурного по классу. Какой у меня сейчас класс занимается? Блин! Восьмой «Г»! Я рванул дверь. Вход и выход в тренерской один — через раздевалку. И она была полна пацанами, которые, само собой, видели как от меня выходила их замечательная Илга Артуровна. Хотя почему — выходила. Она все еще здесь, в раздевалке. Торчит столбом среди пацанов, которые уже скинули школьную форму, а треники еще не надели.

Ни гражданка Шульц-Эглите ни пацаны не смутились. Здесь было что-то совсем иное. Она застыла как статуя, а они смотрели на нее словно увидели нечто такое, что заставило их напрячься. Даже мое появление не сразу разрядило обстановку. Меня никто из присутствующих не замечал примерно минуты три. Потом немая сцена завершилась. Илга выскочила из раздевалки, а восьмиклассники зашевелились, продолжив переодевание, будто здесь и не было только что женщины, которой они недавно восхищались.

— Так! — сказал я. — И что это за пантомима?

Пацаны снова замерли и уставились уже на меня.

— Ну, чего молчите? — подбодрил я их.

— Она — чужая! — сказал вдруг Абрикосов.

— В смысле? — удивился я. — Вы же ее обожали!

— Раньше от нее тепло исходило, — ответил Константинов.

— А теперь?

— Холодрыга, — буркнул Зимин.

— И тмищей прет, — добавил Доронин.

— Что еще за тмища такая?

— Темное излучение, — ответил более начитанный, чем «Чапай», Борисов.

— С вами не соскучишься… — пробормотал я. — И что из этого следует?

— Мы с ней больше не будет заниматься, — подытожил Фирсов.

— Ясно! — кивнул я. — А — со мною?

— С вами будем, — ответил Перфильев-младший.

— Тогда марш в спортзал!

И они дружно рванули в спортзал. Построились. Я скомандовал разминку. А у самого из головы не шел только что состоявшийся разговор с пацанами. Вот как их понять? Да ладно — понять… Ведь если они объявят гражданке Шульц-Эглите бойкот в открытую, та настучит начальству и… Хрен знает, какие меры оно примет. Вряд ли станет уговаривать. А любые жесткие меры вызовут у моих подопечных острое желание держаться от этого «старого» мира как можно дальше. Я вспомнил бантики на косичках, которые мне примерещились в подземелье и меня поневоле передернуло.

— Стоп! — сказал я школярам, которые продолжали заниматься разминкой. — Садитесь. Есть разговор.

Восьмиклашки расселись по длинным скамейкам, расставленным вдоль стен, а я, заложив руки за спину, принялся прохаживаться вдоль и поперек, собираясь с мыслями.

— Вы хоть понимаете, что Илга Артуровна занимается с вами не просто так? — спросил я. — Не потому, что ей больше нечем заняться. Она получила соответствующее задание от Академии наук. На работу с вами были выделены государственные средства…

— Александр Сергеевич! — с места выкрикнул Константинов. — Можно мне возразить?..